Решительность

Возвращаешься со школы домой, повыше поднимая воротник длинного платья, что скрывает неровные белые и бледно-розоватые полосы шрамов из прошлого. Тянешь вниз кончик рукава, зажимая его так сильно, чтобы он растянулся и всегда небрежно висел ниже твоих ладоней, которые тоже были испещрены паутинами неисчезающих, но весьма ощутимых сердцем следов - как будто в каждой зажившей ране на самом деле торчал шранпель. Падаешь мёртвым грузом на постель, сминая складки простыни, и бездумно смотришь на потолок, чувствуя, как каждая затянувшаяся рана всё равно горит адским огнём, пульсирует, будто её обливают горячим воском свечи, а затем притупляют болевые ощущения куском льда, водя круговыми движениями по тому, что, к сожалению, никогда не заживёт морально. Ты ненавидишь каждый участок своего тела, которое было изуродовано побоями, и мечтаешь иногда стереть его, залить бензином и сжечь, потому что на обгорелых костях не будет видно этих уродливых шрамов, или содрать поражённый эпидермис и отрастить новую кожу, как ящерица свой хвост. Раньше подобные мысли, имеющий кровожадный оттенок, преследовали тебя каждый день. Так длилось до того времени, пока ты не поселилась в особняке Муками и не встретилась с Азусой. - (Твоё имя)... ты снова... скрываешь свои чудесные шрамы под слоем одежды, - прерывисто начинает вошедший в твои покои вампир, меланхолично растягивая каждое слово и каждый свой тихий шаг, неизбежно надвигаясь к твоей законной обители. Молодой человек медленно опускается на твою кровать, нависая сверху, и занимает сидячее положение на твоих бёдрах. Липкий взгляд пурпурно-розовых глаз скользит по ткани платья, умело проникая под его атласный покров, словно сдёргивая без помощи рук бесполезные тряпки и вонзаясь в оголённую плоть. Тонкие и холодные, словно сотворённые из снега, пальцы Азусы заторможенно расстёгивают верхние пуговицы платья, распахивая его также лениво, обнажив выпуклую грудь и следом плоский живот, на котором было несколько выделяющихся на светлой коже точек, похожих на прозрачную плёнку или змеиную чешуйку. Вампир неповоротливо проводит двумя пальцами вдоль твоей шеи, задевая крохотные, почти незаметные полоски-ленточки от пореза ножа, касается груди, вынуждая тебя чуть прогнуться в спине и задышать значительно чаще, и становится неподвижным, когда указательный и средний останавливаются на животе. Один за другим, он нежно очерчивает шрамы, заставляя показаться на коже мурашки. - Они - часть тебя, - вкрадчиво объясняет парень, ненавидящий, когда ты скрываешь свои достоинства за дурацкой одеждой. - Их я... тоже буду любить. Ты рвано выдыхаешь, когда он опускает своё лицо, щекоча сначала пушистыми ресницами чувствительную кожу, а затем целует шершавыми и сухими губами каждый поблекший, высеченный след. В твоём носу начинает неприятно щипать, а на глаза наворачиваются слёзы - далеко не от печали. Только ему ты позволяешь снять с себя все тряпки, оголяя не только тело, но и терзаемую душу, которую он омывает каждым своим несмелым, но тягучим поцелуем. Опускаешь ладони на его взъерошенные тёмные волосы, отдающие каким-то лаймовым оттенком, и несильно надавливаешь на макушку, позволяя ему более решительнооставлять мокрые дорожки на страшных следах, которые с его любовью кажутся не такими ужасными. Он любовно поглаживает их, приятно трёт каждую впадину, проводит по ней прохладным языком и оставляет своё невидимое клеймо - протяжный поцелуй, от которого хочется стонать и яростно сжимать от нетерпения простыни. - Когда ты говоришь, что они нравятся тебе... они мне тоже начинают нравиться, - шепчешь ты сентиментальную глупость под порывом вдохновения, с упоением вглядываясь в его безмятежные глаза, исследующие с интересом каждый порез. - Как необычно, не правда ли? - Может, люди... зовут это... любовью? - задумчиво протягивает Муками, теряясь в своих ощущениях; он прежде не испытывал к кому-то подобного трепета, поэтому зачастую оставался только в догадках о том, что же его преследует с некоторых пор, как ему впервые попалась жертвенная невеста, которая не боялась его и позволяла ему прикасаться к своим шрамам. - Скорее всего, - поддаваясь странному счастью от нахождения рядом с ним, ты издаёшь почти неслышный смешок, одержимо поглаживая места, где побывали его губы. Чувствовать на коже влагу, которую оставил его рот, было невыносимо восхитительно. - Значит... у нас должны быть особые метки, которые... символизировали бы нашу любовь, - изрёк молодой человек, достав из кармана штанов короткий кухонный нож, похожий на стилет; сталь опасно блестит при свете луны, как глаза ночного хищника, и ты рефлекторно поджимаешь пальцы на руках и ногах. - Знаешь... я всегда мечтал... оставить на тебе шрам... которому бы ты дала имя и который... ты бы смогла полюбить, - на губах Азусы неторопливо, словно действие доставляло муку, вырисовывается мечтательная улыбка, а зрачки недобро загораются маленьким огоньком надежды. - Или тебе... не нравится эта идея? - с видимым расстройством осведомляется вампир, замечая, как ты напряжённо побледнела и остолбенело облизывала пересохшие губы. - Нет... - машинально выдаёшь ему ответ, не особо задумываясь над ним, но точно чувствуя, что не хочешь разочаровывать его. Когда-то ты запретила себе мысль о том, что позволишь ещё раз кому-то причинить тебе боль, но Азуса... Он смотрел на тебя, как побитый щенок, как раненное дитя, которое мечтало после долгих и безуспешных скитаний в поисках редкого единомышленника обрести взаимность в своих взглядах. И если бы с твоих уст последовал отказ, то его маленький мир рухнул бы и посыпался мелкими осколками к его ногам. - Если ты так хочешь... - Тогда... почему ты выглядишь такой грустной? - раздасованно спрашивает он, замечая, как выражение твоего лица потускнело в потаённом страхе и неготовности к будущему. - Тебе так только кажется, - вымученно выдавливаешь, изо всех сил вкладывая в дрожащий голос нотки хлипкой уверенности, и, прикладывая пальцы к уголкам губ, растягиваешь их в фальшиво-спокойной улыбке. Азуса верит каждому твоему слову, потому что ему так хочется. С улыбкой, полной энтузиазма, он сжимает рукоять ножа, как самое ценное сокровище в своей жизни, и чуть отодвигается в сторону, позволяя тебе приподняться. Муками решительно передаёт тебе эстафету. Медлишь с принятием, находясь в состоянии смятения и колебания, но через некоторое время осторожно забираешь с его рук нож, подняв вопросительный взгляд на возлюбленного. - Я хочу... чтобы ты сделала это первая, - вопреки его вечно робкому голосу, в баритоне звенит слабая властность и требовательность, а взгляд холодит черты лица серьёзностью. Твоё тело оказалось в плену временного оцепенения. Азуса выжидающе смотрел на тебя, терпеливо ожидая желанного, и всё тот же самый лихорадочный блеск в его глазах выдавал его дикую жажду ощущить боль именно от тебя. Тебе словно зеркально передалось его растущее возбуждение. Ты отключилась от всего внешнего, решив поддаться незнакомой стороне своего внутреннего Я, воспрянувшей из потаённых недр твоего существа, и окунуться во все тяжкие, давая волю инстинктам. Муками, словно читая твои всё ещё не стихшие импульсы страха, решил помочь тебе; он задрал кофут, накрыл твои ладони своими, которые ты обхватила рукоять, и напрвил кончик ножа себе в грудь. - Сделай это... прямо на моём сердце... чтобы оно всегда билось и чувствало... твою любовь, - сказал он с хмельной улыбкой. Зрачки вампира расширились, как только ему довелось почувствовать уже лёгкую боль от твоего осторожного надавливания, соверженно преобразив его глаза: они стали непозволительно пленительными и обжигающе-страстными. В них появилась искра опасности - что-то губительное, что-то завораживающее, что-то неотвратимое. Упиваясь им, теряясь в нём, как в бездонном омуте, ты утратила способность мыслить и бояться и более уверенно совершила движение в бок, не ослабляя ни на минуту давление острого предмета. Кожа любимого лопалась на твоих глазах и, раскрываясь, окропляла кожу и часть одежды. Азуса благоговейно запрокинул голову и издал гортанный стон, ощущая себя как никогда живым и счастливым. По телу прошлись электрические импульсы, а губы непривычно растянулись в невероятно широкой улыбке, делая его непохожим на себя - он уже больше не виделся тебе тем трусливым и застенчивым на вид вампиром. Тебя посетило удивление и странное желание попробовать с нетерпением то же самое. Он выглядел таким радостным, таким возбуждённым, что тебе невольно передался его настрой, наградив сущность каким-то безумием. - Я всегда мечтал... чтобы ты сделала это, - мягко прошептал Азуса, искренне радуясь твоей храбрости; он прикоснулся к свежей ране и, зачерпнув подушечкой кровь, слизал её языком. - Это прекрасно... Мне поскорее хочется подарить тебе... те же самые ощущения, (Твоё имя)... Темноволосый впервые говорил хоть и с остановками, но достаточно быстро и торопливо, словно у него оставались последние минуты жизни, которые он был обязан потратить на окончание операции. От его слов ты ощутила себя какой-то невесомой, как пушинка, подхваченная благородным ветром, что позволял ей путешествовать по миру и любоваться его красотами. Ты начала стремительно погружаться в плотный, расслабляющий мрак, в котором ты податливо подчинилась чужой воле. Твоя персона покорно сомкнула веки, наконец-то решаясь пойти на серьёзный шаг. Муками одобрительно улыбнулся, преображая свои обычно холодные черты, и с уверенностью нарисовал кровавую линию на твоей груди - на том же месте, где теперь был и его новый шрам. Ты стиснула челюсти со всей силы, чтобы пульсирующая боль, отдающаяся в затылке, перекрыла раздражение в грудной клетке. Стекающие струйки причиняли дискомфорт, но ты не смела дёргаться, пока вампир со всей страстью оставлял свою метку на возлюбленной. Твоя грудь тяжело вздымалась, переживая острые рези, но боль начала постепенно утихать, когда Азуса заботливо приник устами к раненной коже. Создавалось такое впечатление, будто его слюна действительно была исцеляющей, ведь отныне ты чувствовала себя вновь окрылённой, пока он то целовал, то облизывал его. Учащённое дыхание, сопровождающееся теперь тихими полустонами, знаменавало о том, что всё правильно. Что шрамы, которые ты раньше ненавидела до коликов, имеют право украшать твою плоть, радуя глаза любимого. Из пьяно-чарующего забытья тебя вывел поцелуй в губы. Азуса раздвинул твои губы протискивающимся внутрь языком, даря твоим рецепторам привкус собственной крови. "Мы сумасшедшие... Но я не жалею, что решилась закрепить эту мысль в своём сознании", - с ликованием думала ты, увлечённо погружаясь в эту незамысловатую игру, впиваясь пальцами в его волосы. Но Муками прерывает долгожданную ласку, отрываясь от твоих влажных губ, и пристально смотрит прямо тебе в глаза. - Теперь (Твоё имя)... будет любить шрам, подаренный... мной? - с надеждой спрашивает парень, плавно опуская тёплый взгляд на твой новый след, мечтая снова припасть к нему губами, чтобы обвести каждый его контур отпечатками собственных губ. - Кажется, я уже люблю его, - уверенно отвечаешь ты, чувствуя невероятный прилив воодушевления от происходящей идиллии; чудилось, будто тебя окатило водопадом самых радужных спектров эмоций, которые только существовали на этой земле. - Я... безумно рад, - искренне отвечает не менее вдохновлённый Азуса, благодарно даря неторопливо заживающему участку пару лёгких поцелуев, от которых твоё сердце остановилось, пытаясь жадно впитать в себя каждый драгоценный момент. - Ты дашь ему... имя? Поддаваясь эмоциям, кладёшь ладонь на грудь вампира, берёшь его руку в свою, ответно прикладывая к своей. Скрестившееся прикосновение символизировало для тебя своеобразную клятву в ваших вечных чувствах к друг другу, потому что теперь ты не сомневалась в том, что тоже сошла с ума от Муками и что больше не будешь скрывать от него свои шрамы, как и от всего мира - пусть каждый знает, что ты принадлежишь исключительно ему, о чём говорит любимый след, на котором покоится его ладонь, истерзанная жаром. - Азуса, - решительном даёшь имя своей метке, вызывая на лице вампира счастливую ухмылку.