***
— Любимый, я… я хочу жить! — надрывно раздалось рядом, и Финвэ вздрогнул, оборачиваясь. — Намо предложил тебе возродиться? — спросил он у Индис. — Увы, — с грустью ответила ваниэ. — Но я… Мне надоели эти серые унылые стены! Я хочу вновь гулять по улицам Валмара и Тириона! Финвэ вздохнул и покачал головой: — Боюсь, ты не скоро покинешь владения Намо. Но если хочешь, поговори с ним. Я не стану препятствовать твоему возрождению. — Благодарю тебя, муж мой, — фэа эльфийки засверкала, и та радостно упорхнула из покоев Нолдорана. Финвэ же вновь погрузился в раздумья, пытаясь понять, чем помочь среднему сыну. В том, что Фэанаро не ошибся, и на границе мира и изнанки действительно была душа Ноло, король не сомневался. Однако и звать ее опасался, помня про рассуждения старшего о том, что такими действиями лишь окончательно убьет его. Нолдоран настолько погрузился в размышления, что не заметил, как еще одна фэа оказалась рядом с ним. — Я чувствую, о ком ты думаешь, — произнес Макалаурэ. — Мы с отцом были рядом и видели то, что сотворил с ним Моргот. Увы, но нам не помочь Ноло. — Кано, ты помнишь, где это место? — Финвэ дернулся, и по его душе прошла рябь. — Конечно. — Отведи меня к нему! — Ты помнишь, что говорил отец? — строго спросил Канафинвэ. Король кивнул: — Не переживай. Я лишь хочу побыть с ним рядом. Мы вместе, и нам нелегко. А он… Финвэ не договорил то, что было понятно без слов и осанвэ. Макалаурэ кивнул и начал петь, выковывая из златых нитей врата. Две души шагнули в распахнувшиеся створки, и изнанка с готовностью приняла их. — Не удаляйся от меня, — строго произнес Кано и сам удивился своему тону. Финвэ лишь кивнул и продолжил тянуться к сыну. Темнота и пустота была ему ответом. — Он где-то здесь, я точно помню! — воскликнул Макалаурэ и вновь запел. Легкая, едва ощутимая вибрация прошла по ткани мироздания. — Он отвечает! — радостно произнес Финвэ и устремился вперед. Однако фэа Ноло так и не встретилась ему, а вибрация постепенно затихла. Нолдоран вернулся к внуку и вопросительно посмотрел на него. — Ты не сможешь увидеть его душу. Попробуй спеть. Только не зови. На этот раз ответ пришел быстрее. Ткань изнанки бурлила, грозя лопнуть, но все же оставалась целой. — Теперь вместе, — предложил Кано и подхватил мотив, начатый дедом. Две души делились силами, даря свою любовь и заботу озябшей от одиночества фэа Финголфина.***
Сухие травы похрустывали под копытами коней, холодный ветер забирался за воротник и обжигал кожу. — Долго еще нам добираться? — поинтересовалась Риан у ехавшего рядом нолдо. — Полдня пути, — ответил тот. — Благодарю, — аданет кивнула и снова принялась всматриваться в изломанную линию горизонта. Впереди вставали острые пики гор. Анар светил ярко и щедро, словно хотел поддержать упавшую духом женщину. Фэа летела вперед, но мысль о том, что долгожданное свидание будет кратким, а после вновь придется возвращаться назад, к обыденной, повседневной жизни, убивала в сердце Риан малейшие признаки радости. Она то и дело порывалась поторопить коня, однако не решалась обогнать сопровождавших ее нолдор. Стражи чутко оглядывались по сторонам, не теряя бдительности, и просить их прибавить шаг ей казалось опрометчивым. Однако время шло, и горы неумолимо приближались. — Расскажите, пожалуйста, еще раз, как все произошло? — спросила она у одного из воинов. Тот смерил ее пристальным, изучающим взглядом, и брови его сошлись у переносицы, сделав и без того неулыбчивое лицо хмурым. — Вы спрашивали уже трижды, — наконец заговорил он. — Но могу повторить. Я был далеко, однако слышал звуки боя… Картина, наполненная яростью и болью, словно живая, вставала у нее перед глазами. Звон оружия, крики нолдор и атани, вопли ирчей. Балрог, ужасающий демон, воплощение темного огня. — Ваш муж погиб, как герой, — закончил нолдо. — А вот уже и его могила. Ее провожатый жестом указал на поросший травой холм, и Риан пустила коня в галоп. Достигнув цели, остановилась и спрыгнула на землю. — Хуор, — прошептала она и без сил опустилась, словно сломанная кукла. — Хуор… Наконец-то… Зачем ты меня покинул? Из груди ее вырвались рыдания. Она обняла руками могилу мужа и замерла. Сил не хватало даже на то, чтобы дышать. В памяти вставали такие неумолимо краткие счастливые дни. — Туор родился, — прошептала она. — Он сейчас у эльфов. Измученной женщине казалось, что она стоит посреди поросшего вереском, укрытого туманами поля и видит далеко впереди фигуру того, о ком думала все минувшие одинокие месяцы. Он звал ее, вытянув руку вперед, и медленно отступал, пятясь шаг за шагом. «Нет, постой! — хотелось крикнуть Риан. — Не уходи!» Хуор качал головой, и его жена уже твердо знала, что больше никогда не увидит любимого… Если только не решится. И тогда она сделала шаг вперед. Ноги словно ступали по облакам. «Скорей же, — услышала она зов супруга. — Смелее!» И тогда Риан побежала. Она торопилась, спотыкаясь о подол длинного платья, о кочки, путалась в травах. Хуор все удалялся, но все же она догнала его, и руки их соприкоснулись. Аданет вскрикнула, словно дотронулась до обжигающе холодного льда, и муж с улыбкой сжал ее пальцы. — Слушай, не нравится мне все это, — чуть слышно проговорил один из нолдор своему товарищу. — Давай поглядим, как она. Риан лежала неподвижно на холме, раскинув руки, и уже долгое время не шевелилась. Анар плыл по небу, и лучи его из жизнеутверждающе золотых сделались тусклыми. Воины подъехали ближе к могиле адана и, спешившись, склонились над его женой. — Она метрва! — вдруг потрясенно воскликнул старший. Он рывком перевернул тело женщины, и тогда все увидели ее безжизненно закрытые глаза. Риан не дышала. — Ее фэа уже далеко, — промолвил второй и с печалью покачал головой. Прощальная песнь, наполненная грустью и болью, сама собой сорвалась с его уст и полетела к небесам белокрылой птицей. — Нужно похоронить ее, — добавил тихо третий. — Тут, рядом с мужем. В одной могиле. Командир отряда кивнул, и эльфы, выполнив последний печальный долг, повернули коней в обратный путь. Теперь им предстояло вернуться к арану и рассказать все то, чему они невольно стали свидетелями.***
— Вот помог так помог, — тихо произнес Эол, наклоняясь к мечам. Те лежали вперемешку — новые, починенные и только принесенные вернувшимися из похода нолдор. Многие из последних требовали если не перековки, то основательного ремонта. — И зачем я только согласился?! — сокрушался синда. — Теперь придется выполнять двойную, если не тройную работу. Да и неизвестно, кому этот недотепа отдал не те клинки. Эол достаточно быстро отобрал изготовленные им мечи и принялся сортировать оставшиеся. Процесс затянулся, так как мастер внимательно осматривал каждый, не желая пропустить ни одну недоделку. Уставший и рассерженный, синда управился с работой лишь к вечеру. Он собирался покинуть кузницу и провести несколько часов в обществе прекрасной дочери Ородрета. Работой Эол планировал заняться завтра, только найдет с утра этого помощника Гвиндора и выскажет ему все, что думает. Однако ждать встречи с ним долго не пришлось. Лорд в сопровождении этого недотепы вошел в мастерскую, оба хмурые и мрачные. — Эол, покажи мне мечи, что ты отковал в этих стенах! — приказал Ородрет. Синда удивился тону, но приказ исполнил. Арафинвион внимательно осмотрел клинки и кивнул. — А эти? — лорд указал на сложенное для починки оружие нолдор. — Ими я займусь завтра. К сожалению, благодаря помощи вашего спутника, я не мог приступить к ремонту этих клинков сегодня. — Не уверен, что понял тебя. Расскажи подробнее, — распорядился Ородрет, краем глаза уловив, как Гвиндор делает шаг к двери. Рассказ мастера был коротким, но емким. — Так что мне еще придется обойти дома многих нолдор, которым он вернул не то оружие, — закончил он рассказ. — Как же так вышло, что мои воины не проверили свои мечи сразу? — удивился Артаресто. — Это вы у него спросите, — Эол кивнул на Гвиндора. Суровый взгляд лорда заставил эльда поежиться, но не отступить: — Я отнес лишь то, что мне отдали, лорд — завернутые в тряпицу клинки. Многие ваши верные отсутствовали, и я оставлял оружие у их дверей. Лишь позже, по возвращении домой, они обнаружили, что работа выполнена… некачественно. — Что?! — изумился Эол. — Ты сам вызвался помочь, сказал, что знаешь, кому какие мечи отнести и… Он лжет, лорд Ородрет! — Зачем ему это нужно? — спросил Артаресто Эола, впрочем, догадываясь о причине их конфликта. — Я не знаю, лорд. Однако вы видели мою работу и слышали мой рассказ, — ответил синда. — Как и его, — произнес Ородрет и кивнул на Гвиндора. Мысли Арафинвиона неслись быстрее ветра. Ситуация требовала немедленного решения. «Даже если Эол невиновен, Гвиндор не успокоится, пока не избавится от конкурента. И если же он продолжит в том же духе, то скоро ждать беды. Выслать придется обоих. И немедленно. Только как сказать об этом Финдуилас? Впрочем, найдется еще достойный эльда. И любовь придет. К нам же с Глоссерин пришла. Решено!» — Ородрет поднял взгляд на Эола и заговорил. — Твое слово — против его слова. Для меня вы равно виноваты, — Артаресто развернулся к Гвиндору. — Но… — начал было тот, однако замолчал, перехватив взгляд лорда. — Эол, ты покинешь крепость. Время, чтобы собрать вещи, у тебя будет. Провизию и все необходимое мы тебе дадим. Гвиндор, ты завтра на рассвете отправляешься в южный гарнизон. Там как раз строится небольшой форт. Сможешь проявить свой талант, коего здесь ты не показал. — Мне ничего не надо, лорд Ородрет. И я покину крепость еще до рассвета. Арафинвион кивнул и направился к двери, от которой быстро метнулась за угол тень. Финдуилас, не дождавшись любимого, направилась в мастерскую, на пороге которой и услышала приговор отца. Не желая быть замеченной, она быстро, но тайно направилась в свои покои — времени собраться у нее было крайне мало.***
— Границы наконец усилены, государь, — советник Голлорион чуть заметно наклонил голову, приветствуя вошедшего Трандуила, и протянул ему письмо от Маблунга, прибывшее утром с гонцом. — Число воинов на заставах удалось увеличить почти втрое. — Благодарю, — Ороферион взял послание и широко улыбнулся. — Отличные вести. Развернув свиток, он торопливо пробежал глазами по строчкам. — Что ж, — прокомментировал он вслух, — нам пока везет — ирчи не заходят. Значит, Враг в бою и впрямь понес большие потери. Но, Голлорион, сделано пока очень мало. — Что вы имеете в виду, владыка? — поинтересовался тот. Трандуил пояснил: — Теперь, когда магия Мелиан пала, надеяться нам больше не на кого. Границы Дориата открыты для любого: друга и врага, а последний когда-нибудь точно захочет заглянуть к нам на огонек. Я знаю, что воины не дремлют, однако их сил может не хватить. — Понимаю, о чем вы, — кивнул советник. — В прежние времена у нас не было необходимости содержать большую армию. — Именно так. И теперь, пока дороги из-за непогоды сделались временно непроходимыми, самое время заняться формированием и подготовкой отрядов. Да и новые заставы необходимо заложить. — Согласен с вами, — откликнулся Голлорион. — Я сегодня же передам ваше распоряжение Маблунгу с Белегом и мастерам Дориата. — Благодарю. Чуть позже я сам заеду к ним и посмотрю, не нужно ли чем-то помочь. Пока же меня ждут иные дела. — Если что-то понадобится, где вас искать? — уточнил советник. — В лесу. Трандуил попрощался и торопливо вышел. Величественный, пышный Менегрот, оставленный прежними хозяевами, напоминал ему одинокий дом, с недоумением глядящий в мир распахнутыми глазницами-окнами, присматривающийся к новым хозяевам и ожидающий решения своей судьбы. И хотя они с Ороферионом были давно знакомы, обоим требовалось время, которого пока, увы, не было — слишком много накопилось хлопот. «Но ничего, — эльф подошел к резному каменно столбу, изображавшему вяз, и провел рукой по гладкой поверхности камня, отозвавшейся ласковым теплом. — Мы обязательно подружимся, только немного позже. Ты отдохни пока, и ничего не бойся — Тьма больше не побеспокоит тебя». Транудил качнул головой и ему показалось, что в ответ по руке пробежала волна доверчивой нежности, словно маленький котенок ластился к ноге эрухино. Синда еще раз бережно и осторожно погладил камень и уверенно направился к выходу из дворца. «Слишком много тьмы, — подумал он, выходя под низкое серое небо, тяжелой шапкой укрывшее кроны облетевших деревьев. — Как быстро наступила зима». Он сделал шаг вперед, за ним другой, и ступил под знакомые с детства пышные кроны. Подобно Менегроту, они казались потерянными и словно уснувшими. Тьма еще не до конца покинула Дориат. Она впиталась в стволы и корни растений, повисла на ветвях склизкой серой мутью. И этого врага еще только предстояло изгнать из владений. «И кто еще это должен сделать, если не король?» — подумал Трандуил. Остановившись у высокого векового дуба, он дотронулся пальцами до шершавой коры и ощутил мертвенный холод. Однако дерево было пока еще живо. Оно словно отчаялось, забыло, каким бывает свет, и уснуло. «Нужно его разбудить», — подумал эльф и прислушался к собственной фэа. Та отозвалась теплом и надеждой. Молодой король закрыл глаза и мысленно потянулся к тому, что составляло душу растения, его сердце и саму жизнь. Нащупав тонкую ниточку, едва пульсирующую, он распахнул пошире собственное сердце и постарался напомнить, как выглядит свет и радость. Дерево отозвалось, потянувшись навстречу, и тогда Трандуил запел. Это не была магия, к какой они все привыкли за годы правления Мелиан, нет, а живое воплощение света, рассказ о мире и радости. Король шел по спящему, окутанному ошметками тьмы лесу, и тот словно оживал под его рукой, тянулся навстречу и, воспрянув, пытался сбросить тяготившие лес оковы. Он раз, другой пропел песню и, переведя дух, повторил ее вновь. Трандуил чувствовал, как соки жизни все быстрее и быстрее бегут по древесным жилам, как отзываются уснувшие на зиму травы. Надежда, что с приходом весны его лес расцветет в полную силу и будет, как прежде, славить жизнь, вселяла в сердце Орофериона радость. Он подобрал несколько лежавших на земле надломленных веточек и наскоро сплел из них подобие венца. Те бережно обняли чело молодого короля и, налившись силой, из сухих и безжизненных стали зелеными и едва заметно цветущими. Трандуил улыбнулся широко, от всей души, и огляделся по сторонам. Ближайшие пару квадратных лиг леса очистились, позабыв о тьме, но это было только начало. «Велик Дориат, — подумал король, — и сколько трудов еще предстоит, прежде чем он действительно вернется к жизни!»***
«Опять он с этой песней все сидит! Нет бы делом занялся уже!» — Куруфин отбросил инструмент, не желая более работать в кузнице. «Сколь ж можно заниматься ерундой?!» — ярость вскипала в крови, побуждая нолдо ворваться к сыну и изорвать в клочья никчемные бумажки. Однако фэа сопротивлялась, не позволяя ему сделать непоправимое. Сорвавшись на случайно встреченных верных, Искусник резко остановился и замер. «Да что такое происходит сегодня со мной?» — удивился он. «Сегодня ли?» — отозвалась его фэа. «Сын занят важной работой, а я…» «А ты вернись в кузницу, взгляни на свое дело и подумай», — настойчиво советовала душа. Решив, что в мастерской он и впрямь сможет успокоиться, полностью отдавшись любимому делу, Куруфин поспешил к недавно погашенному горну и недокованному мечу. Искусник разжег огонь, подготовил инструменты и потянулся за клинком, который предстояло доработать. Какого же было его изумление, когда на наковальню перед ним лег почти готовый орочий ятаган. Куруфин отпрянул, не желая видеть то, что в гневе создали его руки. «Не бывать этому! Слышишь, Моргот! Я не буду твоим слугой!» — почти что прокричал он, отправляя клинок на переплавку. Долго Искусник не покидал стен кузницы, не откликался он ни на зов жены, ни сына, сплетая стальные прутья, скручивая их, закаляя, придавая им форму совсем другого клинка, вплетая в металл слова, что должны нести смерть. Врагу и слугам его. Темному пламени и волкам севера. Тварям чешуйчатым и… держащему меч сей! Куруфин устало смахнул со лба пот и взглянул на абсолютно черный клинок, что лежал перед ним. «Что ж, если я прав, то именно он лишит Моргота фаны», — подумал он. «И того, кто нанесет удар», — отозвалась его же фэа. «Согласен. Пусть будет так! А пока… пока что меч будет ждать своего часа». Искусник взял в руку клинок и сделал несколько взмахов. Казалось, оружие стало частью и его тела, и души. «Теперь можно вернуться к семье», — с теплотой подумал Куруфин, подавляя протест опять начавшего зарождаться в крови гнева.