Ни раздумья, ни молитвы

      Помню, как однажды часть нашего братства решила вписаться в какие-то мутные контры между отбитыми на голову придурками и ещё невкурившими всю суть района объебанами, которые умудрились перейти им дорогу. Вы сейчас конечно скажете, что это всё банальная гопнинская хуетень. Может, так оно и есть, но в заварухе вдруг нарисовался недавно вышедший из малолетки отморозок Джек по кличке Рыжий. Пацан невысокий, довольно худощавый, не имеющий прям какой-то феноменальной силы, но, несмотря на его физические недостатки, всё равно крайне опасный для общества.       Вероятно, у вас возникнет вопрос: «Почему?» В такой ситуации будет вполне разумно провести для наглядности некую параллель между Данте и Джеком, так как оба имеют схожую проблему: приступы неконтролируемых наплывов эмоций. И, знаете, я абсолютно уверен, что Ганс выйдет из этой битвы победителем. Объясню почему. Никто не станет отрицать, что Гастман псих, но, на удивление, он гораздо чаще думает башкой, анализируя свои последующие шаги, нежели чем Джек, совсем непредсказуемый адреналиновый наркоман, постоянно воротящий дела лишь под влиянием эмоциональных колебаний ситуации. Наверно, много кому доводилось встречать подобных персонажей и даже наблюдать, насколько сильно они любят играть в напыщенных гангстеров, чьё кокаиновое высокомерие хлещет буквально фонтаном из всевозможных щелей.       Ещё одно полюбасное «очко» в пользу Данте — это его возраст. На тот момент ему было почти двадцать, а Рыжему где-то около восемнадцати. И как уж тут не старайся отрицать, но чисто на физиологическом и психологическом уровнях организма их состояния так или иначе имели порой существенные отличия. Например, Джек, в силу нездорового максимализма и некоего протеста, который, как оказалось, только ещё больше усугубился после его пребывания в заключении, был уж слишком распетушившимся утырком, не перестающим ежесекундно выёбываться истинным мужиком перед своей стаей, сколоченной вообще из хуй пойми кого. А вот Ганс наоборот. Ему это вовсе и не нужно было. Он не выкобенивался перед другими, чтобы получить желаемое, ведь для этого Данте совершенно спокойно пользовался одним лишь мастерски подточенным пиздабольством. К тому же, Гастман был намного хитрее, а следовательно — умнее. Он, в отличии от Джека, достаточно хорошо чувствовал тот момент, когда надо бы насторожиться и любыми путями спасти свою жалкую задницу. Ну, а у Рыжего, видимо, инстинкт самосохранения был сильно притуплён манией собственного превосходства и мочой с примесью палёной водки, что постоянно ударяла в его безумную голову.       Однажды этот молокосос вдруг почувствовал ложную власть над улицей, и его охуевание начало переходить все дозволенные границы. Джек в содружестве со своими выродками практически каждый вечер выползал отрабатывать шальные удары на бедных алканáх, не успевших вовремя доползти до дома. И в один прекрасный момент Рыжий так заигрался, что додумался борзо рыпнуться на давно соскочившего героинщика, который, в свою очередь, имел достаточно хорошие знакомства как в тюрьме, так и на районе, а самого Джека вообще знал с самых соплей. Вот и получается, что отбитый дикарь дерзко начистил своему же ебало. Однако, как многим, думаю, известно: стукачить легавым в таких кругах не принято. Наверно, поэтому Рыжий гадёныш так наивно думал, что не получит абсолютно никакого пропиздона за свой крысиный поступок.       Но я-то помню, как он потом бежал из старого гаража с покрасневшим лицом, путаясь в своих трясущихся от страха ногах. Безусловно, прожжённые по многим темам чуваки сделали ему лишь простое предупреждение, от которого, правда, Джек рыдал, словно пущенная по кругу девственница. Хочу вас сразу заверить, что на тот момент им не было абсолютно никакого смысла марать свои руки об полного ссыкуна, который только и делал, что ебашил слабых, а у тех, кто в состоянии нагнуть пиздёныша раком, с радостью был готов вылизывать задницу до ослепительного блеска сутки напролёт. Но вместе с тем не забывайте, что это «пока» в любую минуту могло перерасти для Рыжего в настоящую проблему. Это не какие-то бандитские тёрки или драмы. Совсем нет. Но, согласитесь, будь мы хоть триста раз всратые святоши, всё равно когда-нибудь прихлопнем надоедливую муху, неустанно ебущую нам мозг. Тут, в принципе, та же ситуация.       Ну, а я возвращаюсь к тому, с чего начинал свой рассказ. Если честно, мне лично было совершенно плевать на эти разборки. Тогда какого хуя я там делал? Знаете, всё очень предсказуемо. Мы закорефанились с этими придурками лишь по одной веской причине: хотели под шумок обчистить хату, содержание которой подавало достаточно неплохие надежды. И Рыжий, кстати, сам предложил нам эту сделку. Блять, якобы он что-то мог решать… В общем, пошёл он на это только потому, что многих из его шайки недавно повязали за какие-то махинации с тачками. Точно не скажу, может, угоняли или ещё чего барагозили, но тема, видимо, была реально серьёзной: меньше трёх никому не дали.       Наше же дело начиналось на полнейшем релаксе: шакалята Джека были уже под мухой, однако почти все вели себя вполне адекватно, даже Рыжий особо не прыгал, хотя желание померяться хуями всё-таки порой проскальзывало в его действиях. К тому же участники сформировавшегося сборища на полном серьёзе решили распихать по своим грязным сракам прошлые недопонимания и дружно словить положительную волну. Поэтому никто, блять, совершенно никто особо не задумывался, что Рыжий после отсидки решится устроить какое-либо грандиозное шоу.       Темнело. В засранных дворах безлюдно — многие разбежались по своим тесным, удушающим квартиркам задолго до того, как на улице наступило время драйвовой, коварно сжигающей свободы, заставляющей сердце биться буквально на износ. Вероятно, их подгонял такой знакомый страх, от которого тело скручивалось в болезненном спазме, а пальцы нервно сжимали до побеления острые ключи в кармане. Сделать всё, чтобы выжить… чтобы спастись… спастись от скрипящих деревьев, шуршащих теней, которые, кажется, прятались за обоссанными углами, заблёванными поворотами. И всё потому, что под покровом ночи каждый предмет вокруг уж слишком пристально следил за каждым твоим неуверенным шагом…       Ну, а мы тем временем, находясь в пиздец каком приподнятом настроении, подошли к нужному дому. В подъезде конечно грязища, что, впрочем, нихуя не удивительно: стены сплошь покрыты отпечатками грязных рук, едко впитавшимися провокационными надписями и рвотой. Невыносимо воняло бичарской сакой, пропитанной дешёвым спиртом, гнилью разрушающейся печени и несколькими пшиками отравы для тараканов. Остатки ядрёного говна уже просто-напросто настолько въелись в каменный пол, что хуй их теперь кто отдерёт. На подоконнике зачем-то стояли ещё не высохшие цветы в горшках, которые на деле служили лишь красивыми пепельницами, а не экологически полезными элементами декора. Зато благоприятная среда для пауков, которые уже успели нафигачить свои прочные сети везде, где это только представлялось возможным. Молодцы ребята. Да и живности им тут предостаточно: всякая интересная диковинка может выползти из грязных портков бездомных.       Кстати, дверь искомой квартиры выглядела довольно приличной, даже новенький звонок имелся. Рыжего да и впрочем всех остальных сразу окатил прилив адреналина, первый удар которого всегда приходится в область сердца. Этот болезненный по своей резкости, но вместе с тем по-мазохистки приятный спазм, словно выстрел, оповещающий начало гонки, включил в организме режим «бодрячка». Все воодушевлённо принялись поправлять затёртые шкетки, переступая с ноги на ногу. Красноватые руки сами потянулись к бритой голове, а губы растянулись в самодовольной ухмылке. Слушайте, прям дрессированные шавки какие-то.       Когда чувак наконец открыл противно скрипящую дверь, то на лице его какого-то хрена сияла широченная лыба, буквально трещащая по швам. Блеск ужаленных глаз моментально возвратил в спёртый воздух хиппозную атмосферу, хотя мы вроде как на разборки пришли. Пацан по имени Сэм мирно пригласил нас войти, а мы, как, бля, интеллигентные лохи, стояли в оцеплении, не решаясь завалиться в хату, где заседали ещё пара-тройка парней, чьи лица мне показались смутно знакомыми.       Но не беспокойтесь, желание пожрать на халяву, к тому же в новенькой, чистой квартирке оказалось сильнее, чем бессмысленная спешность справедливого возмездия. Как говорят не гордые и не распидарасенные людишки: «Пользуйся, пока дают». Поэтому вскоре все уже сидели вокруг небольшого стола, спешно разливая бухло по кружкам под песню Red Hot Chili Peppers «Right on Time». Всё, конечно, было заебенно и без вопросов, особенно музыка, однако, знаете, меня сразу насторожила серая обыденность этой квартиры-призрака, где глазу вообще было не за что зацепиться… мёртвое пространство, которое совершенно не обжито или, лучше сказать, не пропитано духом хозяина. Нет истории, нет лица. Обычно, в подобной обстановке живут люди-невидимки: ничем не приметный народец, чью суть мышления уловить весьма трудно. Этакие тёмные лошадки, которые в равной степени могут как кинуть тебя, так и спасти. Ребята, поверьте мне, не стоит их недооценивать, они только этого и ждут. Думаю, даже безумец менее страшен, чем кадры, играющие роль серых мышей. Сэму же явно было уготовано иное будущее. Не здесь. Не с нами. Не в этом районе. Он чем-то похож на меня: также пытался всеми силами слепо вырваться из полнейшего контроля. Почему слепо? Да потому что с наивностью вливался в те места и сферы, о которых не имел ни малейшего представления. Многие забывают, что даже у отщепенцев существует своя иерархия, свои правила и законы. Анархии, именно в том представлении, в котором многие её видят, не существует… к сожалению или же к счастью.       Когда я скучающе успел стянуть небольшую кучку валявшегося на тумбочке нала и в сложившейся ситуации заняться мне теперь было особо нечем, к моей невъебенной радости, Сэм щедро решил угостить всех желающих марками. И я, поудобнее устроившись в мягком кресле, конечно же, только в рамках этикета и приличия согласился благосклонно принять их. Сначала всё шло по классике жанра: музыка резко смешалась с хрипящими голосами моих друзей, породив тем самым единое божественно красивое нечто. Громкие гитарные соло из магнитофона вдруг обрели невероятную силу, способную до основания разрушить хлипкий дом… хлипкое время, ставшее лишь неисчислимой субстанцией, в которой так легко и гипнотизирующе мог плавать блантовый дым. Я, как заворожённый, беспрестанно пытался поймать парящие без какого-либо напряга, словно маленькие блестящие рыбки в аквариуме, сгустки холодного и густого марева, чутко наблюдая при этом, как руки, будто навсегда, исчезали в нём. Мой мозг в тот момент был недостаточно совершенен, чтобы суметь угнаться за спешными ударами обезумевшего сердца… за участившимся дыханием, а самое главное — за мыслительным процессом, который ежесекундно рождался из того прекрасного оттяга плавучих красок и форм, что окружали меня, отражаясь на чувствительной сетчатке. Я буквально на вкус ощущал мелодичность урчания мягкой и очень тёплой кошки Сэма. Вибрации её тела равномерно расходились по всему расслабленному животу, пока она искренне ласкалась хрупкой мордочкой о мои едва подвижные пальцы и ладони, огрубевшие от холода. Её невероятно умные глазища светились, словно ёбаные фонари в тумане, вызывающие одновременно забирающую силы радость и детский, остекленяющий глаза страх. Чем дольше я смотрел на неё, тем больше был уверен: стоит ещё чуть-чуть подождать, и она, раскрепостившись, наконец заговорит со мной… — Бен, с тобой всё нормально? — рука Ганса нависла надо мной, прям как чёрная рука над Ди Джеем, и размашисто коснулась лба, покрытого потом. Мурашки его изогнутых пальцев, кажется, с радостью переселились на моё побледневшее лицо. Мне определённо понравилось это приятное покалывание и то, как свисали его ломкие длинные волосы, местами собравшиеся в небольшие комочки. — Твои… твои вонючие патлы спутались, — тупорыло заскалился и несильно дёрнул на себя скользящие мёртвые пряди. — Пошёл ты, — Данте неуклюже опустился на пол, с легкостью расцепляя мою хватку. От него вразнос несло Lion Red, а мутные глаза под действием всяческого дерьма, которого Ганс вдоволь успел нахвататься за день, бесконтрольно начали закрываться. — Уже успел отхватить себе солевую киску, извращенец? — его стремительно убывающий смех надрывно скрёб барабанные перепонки. Он уже несколько раз пытался погладить постоянно расплывающееся в нетрезвом фокусе животное. — Что ты… что ты, блять, мелешь. Посмотри на свою голову… там, мать его, кладбище. Кладбище, Ганс… чёртово кладбище. Даже она не сможет помочь, — наклонился вперёд и, встревоженно хмурясь, с небывалым уважением взял кошку на руки, словно она венец всего мироздания или же представитель высшей расы. — Я боюсь за тебя, Ганс… однажды твои волосы останутся на подушке, — испуганно прижал к груди живое тельце, заканчивая свой бредовый поток уже на едва различимом шёпоте.       Данте пристально смотрел на меня какие-то смутные минуты, щурясь либо часто моргая. На лице кое-как выбилась кривая улыбка, он даже хотел что-то сказать, оперевшись о мою угловатую коленку, но всё нутро момента разорвал острый по своему грохоту звук падающих табуреток, бутылок и почти пустых кружек. Мы оба вздрогнули так, словно на нас вылили сотню вёдер холоднющей воды. Звуки бьющегося стекла, ядовитых матов и боль царапин, оставшихся после ошалевшей от неожиданности кошки, как пощёчина для потерявшегося торчка, эффективно высосали моё размытое сознание из-под психоделических подкорок мозга обратно, в грязную реальность, где Рыжий, будто голодный ротвейлер на собачьих боях, остервенело накинулся на Сэма, чьё лицо уже успело превратиться в распухший ужас, брызжущий на светлые стены и чистый пол флуоресцентной кровью. Действие оставшегося в организме ЛСД пошло совсем в негативную сторону: бум расщепляющейся кислоты приставил к моему пульсирующему виску леденящий кожу револьвер, барабан которого под завязку заполнен пулями, вылитыми из кристаллической паники. Каждый новый удар Джека — это меткий выстрел в голову, благодаря которому страх моментально овладел мной, и я уже не мог встать, не мог помочь бедолаге. Непослушные руки лишь безумно продолжали стучать по грудине, дабы сердце не вздумало остановиться от стремительного приступа испуга. Ганс что-то закричал остальным, пытаясь подняться, а мне велел оставаться здесь и не вмешиваться. Я промямлил в ответ нечто совсем неразборчивое, продолжая неотрывно наблюдать, как Сэм захлёбывался в собственных стонах боли, а красный густой сироп, текущий непонятно откуда, забивался в полосы между его ровными зубами, покрывая их, будто глазурь. Знаете, ведь всё, наверно, так и должно было закончиться: сначала у тебя есть место, деньги и незапятнанная репутация, потом появляются так называемые приятели, которые, на деле, словно приходящие девочки, что сосут барыгам за дозу, используют тебя, а в любой прекрасный момент возьмут и начнут ебашить наотмашь, не разбирая направления, за любое неправильно сказанное слово или не так понятый жест.       Я всё также не чувствовал своё тело, только холод… парализующий холод, заставляющий сильнее вжиматься вглубь кресла, плотно притянув онемевшие ноги к животу. Меня тошнило, потому что мерзкие насекомые вдруг повылезали из своих потайных норок и направились ко мне. Они, чёрт возьми, росли и множились, как кролики… их уже целая куча. Капли настолько яркой крови, что даже глаза щипало, падали с руки Рыжего прямо на них, прожигая твёрдую хитиновую оболочку разъедающей кислотой. Пальцы Джека всё больше врастали и врастали в толстый осколок разбившейся тарелки, кромсающий до уязвимости воспалённую нервами кожу. Воздух наполнился противными запахами железа и терпкой напряжённости тех, кто уже успел выйти из оцепенения и осознать, что ситуация обосраться как стремительно вышла из-под контроля, давая полную волю моменту, когда грань между жизнью и смертью сконцентрировалась лишь в одном… сука… всего лишь в одном ударе набухавшегося идиота. — Джек, твою мать! — наконец более-менее очухавшись, устало окликнул психа еле стоящий на ногах Ганс, частично перекладывая судьбу Сэма и всех остальных зассавших в свои руки. — Джек… успокойся, — повторил уже спокойнее и выдохнул, дабы угомонить сбившуюся от стресса дыхалку. В глазах Рыжего сидели бешенство и осуждение. Вы бы видели его неимоверно покрасневшее от гнева лицо в сочетании с рыжими лохмами… ну вылитая обиженная сучка. — С Сэма и так достаточно, успокойся, оставь парня в покое, слышишь? — Завали ебало, Ганс, и вали нахуй, трусливая шмара! — Рыжий истерично швырнул осколок в невинного Гастмана, попытавшегося дать сигнал остальным, чтобы те оттащили подальше бедного Сэма, с лица которого всё так же продолжала литься кровь, и хоть как-то помогли ему придти в себя. Осколок, кстати, пролетел мимо, от чего плакса только сильнее разозлился на Данте, по его мнению, специально пытающегося разрулить ситуацию в свою пользу, якобы опуская Джека перед братвой в роли подчиняющегося терпилы. Но давайте будем честны и скажем, кто в действительности выставил себя полным объебосом. — Блять, ты хочешь обратно в тюрьму? Ты уже отхуячил его по полной. Успокойся. Он заплатил за свой косяк.       Рыжий, на удивление, сдался, но с явным видом неоспоримого победителя. Он знал, что в данный момент стопудово сможет наебашить Ганса, однако, точно так же понимал, что тот прав. Поэтому, пнув Сэма ещё парочку раз, пошёл на попятную. Ну, а я вообще поставил некую эффектную точку в этом дерьме, когда не выдержал и достаточно так заблевал пол… Но если серьёзно, то вскоре Джек получил своё, когда в очередном пьяном махаче порезал шею какому-то чуваку и вновь попал в тюрьму, где его в конце концов по-собачьи вздёрнули сокамерники за нефильтрованный и до жути гнилой базар.