Dum spiro, spero (Пока дышу, надеюсь)

      Дворец Правосудия был охвачен привычной суетой. Судьи, секретари, протоколисты и прочие сновали, раскланиваясь, по бесконечным коридорам. С утра беднягу Шармолю едва не довели до белого каления делом какого-то колдуна. Теперь обед, и это впервые за долгое время не радовало господина прокурора: после него состоится суд над какой-то колдуньей, от которой то ли осталась коза, то ли она сама превратилась в козу…       Необъяснимое чувство подсказывало ему, что они провозятся с этой чертовщиной до самого позднего вечера. Колдунья, надо понимать, очень сильная. Если коза — всего лишь её спутница, значит, сама она… испарилась? Улетела в окно?       Мессир Жак откинулся на спинку кресла, промокнул лоб платком и вернулся к бумагам. Показания свидетелей, опись улик… Он вытащил незамеченный до этого документ и пробежал по нему глазами. Новолуние! Значит, это какой-то ритуал! И как он сразу не догадался! Ведь всё указывает именно на него. Воистину, когда речь заходит о столь сильном колдовстве, превращённая в сухой лист монетка — меньшая из проблем.       Часы отбили полдень. Осталось каких-то два часа. Господь помоги!       Шум и крики заглушали собственные мысли. По крайней мере, так казалось Шармолю. Он нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться. Предстояло непростое дело, ведь ведьма скрылась. И скрылась так хорошо, что никто не смог её найти. Не помогло даже объявление о награде в десять лиардов. Тем не менее, осталась коза. Если в этом животном сидит демон, дело совершенно ясное. Впрочем, это ещё предстояло выяснить. Проклятая гласность обязывала, чёрт бы её побрал!       Шармолю поправил хвост шаперона и уселся в кресло. Почти все судьи уже сидели на местах, переговаривались друг с другом. Спустя какое-то время, наконец, началось слушание. Пока секретарь зачитывал дело, прокурор скользил глазами по читаным сотню раз листам. Потом вызвали главную свидетельницу — Фалурдель. Всё, что она говорила, он знал и до этого, но всё же вонючей старухе удалось привлечь к себе внимание королевского прокурора:       — Что ты сказала? Повтори!       Та захлопала глазами:       — Я нешто не то сказала, государь мой? Я женщина честная, вы не думайте! Я всё вовремя плачу, всё до последнего денье!..       — Повтори, что сказала! Ну!       — Так я что? Я правду говорю, государь мой! Дом-то у меня одной стороной к реке выходит, вот значит… Выглядываю в окошко — а там эта девчонка лежит. Всё лицо вздулося, позеленело, сама вся разбухшая — страх, одним словом!       — И как же ты её узнала, старая? Раз она вздулась и посинела. Врёшь суду?       — Государь мой! Вот те крест! — старая сводня перекрестилась. — Правду я говорю! А девчонку я по волосам да по одежде узнала! Другие так чудно́ не одеваются. Юбчонка-то короткая, стыдоба! Одно слово — язычница.       Шармолю вздохнул и откинулся на спинку кресла.       — Мессир Лелье, — обратился он к чрезвычайному королевскому прокурору, — где сейчас тело колдуньи?       — Его выловили и отнесли в подвал. Но определить, что это именно та колдунья, которую мы подозреваем, сложно. Мы вынуждены полагаться только на слова этой женщины. Она последней видела подозреваемую в тот вечер.       — Простите, но как же капитан? Кажется, он последним… виделся с подозреваемой.       — Кроме записанного в протоколе его допроса, он не сказал ни слова. Из тех, что относятся к делу, — скривился Филипп Лелье.       — Вызовите его в суд. Как знать, быть может, он что-то ещё вспомнил...       — Увы, это невозможно, мессир Шармолю. Капитан де Шатопер отбыл в свой полк в прошлый четверг.       — Скверно...       — Однако у нас появился ещё один свидетель, — мессир Лелье махнул рукой: — Введите второго свидетеля!       Фалурдель проследовала на скамейку, а в зал вошёл, озираясь по сторонам, Квазимодо. Горожане взволновались, запричитали, поднялась сумятица, которую, впрочем, тут же усмирили стражники. Судьи — кроме одного — удивлённо переглядывались, а Шармолю, едва взглянув на горбуна, повернулся к чрезвычайному королевскому прокурору:       — Вы, должно быть, издеваетесь? Это ваш свидетель?       — Нисколько, мессир. Несколько месяцев назад его судили как раз из-за попытки похищения колдуньи, — ровным голосом ответил мессир Лелье и, ядовито улыбнувшись, добавил: — Полагаю, он хорошо её запомнил.       — И вы предлагаете допрашивать его? Но ведь он же глухой!       — Он умеет читать по губам. Мэтр Фролло даже показал мне несколько жестов, при помощи которых общается с ним, но увы, я плохо их запомнил. Но, я уверен, нам хватит и его умения читать по губам.       Шармолю недовольно скривился.       Квазимодо отвечал медленно, с большими паузами, но сегодня ни разу не попал впросак. Когда же с обязательными вопросами закончили, чрезвычайный королевский прокурор духовного суда перешёл к главному:       — Ты видел тело колдуньи?       Квазимодо ответил через несколько мгновений, едва заметно сжав кулаки:       — Да.       — И это та самая колдунья, которую ты пытался похитить несколько месяцев назад?       — Да.       — Как же её звали… Проклятое басурманское имя, — бормотал мессир Жак, перебирая бумаги, и спросил уже громче, глядя звонарю в лицо: — Это та самая Эм… Семи… Эсмеральда?       Горбун заскрежетал зубами, отчего его лицо исказилось ещё сильнее, но ответил:       — Да.       — Ну и рожа, — фыркнул Шармолю в сторону мессира Филиппа. — Уведите его! Больше от него всё равно ничего не добьёшься… Мессир Лелье, есть ли у вас ещё свидетели?       — Нет, мессир Шармолю.       — В таком случае я предлагаю перейти к допросу второй подсудимой. — В залу ввели Джали. — Женщина Фалурдель, ты узнаёшь эту козу?       — А то как же! — согласно закивала старуха, глупо таращась на Шармолю. — Это тот самый козёл. Так прыгал по комнате, так орал! Точно демон вселился!       — Ну, это мы сейчас и выясним, — прокурор пожал плечами и равнодушно распорядился: — Приступайте к допросу обвиняемой.       Умная козочка безукоризненно выполнила всё: отбила копытцем время, день, месяц… А потом и вовсе принялась пародировать Шармолю, пока он выступал с речью — чрезвычайный королевский прокурор духовного суда пришёл в ярость.       — Сатана решил вмешаться в дело. Глядите же! Он глумится не только надо мной — он глумится над судом!       Новая волна ужаса прокатилась по зрителям. «Это происшествие, это последнее «доказательство» произвело сильное впечатление. Козочке связали ножки, и королевский прокурор снова стал изливать потоки своего красноречия».¹