Dum spiro, spero (Пока дышу, надеюсь)

      Когда Эсмеральда проснулась поутру, то обнаружила, что в кровати лежала одна. Чудовищно болела голова. Может, всё это почудилось? И не существовало ничего: ни призрака, ни свидания… Просто страшный сон.       В эту минуту дверь открылась, и в комнату вошёл человек в чёрном. Оторопевшая цыганка не смогла вымолвить ни слова. Он же молча бросил её одежду на кровать, прошёл к очагу и принялся разводить огонь.       Как вести себя?       — Одевайся, — повелел человек, не поворачиваясь. — Как ты себя чувствуешь? Может, у тебя что-нибудь болит?       Она натянула одеяло до самой шеи.       — Голова… немного.       — У тебя болит горло? Может, жар? Или ты чувствуешь себя ослабшей?       — Нет, ничего.       — Это хорошо. Значит, ты не успела заболеть. Я спущусь вниз за едой. Переоденься. Я постучу.       Как только он вышел, Эсмеральда кинулась к своей одежде. Юбка, рубашка, пояс, шоссы… Кажется, всё на месте. Хотя она и не могла сказать, что именно пыталась усмотреть. Но если он привидение или колдун, или бог знает, кто ещё, то мало ли, зачем ему могла понадобиться её одежда?       Она скинула простыни и быстро облачилась в свой нехитрый наряд. Туфельки ещё хранили тепло. Но воздух в комнате ещё не прогрелся, несмотря на разведённый огонь, и Эсмеральда села к очагу. Вскоре раздался стук в дверь.       — Я могу войти?       — Да.       Человек в чёрном прошёл к столу и поставил на него корзинку с нехитрой снедью. Разбирая продукты, он то и дело оглядывался на Эсмеральду. От этого становилось не по себе, хотелось сбежать — хоть навстречу смерти!. Но… призрак, кажется, не собирался трогать её, и она, обхватив себя руками, старалась поближе придвинуться к огню. Но тут призрак накинул на неё одеяло, а чуть позже Эсмеральда приняла из его рук тарелку с едой. Не без опасения. Но успокаивало то, что и себе он положил то же, что и ей.       Всё время этой молчаливой трапезы она украдкой рассматривала его.       — Я вспомнила вас, — сказала Эсмеральда, когда тарелка опустела. — Вы пугали меня, когда я танцевала на соборной площади. — Человек в чёрном молчал. — Но почему? Разве я делала что-то плохое?       — Да, — не изменившись в лице ответил человек.       — Но… — Что это значит? Она никого не грабила, не убивала, не обманывала… Она не делала ничего плохого! — Я ведь просто танцевала и пела.       — Этого было достаточно.       Достаточно? Достаточно для чего? Чтобы пугать её вечерами, сыпать проклятиями — всего лишь за безобидные танцы? Нет, такого не может быть! Или?..       — За что вы ненавидите меня?       — Я… люблю тебя.       Она повернулась и посмотрела на него стеклянными от ужаса глазами:       — Л-любите?       — Да, я люблю тебя.       Что?.. Эсмеральда вцепилась в плечи и взглянула на огонь. Неужели он действительно сказал это? Она обернулась на него: он выглядел таким же каменно-спокойным, но то, как он сжимал подлокотники, как сжались в тонкую полоску его губы, выдавало, что на самом деле человек нервничал. И тут ей открылось, что она до сих пор не знает, кто её новый тюремщик.       — Но… кто вы?       — Священник.       И он делал все эти ужасные вещи? Называл её ведьмой, пугал и… сегодня вечером?.. Эсмеральда закрыла лицо руками, несколько раз глубоко вздохнула и спросила:       — Как вас зовут?       — Клод Фролло.       — Почему вы убили его?       Лицо священника исказила гримаса отвращения; он помедлил с ответом, будто раздумывал, но всё же медленно, чеканя каждое слово произнёс:       — Он не достоин тебя. Я не мог ему позволить воспользоваться тобой. Чтобы он просто насытил свою похоть? Нет, это слишком!..       Эсмеральда отвернулась. Нет, этот человек лжёт! Её Феб, её солнце не мог, не мог такое замыслить! Он любил её! Слёзы потекли сами собой. Почти сразу человек убрал её руки от лица, вытер её щёки и вручил кружку с вином.       — Не смей плакать. Особенно из-за него. Всё будет хорошо.       — Вы убили его. Убили! Я тоже хочу… О!.. — она зарыдала с новой силой.       — Ты не будешь плакать из-за него, — процедил священник и добавил тоном, не терпящим пререканий: — Ты согласилась делать то, что я скажу. Так прекрати его оплакивать. Он не заслуживает этого.       Она вся съёжилась под звуком его голоса.       — Отпустите меня, я…       — Ты обещала! Ты согласилась делать, что я скажу! Так выполни своё обещание.       Эсмеральда вскочила со стула и бросилась на кровать, заходясь рыданиями.       — Он не заслуживает этого, слышишь ты меня? Погибни ты — он бы и не заметил! Так прекрати лить слёзы по этому мерзавцу! — Повисло зловещее молчание; она не видела священника, но чувствовала на себе его взгляд. Вскоре он отчеканил: — Ты даже не спросила, как я оказался в той комнате.       От его последних слов она замерла. Замолчала. Отёрла слёзы и вперила в священника горящий взор. Её сжатые губы подрагивали от напряжения, но наконец она заговорила:       — Что вы такое говорите? Как…       — Я расскажу тебе, как. Вчера вечером ко мне пришёл мой брат. Конечно, чтобы просить денег. Он получил своё, я покинул собор, брат вышел следом. Тут я увидел, как он встретился с твоим ненаглядным капитаном — и они пошли пропивать деньги в кабак. Разве ты не заметила, что от него за лье¹ разило дешёвым вином? — Клод остановился, взглянув на смутившуюся Эсмеральду. — Впрочем, я отвлёкся... Я последовал за ними. По дороге он услышал звук твоего бубна, и поспешил скрыться, чтобы ты не заговорила с ним на улице. Мой брат удивился, а капитан рассказал, что этим вечером у него свидание с цыганкой, чьё чёртово имя он постоянно забывает. Я дождался их. Я жаждал убедиться, что ошибся. Увы! Ещё не пробило семи часов, как они вышли. Конечно, оба еле стояли на ногах. Должен отдать капитану должное: он держался лучше моего брата. Но это неудивительно, он ведь старше его больше, чем на десять лет. Так что, когда мой брат захрапел через несколько шагов, капитан бросил его на кучу капустных кочерыжек, — священник горько вздохнул, покачал головой и продолжил: — Я последовал за ним. Я заговорил с ним, и он подтвердил, что идёт на свидание с цыганкой по имени… Как же он сказал? Смеральда, кажется... Я всё ещё надеялся, что это ошибка. Но он убеждал меня, что не лжёт. Я предложил ему деньги, которыми он чуть позже уплатил старой сводне за комнату, с одним лишь условием: я увижу, что за женщина пришла к нему на свидание. И капитан согласился. Ему, по его словам, это было безразлично. Он провёл меня наверх и запер в чулане справа от входа. Что было дальше, ты знаешь.       Эсмеральда слушала, ловя каждое его слово. Но как можно поверить хоть одному?!       — Вы лжёте! Нет, он… он не мог так поступить!..       Священник в одно мгновение оказался подле неё и с силой сжал её руку:       — Всё, что я сказал тебе, — это чистая правда и только. Но теперь довольно о нём. Ты согласилась делать то, что я скажу. Так я говорю тебе: ты не смеешь больше вспоминать о нём, лить по нему слёзы, произносить его имя. И ты не покинешь этот дом. Сейчас я уйду и вернусь вечером.       Он поднялся с кровати, окинул взглядом комнату, задержав его на Эсмеральде, и уже у самой двери спросил:       — Что тебе принести? — Она молчала. — Помни о своём обещании.