Дьявольская геометрия

Альтернативная Англия, 1926 год от падения Древних. Небольшая комнатка жилого дома на Кондуит-Стрит, поздний вечер.

      — Никогда прежде я не сталкивался с такой разновидностью зла, как той зимой 1880 года, — сказал он и дрогнувшей рукой поднёс сигарету к сухим потрескавшимся губам. Подождал немного, словно размышляя, и всё же сделал жадную затяжку. — Многое пришлось мне повидать и сотворить. Я видел кровь на своих руках, совершал ужасающие поступки и был хуже тех чудовищ, с которыми боролся в джунглях Амазонки. Я заглядывал за границу смерти и знал, что мне уготовано место в раскалённом адском котле, но никогда, никогда прежде я не смотрел в омут истинного зла. Твари из глубин не могли сравниться с тем, что я увидел в мрачном и забытом Древним Богом доме.       Его низкий прокуренный голос звучал мягко. На уставшем загоревшем лице, покрытом сеточкой морщин, заложились тени из-за резко сброшенного веса, а густую тёмную бороду давно тронула седина, как и волосы на висках. Прошло много лет с того дня, как этот человек потерял всё и ушёл в тень. Тем не менее, на нём был надет новый твидовый костюм, бежевый, в тёмную клетку, по последнему писку моды, и лента поддерживала накрахмаленный белоснежный воротничок с изящными зажимами в виде щупалец на самых уголках. И только руки — грубые, морщинистые и исцарапанные — выдавали в нём работягу, а не аристократа.       Ему было далеко за восемьдесят, но выглядел он лет на двадцать моложе.       Он глянул на собеседника, молодого студента, острым и колючим взглядом — заметил, что тот внимательно рассматривает его — и легко улыбнулся, одобряя любопытство. В комнатке, которую он снимал на Кондуит-Стрит, было темно: на камине горело несколько маленьких свечей, тяжёлые тёмные шторы были плотно задёрнуты, и полумрак придавал собеседникам ощущение иллюзорной защищённости и покоя. Студент, сидевший в кресле напротив, смущённо сжался, а рассказчик устроился на диване, не по-джентельменски широко расставив ноги. Между ними стоял низенький столик, на нём — початая бутылка виски, два бокала и пепельница. Курил только рассказчик, хотя ему уже не позволяло здоровье, но он никак не мог бросить. Сигареты были его последней радостью в жизни. Более того, ему нелегко давался этот разговор.       — Простите, — произнёс он и упёрся лбом в кулак, когда заметил, как нетерпеливо студент сжал блокнот. — Давно это было. Мне, как старому тигру, давно пора вернуться в джунгли и умереть, чтобы унести подробности этой истории с собой в могилу. Возможно, после того, как вы запишете и опубликуете этот рассказ, меня наконец-то убьют. Я дам последний бой и обрету покой. Обещайте мне, что запишите слово в слово.       — Обещаю, — тут же отозвался юноша и энергично закивал.       Он был молод, от силы двадцати лет. Из семьи среднего достатка, если судить по эмблеме колледжа, вышитой на ученическом жилете. В этот вечер он опоздал в общежитие до отбоя, но нашёл того, кого искал долгие два года. Студента звали Арчи, но его собеседник не уточнил ни имени, ни возраста, ни происхождения того, кому собирался доверить свою исповедь. Вместо этого он сразу согласился на разговор, потому что знал — его дни сочтены.       Снедаемый любопытством, Арчи чуть подался вперёд и прищурил светлые глаза, жадно рассматривая лицо сидящего напротив человека. Тот был похож на обычного солдата, разве что его манера говорить была немного странной. Пока они молчали, было слышно, как свечи потрескивают на камине и ходят старомодные настенные часы. Всё это успокаивало и настраивало на доверительный лад.       — А мёртвую невесту вы тоже видели?.. — тихо спросил Арчи.       — Невесту... — усмехнулся рассказчик и затушил остатки сигареты в пепельнице. Он немного помедлил и взялся за вторую. — Кого я только не видел, юноша, за эти годы, но всем им было далеко до чего-то по-настоящему пугающего.       — Разве такое возможно?       — Арабская пословица гласит: «Мир боится времени, а время боится пирамид». Слышали об этом?       — Да, конечно. Но какое она имеет отношение к вашей истории?       Рассказчик усмехнулся и опустил взгляд. Казалось, он посмеивается над юным собеседником.       — Давайте по порядку, — предложил он. — Как обычно начинают?       — Начинают... — Арчи задумался, так как не знал правильного ответа. — С самого начала, полагаю. Расскажите с начала, полковник. Пожалуйста.       Арчи приподнял блокнот и ручку, демонстрируя, что готов записывать, а его собеседник тихо засмеялся. Он выглядел растерянным, и его можно было понять. Спустя годы он впервые подошёл к той двери, за которой хранились тайны, засекреченные события прошлого столетия и его связь с человеком, давно казнённым и преданным анафеме. Их связь, как незримое клеймо, отпечаток позора и одиночества, стелился шлейфом везде, где он ступал.       Но сегодня, пусть ещё не мир, но уже один человек готов был выслушать его.       — Итак. — Рассказчик внезапно задорно улыбнулся и прищурил глаза, словно взрослый, рассказывающий ребёнку сказку. Арчи невольно заулыбался в ответ и моментально расслабился, будто они старые друзья, а не едва знакомые люди, узнавшие друг друга пару часов назад. — Меня зовут Себастьян Моран, и далёкой зимой 1880 года я триумфально вернулся в Лондон в звании полковника армии Её Величества. Я вернулся с множеством наград и благодарностей, с признанием всех своих военных заслуг. И с травмой, из-за которой оказался выброшен на обочину жизни. Я стал никому не нужен даже со всеми заработанными регалиями...