Обожатель

8:15 Ради восьмерки по математике придется тащиться на репетицию в школу. Будем ставить «Двенадцать месяцев» Маршака. Как оригинально. Интересно, кем было задумано сбагрить ответственность за организацию «зимнего развлекательного мероприятия» на выпускников? Будто у нас дел других нет. Серьезно. Хорошо хоть в этом году отказались отдавать дань традициям и проводить КВН, как обычно, стало быть настало всеобщее осознание того, что это ни разу не весело. Шутки никто не придумывает, а заимствует их у популярных юмористических телешоу, которые сами по себе уже давно наскучили. Иначе говоря, выставляли себя кретинами. Впрочем, мы были в шаге от того, чтобы в очередной раз предстать в блаженном облике, благодаря погоне Натальи Геннадьевны за неординарностью. Избавиться от реплик пьесы, заменив их строчками из популярных песен, способных хотя бы минимально отражать происходящее на сцене — шикарная идея, учитывая, что никто толком не умеет ни играть, ни петь, и в целом выглядит, как полный идиот. Хотя Наталью Геннадьевну подобный расклад всецело устраивал: «Так даже лучше, — говорила она, — зрители посмеются». Ну да. А больше всех Руслан с разбитым в кровь кулаком о стену. Как же ее равнодушие его взбесило. Что он там предлагал за кулисами после репетиции — выйти на сцену в одних трусах? Ага. И сказать, будто это математичка нам велела раздеться, дабы народ развеселить. Верно заметила Сабина: ему бы никто не поверил. Даже если бы мы выступили единым фронтом, как он предлагал. Эффект был бы одинаковым — нулевым. А задумка «забить на концерт» вовсе безнадежная. На что он рассчитывал? Можно подумать отговорка вроде «заболел» сработала бы. Какой простак. Напрасно среди нас Руслан искал поддержки, с чего бы кому-то соглашаться? Скептическое настроение к его бунтовским замыслам совершенно разумно, ведь срыв представления аукнется на сдаче экзамена. Кто знает насколько важна школьная творческая деятельность для Натальи Геннадьевны, быть может это едва ли не единственная отдушина в ее жизни, и в тайне ото всех она мечтает сменить теоремы и вычисления на драматургию. А может она просто хочет выслужиться перед начальством и не получить нагоняй за неподобающую подготовку мероприятия, за которое несет ответственность. Второе — вероятнее. В любом случаи, расстраивать ее — скверная затея, сулящая уйму проблем. Тем более ныне спектакль приурочен к школьной трагедии, пренебрежение им будут расценивать не как простое отлынивание, а сущим неуважением. Клеймом сволочи бездушной обеспечат на всю жизнь. А я-то полагал в свете печальных событий зимнее представление отменят, но, кого это волнует? Руководство школы воспринимает данную ситуацию иначе. Завуч на классном часу нам зычно декларировала: «Люди в час скорби нуждаются в заряде положительных эмоций, которое как раз-таки и подарит им наш спектакль». Ну да, а заодно школа выхватит звездочку на полочку у администрации районного управления по образованию, о чем сама же завуч журчала втихомолку. Хорошо хоть затею с мюзиклом забраковали. Да. Вместе с большей частью персонажей. И сюжет пьесы изворотили до неузнаваемости. Наталья Геннадьевна просто помешана на нововведениях. (Падчерица отправляется в лес, чтобы найти Двенадцать месяцев, способных повернуть время вспять и вернуть девочку в прошлое, чтобы та спасла несчастную принцессу, уколовшуюся об отравленную иглу и уснувшую вечным сном). Какой-то бесхитростный кроссовер двух знаменитых сказок таки получил зеленый свет на реализацию. Только вот в новом варианте истории финал ожидает хэппи-энд. А что его ожидает в реальности, пока не ясно. Алина по-прежнему в коме. — Ууф. А наш городок в ужасе: второй по счету несчастный случай с участием подростка. Благо на этот раз никто не умер. 8:37 Телефон вибрирует. Артур пишет: «Предупреди нашего режиссера, что я опоздаю» «Режиссер», ага, Карабаса-Барабаса. Есть у них нечто общее. Габариты, наверное. Разве что Натальи Геннадьевне бороды не хватает. Точно, и глаза у обоих круглые. — Кх, Карабас-Барабас. А мы ее (его) безвольные куклы. И вправду похоже. В принципе, наша воля в равной степени так же обламывается в спарринге с любым другим учителем. Кроме Игоря Михайловича, он бесхребетный. Кирилл с Вадимом ему лицо гуталином измазали и ничего. Живут как жили и как ни в чем не бывало продолжают посещать кабинет информатики. Неужели он рассчитывал оставить инцидент без огласки? Сохранить в тайне, что двое недомерков разукрасили его лицо на манер индейцев, когда это лицезрели около десяти человек, — чрезвычайно наивно. Увы, секрет так не работает. У него свои правила. Бедный Игорь Михайлович надеялся избежать насмешек. А вместо этого в дополнение к глумлению схлопотал увесистую долю призрение со стороны коллег по цеху. В кругу учителей небось считается зазорным отсутствие навыка подавления учеников. «Подавление» — нет, слишком уж раздуто звучит. Лучше подойдет «укрощение» или типа того. Хотя, некоторые учителя именно и делают, что подавляют. В особенности заинтересованность к учению. Нет, конечно, есть и те, кто увиливает от уроков по чистой совести, но все же очень часто рядовому постояльцу средней школы приходится иметь дело с человеком, чье удовлетворение амбиций находится далеко за горизонтом, вследствие чего тот регулярно давит на уши окружающим о несправедливости и низкой зарплате, в то время как должен объяснять отличие между пестиком и тычинкой. А есть и те, кто любит похвастать своим более успешным чадом. Собственно, вряд ли ему было так уж трудно перещеголять достижения родителя. Справиться с неподатливой молнией парки куда сложнее. Наконец-то. Застегнул. А шарф по-прежнему в розыске. Отличительные приметы: разбросанные по всей длине с обеих сторон разномастные флаги стран мира, короткая бахрома по краям, материал — шерсть. Если увидите, позвоните по номеру, указанному в объявлении. 9:01 Если вдуматься, я живу на окраине, возведенной в куб. Наш городок негласная окраина Минска, а на его задворках у опушки леса растянут «Лесной переулок», где мой дом замыкает череду коттеджей. Да. Все сходится: третья степень. Лес неподвижный под снегом, застыл в тишине прям. Не затяни реку льдом, по улице бы разносилось журчание воды. Тихое, конечно. Несмотря на то что река петляет неподалеку. Ее движение по руслу гладкое и мирное. Никто не различит ее присутствия за повседневной возней. Это точно. В гараже обычно лязгают инструменты, на кухне громыхает радио, а на весь остальной дом — телевизор, улицу заполоняет шум двигателей автомобилей: паркующихся, трогающихся, любых, а летом и треск газонокосилок. Или вообще чей-нибудь ор. А еще у всех есть наушники. В такие минуты реку ни за что не услышать. А вот сейчас идеальный момент: двора пустые и окна у всех закрыты. Беззвучие. Но мороз, как кляпом, заткнул реку льдом. Облом. Где там наушники? А вообще, если б поблизости не пробегала река, отец по велению матери не стал бы заколачивать москитной сеткой абсолютно каждое окно в доме. Свою я наверняка однажды выломаю. И быть тому летом — в очередной разгар жары, когда меня накроет неистовое желание перевалиться через подоконник наружу и свесить руки. И почему я уверен, что это верный способ спастись от удушья? Неважно. Но сетка определенно не сегодня завтра перестанет заграждать мне путь. 9:13 Видимо, городскую елку у нас принципиально отказываются наряжать торжественно и достойно. Куда там. Глубинке (дыре) достаточно парочке дешевых гирлянд из поднебесной во главе с наследием коммунистов, целиком не функционирующей, картонных коробок из-под конфет, коряво разукрашенных поролоновых шаров и ошметок того, что когда-то считалось блестящей мишурой. Думаю, вороны и голуби справились бы с задачей украшения намного лучше. И зачем из года в год спиливать несчастное дерево только ради того, чтоб затащить его в центр периферии и забросать мусором? Нерентабельное предприятие в купе с небережливым отношением к природе. Новогодний дух, конечно, здорово, но кого ужасная свалка на ели способна обрадовать, не понимаю. А вот и разваленный фонтан с непригодным для эксплуатации насосом с прошлого тысячелетия. Непонятное что в центре на постаменте в детстве напоминало мне лису. Ничего не скажешь, советские скульпторы обладали незаурядной фантазией. Фонтан можно тихо и молча миновать. Артур заявится позже. В столь унылом свете серой пелены дома походят на локации к апостапокалептическому фильму, впрочем, административные здания выглядят таковыми и при свете солнца. Особенно больница. Страх. Облицовка могла быть еще более депрессивной? Надо же, скрип снега под ногами пробивается через наушники. Возможно родителей такая новость успокоит, а то почем зря запрещают мне слушать музыку в наушниках, идя по улице. Говорят: «Опасно». А ведь на самом деле и впрямь опасно: несколько раз я чуть было не угодил под колеса машины, о чем они — естественно — никогда не узнают. Ясно же какая реакция их настигнет, а меня последствия. 9:23 Школа так далеко — на другом конце города. Кто додумался яркое, цвета солнца здание, сложенное на фундаменте в три этажа, выставить напротив кладбища. Да, бывает и так. Хм, до старших классов я и не задумывался о том, насколько данное соседство «своеобразно», мягко говоря. Очень может быть, без выпученных глаз наших родственничков, приехавших к нам погостить с восьмилетним сыном, мое сознание не навестила б мысль, что кладбище не самый лучший претендент на вид из окна школы и что это, вероятно, странно и максимально тупо. Хотя, если поразмыслить, сидя на занятиях, я никогда не волновался, что поблизости зарыты сотни трупов. И глядя в окно на гранитные надгробия, я думал лишь о дробях, суффиксах в глаголах и минутах до перерыва. 9:27 Первый этаж по-прежнему целиком обесточен. «Слепота» в актовом зале будет единственной возможной постановкой. А проводку обещали наладить к пятнице. Еще вчера все должны были исправить. Ну да, я просто забыл, сколько обещанного ждут. Спектакль мог состояться сегодня, не воспламенись советская, допотопная проводка в щитке. Напасть за напастью преследует нашу школу в этом году. Это точно. Кто-то явно стоит в листе ожидания у трудовой биржи и инфаркта. И делать ставку на школьное мероприятие — даже не знаю. Я бы скорее доверился заячьим лапкам, они мне видятся куда более надежным средством для решения проблем. Злорадствую. Что поделать: все мы не без греха. О, Катя визжит и Батура кого-то координирует в промежность, могу прокладывать дорогу с закрытыми глазами, полагаясь лишь на слух и возгласы одноклассников. Наверное, Наталья Геннадьевна еще не пришла. Ан, нет. Вот она — сидит за столом. В бумажках копается. Спасибо вам за каждодневные репетиции всю следующую неделю каникул. — А вот и наш Июнь. — Заметила с порога. Я даже поприветствовать никого не успел. Неудивительно, что никому не под силу на ее уроках воспользоваться шпорой. Помимо Карабаса ее можно называть Соко... — Никита. — А? — Поздоровайся. Или ты забыл, как это делается? — Тц, о. Как важно. — Да, забыл. Напомните? — Прокатит: да, нет? И-и? — Ха. — Фу-ух. — Гляньте вы на него. — Да, да. — Слова-то хоть, надеюсь, свои помнишь? — Конечно. — Моя реплика в шесть слов всего. Ой, забыл, есть еще несколько строчек из песни. А их я реально забыл. — Все помню. — Надо быстренько выучить, но сначала переоденусь. Мой костюм: льняная рубаха, зеленые порты, сандалии и самая идиотская соломенная шляпа на свете с тройкой желтых цветов на поле. Дичь. — Нет-нет, костюмы нам сегодня не нужны. — Ура. Благодатное мановение руки спасло меня от клоунского облачения. Меня и мой вид. Жаль нельзя исполнить месяц в скиннах и толстовке. Киваем и валим. Куда это она? А, к Яне. Собирается крутиться вокруг нее с булавками и делать пометки для расшивки сарафана. Яна же заменяет Алину. Изначально роль Падчерицы должна была исполнить она. Да, пока не сломала каблук и не упала с лестницы, предварительно изрядно надравшись. Странно, Яна наотрез упиралась занимать место лучшей подруги в постановке, честно, не думал, что она пойдет на попятную бесконечным уговорам Натальи Геннадьевны и заглянет на репетицию. — Сегодня вечером у меня будет полно работы. — Она могла отчеканить жалобу еще громче? Поглядите, до чего же лицо у Яны обиженно скорчилось, оно и ясно, Наталья Геннадьевна задела больную струну — вес. Знала бы она, как часто в младших классах Яне прилетало по паре словечек в затылок (тумба и мамба — чаще всего) за ее объемные формы, сосредоточенные в центре тела по горизонтали. И, как назло, с годами тело идет не ввысь, а вширь. — Ты что и вправду забыл, как здороваться? — Опять Костя возник из ниоткуда. — Мимо прошел такой, ни на кого не смотрел, ютишься в сторонке вот. Эй! — Аа? — Зачем пальцами под ухом щелкать? — О чем задумался? — Вот же допытливый. Все хочет знать. — Не знаю. О чем-то. Несколько секунд прошло, ну же, смекни, что большего тебе от меня не дождаться. Сообразил: — А знаешь, о чем я думаю? Я достаточно искоса взглянул на него, чтобы одолевавшее меня безразличие стало очевидным? — Я думаю, надо было и мне тогда заржать со всеми. Заблуждался — не такое уж и очевидное. — Их тогда выгнали, помнишь? — отстранили от участия в спектакле. То же мне. Уж лучше б я лишился этой лажовая привилегии! — Рожицу корчит, жалея об упущенной возможности избежать участия в постановке. И я должен это выслушивать. — Помнишь, наш «режиссер»... — (когда это все условились именовать Наталью Геннадьевну «режиссером»?) — тогда еще высказывала свое мнение о пьесе и о том, какие видоизменения типа предпринять стоит, а что из оригинала сохранить. — Помню, помню. — Она еще так радостно лепетала: «Думаю, будет интересно». Вот раз она была собой довольна более, чем когда-либо. — Ага, а Вадим потом такой похвалился, какую клевую версию двенадцати месяцев он заценил на днях. И это картина отлично запечатлена у меня в голове, а оценка Вадима в ушах: «Четкая была порнуха!» — Содержание увиденной им истории о двенадцати месяцах имело больше действий, чем слов. — Вот, бормочу мысли вслух. — Эт да. Не сомневаюсь. Его любимый жанр. И Кирилла. О, и Виталика, конечно. Он главный в этой теме. — Как и любая жертва происков пубертата. — Ну... Те, кто отнекиваются, изучают процесс спаривания особенно интенсивно. — Не в этом суть. Главное, все кто поддержали Вадима смехом в тот раз, следом за ним вон из класса пошагали. А я нет, и теперь... теперь зубарить мне слова Апреля. Сам виноват, нечего было первым руку тянуть в начале раздачи ролей. Все знают: первыми идут самые многословные роли. А теперь сдавать назад — поздно. — Хотя, тогда бы учительница и меня считала озабоченным извращенцем. А это не клево. — Да уж. — Насколько же тяжело добавить чувственности в голос. — Дилемма. — И не говори. — И не говорю. И даже не вздыхаю так тяжко. — Не знаю, что из этого хуже. — Давайте живее раздвигайте парты. — Сабина. Тон у нее капитанский: соответствует должности старосты. Прекрасно, мне подвернулась отличная возможность закончить этот бессмысленный, утомительный разговор. — Пойду-ка я помогу освободить место для репетиции. — Я с тобой. Облом. 9:54 — Воу-воу, не зачем так пинать ногой стол к стенке. — Наташа беспокоится за школьное имущество? Парадокс! — Легче, Руслан. Эти парты старше твоей бабки: прояви уважение. — Пошла ты! — Вполне естественная реакция на упоминания в подобном ключе единственного опекуна. Тем более, если учесть тот факт, что у тебя давненько нервишки шалят. — Эй, чего так грубо? — И Даниле захотелось включиться в дружескую беседу. — За дружеский совет принято благодарить. А ты... — А я вертел вас с вашими советами. — Да ты гигант, раз на твоей вертелке столько всего умещается. И в перестрелку ввязывается Коля. Бэм! Любитель эмодзи то и дело затрагивает половой орган в разговоре. Хм, что бы на это сказал Фрейд? — Хочешь проверить? — Любопытно, в случаи согласии Коли, Руслан прям здесь — в классе, на глазах у всех, — трусы спустит? (Наталья Геннадьевна вышла, а рассудок Руслана на грани безумия. Все может быть). — А я боялся, ты не предложишь. — Вроде сарказм, а вроде и толика надежды чувствуется. Еще этот подмигивающий эмодзи на свитшоте. Хм. — Поверь мне, Коля, то, что ты там увидишь, эквивалентно его уровню интеллекта. — А я все ждал, когда же ты заговоришь. — Не трать время. Вертеть нашему другу под силу лишь на словах. — Ого. Для Дианы похабные замечания в новинку. Точнее, для меня их слышать от нее в новинку. Вау! А стул то причем? Он же не виноват! Зачем его было швырять? — Бли-ин, мне страшно стоять рядом с ним. Псих неадекватный какой-то. — Что бы ты знала, Наташа: псих как раз-таки и подразумевает неадекватное поведение. — Ой, спасибо, Коля, за подсказку. Обязательно к сведению приму. — Лучше запиши. Мало ли. — Слышишь! Судя по ухмылке, ему определенно доставляет неимоверное наслаждение дразнить ее. — Так, Коля, отвали от нее. — Уверен, истинная цель Сабины — добиться молчания Наташи. Хорошо помню ее признание, какое острое раздражение на нее навлекает звуки ропота подруги. Без провокаций Коли те стихнут. — Не слишком ли ты жестко обошлась со своим бывшим? — О, Сабина завела речь с Дианой о Руслане. Плевать на этику, подслушаю. (Притворюсь, что стул пристраиваю под парту). — Так унизила его. — О, да! Что может быть страшнее и зазорнее для старшеклассника, чем прилюдное насмехательство над маленьким количеством сантиметров в трусах. — Сабина, ты забыла, он Коле нос сломал. — Навряд ли это кто-то забудет. Как и его перепалку с Кириллом и Вадимом. И осуществленном им под угрозой вышибить мозги обыск рюкзаков тоже. — Да, и за это мы все его дружно ненавидим, но, согласись, Диана, так вышло чисто по нелепой случайности. Он нашел у него фото. — Кто мешал ему спросить у Коли, откуда оно? — Ох, это не известно никому из обладателей фото. Даже мне. А также никому невдомек, что я один из них. Получивших фото. Ну и славно. — Да, согласна, он поступил, как придурок, опять же, признай, Диана, он поступил, как защищающий тебя придурок. — Меня не впутывай. — Брезгует положению «Девы в беде» или косвенной причастности к искривлению перегородки носа Коли? Не ясно. — Кстати говоря, Коля злится на него меньше тебя. — Неважно. — По-прежнему не ясно. Нда, Диана решила буквально уйти от разговора. Гнусная история. Те фото были просто омерзительными. А их автор еще омерзительнее. Но нельзя отрицать его выдающегося мастерства во владении фотошопом. Голову Дианы искусно наложили на головы порноактрис. И угол, и выражение лиц у нее вписывались в обстановку. Нет, ну это же так легко! Столь очевидная примета. Да по-любому они ее углядели. Гениальная пятерка как-никак: Данила, Диана, Сабина, Коля, Наташа. Хоть и самопровозглашенная. А может они уже и определили автора фото. И я бы мог поискать отправителя. Но зачем? Лучше-ка я буду праздно дожидаться их результата. Или нет? — Ты что, подслушивал? — А? Да. Подслушивал. — Думаю, спинку стула можно отпустить. Гляньте-ка, замялась. Видимо, готовилась доказывать мне же мою вину, а я возьми да сам сознайся. — Интересно было? — Немного. Глаза закатила, стало быть ей больше не о чем со мной разговаривать. 11:04 У Артура улыбка Джокера. Да, да, красться осторожно на цыпочках и тишком пристраиваться в кругу «месяцев» — имеет смысл, ведь никто за час не заметил отсутствие «Января». Весьма логично. Как же ты любишь придуриваться, Артур! При его рослом телосложении любое дурачество и гримаса — выглядят забавно. Хм, Наталья Геннадьевна улыбнулась, а минуту назад брюзжала о распущенном отношении к пунктуальности. Но все можно простить очаровательной мордашке. Особенно под ее прицелом серо-голубых глаз. — Ты вовремя, Артур. — Да ладно! — Скоро Яна будет обращаться к тебе с просьбой, повернуть время вспять. Давай, скорее присоединяйся. Вживайся в роль. Дибильная сцена: падчерица обращается к Январю за помощью, а тот в свою очередь обращается с ней к Декабрю (Сабине), хотя тот стоит рядом. Кто это придумал? Получается, Январь выступает чем-то вроде терминала для заказа, наподобие тех, что в забегаловках. — Давайте, распределяемся — каждый на свое место, вспоминаем кто где, — и начинаем прогон. О-о-о. 12:38 Время тянется чертовски медленно, а Яна все спотыкается — забывает слова. Хотя бы одна ее реплика выйдет с первого раза? Она запинается снова и снова. Кивать, слушать и опять кивать — надоело! Шея разболелась. Когда же это все закончится? Наверное, никогда, ведь впереди нас ожидает четверостишие Сабины. А он опять улыбается, персонально для меня, в знак понимания, наверное. Ему это то же опостылело. — Артур, в этой сцене улыбка на лице «Января» неуместна. Давай-ка сдержаннее. — Улизнуть от всевидящего ока Натальи Геннадьевны невозможно. Оно повсюду. — Яна — начини заново. — Вечер добрый. — Нет, Яна, наоборот — «Добрый вечер». — А есть разница? — Нет. — Есть. — Если перфекционизм твое все. — Как скажете: добрый вечер. — Без «как скажете». — Бесконечные поправки сулят нам дополнительный час репетиции. Здорово. — Добрый вечер. Кивает: довольна. Довольна тем, что вспенила мозг. Причем всем разом. Руслан понурился. Небось лицо спрятал во избежание досаждений «Ока». И правильно, а то завяжется расспрос, отчего такой свирепый вид, а он, гляди, и взорвется, как пробитый иглой воздушный шарик. С психом Наташа утрирует, конечно, но, все же думаю, опасаться за него разумно. Вон, как он трясется. Даже похожие на жухлую траву волосы подрагивают у него на голове. Ну, он сам виноват. Все мы здесь не спроста. Это наше наказание. Спектакль — наказание нашего класса. Расплата за проступки. У грешников — чистилище, а у нас пьеса Натальи Геннадьевны, затеянная в качестве подношения районной администрации, в надежде, что та смилостивится и простит школьному руководству многочисленные косяки. За некоторые из них отдельной благодарности заслуживает наш класс. Да, мы виноваты. Кто-то за сломанный нос, кто-то за организацию безбожной попойки, а кто-то за то, что присутствовал на ней. Это ерунда — мелочь, чего нельзя сказать о самоубийстве и коме, за которые в ответе школа, сама едва не сгоревшая. 13:49 Репетиция длилась сраную вечность. — Наконец-то! — Что, стоять в стороне и помалкивать так сложно? — Подначивает. — Кому-то, видимо, — да. — Брось, Ник, слов у тебя крохи. Не нуди. — Вот уж действительно аргумент радоваться жизни, Артур! — Бесит. Все бесит. — Ну, я готова с тобой поменяться. — Это Яна буркнула? Да, она, спускается позади нас. А я думал мы на лестнице одни. — Расслабься, у тебя еще есть время подучить слова. — Как мило с его стороны, утешает ее. А сама Яна усмехается, хотя выглядит сникшей. Надо же, достаточно редко Артур терпит фиаско в том, что касается проникновенности, но в этот раз он промахнулся. Грустит она уж точно не из-за плохо отрепетированных реплик. Есть предположение, почему она расстроена, и я до последнего буду сопротивлялся позыву его озвучивать, или же все-таки монотонно произнесу? О-о-о. Ладно: — Она выкарабкается, Яна, все будет хорошо. Как же это было слащаво и пошло! Фу-у-у! Ненавижу себя за это! Фраза, достойная неприязни и насмешки, и такая же конченная, как и те, какими бросаются в фильмах, выражая поддержку. Их словно берут из специально отведенного набора слов, баснословно тупого набора с ограниченным выбором, и никто не пытается придумать что-нибудь новое, вот и я вместо того, чтобы отыскать иной путь, воспользовался проторенным. «Все будет хорошо» — ну я и кретин. — Ты о чем? А? В смысле? Да у нее на лице непонимание, и похоже ей невдомек, что я обращался к ней. — Я о ком. Об Алине, конечно. Хм, молча повела головой, это типа: «А, понятно». Мда. — А ты не в курсе, ее уже можно навещать? На прошлых выходных ребята снова ездили к ней в больницу: навещать Алину все еще нельзя. — Не знаю, я пока не была у нее. Чего? Прошло почти два месяца, а ты не соизволила навестить или хотя б попросту поинтересоваться самочувствием лучшей подруги? Как так? С виду казались неразлучными, ходили одна за одной где бы ни были, а тут вдруг такое ледяное безразличие. Что-то не сходится. — Она сама виновата. А вот это интересно. У Артура та же мысль, судя по озадаченности в глазах. — Ты о ком сейчас? Да короткого взгляда довольно, чтобы распознать следы покинутой прострации у нее в глазах. Как-будто она только что очнулась после глубоко сновидения. — Ни о ком. — Лучше ничего не могла придумать? — Просто смешно. — Ты довольно четко произнесла: «Она сама виновата». Разве, нет? — А, ну да, это я о Наталье Геннадьевне, ну, в смысле «она сама виновата», что предложила мне роль Падчерицы. Вот. — Хм, ясно. Ясно, что ты врешь. И что ты имела ввиду Алину. Не могу не задаться вопросом: почему? 13:54 — Свежо! — Вот же, ко мне придирался, а сам вон как радуется свежему воздуху: плечи широко расставил, вытянул шею. Теперь он еще выше меня. — Даже как-то слишком свежо: наброшу-ка я капюшон. — Челка у него на ветру развивающийся флаг напоминает. Интересно, есть флаг с расцветкой соломы. А я шапку натяну. Отсюда же, с крыльца, хорошо видно раскинутое через дорогу кладбище. Неужели ведущие «Последнего звонка», когда объявляют выпускникам, что их школьная пора позади и им следует отправляться дальше — во взрослую жизнь, и впрямь не замечают, что они размашисто указывают на кладбище. Да, это очень символично. И смешно. Я с трудом сдерживаюсь. Но... но это же, не знаю, — глупо. Тупо. Как-то так. — Чего повис? — В этом году на кладбище укажут мне. — Не понял? Объяснить или нет? Хм. Нет: — Забей. — Окей. Эй! Шпака! — Отвали, Придурок. Не трогай меня. — Прикольная шапка. Ты в ней похож на гнома, Ник. — Да побоку. — Теперь поправляй по новой. — Так, руку от помпона прочь. — Нет, ну реально придурок. В чем смысл дергать кого-то за шапку? Ладно, хватит торчать здесь, пора двигать. — Давай слепим снеговика! — С каким одушевлением предложено, но нет. — Нет. — Ты чего? Давай. — Почему, уговаривая, люди трясут тебя за плечо? Рассчитывают согласие вытряхнуть? — А давай представим, что мы его слепили и пойдем домой. Договорились? — Чего так? Ник, будет весело же! И снег липкий сегодня. — Ой, давай обойдемся без презентаций. — Видимо, я таки нуждаюсь в демонстрации того, как комок снега, раскатываясь в ладошах, превращается в снежок. — Видишь? Серьезно? Он правда хочет, чтобы я ответил ему на вопрос? Вряд ли у меня вот так, впопыхах, получится вычленить то, что в его вопросе меня убивает больше всего. А уж тем более найти подходящие слова для изъяснения мыслей в случаи успеха. Поэтому бросаем переводить взгляд со снежка на его идиота-создателя, разворачиваемся и, не говоря ни слова, тянемся долой. Что это? Мне в плечо прилетел снежок? Действительно он. И сейчас мне наверняка чего-нибудь да пробасят. — Что, считаешь себя слишком взрослым для снеговика? — Как по заказу. Очередной идиотский вопрос: так уж и быть, на него отвечу. — У меня порядок с самооценкой. — Но идти продолжу, вовсе не... Что, опять? Когда он успел слепить новый? — Провоцируешь? — Говорим спокойно. Сдержанно. Никак человек, готовый вот-вот сорваться на убийство. — Нет, просто развлекаюсь. — И он держится безмятежно. Определенно норовит вывести меня из себя. — А в данном случаи это ни одно и то же? Разве твое развлечение ни есть провокация? — Как знать. — Так: он опять нагибается, зачерпывает горсть снега и лепит из него снежок размером с бильярдный шар. Примерно через секунду свеженький снежок устремится в мою голову за пятьюдесятью очками. Что ж, необходимо уворачиваться. — Всегда можно попробовать снова. — Да, и ты пробуешь: занимаешься изготовлением следующего боевого снаряда. Единственным верным решением в моей ситуации — ответить на атаку атакой. Ух ты: одноклассники высыпают во двор. Отлично. Сейчас они увидят, как я замахиваюсь снежком, и зрелище моего метания вдохновит их присоединиться к игре. — О, битва снежками! Да! Как и предсказывалось — суматоха и шквал снежков. И возможность незаметно улизнуть с поле боя. — Стоять! — Черт, воротник куртки уперся в горло. Гад, схватил меня за капюшон. — Пошли пить кофе. 14:23 А вот и оно — недавнее пополнение в рядах хилых игроков инфраструктуры нашего городка. — Уже полгода прошло с открытия кафе. — Да, вроде бы столько. — Дико, конечно, полгода назад только у молодежи появилось местечко для посиделок. А живем под столицей. — А мне лично все равно. «Местечки для молодежи» — так себе зоны отдыха. Возможно, потому что я с претензией на социофобию. Нет. Нет, мне плевать на окружающих. Тогда может я мизантроп? Ну, нет, это перебор. Но «местечки для молодежи» так или иначе, по моему мнению, отстой. Да. Это неоспоримо. — Сядем за столик у окна. — Сказал бы: «Как всегда». Странно, что за этим столиком все еще не появился именной стул «Артур». — Хорошо. — Для меня единственная запретная зона в зале — окрестности туалета. — Вот мы и сели. — Собираешься констатировать наше каждое действие? — Просто я наслаждаюсь возможностью свободно использовать слово «сесть». Вот, я опять это сказал, и меня никто не поправил. — Что за... Тяжело подобрать определение. — Кому это вообще нужно? — Отцу. Кому же еще. — Ну да, не будь мы друзьями, я бы давно тебе всучил доклад с исчерпывающими доказательствами того, что твой отец полноправно волен считать себя мудаком. — С пару дней как ему приспичило меня отдергивать и втирать, мол, вместо «сесть» правильнее будет говорить «присесть». Ну типа «сесть» — это сесть в тюрьму. Понимаешь? — Бред за пределами понимания моего разума. — А здравомыслие — действий. — Да, вот и я так думаю. Бред. В принципе, докучать наставлениями он горазд, сколько я его помню. — Ну ведь он страж закона. Ему виднее. — Им всегда «виднее». — Это он так думает. — Нет, нет, нет, нет, не-е-ет: такие не думают, а истинно верят. Уйма свободных столиков: больше половины. К вечеру их поубавится. — Не понимаю, ведь здесь кроме пиццы ничего не подают, а на вывеске крупными буквами написано «Кафе». —Артур, блин, как ты можешь воспринимать лепешку с горсткой сыра и увядшего укропа за пиццу? Она даже не круглая. — Но формально, это же пицца. — Да, а КНДР — демократическая республика. — Далеко за примером ходишь. — Кха-га, смешно. — Сейчас и я его развеселю: — У меня нет денег. — Уставлюсь на него, как голодная псина. Авось покормит. — Хорошо, я заплачу. — Отлично, пускай идет делать заказ, а я тем временем прикину, где родители могут держать заначку, конечно, если она вообще у них имеется. Не припомню, чтобы родители занимались накопительством. Деньги они добывают и тратят с одинаковой скоростью — высокой. А вот подумать о сбережениях, они не напрягались. Вроде бы отец поднимал этот вопрос, говорил, что стоит серьезно задуматься о сбережениях, да, но мама кивала головой, не отрываясь от телефона и заказа очередной безделушки в интернет-магазине для Маргариты. У нее такие же проблемы с восприятием, что и у Артура. Обозначает дорогущую установку для увлажнения воздуха безделушкой. А ее доставку и установку — мелочью. А Маргарита согласна с ней полностью. Еще бы. Для нее, не обремененной разработкой стратегии продвижения проекта на брифинге и подсчетами убытков компании, любые хлопоты — сущие пустяки. — На, твой кофе. — Как же аккуратно он протягивает мне пластиковый стаканчик. Аж смешно. — Осторожно, горячий. — Давай сюда, я справлюсь. — Тоже мне испытание. — Ах вот они какие — слова благодарности. Снова он подтягивает рукава джемпера: посоветовать ему носить майку, чтобы лишний раз не заморачиваться? И что он высматривает у выхода? Бородой повел. — Как думаешь, Ник, не холодно им по снегу таскаться в кроссовках? — Это о ком он? А, любители кроссовок и джоггеров. Комбинация классная, но не по сезону. Осиливать сугробы верхом на тонкой подошве занятие суровое. И, без преувеличений, тупое. Просто идиотское. Нет слов насколько. — Тренды обязывают. Что еще тут скажешь. Единственное оправдание. — Пора бы уже и кофе отхлебнуть, а то совсем остынет. Аккуратно. Как всегда, мало сахара. Что в кафе, что в автоматах, — в кофе для греющего душу «ммм» недостаточно сахара. — Скорее, стадный инстинкт. Ну, как с заправленными свитерами и сумками на груди. — Очень даже может быть их выбор искренний, Артур. — Да и какая к черту разница? — Может. Хотя верится с трудом. — Тебе не пофиг? — Надоело. — Пей лучше свой кофе. — Я не могу высказаться? — Возмущению нет придела. Ой, ой. — Почему? Можешь, конечно. Только молча. — Тогда какой мне от тебя прок? В смысле, с таким же успехом все свои насыщенные переживания я могу задвигать... ээ, да вот хотя бы этому пластиковому стаканчику с кофе. Кстати, вкус у него отвратный. Наверное, говорят «на вкус, как моча», когда пьют что-то похожее на этот безвкусный компот. — Да, возможно. — Но я продолжаю это пить. Есть ли повод задуматься? Как называют пищевых мазохистов? Мазоед? — Да. И я так и не договорил о-о пластиковом стаканчике. — А он рьяно нацелен дискутировать. — Если тебе влом, скажем, поддержать разговор, то зачем тогда вообще твое присутствие? — Мм, не знаю, да хотя бы, чтобы разбавить твое присутствие. Чтобы ты не казался одиночкой-неудачником. Окружающие ведь квалифицируют одиноких людей именно как неудачников. Тук уж заведено в обществе. Каждой тваре по паре. Один: неудачник. Лузер. Вдвоем: уже компания. Уже хорошо. Ты думаешь, зачем люди в брак вступают? Чтобы не слыть неудачниками. — Ты ушел от темы. — И всего-то, что ты смог из себя выдавить? — А я-то думал, на сей счет был дан доскональный ответ в начале моего грандиозного монолога. — Типа суть твоего нахождения рядом заключается в том, что ты находишься радом? — Типа твоя благодарность должна быть безграничной и за это. — Зачем такое говоришь, видишь же, я кофе пью, могу и подавиться со смеху. 15:38 — О чем задумался? — Ему не надоело трясти меня за плечо? Из-за фонаря не могу взглянуть ему в лицо: свет ослепляет, бьет в глаза. Да ну его. Смеркается. Поразительно, а я и не заметил, как мы очутились возле фонтана. — Фонтан. — Говорю под стать отупелому. В этом весь я. — Эм, круто, действительно, фонтан. Я поражен твоей наблюдательностью. — Подкалывать задумал. — Иди ты. Я просто... просто задумался я. — Так, а я тебя, о чем спрашиваю, а? О чем задумался? — До всего ему хочется докопаться. Достал. Хм, и давно окна библиотеки напоминают мне иллюминаторы (только те меньше)? Гляньте-ка, с угла крыши старого кинотеатра сполз на землю добрый кусок снега, и освободившаяся красная черепица едва ли не в точь-точь описывает очертания сердца. Забавно. Только схождение к углу ведется чересчур прямыми линиями. Но это же крыша. Чего я придираюсь. Вот к городской елке есть все поводы, чтобы придраться: так убого украшена. Намеренно столь безобразного результата не достичь. Тут нужен особый талант. Дар. Без сомнений. Оу, ботинки. Белые разводы соли на моих ботинках, их надо бы почистить, а то... — Эй! — Хорошо хоть не со всей дури в плечо зарядил. Упал бы. — Ты что опять отрубился? — Вроде. — А не предпосылка ли это рассеянного склероза? — Ты случаем в свой кофе ничего не добавлял? — Засияла ехидная улыбочка. У него она выполняет функцию сигнальных огней для подкола на взлетной полосе. — Как в тот раз? А? Какой же прозрачный намек. Эх, воспоминания: осень, Хэллоуин, дача Руслана, по моим скользким извилинам расхаживает ностальгия. — Вечеринка. Помню. — Все помнят. — Да, Ник, вечеринка. — Подражая Западу везде и во всем, мы добрались-таки и до Дня всех святых. — Нет, тут дело в другом: просто подростки падки на развлечения, а Хэллоуин — это, как бы это сказать, о — необъятный кладезь, да, необъятный кладезь забав и веселья. Угу, как хлопушка, набитая конфетти, надо лишь дернуть за веревочку и тебя с головой накроет обмотанные праздничной мишурой страшилки, нечисть, новые ужастики, разные аутентичные безделушки и тематические видеоролики на ютюбе. Но самое главное в эту пору, конечно же, маскарад. Костюмированная вечеринка, вот что так сильно прельщало нас, залипших у экранов телевизоров за просмотром американских молодежных комедий. — Спасибо Руслану за то, что вызвался провести вечеринку у себя на даче. Согласись, там чумовое местечко. Озеро недалеко. Оно хорошо вписывалось в атмосферу праздника. Такую... зловещую, да? — Да, Артур, да. Было славно. — Пока кто-то не слетел с лестницы, сломав каблук. — О да, все смеялись, шутили, фотографировались... — Угу, а потом какой-то урод что-то добавил мне в напиток, и я отключился. Супер. И оказался на том злосчастном чердаке. — Знаешь, а ты мог все это придумать. С тем, что тебя якобы опоили. — Неужто он в самом деле мне сейчас недоверчиво подмигнул? Быстренько анализируем: губы сжаты в полуулыбке, а серо-голубые глаза всем своим видом заверяют о наличии сомнения. Разуемся, это блеф. Вполне правдоподобный. Следует отдать должное. Нет, думаю и мне стоит разыграть небольшую представление. А исполню я роль обиженного и преданного, которому не под силу стерпеть недоверие друга, и он толчком ударяет того в плечо, желая, зарыть его наглую морду в снегу за непростительные домыслы. — Тц. То, что он устоит, в моем сценарии развития событий не было прописано ни строчки. Что поделать, Артур парень крепкий. Но унывать ни к чему: попробую снова. — Бесполезно, Ник. — Лопочет, уворачивается, семенит назад и махает руками в знак перемирия. До него видимо не доходит, что меня это лишь раззадоривает. — Не убегай: быстрее закончим. — Я до тебя все равно доберусь. — Ладно, Ладно. Все-все, хватит, Ник, убедил. Каюсь. И в списке достижений я могу позволить себе сделать запись «стянул капюшон». Браво, недомерок. И почему кто-то выше, кто-то ниже. — Я думаю, вот, кто-то прознал, что ты никогда ничего не пьешь, Ник, ну, на вечеринках и решил тебя проучить. Так уж у нас заведено: либо ты ешь с общей тарелки, либо сваливаешь на хрен за горизонт. — Или как в моем случаи — в коматоз. — Зачем уточнять, он и так помнит. Он же нашел меня на чердаке. Он и другие наши одноклассники, с выпученными глазенками на ошарашенных лицах, доселе обнаружившие скрюченное тело Алины у подножия ступенек винтовой лестницы, ведущей ко мне на чердак. — Тот, кто это сделал, настоящий садист. — Тот, кто это сделал, настоящий козел, Артур. С большой буквы! С самой большой из предложенных вариантов в разделе шрифтов, мать его. — Что же ты с такими явственными чертами, до сих пор его не вычислил? Кому он там в ответ на смс настрачивает? Кому-то, кого он скрывает. Наверняка. Ведь обычно он комментирует кто и что ему прислал, а здесь тишина. И такое не впервой. А имя отправителя таких вот немых сообщений он до сих пор умалчивает. Может оно от девушки? Как никак он у них популярен. Да, тот редкий случай, когда уверенный в своей неотразимости засранец, оказывается чертовски прав, а это куда хлеще нервирует, нежели будь он в реальности жертвой акне. Ничего удивительного, что кто-нибудь его да заарканил. Однако, если внимательно приглядеться к его сдвинутым густым бровям, невольно улавливаешь полное отсутствие романтического настроя у него в голове. А сей факт противоречит сложившейся гипотезе. — Не знаю. — Что? — Отвлекся. Или, можно сказать, пришел в себя. — Ник, что ты имел ввиду? Я прослушал. — Ничего. Так... просто. Неважно. Забей. — Я прекрасно тебя понял с первого слова. — Спасибо за признание, а то синонимы близились к исходу. — Непринужденно сворачиваем и меняем тему: — Чем дома займешься? — Не знаю. Посмотрю что-нибудь или поиграю. Каникулы же, можно и фигней пострадать. — Это точно. Так, у меня паранойя. Ну и что, что он сказал «не знаю», ну и что, что в его педантичном мозгу нет места неопределенностям и каждый из пунктов на повестке дня расписан им по часам заранее. И все же... Тот же фильм. Он всегда знает, какой фильм будет смотреть, а также когда и где, поскольку все это уже спланировано. И, безоговорочно, программа на сегодняшний вечер была прописана им поминутно (неизвестно когда правда), но смска, недавно пробренчавшая смска, которая завладела нацело его сознанием на все сто сорок девять секунд (после обмозгую, с чего вдруг я озаботился их подсчетом), нарушила порядок задач а то и вовсе списала на нет их необходимость. Ручаюсь. А еще мне скучно, и я запросто могу увидеть то, чего нет, лишь бы немного, самую малость, почувствовать увлеченность к вершащимся вокруг событиям. — Точно. — О чем ты? — Мысли в слух. Не парься. 16:41 Изумительно, похоже я только что обнаружил, что мое местоположение практически на пороге голодной смерти. В холодильнике ничего нет, кроме соевого соуса, размером с жестяную банку кочана пекинской капусты, одного яйца — перепелиного, коробочки кефира и пузырька жидких витаминов «А». Дельный ужин из вышеперечисленных ингредиентов весьма и весьма маловероятен. Морозильные камеры пусты, а в кухонной тумбе целая упаковка овсянки, которую я не перевариваю. Сахар скоро закончится, и с чем я буду пить какао? Как быть? Родительская спальня тщательно обшарена сверху до низу, вдоль и поперек: надеялся нащупать пару гладеньких купюр в шкафу под одеждой на полках или выудить их мятыми комками из карманов отцовских брюк и жакетов матери да обломался. Шиш мне. Сплошное — ничего. Как и под кроватью, в пустых коробках из-под обуви и в вазах на комоде. И в самом комоде то же. Пустота. Черная дыра, мать ее. Ну нет, с тем же рьяным усердием я уже облазил все закутки и закоулки дома, но все так же продолжаю терпеть неудачу, пора завязывать и позвонить отцу. Впервые за всю неделю после расставания набираю его номер. Какой значимый эпизод. Запечатлеть бы. На его пропущенный звонок в среду я так и не перезвонил, зато отправил смс: «Со мной все в порядке». А чего еще требуется ведать родителю о его чаде? Так что годится. Я хороший сын, как минимум на две трети. — О, привет, привет! — Оу, внезапно так раздался голос на противоположном конце линии. Я там потолок не пробил, когда подскакивал от неожиданности? — Давненько мы, Никита, с тобой не разговаривали. Ты как? Что-то случилось? — Пока нет, но может, если у меня длительное время не будет еды в желудке. — Мне нужны деньги. — Зачем ходить вокруг до около и обмениваться любезностями? — Что, перед матерью провинился? Денег тебя лишила? Как в тот раз? — Какой раз? О чем он? Еще усмехается. Ему походу невдомек, что она никогда не считала нужным давать мне на карманы. А еще он полагает, что я живу не один, а с мамой, которая скоро с головой зароется в куче пустых бокалов из-под коктейлей. Хм, если я расставлю все точки над «i», то по само разумеющемуся закону спровоцирую ненужную шумиху и массу нововведений в мое нынешнее положение, поэтому не стоит возражать, а лишь складно признать: — Типа того. — Мм, у меня не получится к вам заехать в ближайшие дни, так что, не знаю, чего тебе посоветовать, если только может ты сам будешь проездом неподалеку, тогда заходи к нам, и я дам тебе денег. Как тебе такой вариант? Вариант, что называется полное говно, но что поделать: — Договорились. — Ну, расскажи мне, как поживаешь? — Ой, как мило, напоследок соизволил справиться о моих классных и внеклассных занятиях, если, конечно, рамки «поживаешь» их подразумевали. Неважно, как там все обстоит, лучше — подобру-поздорову — уверю его в их отличнейшем состоянии. — Жаловаться не на что. — И отключаемся, но прежде попрощаемся, как полагается: — Ладно, давай. Пока. Ха, а денег то на билет в Минск у меня нет. А значит на маршрутку мне путь заказан, не говоря уже о такси. Конечно, всегда можно прикинуться «зайцем» и поехать на электричке, но к ней я приближусь исключительно под дулом пистолета, после того как шайка вонючих эротоманов едва не занялись сексом прямиком на мне. Фу, они так яро лобызали друг друга, наверное, потому и не заметили, как рухнули прямиком на меня. Или им просто было пофиг. Скорее последнее. Мое «Какого?» на них ни разу не подействовало. Да, и тогда же стало ясно, что ожидать от них извинений — глупость дикая, а самым разумным поступком будет ретироваться в соседний вагон поезда и там самоотверженно обтираться влажными салфетками. Фу, сию секунду хочется забраться под душ при воспоминании об этом. Но надлежит удержаться и позвонить маме. — Что надо? — И чего я удивляюсь ее «дружелюбию» в голосе. Знаю же прекрасно, что из себя представляет ее сущность. Далеко не маргаритки, в честь которых ей дали имя. — Надо, чтобы ты нашла в себе силы передать трубку маме. Справишься? — Хоть что-то ты должна уметь. — А волшебное слово? — Абракадабра. — Старый шутка. — Слышала ее в детстве? Надо же, гудки затрещали. Ладно, найду другой способ получить деньги. А с интернетом и полным домом разнообразной утвари — это не так уж и сложно. 17:09 Электротехнику легче всего спустить с молотка, значит на площадку объявлений отправятся фота газонокосилки и фритюрницы по цене безобразно низкой, а чтоб уж наверняка сбыть товар с рук, пообещаю в подарок икебану. Мама их обожает. Над теми, которые я вручу новоиспеченным обладателям нашей бытовой техники, она корпела сутки. А с потенциальными покупателями буду вести переговоры с помощью напускного баса, выдам себя за главу семейства и договорюсь о встречи завтра около полудня. Боюсь, дольше без еды я не протяну.