Убить тебя поцелуем

      — Сны, — мечтательно начал профессор Иниго Имаго, — это наиболее архаичная форма магии. Ибо в наших снах древняя магия наших сердец говорит о скрытых тайнах, которые наш разум не может и не хочет увидеть. — Его большие одухотворённые глаза смотрели будто сквозь учеников, словно он видел некую таинственную истину, лежащую за пределами класса прорицаний. — Но иногда я спрашиваю сам себя: что такое сон и что такое реальность? Ибо разве наши ночные сны не столь же красочны и живы, как тот дневной, что мы называем реальностью? Кто может сказать, что реально, а что сон? Может, вся реальность, это, в конце концов, просто ещё один большой сон? — счастливо продолжал вещать профессор и тихо вздохнул. Плотнее запахнув своё тёмно-синее одеяние, он продолжил странным шёпотом: — Однажды в далёкой стране жил волшебник, которому снилось, будто он — феникс. Он парил в голубом воздухе, и сердце его было наполнено радостью. Но потом он просыпался и вспоминал, что всего лишь человек. Но, будучи мудрым человеком, он начал задаваться вопросом: был он человеком, которому снится, что он феникс, или же фениксом, которому снится, что он — человек?       — Мерлинова борода, мне нужен кофе! — пробормотал Абраксас. — От этой заунывной дряни меня всегда тянет спать.       — А теперь, пожалуйста, повернитесь к своему соседу и обсудите с ним самые последние ваши сны. Попытайтесь заглянуть за видимую поверхность; постарайтесь увидеть сердцем, что же на самом деле значат эти сны?       Заскрипели стулья, студенты сдвинулись со своих мест и начали тихо перешёптываться.       — Совершенствование, — различил Гарри рядом голос Джона Люпина. — Думаю, именно это и означает твой сон, Араминта. Толпа, которая гонится за безобразным магглом по улице с копьями, показывает твоё внутреннее стремление к абсолютному совершенству.       Нет, я почти уверен, что это просто отражает её желание преследовать магглов с копьями наперевес, с мрачноватым весельем подумал Гарри. Он повернулся к Абраксасу.       — Ну что… ээ… были у тебя хорошие сны в последнее время?       — У меня? — усмехнулся Абраксас. — И близко не такие хорошие, как у тебя, судя по очищающему, которое ты бормотал сегодня утром.       Гарри почувствовал, что краснеет.       — О Мерлин, Абраксас! Я не знал, что кто-то ещё проснулся. У каждого есть такие сны в своё время.       — Не спорю. Не мог бы ты поделиться подробностями этого восхитительного сна, заставившего тебя… мм… использовать это заклинание? — лукаво сверкнул своими серыми глазами Малфой.       — Нет… да и я всё равно ничего не помню, — смущённо бросил Гарри, не желая продолжать разговор о своём сне.       — Это очень плохо. Я мог бы помочь тебе истолковать его, — беззастенчиво протянул Абраксас.       — Нет уж, спасибо.       Это всё твоя вина, Абраксас Малфой! Именно ты сказал мне, что моя кровать в слизеринской спальне раньше принадлежала Тому Риддлу, поэтому, когда он сказал мне, что помолвлен, вполне естественно, что моё подсознание начало выдавать образы того, что они со своей невестой делали в моей постели в прошлом году, на этих гладких серебристых шёлковых простынях. Ну, по крайней мере, я думаю, что это вполне естественно. Мне шестнадцать, а шестнадцатилетним постоянно снятся странные эротические сны. Или мне уже семнадцать в этом мире воспоминаний? В любом случае, мысль о том, что кто-то, возможно, занимался любовью в моей кровати, взволновала меня. Это любого заставило бы увидеть подобный сон, разве нет? На самом деле он был не совсем о них. Она была лишь призрачной фигурой; я не могу представить себе её молодой. И мне просто представлялось его лицо, потому что… О Боже, лучше бы мне приснились дементоры, как раньше.       Гарри прочистил горло.       — Однажды мне приснилось, как в конце длинного тёмного коридора на какого-то человека напала змея. Как насчёт поговорить лучше об этом?       — Эх, ладно, — вздохнул Абраксас и залистал свой учебник прорицаний. — Но всё-таки я думаю, что тот, другой, сон был куда более интересным.              Приём у Слагхорна оказался именно таким, какого Гарри и опасался. Десятки людей беседовали и обменивались неискренними комплиментами у фуршетных столиков, заставленных сверкающими хрустальными чашами с пуншем, серебряными подносами с изящными и до нелепости крохотными канапе, и сложными цветочными композициями, испускающими сладкий, гипнотический аромат. Сотни зачарованных свечей отбрасывали на гостей тёплый свет, отчего и без того красивые лица казались захватывающими дух, а лица обычные — более манящими.       Сам Слахгорн, одетый в тёмно-бордовые бархатные одеяния, переходил от одной группки людей к другой, похлопывая их то по плечу, то по руке. Словно коллекционер, ласкающий свои ценные произведения искусства.       — Вот Вы где, Элиас! — набросился он на Гарри и всучил ему хрустальный кубок, наполненный какой-то сверкающей жидкостью цвета лунного света. — Пойдёмте же сюда, мой мальчик, там людям не терпится познакомиться с Вами! — Он потащил Гарри к небольшой группе людей у окна. — Вот и он, наконец — таинственный Элиас Блэк, молодой человек без прошлого. Мы не знаем, откуда он и даже кем были его родители. И… — он понизил голос до шёпота, — профессор Диппет предупредил нас, что мы не должны об этом спрашивать. Вы можете спросить, почему? Ах, друзья мои, даже это является тайной! Но есть намёки, даже более чем намёки, что с юным Элиасом нужно считаться. Разве ты не говорил мне, Том, что он сопротивлялся проклятию Империуса? И что он змееуст?       — Всё это правда, Гораций, — мягко отреагировал Том Риддл, выглядевший очень элегантно в своём тёмном парадном наряде. Гораций? Полгода назад ты, должно быть, называл его «профессор Слагхорн», а теперь его имя так легко слетает с твоего языка. Как непринуждённо и легко ты себя здесь чувствуешь, посреди всех этих людей, словно и в самом деле получаешь удовольствие от всего этого фарса с блестящей мишурой.       — Как увлекательно… — улыбнулся Освальд Фадж, с жадностью смотря на Гарри. В его бледно-голубых глазах было почти что-то голодное. — Я слышал, ты ещё и отлично играешь в квиддич? Мы могли бы на выходных посещать некоторые матчи вместе. У моего отца очень хорошие связи: он может достать билеты в первом ряду на любой матч, который мы захотим.       — Возможно, — пробормотал Гарри. Он уставился в свой стакан, представляя, как пущенный кем-нибудь озорной бладжер врезается в напыщенного старосту.       — О, проклятье! — Том Риддл, которого внезапно затрясло от беззвучного смеха, пролил свой напиток прямо на Слагхорна. — Мне так жаль, Гораций… не знаю, как это случилось. Позволь высушить твою одежду.       — О, пустяки, Том! — небрежно бросил зельевар. — Это исправит всего-навсего заклинание сушки. Элиас, Вы знакомы с Сабино Сангвини? Он принадлежит одной из старейших волшебных семей в Европе.       — Я в восхищении, — серьёзно сказал Сангвини и слегка поклонился. Гарри ответил кивком и вежливой улыбкой.       — А это Элдред Уорпл, чей отец — близкий друг самого министра, — продолжал своё представление Слагхорн.       Гарри почувствовал, как Том Риддл склонился к нему, и его серебряный голос прошептал на ухо:       — Что бы Вы не делали, не заставляйте меня снова проливать мой напиток. Я могу читать Ваши мысли, помните.       — Я постараюсь, — рассмеялся Гарри. — О, а вон профессор Дамблдор. Я хотел бы поздороваться с ним и… и… узнать больше о его великой дуэли с Гриндевальдом.       — Конечно, мальчик мой, — широко улыбнулся ему Слагхорн. — Мне невероятно повезло, что у меня в друзьях есть человек, который является, возможно, самым могущественным волшебником нашего времени. — Он понизил голос. — Ходят слухи, что Дамблдор собирается занять очень высокий пост в Министерстве, по-настоящему высокий.       Гарри, которому не терпелось убежать до того, как Риддл ещё глубже проникнет в его мысли, поспешил в другой конец комнаты, где стоял Дамблдор, окружённый небольшой толпой и выуживающий палочкой из своего кубка съедобный лунный цветок. Его лицо озарилось, когда он увидел Гарри.       — А вот и мистер Блэк. Прошу извинить нас, леди и джентльмены, нам нужно обсудить один важный вопрос. Конфиденциальный вопрос…       Ропчущая толпа почтительно расступилась перед ними, и Дамблдор провёл Гарри через стеклянную дверь на небольшую террасу с видом на темнеющий хогвартский пейзаж. Он осторожно прикрыл за ними дверь и перегнулся через баллюстраду, глубоко вдохнув прохладный вечерний воздух.       Гарри с любопытством взглянул на него.       — Конфиденциальный вопрос, профессор?       Дамблдор шумно вздохнул.       — Да, Гарри, конфиденциальный. Скажу со всей откровенностью — я ненавижу разные вечеринки, подобные этой. На самом деле даже, я ненавижу людей. Нет, не пойми меня неправильно. Я люблю людей. Они мне очень нравятся, но поодиночке. И когда они собираются в орды наподобие этой, то, кажется, теряют человечность и превращаются в многоголовое, свирепое чудовище, именуемое толпой.       Гарри рассмеялся.       — Я так понимаю, Вы не очень-то заботитесь о свежеприобретённой славе, сэр.       — Слава! — поморщился профессор. — То, почему многие желают её, для меня загадка. Внезапно получается так, что люди, которые до этого тебя даже не встречали, жаждут твоего общества, и при этом им всё равно до того, каков ты на самом деле. Когда твоё имя появляется в заголовках газет, они говорят своим друзьям, что знают тебя лично. Они осыпают тебя ненужными подарками, и ни один из них не понимает тебя достаточно хорошо, чтобы подарить нечто на самом деле разумное, полезное, например… хм…       — Пару тёплых носков? — осторожно предложил Гарри.       Дамблдор моргнул.       — Да, именно. Как ты… Хм. Мы, должно быть, очень хорошо друг друга знаем, Гарри.       — Так и есть, профессор, — улыбнулся Гарри. — А слава мне тоже не очень-то по душе.       Несколько минут они стояли молча, вглядываясь в сгущавшуюся темноту.       — Профессор, — нарушил молчание Поттер. — Можно Вас кое о чём спросить?       — Да, конечно. Всё, что угодно, Гарри.       — Вы… — Слова не хотели идти у него из горла. — Вы с Гриндевальдом… Некоторые говорят, что Вы с ним были… любовниками, — Гарри казалось, что стук его сердца можно было услышать в неподвижном вечернем воздухе.       — Так и говорят?       — Да. — Гарри ждал, почти надеясь, что вот сейчас Дамблдор посмеётся над этим, но он молчал. Уже начинала восходить луна; её серебристый свет делал знакомый пейзаж внизу диким и чужим.       — Тебя это шокирует, Гарри? — мягко прозвучал голос Дамблдора.       — Даже не знаю… Наверное, нет…       — А, наверное, должно бы. Меня самого, по крайней мере, это шокирует. — Профессор долго стоял, глядя в темноту, затем тихо продолжил: — Боюсь, что всё очень просто, Гарри — сердце не знает причин. Я знаю, кто он, что из себя представляет, и всё же не могу перестать любить его, как не могу перестать дышать.       — О, — Гарри не знал, что сказать.       — Вот тебе и победа над самым могущественным тёмным волшебником своего времени, Гарри. Может, я и победил его на дуэли, но он всё ещё владеет мной, моими сердцем и душой. «Дамблдор, величайший волшебник современности», как же!       Гарри успокаивающе похлопал профессора по руке.       — Ну, всё-таки Вы будете на карточках от шоколадных лягушек, сэр.       — Я…что? — Выражение восторга охватило лицо Дамблдора. — Ты серьёзно, Гарри? Карточки от шоколадных лягушек? Вот это именно та слава, которая мне нужна. А карточки со мной будут редкими?       — Эмм… нет. Вы довольно часто встречаетесь.       Дамблдор серьёзно кивнул.       — Ясно. Значит, мне есть к чему стремиться.       — А вот и ты, Альбус! — материализовался внезапно позади них Слагхорн. — Не монополизируй Элиаса, знаешь ли. Ещё очень много людей не встречались с ним. Пойдёмте, Вы просто обязаны попробовать то восхитительное зефирное суфле… — И Слагхорн плавно повёл их обратно на вечеринку.              После часа бесконечных представлений и болтовни, более непонятной и бессмысленной, чем древние руны, Гарри оказался в ловушке в углу вместе с Горацием Слагхорном. Странный напиток, постоянно появлявшийся в его бокале, слегка ударил ему в голову, и он не смог найти способа сбежать.       — Наконец-то! Я ждал возможности перекинуться с Вами парой слов наедине, мой мальчик. Вы уже пробовали тушёные гребешки вспухобобов? О, я настаиваю, попробуйте хотя бы один. А Ваш кубок уже наполовину пуст. Позвольте мне…       Гарри послушно проглотил нежный маленький белый гребешок, покрытый блестящими розовыми семенами.       Слагхорн наклонился ближе и понизил голос до доверительного шёпота:       — Я рад видеть, что Вы подружились с Томом, Элиас. Он сказал мне, что будет давать Вам частные уроки, хотя вообще он это скрывает. Немного запретной тёмной магии, полагаю? О, не беспокойтесь, мой мальчик, я не буду расспрашивать. Для умного молодого волшебника вполне естественно интересоваться тёмными искусствами. Да ведь и я сам был очарован Томом и рассказал ему одну-две вещи, на что соглашаться мне, строго говоря, не следовало. У Вас двоих очень много общего, Вы знаете? Оба сироты, оба чрезвычайно талантливы и, конечно, оба довольно красивы… — Слагхорн, уже слегка захмелевший, тяжело мотнул головой. — Не удивлюсь, если вы с ним разобьёте сердца ведьм из лучших семей страны.       — Эмм… — Гарри, не зная, куда пристроить руки, взял ещё один гребешок. — Но ведь профессор уже помолвлен? С Вальбургой Блэк.       К его удивлению, Слагхорн слегка нахмурился.       — Да. Да, он помолвлен с Вальбургой. Возможно, он немного поторопился, как мне кажется.       — Неужели? — Гарри с надеждой взглянул на профессора зельеварения. Пожалуйста, скажи мне, что ты думаешь, что Вальбурга предназначена своему кузену Ориону!       — Том действительно слишком молод, чтобы жениться. Ему ведь всего восемнадцать! Это вполне естественно, конечно, что мальчик, который рос заброшенным сиротой, стремится теперь занять положение уважаемого члена волшебного общества. И после того, как он получил желанную должность профессора защиты от тёмных искусств, я совсем не удивлён, что Том вознамерился утвердиться в качестве респектабельного семьянина — но всё-таки это в самом деле поспешно. Вальбурга, конечно, прекрасная молодая леди из древнего и благородного чистокровного рода, но я не могу отделаться от мысли, что её личность несколько слишком… как бы это сказать… слишком сильная для молодого человека с таким чувствительным темпераментом, как у Тома.       Гарри с содроганием вспомнил будущий портрет Вальбурги Блэк и согласно кивнул головой. Слагхорн задумчиво посмотрел на Гарри.       — Знаете, Элиас, я тут подумал: раз уж вы с Томом так хорошо ладите, может, поговорите с ним как-нибудь об этом? Я имею в виду о том, что не нужно торопить события и насладиться несколькими годами беззаботного холостяцкого существования, прежде чем взять на себя бремя семейной жизни. Боюсь, когда я говорю ему об этом, он только смеётся; он говорит, что старый холостяк вроде меня не в том положении, чтобы давать советы по поводу брака.       — Думаю, я могу попытаться, сэр, — улыбнулся Гарри.       — Превосходно! А вот и юная мисс Макгонагалл из министерства, она моя бывшая студентка. Позвольте мне вас представить, Элиас.       Профессор Макгонагалл? Как молодо она выглядит! На самом деле она была довольно хорошенькой со своими длинными волосами цвета воронова крыла. Чёрт, неужели я только что так подумал? О, узнаю этот строгий неодобрительный взгляд, который она кинула на Абраксаса; теперь она снова выглядит, как раньше.       — Рада познакомиться с Вами, мистер Блэк. — Голос Макгонагалл был всё тем же. Она слегка нахмурилась. — Постойте, мы с Вами раньше нигде не встречались? Вы кажетесь мне знакомым.       Гарри покраснел.       — Эээ… Нет, не думаю, что мы встречались.       — Как странно… — Её серьёзный взгляд карих глаз задержался у него на лице. — Как будто я уже видела Ваше лицо во сне.       — О, Вы начали видеть вещие сны, Минерва? Я бы никогда не подумал, что Вы провидица после демонстрируемых Вами способностей к гаданию на уроках прорицаний, но, может, у Вас всё-таки есть некий скрытый талант? — присоединился к ним профессор Иниго Имаго.       — Здравствуйте, профессор, — Минерва Макгонагалл одарила его дружеской улыбкой. — Прорицания действительно не были моим коньком. Боюсь, что они слишком мрачны и неубедительны, на мой вкус. Но я их сдала, по крайней мере, в отличие от бедной Сивиллы.       Гарри улыбнулся про себя. Как бы они удивились, если бы я спросил, не Сивиллу Трелони ли они имеют в виду, учитывая, что я её ещё не встречал в этом времени. И как бы они удивились ещё больше, если бы я им сказал, что однажды она станет профессором прорицаний в Хогвартсе.       — Простите, профессор Имаго, я хотел бы задать Вам один вопрос.       — Вопрос? Да, что-то подсказывало мне, что у тебя он будет, — кивнул профессор. — Продолжайте, мой дорогой мальчик.       — Если увидеть видение, проблеск грядущего, будь то во сне или… каким-либо другим образом, будет ли будущее именно таким, каким ты его увидел? Есть ли способ изменить его?       Профессор Имаго смотрел на Гарри странно расфокусированным взглядом, словно настолько привык к своим видениям, что не мог уже смотреть на наш мир, как обычно.       — А Вы провидец, мой мальчик? Возможно ли, чтобы Вы обладали этой редкой способностью заглядывать в будущее и видеть то, что должно произойти? — Он вздохнул. — Но что есть будущее? Боюсь, это всего лишь сон. И всё же, как ни странно, оно и есть правда, как и наши сны. Может, и наши воспоминания о прошлом всего лишь сны? Мы думаем о будущем как о чём-то неопределённом, а о прошлом — как о неизменном, как о серии событий, отлитых из камня. Но так ли это на самом деле? Возможно, прошлое и будущее одинаково нереальны, это всего лишь сны и фантазии, которые мы вспоминаем в настоящем… — Его голос затих.       — Благодарю, профессор. Это было очень… полезно, — Гарри чувствовал, как кружится его голова; наверное, ему нужно было ещё немного этого искрящегося напитка.       Он уловил краем глаза Абраксаса у чаши с пуншем на другом конце зала и быстро извинился. Малфой, по крайней мере, уж точно выглядел реальным, правда, нетвёрдо держался на ногах. Немного перебрал пунша из лунного цветка, Абраксас?       — Наконец-то смог сбежать от Слагхорна, да? — радостно приветствовал его Малфой. — Он всем своим друзьям и поклонникам успел показать свой новый ценный экспонат — удивительного Таинственного Мальчика со Шрамом?       Гарри состроил гримасу.       — Ну-ка, дай лучше мне пунша. Тебе уже хватит, судя по твоему виду.       — Хватит? Но это же смешно, Элиас. Вот когда я начну флиртовать с Фаджем, тогда точно мне хватит. Кстати, я видел ваш приватный разговорчик со Слагхорном в углу. О чём вы говорили? Он предупреждал тебя обо мне? Ты же знаешь — я могу ужасно плохо влиять на людей.       — Мне не нужно, чтобы кто-то говорил мне об этом, я и сам вижу, — рассмеялся Гарри. — Нет, не о тебе, придурок. Мы говорили о помолвке Тома Риддла. Вообще Слагхорну это не очень понравилось — он думает, что Риддл ещё слишком молод, слишком торопится.       Абраксас усмехнулся.       — Да, старику Слагхорну ни капельки это не нравится, все это видят. На самом деле он ненавидит саму мысль о Томе и Вальбурге вместе. Но, думаю я, дело не только в том, что Риддл ещё молод…       — А какая ещё есть причина?       Абраксас нетвёрдой рукой обнял Гарри и театрально вздохнул.       — Мой милый невинный Элиас, неужели ты не видишь того, что прямо у тебя перед глазами? Слагхорн не хочет, чтобы красавчик Том Риддл женился, потому что хочет его для себя. Он не желает, чтобы Том женился на Вальбурге, потому что отчаянно хочет, чтобы он оказался в его постели.       — Что? — Гарри недоумённо заморгал.       Внезапно у них за спиной раздался прерывистый вздох. Поттер обернулся и увидел, что там стоит Слагхорн, белый, как смерть.       Абраксас покраснел; его глаза расширились от шока.       — О, мерлинова борода…       Слагхорн стоял неподвижно целую вечность, как показалось Гарри, прежде чем обрёл дар речи.       — Убирайтесь, мистер Малфой! Убирайтесь с глаз моих. Как Вы посмели… Вон! — Он дрожал от ярости. — Никогда больше не хочу видеть Вас, мерзкий маленький…       — Абраксас пьян, сэр, — мягко вставил Гарри. — Слишком много пунша выпил; он сам не знает, что говорит. Пойдём, Абраксас, я отведу тебя в спальню.       — Спасибо Вам, Элиас. — Теперь вся злость, казалось, покинула Слагхорна, как и его обычное напыщенное тщеславие, и он выглядел старым, больным и разбитым. Гарри почувствовал укол жалости к нему. Бедный Слагхорн. Интересно, правда ли то, что сказал Абраксас? — Слишком много пунша, говорите? Да. Да, это объясняет… — Во взгляде Слагхорна, устремлённом на Гарри, была безмолвная мольба, что-то почти отчаянное. — Так всё и было, и ничего больше, не так ли?       — Да, профессор. Пойдём, Абраксас, уложу тебя в постель, пока ты не свалился с ног.       — Вы хороший мальчик, Элиас, — тихо сказал Слагхорн.       Гарри потащил Абраксаса к двери, стараясь не обращать внимания на любопытствующие взгляды других гостей.       — Нужна помощь? — Тут как тут оказался Риддл. — Мерлин, что с ним случилось? Перебрал пунша?       — Боюсь, что так.       — Ох, Мерлин, какой же я идиот, — простонал Абраксас, уткнувшись Гарри в плечо, пока они с Томом аккуратно вели его вниз по лестнице в слизеринское подземелье.       — Он был немного… бестактным, вот и всё, — пробормотал Гарри в ответ на насмешливый взгляд Тома. — Боюсь, он обидел профессора Слагхорна, но завтра всё уже будет забыто, я уверен. — В глубине души он вовсе не был убеждён, что зельевар когда-нибудь простит Малфоя.       Было уже очень поздно, и остальные слизеринцы крепко спали. Гарри и Том уложили Абраксаса в постель и накрыли серебристым одеялом. Он вздохнул и сонно пробормотал:       — Может, ты сначала разденешь меня, Элиас?       — В твоих снах, Малфой.       Абраксас ангельски улыбнулся и закрыл глаза.       — Хорошо. Если ты настаиваешь… — через мгновение он уже спал.       Том тихо рассмеялся и покачал головой.       — Сколько же он выпил этого пунша?       — Не знаю. Много.       Том с лёгкой улыбкой оглядел спальню.       — Как знакомо это место! Оно было моим домом на протяжении семи лет… А вот это была моя кровать, — он положил руку на серебристую подушку Гарри. — О, теперь она Ваша, — лёгкий румянец пополз вверх по его щекам. — Все остальные уже заняты, так что эта должна быть Вашей…       Гарри молча кивнул. Вспомнился вчерашний сон. Я не должен о нём думать, нет. Только не видение его лица, раскрасневшегося от желания… Нужно подумать о чём-нибудь другом. Дементоры. Волосы Снейпа. Пахнущие аммиаком моющие средства тёти Петуньи. Что-нибудь…       Он старался не смотреть на Тома, но его словно магнитом тянуло взглянуть на прекрасное лицо молодого человека, так ужасно не похожего сейчас на Волдеморта. Тот на мгновение встретился с Гарри взглядом, и они оба быстро отвели глаза. Поттер почувствовал, что заливается краской.       — Что ж, спокойной ночи, мистер Блэк. — Голос Тома внезапно прозвучал странно официально.       — Спокойной ночи, профессор Риддл.       Том ушёл, и Гарри опустился на кровать, уткнувшись пылающим лицом в прохладный гладкий атлас подушки, где минуту назад лежала рука Риддла.