***
Король не ошибся: его драгоценная половина в этот раз пожелала уединения не для любовной встречи. Но не ошибся он и в ином: мысли Джиневры был невероятно далеки от Ланселота — но опасно близки к другому, новому фавориту, точно угаданному венценосным супругом. Впрочем, этого Джиневра не знала и спокойно предавалась мечтам, параллельно строя планы на будущее (это качество роднило ее с супругом-повелителем). Пока что все деликатные попытки решить возникшую проблему не увенчались успехом и ни на шаг не приблизили женщину к столь желанной цели. Привлекший ее внимание рыцарь также не приближался к ней, упорно игнорируя даже самые скромные предложения. Королева досадливо фыркнула, припомнив последнюю неудачу. Поездка в соседний монастырь (под надежной охраной, конечно же — мало ли что может случиться в пути) была хорошим предлогом познакомиться поближе с несговорчивым вассалом. Но предложение включить его в свиту было отвергнуто — как королем, так и (самое невероятное!) самим фаворитом. И удобную возможность пришлось отложить до лучших времен, сославшись на сильную головную боль. Удобная все-таки штука эта мигрень… на нее можно списать многое. Однако далеко не все. Джиневра с наслаждением потянулась, припоминая горящий взгляд, мускулистую фигуру и сильные руки «сарацина». Это прозвище смущало многих — но не ее. Черт с ней, с народностью, королеве всегда нравились сильные и решительные мужчины. Таковым казался ей и Артур когда-то (не зря же он стал королем), но, увы, не оправдал ожиданий — ни как повелитель, ни как супруг… Как нарочно, перед глазами возник бледный образ ее недавнего увлечения, Ланселота. Королева недовольно поморщилась и тряхнула головой, отгоняя наваждение. Да, малыш Ланси тоже не обделен Богом, ни лицом, ни фигурой, — но чего-то ему все же не хватает. В нем нет дерзости, огня — и оттого он едва не опоздал спасти ее из рук захватчиков, гадая, достойно ли его чести добираться до места на крестьянской телеге. Джиневра презрительно сплюнула. Честь и достоинство — что стоят эти звонкие слова в сравнении с любовью и жизнью своей повелительницы? В чем сомневаться?.. Но мужчины считают иначе — и Ланселот также. Мало того, насмешливое прозвище «Рыцарь Телеги» заставило недавнего фаворита на время охладеть к ней — хотя, если разобраться, кому следовало бы обижаться?.. Нет, она не жалеет об этом. Тот случай помог увидеть любимца в истинном свете. Ланселот слишком бледен и напыщен, слишком уж напоминает ангелочка… лишь на лицо, конечно же. Во внешности же сэра Шредера, напротив, есть что-то демоническое — но это ей даже нравится. Королева криво усмехнулась одним уголком рта, покосившись в угол на икону. Изображенный на ней святой ответил женщине угрюмым мрачным взглядом. Проклятый фанатик! Как и все они. Нет, он ее не напугает и не заставит отказаться от задуманного. Она все же королева, супруга избранника Божьего — а значит, ее воля так же священна и неоспорима. Джиневра наморщила лоб, напряженно гадая, чем же привлечь внимание несговорчивого рыцаря. Сама вероятность отказа даже не приходила ей в голову — как может подданный отказать своей королеве? Отказаться от такой великой чести? Нет, дело лишь за тем, чтобы найти подходящий ключик, а его можно подобрать к любому сердцу, к любой душе. Что же может привлечь сэра Шредера?.. Женская краса?.. Вряд ли, иначе все уже бы сложилось. Джиневра подбоченилась, критически оглядывая себя. Господь не обделил ее красотой, и многие воздыхатели лишь подтверждали ее правоту. Но здесь это проверенное средство почему-то не срабатывало. Деньги, роскошь?.. Тоже не то. Она не замечала за «сарацином» склонности ни к роскошным нарядам, ни к скупости, ни, напротив, к мотовству. Казалось, неожиданная королевская милость нисколько не смутила его и была воспринята как должное. Удивительное самомнение! Может, в этом все дело? Глаза Джиневры торжествующе вспыхнули при неожиданном, но столь своевременном воспоминании. Ну, конечно! …Посвящение в рыцари. Сэр Шредер склоняется перед королем, присягая ему на верность — с виду вроде бы покорно. Но она-то замечает недовольно нахмуренные брови, взгляд, поспешно опущенный долу, словно в попытке что-то скрыть… Тогда королеву немного озадачила такая странная реакция на королевскую милость: очень многие желают служить ее супругу, но не все удостаиваются его согласия. И теперь она, кажется, догадалась, чем это вызвано. Сэр Шредер недоволен происходящим, потому что… сам желает стать королем. Почти безумная дерзость — но, как оказалось, вполне в его характере. Джиневра иронически улыбнулась. Забавно, на что он рассчитывает? — зная, как к нему относятся другие рыцари. Но это неважно. Тем больше причин у него прислушаться к ней и принять ее предложение — ибо лишь королева может осуществить его желание. А уж она-то найдет, что ему предложить… Женщина откинулась в кресле и мечтательно закрыла глаза. Именно такого мужчину она представляла рядом с собой… и на троне. Идеализм и ханжество Артура начали ее бесить, и уже давно. С другой стороны, у дражайшего супруга не столь крепкое здоровье, и долго жаловаться на судьбу ей не придется. Жаль, что у них нет наследника — лишь при его наличии Джиневра станет правящей регентшей. А пока племянник Артура Мордред наверняка уже точит зубы на престол. Наивный глупец! Сын сестры-ведьмы еще менее популярен в народе, чем чужак-«сарацин». И, что самое главное, ему не доверяет Артур. Так что его можно сбросить со счетов. Вопрос с наследником тоже решаем — тем более что время у нее есть… Бог помогает тем, кто помогает себе сам. И уж в этом Джиневра его не разочарует.***
Тем временем предмет ее недавней страсти тоже не находил себе места, снедаемый тревогой и ревностью. Он не мог не заметить охлаждения повелительницы и без труда догадался о его причине. Оттого неудачливого ухажера теперь вместо привычного самодовольства сжигали бессильная обида и жажда мести. Пройдя еще раз по комнате, Ланселот остановился и, до боли сжав руки в кулаки, медленно прерывисто выдохнул. Видит Бог, как ему сейчас не хватало выдержки и хладнокровия Артура, умевшего, казалось, и перед лицом смерти сохранять присутствие духа. Сколько раз, съедаемый завистью, он насмехался — втихомолку, конечно же — над холодной рыбьей кровью повелителя. А теперь дорого дал бы за толику его спокойствия и проницательности. Лишь они помогут ему вернуть расположение королевы и чувство собственного достоинства, если еще не слишком поздно. Проклятый сарацин! Жаль, что он не прикончил негодяя еще при первой встрече. Ланселот решительно отогнал от себя предательское воспоминание о совсем ином исходе схватки. Как он ни старался, слухи о его унизительном поражении просочились в народ и, вкупе с позорным прозвищем, лишали остатков самообладания. Нет, Ланселот не мог проиграть — врагу наверняка помогла та ведьма. Интересно, где она сейчас? Он-то заставил бы ее горько пожалеть о свершенном злодеянии. Но сейчас это, к сожалению, невозможно. Придется довольствоваться тем, что есть. Мысли Ланселота вновь обратились к давнему врагу. Негодяй должен ответить за нанесенную обиду. Но как это сделать, боже правый? Соблазнить его леди — то есть, отплатить той же монетой?.. Мужчина плотоядно ухмыльнулся, припоминая точеную фигурку упомянутой дамы, различимую даже под просторным платьем. Было бы недурно — если бы она хоть раз обратила на него заинтересованный взгляд… и если бы противник не вернулся из похода так быстро. Пытаться пристать к его леди в его же присутствии? — нет, он не сумасшедший и не самоубийца. Месть сладка, но собственная жизнь все же дороже. Может, опорочить его в глазах товарищей и короля? Тем более, другие рыцари не слишком любят самоуверенного чужака. Вот только чем? Они уже свыклись со всеми странностями и причудами «сарацина», какими бы возмутительными они ни были. Негодяй исправно посещает церковь (смущая его и отвлекая от праведной молитвы), послушно исполняет приказы простака-короля и почти не приближается к Джиневре. А вот сама Джиневра… Об этом стоит подумать, вместе с приятелем Кеем. Благодарение Богу, что он так вовремя вернулся из похода. Да, Кей обязательно должен найти выход. Всевышний наделил его холодным рассудком и расчетливостью — и в своей неизреченной милости сблизил их друг с другом. Голова товарища все время полна самых невероятных проектов и замыслов, порой дерзких до невероятия. Помнится, он упоминал что-то о Мордреде и его правах на престол, намекал даже на не совсем благочестивое родство короля и его племянника. Впрочем, это не его, Ланселота, проблема. Для него главный вопрос сегодня — вернуть милость Джиневры и разобраться с соперником. И чем скорее, тем лучше. А приятель, как назло, не торопится, увлеченный реализацией своих планов. Конечно, ему-то что терять? Сэр Кей абсолютно уверен, что «сарацин» погубит себя сам, остается лишь дождаться удобного момента и подтолкнуть в нужную сторону. Но вот сколько ждать? И насколько можно ему верить? Впрочем, больше все равно некому. Все получится. Не может не получиться. Ланселот поднял взгляд на икону и истово перекрестился. Бог не оставит его, своего верного, против проклятого иноверца, каким бы христианином бы он ни прикидывался. Он не отвернется от своего сына и всем воздаст по заслугам. Главное — поверить в это.***
«Луна входит в созвездие Скорпиона. Приближаются тяжелые времена». Мерлин тяжелым шагом подошел к лежащей на столе массивной книге в кованом переплете и руническими знаками занес в нее результаты своих наблюдений. Никто из непосвященных не сумеет прочесть его записей. Впрочем, никто чужой и не появляется в его личных покоях. Но осторожность важнее всего. Руническое письмо — лишь одна из немногих тайн придворного волшебника. Вздумай он ради интереса рассказать кому-либо из окружающих немного больше, ему бы точно не поверили — а тем паче, что добыты эти сведения совершенно естественным, немагическим путем: из старых книг и от учителей, встреченных им во время странствий по странам Европы и Азии. Тайные знания древних, почти позабытые невежественными современниками, сделали его в их глазах колдуном и чародеем. Мерлин скептически усмехнулся. Людям свойственно объяснять сверхъестественными причинами то, чего они не могут понять и объяснить, отдать неведомое на откуп Богу или сатане. А потом привычно упорствовать в своих заблуждениях. Большинство простецов — большие дети, наивные, невежественные — и тем самым опасные для себя и других. Многие знания и умения, подарившие старому волшебнику авторитет и поклонение, возвели неприступную стену между ним и прочими людьми. Но Мерлин не в обиде на судьбу. Ее дар помог ему поучаствовать в строительстве великой империи и спасти не одну человеческую жизнь, а одиночество… он давно привык к нему. Маленького Ашта, помощника и ученика более чем довольно для его души. Не раз и не два приходилось волшебнику наблюдать за звездным небом в поисках ответов на заданные вопросы. Порой он делал это по поручению Артура, помогая ему разрешить ту или иную государственную проблему, или — гораздо реже — личный вопрос. Грех тревожить мироздание вопросами о частном, если только речь не идет о спасении жизни или чем-то подобном. Но сейчас его волновала как раз судьба конкретных людей — и Мерлин верил, что не случайно. Он ощущал, что она неразрывно связана с судьбой их королевства. В них было что-то особенное, чуждое. Волшебник почувствовал это сразу, с первого взгляда на пришельцев, хотя те и старались не выдавать этого. К сожалению, почувствовал не только он. Люди враждебно относятся к непохожим на себя — и, наверно, это осознание побуждало пришельцев держаться вместе, ибо единым фронтом проще отражать удары — как людей, так и самой судьбы. Открытое противостояние еще не случилось, но Мерлин чувствовал, что оно не за горами и решит многое. Несмотря на всю настороженность и привычное недоверие к людям, новая придворная дама ему понравилась, и Мерлин постарался как можно деликатнее дать ей это почувствовать. Она тоже прониклась к нему симпатией, но не настолько, чтобы довериться. Может, и правильно — но сейчас это недоверие может стать помехой при попытке оказать помощь. С ее спутником сложнее. Он верит лишь в материальное и оттого не воспринимает всерьез ни магию, ни волшебников. Вкупе с его самонадеянностью, гордостью и честолюбием, это может стать серьезной проблемой. Для всех них. В чем именно заключается опасность, Мерлин не знает. Именно об этом он вопрошает звезды, давно привыкнув читать их, словно раскрытую книгу. Но сегодня звездное небо глухо и немо и не отвечает на вопрос. В первый раз в жизни. Что ж, бывает и так… Разведя огонь в очаге, Мерлин неслышно передвигается по комнате, открывая то одну, то другую книгу, перебирая стоящие на полках колбы и реторты. Он движется почти механически, полностью доверившись своему телу. Если уж не звездное небо, то собственный дух должен найти ответ на мучающие его вопросы: кто эти двое? чем их появление грозит королевству? А самое главное — как спасти королевство, не погубив при этом неповинных людей? Многие из знакомых ему магов, не колеблясь, принесли бы чужаков в жертву, тем более, во имя короля и королевства. Многие — но не он. Но ответ не находится, за исключением нарастающего чувства тревоги. Что-то должно произойти — и очень скоро. Ничего, главное то, что он предупрежден об этом — и значит, будет готов встретить любую неприятную неожиданность. И это даст шанс на победу. Всего лишь шанс — но это уже немало.