***
Она считала. О да, считала. Она сочиняла короткие, в пару строчек, стишки для каждого дня, чтобы не ошибиться. Тем не менее, у нее было впечатление, что один раз она все же сбилась: на одиннадцатый или двенадцатый день. Наступил четырнадцатый день, и Сакура стала сомневаться, не совершила ли еще одну ошибку между седьмым и восьмым днями. Она больше не была уверена. Считая все ошибки, она все еще надеялась. Но затем прошел шестнадцатый день, и двадцатый, и двадцать пятый. Месячные не приходили. Сакура подумала, что, возможно, она должна быть благодарна, что все сработало. Что ей не придется снова подвергаться изнасилованию. У нее было много времени, чтобы обдумать все возможные сценарии. Она могла бы прервать беременность. По крайней мере, теоретически, потому что цепи мешали ей дотронуться до живота. Между тем причина этих пыток огнем в прошлом месяце стала до боли очевидной – они проверяли, может ли она, будучи скованной, управлять своим телом. И после того, как они усовершенствовали ее кандалы, ответ был: к сожалению, нет. Сакура никогда не слышала об исцелении (или убийстве) чакрой, сфокусированной где-то еще, кроме ладоней, но она подозревала, что это возможно. Вот только понадобятся месяцы, чтобы отработать это до такой степени, что она сможет убить жизнь в своей утробе, не покалечив при этом себя. Месяцы предполагают отсутствие тех браслетов, которые мешают ей формировать чакру. Время было совсем не на ее стороне. С другой стороны, даже если бы она успешно избавилась от ребенка, они бы заставили ее зачать другого. Потребовалось бы много-много повторений, чтобы убедить Учих в том, что она не может выносить беременность весь срок, и только при условии, что никто никогда не узнает, что выкидыши были вызваны, а вовсе не случайны. Сакура не была уверена, что готова к этому. Другой вариант – сделать себя бесплодной, изранить внутренние органы до такой степени, что она станет бесполезной. Сакура тоже не была готова отказаться от этой части своей жизни. В любом случае, стать бесплодной, вероятно, будет для нее смертным приговором. Она уже слишком много знала. Они бы никогда не отпустили ее. Сакура продолжала размышлять над планами побега, но ее слишком хорошо охраняли. Учитывая все обстоятельства, пока она вынашивает ребенка, она в безопасности. Случай представится сам. Несколько успокоенная тем, что бездействие было логически обоснованным решением, Сакура ждала. Она соблюдала свой график тренировок. Чтобы мотивировать себя, она придумала систему вознаграждений. После завершения одной серии она разрешала себе спеть одну песню. Она не была уверена, было ли ее пение хорошим, и точно никогда не пела вслух при других людях, но теперь она перестала об этом беспокоиться. Охранники кормили ее, мыли и убирали за ней горшок. Они вымыли ее после секса... Сакура не собиралась смущаться из-за такой мелочи и щадить их чувства. Итак, она спела. Она поняла, что знает только семь песен. Но у нее была свобода выбора, в каком порядке их петь. И она наслаждалась каждый раз, когда могла выбирать. Ее дни были похожи один на другой. Сакура все еще пыталась считать их, но все чаще и чаще ошибалась. Она была где-то между тридцать шестым и сорок вторым днями. В какой-то момент ей пришло в голову, что она считает дни от изнасилования. Оно стало точкой ее отсчета. Это заставило ее задуматься, что она действительно забыла о нем. На сорок пятый день (или пятьдесят первый, а, может, и пятьдесят второй) Сакура вспомнила восьмую песню. Это было целое событие; она и представить не могла, что будет так радоваться чему-то тривиальному. Несмотря на все свои усилия, Сакура знала, что очень быстро теряет силы. Она могла заметить это по своим ногам – мускулы исчезли, и ее тело начинало иметь по-настоящему нездоровый вид. После четырех месяцев лишения свободы она не была уверена, сможет ли вообще встать. Какой бы побег она ни попыталась совершить, в данный момент он не сработает. Сакура вновь вернулась к своим историям. Она отправила Ино на свидание. Ну, то есть, Ино, конечно, отправила себя сама. Но Сакура была там, чтобы помочь ей выбрать наряд. Они как обычно ссорились, потому что Ино хотела выглядеть на все сто, а Сакура продолжала называть ее развратницей. Сакура задалась вопросом, что о ней подумали ее тюремщики, когда услышали, а они должны были услышать, как она громко спорила сама с собой о платье. Она надеялась, что они назвали ее сумасшедшей. Может быть, от этого им поплохеет. Или они понизят уровень охраны. И, честно говоря, Сакура чувствовала, что она действительно медленно сходит с ума. Никто даже не разговаривал с ней. Ее кормили, давали горшок, когда она хотела в туалет, а в остальном ее оставляли в абсолютном одиночестве. И была только одна и та же пустая комната, день за днем, день за днем...***
Вскоре Сакура была вынуждена надеяться лишь на чудо. Ключ, потерянный в пределах ее досягаемости. Незакованный наручник... Но ничего подобного не происходило. Ожидание случая не поможет ей сбежать отсюда. Сакура пришла к пониманию, что нужно самой активно этот самый случай создавать. Учихи проверили, может ли она лечить в этих оковах. Она не смогла, им удалось помешать ей. Но они не запечатали ее чакру, вероятно, чтобы не мешать течению беременности. Она все еще могла ее вызвать. Даже если побочные эффекты окажутся сокрушительны, и Сакура будет чувствовать себя так, словно горит изнутри, ее запасы были при ней, нетронутые. И у Сакуры было более чем достаточно чакры в резерве... Она могла бы шантажировать их... Сакура ждала, пока самый старший охранник не явится на дежурство. Со шрамом на щеке он выглядел бывалым шиноби, и, похоже, имел здесь наибольший авторитет. – У меня есть предложение, – сказала Сакура самым ровным тоном, который смогла изобразить. Охранники синхронно повернули к ней головы. – Предложение, – повторила Сакура. – Ты снимаешь цепи с пола, и я не убью плод. В наступившей тишине Сакура подтвердила свою позицию. – Честная сделка. Вы хотите, чтобы ребенок был здоровым и невредимым. Я хочу облегчить свои страдания. Только это. Усильте охрану, приставьте сюда кого-то на постоянной основе. Но позвольте мне двигаться. Позвольте встать... Я ничего не сделаю; даю вам свое слово. – Конечно, она испробует все, что только в человеческих силах. Она что-нибудь придумает, в этом Сакура была уверена. Но, возможно, они считали ее достаточно слабой и наивной, чтобы купиться на ее уловку. Охранник рассмеялся прямо Сакуре в лицо. – Мы знаем, что ты ничего не можешь сделать. Тебе нечего нам предложить. Его смех задел не ту струну в душе Сакуры. Несмотря на то, что обычно она была более рассудительна, это подействовало ей на нервы. – Я не могу контролировать свою чакру – вот и все, чего вы добились, – сказала она с большим гневом, чем планировала. – Но ты действительно думаешь, что неконтролируемая чакра менее смертоносна?! – крикнула она, стараясь не смотреть ему прямо в глаза. Чтобы доказать это, Сакура направила поток своей чакры вверх. Та двигалась по ее телу резкими толчками, как ветер перед самым штормом – мощный, но все еще с отчетливыми порывами. Она накачала еще больше чакры. Вихрь увеличил свою силу. Теперь Сакуре пришлось бороться за то, чтобы сидеть прямо для поддержания видимости. Многое зависело от уверенности в ее представлении. И все же хладнокровие покидало ее, пойманная в ловушку чакра сжигала каналы Сакуры, инстинкты побуждали ее к действию, любому действию, так, как ее учили. У охранника был свой шаринган, поэтому Сакура была уверена, что он мог видеть ее чакру. Черт возьми, даже без шарингана можно было бы увидеть это – она бурлила в ее организме, бессмысленно отражаясь внутри тела, заставляя весь торс сильно трястись. Сакура почувствовала, как крошечные волоски на предплечьях встали дыбом. Стиснув зубы, она еще больше увеличила свою мощность. Кончики ее волос развевались вокруг плеч. Воздух потрескивал. Она должна была вести переговоры, но ситуация выходила из-под контроля. Она больше не могла приводить разумные доводы. – Освободите меня! Или, клянусь, я сделаю дыру в животе! – закричала она. – Здесь нет никого, кто бы исцелил тебя. Ты умрешь. – Охранник небрежно скрестил руки на груди. – Ты готов рискнуть? – А ты?! Охранница, которая прибежала примерно в середине их стычки, встревоженная шумом, схватила шиноби за локоть. – Что ты делаешь?! Не провоцируй ее! Мужчина оттолкнул девушку, та споткнулась и едва удержала равновесие. – Перестань! Что, если она действительно сделает это? – воскликнула она. – Не влезай! Она блефует. Она этого не сделает. А если сделает, то, по крайней мере, я раз и навсегда покончу с обязанностями в этой дыре! – О чем ты говоришь! Он убьет нас, если это произойдет! – Но она этого не сделает. Потоки чакры бились о барабанные перепонки Сакуры изнутри. Она не планировала исполнять свои угрозы, это должен был быть просто блеф… Но ее внутренности кипели от чакры и гнева, и путь разума становился все более и более размытым. – Я сделаю! – она закричала. – Я сделаю! Я … – запнулась Сакура. «... убью ...» невысказанно прозвучало в ее голове. Убьет. Убьет... Но не охранника. Не людей, которые схватили и пытали ее. Только себя. И эту крошечную искру жизни внутри нее. Сакура наклонилась вперед настолько, насколько позволяли ей цепи. Она бы с удовольствием согнулась вдвое, но не смогла. – Мне жаль… мне так жаль… – она шевельнула губами, но во рту было настолько сухо, что озвученные слова были почти не слышны. Сакура закрыла глаза и опустила плечи, когда ее чакра медленно отхлынула назад, приходя в равновесие. – Видишь, я же говорил, что она этого не сделает, – сказал охранник, но Сакура не обратила на него внимания. Она была слишком занята своими мыслями. Фактом, что она почти убила это. Единственное, что она могла назвать своим собственным в этом проклятом месте. Ее собственность. Ее ребенок. Крупные слезы катились по щекам Сакуры.***
Ребенок в ней рос. Это было пока еще не ощутимо, но, конечно, она чувствовала себя по-другому. Она начала думать о малыше. Будет ли это мальчик или девочка? Как будет выглядеть? Каким будет цвет волос? Цвет глаз? Эти мысли занимали все больше и больше ее времени. Сакура предположила, что волосы и глаза, вероятно, будут черными, как у Учих. Не то чтобы ее светлый цвет смог бы перебить их. Но узнает ли она когда-нибудь? Они позволят ей взглянуть на ребенка? Будет ли лучше, если она никогда его не увидит? Она слышала, что если разлучить детеныша с матерью сразу после рождения, оба пострадают меньше. По крайней мере, так говорили фермеры о своих животных. Тем не менее, Сакура была убеждена, что захочет его увидеть. Неважно, какой ценой. Но позволят ли они это сделать? Сакура закусила губу – они никогда не позволили бы ей подержать ребенка, это было очевидно. Они держали ее руки скованными так, чтобы она не могла даже дотронуться до своего живота. Ни за что они не дадут ей прикоснуться к новорожденному. Когда она впервые осознала это, то заплакала. Она так сильно рыдала, что к ней пришли охранницы и целый час не могли ее успокоить. Она всхлипнула, когда, несмотря на все свои усилия, в конце концов подумала об этом во второй раз. И в третий, и в четвертый тоже. Когда она подумала об этом в пятый раз, ей удалось сдержать слезы. Они надоедали ей, у нее начинался насморк, и ей было трудно дышать всю ночь. И приходилось звать на помощь, чтобы высморкаться. Итак, Сакура начала укачивать себя. Это помогало. Пока не представила, что может качать ребенка на руках. Затем она снова начала плакать. Она думала и о других вещах. Что будет с ее ребенком? Судя по усилиям, которые клан Учиха прилагал для того, чтобы он пришел в этот мир, Сакура предположила, что ребенок был очень ценным для них. И для какой еще цели он был бы важен Учихам, если не для войны? Они ожидали, что ее ребенок будет обладать силой, получить которую другими способами было бы невозможно. Что они сделают с ее ребенком? Они бы воспитали его как ниндзя, это точно, но будут ли они воспринимать его как любого другого ребенка? Или скорее как инструмент, как оружие? Как бы они относились к нему? Сакура знала, как рано детей посылают на поле боя, какую подготовку они получают перед тем, как пойти на войну. Она была избавлена от большей части этого, будучи девочкой и единственным ребенком. Но у Сакуры было достаточно здравого смысла, чтобы заметить, что с ней обращались не так, как с большинством ее сверстников. Ее мать видела в ней свою преемницу и приложила много усилий, чтобы обучить ее. Для нее Сакура не считалась за расходный материал. Она была единственной дочерью, последним наследием ее покойного мужа. Но другие дети не имели таких привилегий. Особенно те, у кого нет родителей. С последними обращались хуже всего. У ребенка Сакуры не будет матери, которая защитит его от бед… Матери, чтобы протестовать, когда отец тренирует ребенка слишком сурово. Матери, чтобы вытереть слезы. Матери, которая будет возражать против того, чтобы посчитать его готовым к войне. Как он будет расти? Найдется ли женщина, которая будет заботиться о нем, как о своем собственном ребенке? Или женщина, кормящая его, будет думать о нем только как об ублюдке Сенджу? Или, что еще хуже, об оружии? Несколько дней спустя Сакура наконец-то высказала то, что уже некоторое время вертелось в уголках ее сознания. А что, если ей никогда не удастся выбраться отсюда? Каков должен быть ее приоритет в таком случае? Стоит ли ей вообще расставлять приоритеты? Или она... Еще до того, как она даже смогла сформулировать мысль, Сакура начала плакать. Как только ребенок родится, он будет тут совсем один. Вне пределов ее досягаемости. Она должна... она должна что-то сделать с этим. Пока еще может. Ее ребенок не станет сиротой, даже если они от нее избавятся. У него есть отец. Отец Учиха.***
– Могу ли я поговорить с тем другим мужчиной? – спросила Сакура женщин, когда те принесли ей ужин. – С другим охранником? Он будет дежурить завтра. – Нет, с тем... С человеком, который... – Изнасиловал меня? Оплодотворил меня? Что она должна была сказать? – Отец ребенка, – наконец, выдала Сакура, и слова, сорвавшиеся с ее языка, казались такими чужими. Ложка в руке младшей из женщин замерла в воздухе. – Зачем? – спросила старшая. – Мне нужно кое-что ему сказать. Женщина уставилась на нее, явно не впечатленная ее объяснением. – Ты можешь передать ему это? Когда увидишь? Пожалуйста. – Сакура выдержала пристальный взгляд пожилой женщины. – Пожалуйста. Только одна просьба, ты можешь сделать это для меня? Сакуре потребовалось немало усилий, чтобы принять решение об этой встрече. Теперь их нужно еще больше, поскольку она вынуждена будет умолять. Но она была настроена решительно.Если здесь и был кто-то, с кем у нее был хоть какой-то общий интерес, так это он. Она проделала довольно огромную работу, чтобы убедить себя пойти на это. Она перебирала свои воспоминания об изнасиловании раз за разом в поисках подсказок. И она кое-что нашла. Казалось, он не получал большого удовольствия от этого акта. Похоже, ему даже не нравилось в нем участвовать. Может быть, он действовал по приказу. Он был довольно молод, так что кто знает, какое место он занимал в иерархии клана. Да, твердила себе Сакура, это вполне правдоподобный сценарий, и она будет его придерживаться. Хороший рассказ, в который можно было бы поверить, и тот, кто поможет ей осуществить ее план. – Не думаю, что могу сказать что-то, что могло бы повлиять на него, – осторожно ответила охранница. Именно тогда Сакура поняла, в чем состояла проблема – женщина боялась. Чертовски боялась. Может быть, ей тоже стоит. Может быть, это был не очень хороший план. Но другого у нее не было. – Скажи ему, что это и его ребенок тоже, – тем не менее, настаивала Сакура. – Скажи ему, что он его отец, и он должен прийти и увидеть его. Увидеть меня... Найди его. Скажи ему, пожалуйста... Охранница отвела от нее взгляд и больше ничего не говорила в течение всего оставшегося времени своего дежурства.