Драка будет страшной. Сегодня… в бой идут одни «старики». Алексей Титаренко
***
27.5.1941 Дорогой мой дневник! Ты — единственный, кому я раскрываю все свои тайны и рассказываю о проблемах. Сегодня предпоследний учебный день. Я наконец-то закончу десять классов и смогу поступить в институт. Учитель физики это самый ужасный человек в моей жизни. Серьёзно. Вся параллель давно отдыхает, а на уроках рассказывают интересные истории. Только наш класс писал контрольную работу по итогам года. Видите ли, мы самые умные дети! Катя не пришла на первый урок. Было волнительно. Особенно это заметил мой сосед по парте. Вася начал придираться ко мне и спрашивать, зачем я постоянно оттягиваю ворот хлопковой рубашке. Вечно он лезет не в свое дело. Но все же она пришла. Как оказалось — проспала. С каждым такое может быть… Катя села со мной на географии. Она что-то рассказывала про модный журнал, который купили родители Ленки. Единственное, что я понял — мода это не моё.***
29.5.1941 Нам раздали аттестаты! В принципе все не так плохо, как я думал. Матушка похвалила и сказала, что меня ждёт сюрприз. Батя лишь усмехнулся и ответил, что оценки не главное, но подарок я все же заслужил.***
2.6.1941 Прекрасный второй день лета. На улице сильно греет солнце, хоть без фуфайки ходи. Я был в библиотеке, брал новую книгу. Учительница литературы мне посоветовала «Тихий Дон» Шолохова. Когда пришёл домой, то отложил её в сторону. Надо было помочь отцу. Он сказал, что дел на пять минут, но в итоге мы с ним провозились в гараже до вечера. Начну читать завтра.***
8.6.1941 Как же я мог забыть, что у Кати день рождения двадцать первого числа… Вот дурак.***
12.6.1941***
20.6.1941 Последний пункт теперь смело можно вычеркнуть. Ах, Катенька! Как же я не встретил тебя раньше? Почему я был знаком со столькими людьми, но такая красивая девушка не входила в круг общения? Я всегда буду помнить наше знакомство. Ты пришла в шестом классе, вместе с родителями приехала с Украины. Каждого смешил твой гэкающий акцент, но я находил в этом прекрасное. Это была твоя изюминка, по которой я с закрытыми глазами мог найти тебя среди сотен людей. А как я люблю твои тёмные, почти чёрные волосы, что постоянно вьются, каждый раз «отбирают» расческу. Светлые глаза, что поблескивают на солнце. Они у тебя словно безоблачное небо. Такие же чистые и голубые. Каждую твою незаметную на первый взгляд привычку знаю, но все равно каждый день открываю в тебе что-то новое. Как же ты прекрасна, Катерина!***
21.6.1941 Сегодня праздник не только у неё. Счастливее меня на свете нет человека! Да, если кто-то вдруг найдёт мой дневник, то подумает, что я слишком чувствительный парень. Но мне будет уже все равно на его мнение. Кате исполнилось восемнадцать. Я смог подарить ей то, о чем она мечтала. Друзья разошлись ближе к пяти часам вечера, ведь завтра ещё выпускной. А я остался помочь. Мы навели порядок в квартире, помыли посуду и выкинули мусор. Хотел было уже уйти, но она меня окликнула. Я повернулся и долго смотрел на её мягкую улыбку. Катя смущённо отвела взгляд, но аккуратно взяла меня за руку. Долго стоял на месте, не решаясь сделать один маленький шажочек вперёд. Но какие-то невидимые силы подтолкнули меня, сократив расстояние. Она медленно прикоснулась к моим губам. В этот момент сердце не знало что делать: то ли биться как сумасшедшее, то ли замереть и стараться не нарушать воцарившуюся идиллию. Катя отстранилась, так же улыбнулась и закрыла за собой дверь, бросив мне тихое «до завтра».***
22.6.1941 Сегодня я услышал о войне. О том, что немцы вдруг на нас напали, Придётся долг отдать стране, Чтоб дети той беды не знали… Неужели я все это время спал? Вчерашний вечер был лишь выдумкой задорной, а Катю я так и не целовал? Может, я наоборот уснул и попал в кошмар? Войны же быть не может! Мы же подписали пакт о ненападении. Ущипните меня, разбудите!***
23.6.1941 Я до сих пор не могу поверить, что это случилось. Прости меня, мама. Прости своего непутевого сына. Прости за то, что сбежал на фронт. Просто по-другому нельзя.***
29.6.1941 Меня уже несколько дней держат на призывном пункте. Не берут, говорят, что мал. Пришлось накинуть еще год сверху. Капитан посадил около двери медкомиссии и сказал ждать. Прошло не больше десяти минут, как он вышел. Теперь я зачислен в летчики.***
15.8.1941 Давно сюда не писал. Ну что могу сказать? Война до сих пор идёт, но я уверен, она скоро закончится. Теперь на фронте есть лётчик Матвей Сафонов, который скоро станет героем Советского союза… либо гордо погибнет в бою за Родину.***
31.8.1941 Моё двухмесячное обучение закончилось. Кстати, здесь я познакомился с Федей Чаловым. Теперь это мой лучший друг и боевой брат. Преподаватель часто шутил, что мы с ним не разлей вода. Нам повезло. Вместе отправимся служить в тринадцатую армию. Это где-то под Брянском.***
19.9.1941 Сопливая осень. Нас зачислили в***
20.9.1941 Ночью с задания вернулись наши сослуживцы. Старший лейтенант Кучаев и младший лейтенант Дивеев. Мой механик рассказал, что они на хорошем счету у начальства, ведь только их посылают на секретные задания. Асы своего дела.***
16.11.1941 Так странно наблюдать за Федей. В последнее время он сильно изменился: некогда дружелюбный и общительный сейчас разговаривает только со мной и командирами, почти не улыбается и все время что-то рисует в своем блокноте.***
26.11.1941 Возможно, я самый ужасный человек на земле, но я не удержался и после отбоя стащил блокнот Чалова. Ожидал увидеть многое, но никак не бесчисленные портреты нашего старшего лейтенанта. Плавные линии пересекались друг с другом, рисуя профиль Кучаева.***
2.1.1942 В жизни не думал, что встречу Новый год, лежа под елью с винтовкой в обнимку.***
7.4.1942 Мои догадки подтвердились. Федя влюбился в Кучаева. Но еще я заметил, что отношение Дивеева ко мне резко изменилось. Он перестал меня ругать и отчитывать перед всеми как школьницу, перестал называть «соплей зеленой», постоянно улыбался, а иногда и откровенно пялился. Это довольно-таки сильно напрягает меня.***
28.6.1942 С утра стояла сплошная низкая облачность, и боевые действия до двенадцати обеда не велись, но с улучшением погоды немцы начали воздушные атаки. Мы приняли бой. Старший лейтенант Кучаев с дистанции пятьсот метров открыл огонь по кабине пилота, выпустив две пулеметные очереди. Бомбардировщик перевернулся и упал. Скорее всего, летчик «Мессершмитта» был убит в воздухе. Чалов поджег правый мотор одного вражеского самолета и сопровождал его до момента падения. Младший лейтенант Дивеев получил повреждение правого крыла, а вскоре загорелся. Последние слова, которые он сказал… «все будет хорошо». А затем его голос пропал с эфира и больше не выходил на связь. Немецкие машины куда-то исчезли, а я посмотрел вниз. Его самолёт — словно снежинка, кружащаяся в воздухе. За хвостом тянулась густая полоса чёрного дыма, потрескивал огонь. Моего топлива хватало ещё на пять минут полёта и мне пришлось посадить истребитель раньше, чем упал самолёт Игоря, а из глубины леса послышался оглушающий взрыв.***
29.6.1942 Я видел, как погибали люди. Видел их боль. Как по беспомощным стреляли немцы, как невнимательные подрывались на минах, как висели на площадях партизаны… но все это была физическая боль. Травмы, увечья, пули насквозь. Моральную боль и опустошенность я увидел впервые. Старший лейтенант за весь день произнес лишь пару фраз, все остальное время смотрел в одну точку, затягивался самокруткой. — Вот ты веришь, что он погиб? — Сафонов вздрогнул скорее не от сильного хлопка по плечу, а от тяжёлого и прокуренного голоса с хрипотцой. Офицер опустился рядом, слегка повернув голову вправо. — Нет, — Матвей ответил честно. Он просто не хотел в это верить, старался не допускать даже малюсенькой мысли об этом. Не потому, что Игорь***
30.6.1942 Костя дал мне записку, аккуратно сложенную в форме треугольника. Долго «мусолил» в руках, думая стоит ли её вообще раскрывать. Всё же любопытство взяло надо мной вверх. У Дивеева очень аккуратный и красивый почерк. Каждую букву будто с трудом выводит. Линии тонкие, прерывистые. Игорь писал о чем-то своём, непонятном мне, да и Кучаев разводит руками на мои просьбы расшифровать. Он часто говорил «вырастешь — поймёшь», хотя был старше меня всего лишь на год с небольшим.***
5.7.1942 Дивеев уже и снится мне. Не могу забыть его. Пытаюсь, но не могу. Не выходит он из моей головы, мерещится постоянно. А по ночам дразнит, мол, вот он я живой и здоровый, только руку протяни. Его смеха и шуток мне не хватает. Его улыбки и понимающего взгляда, сильных рук, что обнимут в трудную минуту. Я скучаю по тебе, Дивеев.***
7.7.1942 Не просто так он ко мне во сне являлся! Буквально пару минут назад дежурный доложил, что звонили из соседнего полка, говорили, что диверсанта поймали, но это оказался наш. Наш Игорь. Ротный приказал Кучаеву взять в группу ещё двоих лётчиков для выполнения поставленной задачи. — Сегодня… в бой идут одни «старики», — старший лейтенант стоял, улыбаясь и радуясь вести, что друг его жив, целенаправленно смотрел на Сафонова и Чалова. — Мотя, Федя, — он кивком головы указал на лётчиков, ротный сделал лишь пару заметок на своём потрепанном кожаном планшете, который обычно висел за спиной. — Эфир не засорять, субординацию соблюдать, по сторонам не глазеть, Игоря живым привезти, — за два года войны майор стал всем как родной отец. И даже сейчас даёт наставления опытнейшим лётчикам, которых он считает своими детьми. Парни не обижаются, шутят в ответ и готовятся к полёту. — Чалов! Подойди ко мне, — старший лейтенант сделал ещё пару шагов назад, прячась за самолётом. Федя подбежал, придерживая зелёную пилотку, что все время норовила упасть с его головы. — Федя, скажи мне, это правда? — Да, это правда, я люблю Вас… тебя, — лётчик отвёл взгляд и попытался скрыть свои красные от стыда щеки. Он сделал глубокий вдох, чтобы прямо тут в обморок не шлепнуться. Кучаев в один момент потерял дар речи, ведь он хотел спросить совершенно о другом, но… и этот ответ его вполне устраивал, поэтому Костя аккуратно коснулся чужой ладони и сжал её в своей. Чалов поднял взгляд. Буквально в паре сантиметров от него стоял человек, за которого он бы под пули пошёл. Лейтенант осторожно притянул парня к себе, заключив того в объятия, робко провел ладонью по тёмным волосам. Солнечные лучи будто специально пробирались через густые ветви деревьев, зайчиками ложились на лице лётчика. Кучаев смотрел на чёрные подрагивающие ресницы, наконец-то увидел едва приметные веснушки, поправил чужую чёлку, убрав волосы от глаз. Костя сделал ещё один маленький шажок в сторону Чалова, глубоко вздохнул и, убрав все сомнения в самый далёкий ящик подсознания, подался вперёд, впился в его губы поцелуем. Федя обвил руками шею офицера и мысленно молился, чтобы этот момент никогда не заканчивался.***
11.7.1942 Задание выполнено. Мы вернули Игоря в расположение. Чалов… перед вылетом он порхал как птица, но вернувшись назад оказалось, что ему сломали крыло… — Мотя, как дела? — связь зашипела, от чего Сафонов дернулся. Лётчик посмотрел вниз, — вижу посадочную полосу. Костры жечь начали, — стемнело сегодня почему-то раньше обычного, тяжелые тучи затянули небо. — Чал, сажаешь первый. Мотя, ты следом, ну, а я в конце, — Костя развернул истребитель на второй круг. Парни приземлились мягко, и к ним сразу же подбежали солдаты, помогая вылезти. Механики занялись осмотром и починкой, а к летчикам подбежали медсёстры. — Да все хорошо с нами, товарищи девушки, — Чалов усмехнулся. — Смирно! Товарищ майор, старший лейтенант Кучаев, сержант Чалов и младший сержант Сафонов прибыли, чтобы забрать боевого товарища, — Костя вытянулся как струна на гитаре, рапортуя перед офицером пехотного полка. — Пойдёмте, перекусите хоть. Завтра утром вернётесь на базу. Ефрейтор Медведева, радиограмму в соседний полк, — девушка кивнула головой и скрылась в землянке, что стояла недалеко. В импровизированной столовой было достаточно тихо. Повариха гремела половником, размешивая суп в металлической кастрюле. Игорь нервно стучал ложкой по столу, гипнотизируя вход. На пороге появились четыре фигуры. Дивеев встал из-за стола и застыл на месте. Офицер старшего состава отошёл в сторону, за ним показалась знакомая светлая макушка. — Ну здравствуй, Игорь, — старший лейтенант приподнял уголки губ, обнажив белесые зубы. — Костян, — младший лейтенант, путаясь в своих ногах и дважды чуть не упав, перешагнул скамейку и подбежал к товарищу, сгребая того в свои медвежьи объятия. На глазах проступили слезы, но лётчик не поспешил их утирать. Они простояли так минут пять, после чего Костя начал уже задыхаться и вежливо постучал по спине, — прости. Эх, молодежь, — теперь уже Дивеев обнимал Чалова и Сафонова, а второго даже поцеловал в щеку, от чего Матвей покраснел и надеялся, что это просто нахлынувшее чувство счастья от встречи после долгой разлуки. — Садитесь есть, а то остынет, — когда парни обернулись, то увидели на столе полноценный ужин. — Спасибо большое, теть Дунь. — Господи, Игорь, успокойся, — повариха засмеялась и кое-как отлепила от себя летчика. Парни ели не спеша, благо времени им на это хватало, переговаривались между собой, рассказывая истории из жизни, что произошли за время расставания. Тарелки и стаканы опустели быстро. На кухне никого не было. — Идите парни, отдохните, а я уберу, — Дивеев встал. — Товарищ младший лейтенант, разрешите Вам помочь, — Сафонов выпалил на одном дыхании и сразу же опустил голову. — Вдвоём веселее будет, — Кучаев подмигнул и потащил за собой Чалова, что не успел допить компот. — Мы мешать не будем. В столовой стало ещё тише, каждый боялся пошевельнуться и сказать что-то. Старая лампа, тускло освещала большую палатку. Тёплый свет падал на лицо Сафонова, стараясь согреть и вывести парня из ступора. Дивеев пробубнил себе под нос и начал собирать грязные столовые приборы. Матвей ставил тарелку на тарелку, образуя невысокую, но очень хрупкую стопку. Младший лейтенант поверх этой стопки сложил ложки, собрал стаканы и кивком головы указал в сторону двери, где находилась кухня. — Я помою, — младший сержант включил холодную воду и взял первую тарелку. — Тогда я буду вытирать, — Дивеев откуда-то вытащил вафельное полотенце. Он потянулся, чтобы забрать посуду, случайно коснулся руки Сафонова своей. Парни замерли на месте, а их взгляды встретились. Матвею казалось, что он неприлично долго рассматривает чужое лицо, при этом как-то глупо улыбаясь. Он отдал тарелку и принялся за следующую. — У меня все, — парень выключил кран и посмотрел на свои красные от холода руки. — У меня тоже, — они вышли из палатки. На улице стояла тёплая июльская ночь. На небе луна отражала белый свет, рядом мерцали звёзды. Стрекотание кузнечиков нарушало тишину. — Красиво, — «но ты красивее» добавил Сафонов в мыслях. — Мотя, а ты что руки в карманах держишь? Замёрз? — Игорь потянулся к чужим холодным ладоням, что взял в свои и начал согревать. — Ну, так получше будет, — улыбнулся и отпустил. — С-спасибо, — младший сержант робко подошёл, — можно? — в ответ получил кивок и осторожно обнял Дивеева, головой прижимаясь к груди, спокойной выдохнул. — Я знаю, что тебя интересует. Прости, не удержался и прочитал твой дневник. Я и сам не знаю как это произошло. По началу ты меня раздражал, ну в принципе как и все новенькие, но потом я пересмотрел своё отношение и увидел в тебе прекрасного пилота. Соответственно перестал ругать и все такое, — потрепал по темным волосам. — А что насчёт… — Не надо, не спрашивай. Я не готов дать тебе ответ на этот вопрос. Пойдём спать. Утром, едва начало светать, парни поднялись с постелей, быстро привели себя в порядок и поспешили к самолетам. — Дивей, на заднее к Моте, вылетаем через семь минут, — старший лейтенант взглянул на часы. — Спасибо Вам большое, — с благодарностью пожал руку майору и ушёл к своей машине. — Товарищ старший лейтенант, к взлету все готово, — отрапортовал механик. — Спасибо, братцы, от винта! — на взлетной полосе зажужжали моторы. Один за другим парни взмыли в небо. Впереди предстояла двухчасовая дорога. Солнце будто специально слепило глаза, а ветер сильно дул в лицо. Чалов прищурился, заметив чёрную полоску. — Парни, приём, объект на двенадцать часов. — Солнце, падла, не вижу. — Мотя, вниз уйди. Дивей, рули процессом. — Так точно, товарищ старший лейтенант. — Куда он делся? — Отставить панику, набираем дистанцию. — Парни! Меня подбили, правое крыло. — Костян! Держись, мы тебя прикроем. — Я теряю высоту, крыло загорелось. Ребята, прощайте. — Кучаев! Нет! — Федя, солнце, я всегда буду рядом с тобой… Чалов нервно закусил губу, смотря как его самолёт падал. Федя резко потянул руль на себя, взмывая вверх. С головы слетел шлем, и уже было не слышно о чем кричали Сафонов и Дивеев. Истребитель выполнил мертвую петлю — фигуру высшего пилотажа, зайдя в хвост немецкому самолету. Федя не пожалел патронов. Выжал с пулемета все до последнего, хотя уже со второго выстрела «мессершмит» горел за милую душу. Федя сжал в своих руках штурвал и направил в сторону местоположения собственного полка. Матвей летел за ним. Они приземлились как обычно, как умеют. Чалов отодвинул люк, вылез из своей кабины, сделал пару шагов и замертво упал на землю. Сержант долго смотрел в небо и плакал, не сдерживая своих эмоций. Внутри него осталась лишь пустота и боль, прожигающая изнутри. Как просто он потерял свое счастье. Красные глаза уже болели, но соленые слезы не переставали скатываться по лицу. А небо дразнило его:«теперь Костя мой».
А степная трава тянет горечью, Молодые ветра зелены. Просыпаемся мы — и грохочет над полночью То ли гроза, то ли эхо прошедшей войны…