Порыбачим на кайдзю?

Наблюдая за прихожанами церкви культа, Ньют думал, что сюда стоило бы отправить всех идиотов, которые вменяли ему в вину фанатичное отношение к кайдзю. Достаточно было один раз увидеть наглядную разницу, чтобы отпало желание называть научный интерес одержимостью. Увлеченность Ньютона кайдзю была страстной. По-другому он просто не умел, отдаваясь каждому делу телом, разумом и душой. Иначе какой смысл? Профанация – удел неудачников и невежд. Видя записи нападений или подходя к новым образцам, Ньют испытывал ни с чем несравнимый душевный подъем. Ему пару раз говорили о «горящих глазах и маниакальной улыбке безумного ученого», что даже немного льстило. В этом заключалась разница между ним и прочими посетителями церкви. Их глаза не горели ничем, а на лицах застыла скорбь. Ньютон не смог бы с уверенностью ответить, чем руководствовался, когда переступал порог церкви. Скорее всего, причиной странного порыва было стечение обстоятельств: бессонница из-за смены часовых поясов после перелета Бостон-Токио, тот факт, что дверь храма была распахнута даже посреди ночи, и, не в последнюю очередь – интерес. Трое суток прошло после разгромного нападения Онибабы, и Ньютон был почти уверен, что в Токио не осталось ни одного желающего обратить свои мольбы к монстрам с той стороны Разлома. Эта гипотеза оказалась ошибочной. Церковь не была переполненной лишь по причине того, что на улице стояла глубокая ночь. Несмотря на время суток, одиннадцать прихожан сидели в тени величественной статуи Треспассера. Скульптор прекрасно потрудился над изваянием. Десяти метров в высоту, стоя на высоком постаменте, местами оно было анатомически неточным, но внушало трепет. Отлитый из бронзы головной гребень терялся в полутьме под самым потолком. Ступени вокруг постамента были сплошь уставлены свечами: ближе к статуе торчали полуистлевшие огарки, а пол был покрыт застывшим налётом воска. Огарков было так много. Каждый из них – один человек, пришедший поклониться предшественнику чудовища, превратившего в руины несколько районов его города. Ньют не мог понять, что двигало всеми этими людьми. Он сидел на скамье позади статуи Треспассера, у самой стены. Здесь почти не было света, и прихожане не могли видеть его, в то время как биолог разглядывал их с живейшим интересом. Ему оставалось только гадать, за что токийцы благодарят кайдзю. За то, что разрушен не весь город, а лишь часть? Или за то, что не их друзья и семьи пали случайными жертвами побоища? Было в этом всём что-то очень первобытное. Словно горстка людей, переживших ураган, благодарила духов за милость. И ведь никому невдомёк, что ветер одинаково глух к мольбам и проклятиям. Стихии нет дела до соринок на её пути. Она равнодушна в своей сокрушающей мощи. Стихия просто идёт вперёд, как это делали кайдзю. Прихожане не могли понимать их мотивов. Пока что не знал их и Ньютон. Но он не был бы собой, если бы стал просить неведомую силу о снисхождении. Прихожане были теми, кто молился духам ветра. Ньют же охотился за ураганом. Он откинулся на твёрдую спинку скамьи и перевёл взгляд к витражам над входом. Стеклянные рисунки изображали кайдзю, выходящих на берег. Морские волны расступались от их поступи, пасти были распахнуты в оглушительном рёве, гигантские лапы ощетинились когтями. Картина должна была внушать ужас и смирение перед неотвратимой участью. Ньют же, глядя на очертания гигантских чудовищ, испытывал охотничий азарт. Ему не нужны были трофеи вроде зубов, черепов и прочей мертвечины. Цель Ньютона – знания. Он выжмет из останков Онибабы всё до последней капли. Если ему повезёт, к моменту появления следующего кайдзю человечество будет знать чуть больше. Нужно только немного удачи, и молить о ней Ньют точно не станет. Но… Быть может, ему не помешает талисман? Первобытные охотники, выходя на промысел, покрывали стены пещер рисунками своих будущих жертв – тоже своеобразная форма поклонения, с той разницей, что изображения должны были запечатлеть не страх перед чужой силой, а уверенность в победе над оной. Обряд жил и видоизменялся, превратившись со временем в традицию нательной раскраски. Ньютон серьёзно задумался об этом, а его рука сама собой потянулась в карман джинсов за телефоном. Он открыл диалог, закрепленный в самом верху списка контактов, и быстро набрал: «Герм, как ты относишься к татуировкам?».