***
Двадцать седьмого августа Иннис родила девочку. Малышку, рыжую как пламя, назвали Морной - "любимой", что было настолько естественно, что других вариантов у счастливых родителей даже не возникло. В день возвращения счастливой матери из родильного дома всё жилище МакДугалов гудело от подвала до чердака, прибывшие с поздравлениями троюродные тётушки и кузины сновали по лестницам с салатниками и стопками крахмальных скатертей, мужчины во дворе занимались мясом - всё громадное шотландское семейство было занято подготовкой радостной встречи, и только одна из постоянных обитателей не принимала участия в общем карнавальном безумии. - И куда она могла запропаститься? - между делом бранился Дункан, сдёргивая с шеи никак не складывавшуюся петлю галстука. - Выскользнула из дома так, что никто и не заметил... Точно тут замешаны её колдовские штучки. У, вертихвостка! - выругался он, отбросив скользкую тряпку на пол. Привычная к выпадам, миссис МакДугал терпеливо подняла галстук и поманила сына, чтобы наклонился. - Ты не о том думай, - напутствовала она, сноровистыми пальцами складывая аккуратный узел, - а о том, как будешь жену и дочь обихаживать. Жалко, конечно, что не мальчишка... Намаешься ты с девками, уж ты мне поверь. А о сестре не печалься. Недаром умные люди говорят: дочка - отрезанный ломоть. - Не рано ли его отсекли и не слишком ли острым ножом? - парировал он, но перечить матери не посмел. Миссис МакДугал лишь покачала головой. В отличие от Дункана, она прекрасно понимала, что творится с дочерью. По чуть приметно изменившейся манере разговора, по невесть откуда появившимся новым платьям, по отчаянно скрипящей среди ночи оконной раме в кухне - по тысяче и тысяче мелочей, которые способна заметить только женщина, она поняла, что у дочери появился мужчина. Не просто сопливый мальчишка из соседнего городка, а мужчина - солидный, серьёзный, наверняка гораздо старше... Папик. Впрочем, Элия этого и не скрывала. Помощь Слизнорта ей не потребовалась вовсе. Она и так знала, что нужно мистеру Розье... Эвану... Он, кажется, даже не понял, как и почему они оказались в одной постели. Спроси он Элию, она бы в ответ лишь мило улыбнулась - в самом деле, не рассказывать же, скольких нервов и усилий ей стоили месяцы неторопливого кружения, когда каждый последующий круг уже предыдущего, будто затягиваются вокруг сильной шеи невидимые шёлковые силки. Письма составлялись днями напролёт, губя в процессе мили пергамента и галлоны чернил - ведь важно было не допустить неосторожного слова, ни штришка, могущего разрушить старательно создаваемый ей образ простушки-пастушки. Личные встречи многократно репетировались перед зеркалом - отрабатывались самые общие фразы, движения, жесты, придирчиво откидывались на спину волосы, никак не желавшие взлетать над плечом шёлковой волной... Кропотливая работа сродни той, которую проделывает алхимик в очередных жалких попытках изготовить философский камень. Свой "камень" Элия пестовала с особой страстью и любовью - всеми, на какие была способна. К слову, Эван неестественности её потуг даже не заметил - как и любой мужчина, он принимал хлопанье ресницами и умильный щебет Элии за чистую монету. Ему откровенно нравилась его шотландская кукла, и одевать её в нарядные платья было не меньшим наслаждением, чем раздевать. А для неё расставание с собственным девичеством было лишь необходимой крохотной жертвой на пути к желанной цели. Разница в возрасте в десяток лет её не смущала нисколько. Однажды он пытался заговорить с ней на эту тему, но Элия любезно напомнила ему, что шестнадцать лет - возраст согласия, и она против пить Зелье старения даже ради его причуд с геронтофилией. После этого хохочущий Эван так крепко её поцеловал, что разговор можно было считать исчерпанным. От прочих снобов из околоаристократических кругов его отличали смешливость и по-французски лёгкий нрав, начисто лишавшие его всяческих предрассудков, а потому Элии - к её удивлению - было по-настоящему хорошо и спокойно в те моменты, когда они лежали в обнимку, утомлённые ласками, и Эван, от природы очень музыкальный, что-то тихо мурлыкал себе под нос. - Что это за песня? - тихо спросила она, разнеженно улыбнувшись и пытаясь узнать мотив. - Глупейшая шансонетка, - откликнулся Эван, не раскрывая глаз. – Про пёсика по имени Коко, который потерялся. - Бедный пёсик, - протянула Элия, умильно округлив губы, а он вполголоса пропел по-французски, скользя пальцами по её обнажённой спине: - Vous n’auriez pas vu Coco? Coco dans l’Trocadero, Co dans l’Tro, Co dans l’Tro, Coco dans l’Trocadero... Мать пела её мне, когда я был ребёнком, - признался он, глядя на то, как крадутся по потолку уже прохладные на ощупь солнечные лучи. - Так странно, ты знаешь... Её нет уже очень давно, но я до сих пор помню, как она пела и улыбалась мне. Забавная штука память, верно? - окликнул он с грустной полуулыбкой, и Элия сочувственно приподняла брови: - Так она умерла? До сих пор ей было мало что известно о происхождении собственного любовника, кроме того досадного факта, что мать его была маглорождённой волшебницей. Впрочем, это его вовсе не портило, поскольку вместе с крохотной примесью магловской крови Эван получил от матери поистине эльфийскую красоту. И слава Мерлину, подумала Элия и внутренне перекрестилась. В кабинете на втором этаже висел портрет Розье-старшего, и не единожды она задумывалась о том, что, походи Эван на отца с его жабьими глазами и бесчисленным количеством подбородков, она бы на него даже не взглянула, будь он хоть королевских кровей. Но нет, он был красив и богат, так что удивительно, как только его не прибрали к рукам раньше. - О, Эван, мне так жаль, - начала она было, но он лишь прижал палец к её губам, останавливая поток никому не нужных сожалений. - Я почти её не помню. Они с отцом погибли, когда мне едва исполнилось пять. Потом меня на воспитание забрала тётушка Друэлла, а после Хогвартса пришлось как-то обустраиваться самому. Не подумай, я благодарен ей, но всё же тётя... Она никогда не была заинтересована в том, чтобы принять меня наравне с родными детьми. Её можно понять, разумеется. Бастарды никогда не были в цене. - Не говори так, - мягко возразила Элия, перевернувшись на живот и поднимаясь на локтях. - Может, ты и не можешь похвастаться безупречным происхождением с обеих сторон, но я уверена, твоя мать была чудесной женщиной. Да и потом, что тогда говорить обо мне, если даже в твоей крови можно отыскать червоточину? Смерив её взглядом из-под ресниц, Эван ласково щёлкнул её по носу и напомнил: - Моё небезупречное происхождение, как ты выразилась, избавило меня от иллюзий о взаимосвязи чистоты крови, добродетели и умственных способностей. Улыбнувшись, Элия прикусила губу и, бросив взгляд на стоявшие на тумбе часы, с сожалением села, свесив босые ноги через край кровати. - Мне пора, - напомнила она, сонно потягиваясь. - Дома сегодня большой праздник - будет некрасиво, если меня хватятся. Он ничего не ответил, но всё же Элия не без удовольствия отметила, что лицо его слегка потемнело от досады. Впрочем, её уход не мог быть единственной причиной его подавленного настроения - в этом Элия убедилась, выйдя из ванной и застав Эвана у окна, пристально разглядывающим собственную левую руку с выражением крайнего неудовольствия на лице. Даже с порога было видно, что Метка заметно потемнела по сравнению с прошлым вечером - значит, скоро хозяин призовёт верного слугу. Проследив направление её взгляда, Эван коротко вздохнул и попытался опустить закатанный рукав рубашки, но Элия остановила его, подойдя и осторожно прижав пальцы к жилистому запястью. - Тебе неприятно это видеть? – спросил он, избегая её ответного взгляда. Она в ответ едва сдержала короткий, по-женски глубокий вздох. Разумеется, она извлекала из их общения немалую выгоду, причём не только материальную, но всё же Эван Розье искренне ей нравился. Потому теперь видеть его настолько несчастным было весьма нелегко. - Вовсе нет, - спокойно возразила она, стараясь ничем не выдавать охватившей её досады. – Если только я верно понимаю, что сейчас происходит в мире, то такие отметки теперь на многих руках - ведь так? Подняв глаза, Эван смерил её задумчивым взглядом, а после мягко притянул её голову к себе и поцеловал в лоб. - Всё-таки для девушки твоего возраста ты поразительно смышлёная, - заметил он, довольно усмехаясь. - Тебе бы думать не о теневой политике, а о новых мантиях и балах. Отстранившись ровно настолько, чтобы видеть его лицо, Элия хулигански улыбнулась и пообещала: - Я немедленно исправлюсь. Пойдёшь со мной к Слизнорту? - спросила она, наивно хлопая завитыми ресницами. - Он ведь всегда устраивает приём в честь начала учебного года. Эвану в ответ на такое предложение оставалось только смеяться. - То есть, ты меня сейчас официально приглашаешь? - с тщеславной ухмылкой уточнил он, накручивая на палец прядь её золотисто-рыжих волос, нежно обрамлявшую лицо, и Элия кивнула: - Именно. Или ты против? - спохватилась она, мгновенно уронив уголки рта. Он молчал, с неугасимым интересом наблюдая за её маленьким спектаклем, и тогда она нарочито вздохнула: - Ну что ж, тогда мне придётся грустить в уголочке зала совершенно одной, в шикарном платье за несколько сотен галлеонов... Она сокрушалась так натурально, что между ресницами блеснули слёзы, и Эван поспешил заверить: - Я охотно пойду с тобой. А платье будет не за сотни, а за тысячи галлеонов, - пообещал он, и Элия засмеялась, хлопая в ладоши. - Спасибо, - пропела она, чмокнув его в губы и попыталась отстраниться, но он удержал её за талию, не давая сделать и шага назад. - Эван, я так опоздаю... Ой! Спиной опрокинувшись на смятую постель, она расхохоталась, но почти тут же затихла, потому что дышать становилось всё труднее от тяжести чужого тела и сдавливающей нутро страсти. - Платье испортишь, - предупредила она, подставляя шею под очередной голодный поцелуй. - Да и чёрт с ним, новое куплю! – огрызнулся он, тщетно пытаясь выпростать её руки из неподатливой ткани. – Иди сюда. Ей оставалось только покориться, но всё же Эван был уверен, что желание их обоюдное - что само по себе было удивительным. У него было много женщин, самых разных по возрасту, уровню опытности и социальному положению, но ни к кому его не тянуло так, как к этой медноволосой кокетке. Сам того не понимая, он увяз в Элии настолько, что и не вырваться, даже при сильном желании. И – что самое ужасное – он совершенно не хотел вырываться.***
Запустив собственную блузку в пасть раскрытого чемодана, занимавшего теперь половину кровати, Марлин скрестила руки под грудью и категорично заявила: - Сириус, милый, мы обсуждали это уже миллион раз! - Значит, обсудим в миллион первый! - парировал он, отбросив прямо на пол джемпер, который как раз собирался надеть. - Мою позицию ты слышала - я не желаю, чтобы ты оставалась с Обри наедине, даже на минуту, даже для того, чтобы обсудить тот факт, что вы расстаётесь. Нечего здесь обсуждать! Сказала - я с Блэком, и точка! Мысленно сосчитав от десяти до одного, Марлин дёрнула впившуюся в плечо лямку бюстгальтера и напомнила: - Мы с тобой договаривались, что я всё решу сама. Уж поверь, мне это по силам... - Не в тебе дело, Марлин! - оборвал он, нетерпеливо всплеснув руками. - Обри ведь психованный. Ты, может, и настроена на конструктивный диалог, а он возьми и запусти в тебя Непростительным! - Сириус! - воскликнула она, теряя остатки терпения. - Прекрати нести чушь немедленно! Сдвинув брови, он смерил взглядом её непреклонную фигурку, мимоходом отметив, что с закушенными губами и в одном белье она выглядит куда как соблазнительно, и решил сменить тактику. - Марлин... Детка, давай обсудим всё спокойно, - томно предложил он, подходя и крепко обнимая её. - Не то, чтобы мне не нравились твои крики, но я бы предпочёл слышать их в несколько другой обстановке. - А чем плоха эта? - в тон ему откликнулась Марлин, обхватив его шею руками. - Мы в спальне, практически обнажённые, и что-то мне подсказывает, что в живот мне упирается не твоя волшебная палочка. - Вполне возможно... - мурлыкнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать её, но внезапно маленькая крепкая ладошка Марлин уперлась ему в грудь, отстраняя на безопасное расстояние, и она предупредила, гневно сверкнув глазами: - Даже не думай, что я на это куплюсь, Сириус Блэк. И пока мы не решим вопрос с моей помолвкой, ничего из этого, - она плавным жестом провела кончиками пальцев от собственной груди до бедра, - ты не получишь. Горько вздохнув, он поднял руки с раскрытыми ладонями на уровень лица, признавая полную капитуляцию, и пробормотал: - Женщины... Будь по-твоему, малышка. Разбирайся с Обри сама. Но если вдруг что... - Ты узнаешь об этом первым, - заверила она и, приподнявшись на носочки босых ног, легко чмокнула его в чуть приметную ямку на подбородке. Хитро улыбнувшись, он снова притянул её вплотную, прижал к груди и, состроив страдальческую физиономию, уточнил: - Так-таки ничего и не получу? - Совершенно ничего... - прошептала Марлин и улыбнулась, чувствуя, как сбивается и тяжелеет его дыхание. Коротко поцеловав его и в порыве чувств прикусив нижнюю губу, она отстранилась, теперь уже всерьёз, и напутствовала: - Собирайся. Не хватало ещё опоздать на экспресс. Вопреки её опасениям, на Кингс-Кросс они прибыли без опозданий и у самого входа на платформу девять и три четверти столкнулись с Римусом. - Видел Обри, - доложил тот, обменявшись рукопожатием с Сириусом, и поспешил предупредить: - Бродяга, только давай без скандалов. Стиснув предплечье парня обеими руками, Марлин нарочито ласково заметила: - Видишь, в кои-то веки наши с Римусом взгляды совпадают... Я пойду, - прибавила она совсем тихо и, привстав на цыпочки, прижалась губами ко вздувшемуся желваку на его левой щеке. - Нужно найти родителей - они должны провожать Олли. Тряхнув головой, Сириус неожиданно покорно кивнул. За всей этой нервотрёпкой он начисто забыл о том, что малыш Оливер в этом году поступает на первый курс, а потому теперь испытал что-то, что классифицировал как угрызения совести - чувство незнакомое и заранее неприятное. - Иди. Люблю тебя, - тихо откликнулся он, и Марлин впервые за утро улыбнулась той самой спокойной нежной улыбкой, которую он так в ней любил. - И я тебя. Не хулиганьте, мальчики, - напутствовала она и первой скрылась по ту сторону барьера. Выждав из приличия пару минут, парни отправились следом. Римус искренне надеялся, что в дороге удастся отвлечь Сириуса какой-нибудь рядовой мелочью вроде игры во взрывного дурака, но не тут-то было. Очевидно, на этот раз он всерьёз переживал и то и дело поглядывал на часы, будто надеялся, что Марлин вот-вот появится в их купе, сядет рядом и привычно прижмётся к горячему боку, но она всё не приходила, и, чем дальше на север удалялся поезд, тем сильнее портилось настроение Блэка. Поначалу, пока тянулись за окнами заводские окраины Лондона, он тихо сидел в углу купе, таращась в окно и угрюмо кивая в ответ на замечания Джеймса, начисто игнорируя любые вопросы. Шли минуты и часы, Марлин всё не приходила, и кончилось всё тем, что Сириус наорал на Питера, рассыпавшего по купе драже Берти Боттс. Не желая становиться свидетелем новых нападок, Римус встал и вышел в тамбур, тем более, что он был вовсе не уверен, что, попади под горячую руку он сам, сможет удержаться от старого-доброго скандала. С одной стороны, Сириуса стоило пожалеть, но с другой, его омерзительное поведение нельзя было оправдать уже ничем. В конце концов, он и раньше часто перегибал палку, так стоило ли удивляться. Должно быть, он слишком углубился в собственные размышления, потому что невольно вздрогнул, когда глаза ему закрыли узкие прохладные ладони. - У тебя три попытки, - оповестил раздавшийся у самого уха весёлый голос, и он усмехнулся, тут же узнав запах мягкой кожи: - Мне хватит одной. Здравствуй, Аврора. Убрав руки, она обошла его, остановившись лицом к лицу, и улыбнулась. Кажется, за ту пару недель, что они не виделись, она успела подрасти, став ещё тоньше и прекраснее, так что у Римуса перехватывало дыхание, когда он смотрел на неё. - Спасаешься бегством? - уточнила она, кивнув на закрытую дверь купе, и прибавила с неожиданно глубоким пониманием ситуации. - Жалко Сириуса... Мне кажется, я его даже понимаю. - Понимаешь? - Ну да. - Аврора легко пожала плечами и скрестила руки под грудью. - Тяжело отпускать того, кого любишь, пусть даже на минутку... Как каникулы? - спросила она, и Римус улыбнулся её манере перескакивать с одной темы на другую. - Всё хорошо, - заверил он, но она лишь строго покачала головой и напутствовала: - Если решился врать, делай это так, чтобы я поверила... Впрочем, дело твоё. А у меня к тебе тоже дело, если хочешь знать. - И какое же? - усмехнулся Римус, рассеянно думая о том, на самом ли деле он настолько предсказуем. Отчего-то слегка смутившись, Аврора отвела глаза. Не понимая, что могло её так смутить, Римус хотел уже задать наводящий вопрос, но, наконец собравшись с духом, она подняла глаза и выпалила: - Ты сможешь пойти со мной на вечер Клуба Слизней? Профессор устраивает вечеринку по случаю начала учебного года. О готовящемся вечере Римус знал лишь понаслышке и предложения не ожидал. Но Аврора смотрела на него с такой надеждой, что он понял: отказать ей - значит потерять даже те крохотные крупицы доверия, которые она до сих пор к нему питала. Но всё же он продолжал упираться - скорее по привычке, - и спросил: - Почему ты не можешь пойти с Регулусом? - У него другие планы на собственную сопровождающую. Ну честно, - прибавила она, уронив руки, когда Римус недоверчиво сощурился. - Видимо, он за лето нашёл себе пассию и теперь я осталась без спарринг-партнёра в Дуэльном клубе и спутника на вечеринке. Надеюсь, она хотя бы красивая, - прибавила она и поморщилась, будто речь шла о какой-то несусветной гадости. - Звучит так, будто ты ревнуешь его, - оценил Римус, чувствуя, как во рту скапливается горечь. Смерив его взглядом из-под ресниц, Аврора некоторое время помолчала, но наконец признала: - Что-то вроде того. Знаешь же, я не привыкла делиться. Римус, однако, её почти не слышал, не сводя глаз с капризного изгиба её верхней губы - кажется, его ещё называли луком Купидона, - изящно заострённого, но вместе с тем удивительно нежного. Может, именно поэтому её улыбающиеся губы казались такими красивыми. - Римус, ты не ответил, - напомнила она и тихо рассмеялась, когда он оторопело моргнул, выныривая из пучины собственных не вполне оформленных мыслей. - Будешь моим "плюс один"? Та его часть, которая руководствовалась доводами разума, твердила, что стоит отказаться и не тешить её пустыми надеждами, но другая его половина, та, что оживала в пору полной луны... Впору было просить время на раздумья в лучших традициях старых голливудских фильмов, но такой подход мог бы оскорбить Аврору, чего Римус совершенно не хотел. Слишком страшно было обмануть её ожидания и доверчиво распахнутые золотые глаза. - Да, - кивнул он, - я с радостью пойду с тобой. Перехватив её хрупкую ладошку и уколовшись игольчатым холодом кожи, он галантно приложился губами к её запястью, так что Аврора покраснела и, едва справившись с собой, выдохнула: - Здорово. Спасибо тебе. - За что? - удивился он. - За то, что не бросил. Хлопнула дверь купе, и Аврора поспешно спрятала руку за спину, прощебетав: - Привет, Джимми. Всё в порядке? - В полном, Эви, - заверил Джеймс, останавливаясь рядом с подругой и, приобняв за плечи, поцеловал девочку в щёку. - Как Доркас, не вредничает? - Не больше обычного, - откликнулась она и, сверкнув глазами на Римуса, заторопилась прочь. - Увидимся в Большом зале, ладно? Мальчишки недружно закивали, и она удалилась, то и дело оборачиваясь на ходу. Проводив её взглядом, Римус обернулся к Джеймсу и в качестве компромисса уточнил: - Как Бродяга? - Сносно, - ответил он, привалившись плечом к стенке между двумя окнами. - Всё ещё порывается прибить Обри, но это ерунда. Я бы и сам ему охотно помог. Римус, слушай... Окинув взглядом неожиданно посмурневшее лицо Поттера, Римус догадался о возможной теме разговора и покачал головой: - Джеймс, не надо. - Я понимаю, правда, - настоял он, до боли стиснув другу ладонь. - Я бы даже сказал, что, будь я на твоём месте, я непременно поступил бы вот так и эдак, но я понятия не имею, каково это - быть тобой. Римус, не ожидавший таких откровений, поднял голову и смерил его недоверчивым взглядом, а Джеймс, внезапно покраснев, признал: - В конце концов, Бродяга прав и ты... Ты имеешь право быть счастливым. Как любой человек. Потому что ты и есть человек, сколько бы ни называл себя животным. Так что, если когда-нибудь решишь ухаживать за Эви, я тебе помогу. Грустно усмехнувшись, Римус похлопал его по плечу в знак благодарности и напомнил: - Ты ведь знаешь, ничем хорошим это не закончится... - Почему нет? Понимаю, это звучит странно, - спохватился он, задумчиво поскрёбывая собственный затылок, - ведь я ещё месяц назад был категорически против. Но с недавних пор эта идея мне не кажется такой уж бредовой. К тому же, ты знаешь... Ты и Эв... Кажется, вы можете поладить. Ну честно, кто ещё в состоянии вытерпеть её капризы? - прибавил он с кривой усмешкой, и Римус согласно хмыкнул: - Да уж, иногда с ней бывает непросто... Но оно того не стоит, - прибавил он совсем тихо, глядя на проносящиеся за окном поля и редкие домики фермеров. - Через пару месяцев эта блажь пройдёт, и она подыщет себе достойную пару. Ровню, понимаешь? Хоть того же Регулуса, хоть Вектора. Удивлённо приподняв брови, Джеймс некоторое время смотрел на него, силясь понять, шутит друг или нет, но в конце концов убедился, что он серьёзен как никогда. А между тем в его словах содержалась изрядная доля правды. Джеймс был не уверен насчёт Регулуса, но вот Эд всегда питал к Авроре очень нежные чувства, которые - тут уж можно было не сомневаться - при обоюдном желании могли вполне перерасти во что-то большее. Так, по крайней мере, говорила мама, а уж она кое-что понимала в подобных делах. - А как же ты? - окликнул он, поражаясь тому, насколько беспомощно звучит его собственный голос, но Римус в ответ лишь покачал головой: - И это тоже пройдёт. Мои чувства - это последнее, о чём следует думать в сложившихся обстоятельствах. - Но они ведь есть, - осторожно заметил Джеймс и объяснил, когда Римус взглянул на него с недоумением: - Твои чувства. Бродяга ведь сказал правду тогда в Хижине, да? Ты влюбился в неё. - Нет. - Ой, да ладно... - протянул у них за спинами насмешливый голос, и Сириус подошёл к друзьям и остановился бок о бок с Джеймсом. - Себе-то не ври, Лунатик. Видел я, как ты смотришь на неё. Насмешливо дёрнув бровями, Римус поддался общему игривому тону беседы и уточнил: - И как же? - Будто сожрать готов, - хмыкнул Сириус в ответ. - Что в данном контексте звучит слегка забавно... - Иди ты, Бродяга, - отмахнулся он, но вот Джеймс не планировал так просто сдаваться и напомнил: - Ты говорил, что не можешь ничего исправить. - Пока не могу, - исправил Римус. - Но я не перестану пытаться. - Ну и дурак, - насмешливо фыркнул Блэк и забросил в рот вишнёвую карамель, хотя рука так и тянулась за родными сигаретами. В сумерках они высадились на платформе Хогсмид, пропустив вперёд испуганно лепечущих первоклашек под предводительством неизменного Хагрида. Где-то среди них был и Оливер, но Сириус, вытягивая шею, пытался высмотреть в толпе Марлин. Джеймс между тем отправился разыскивать Гестию, с которой условился встретиться у почтового отделения, и уже втроём Мародёры устроились в одном из безлошадных экипажей. - Вы встретитесь в замке, - попытался Питер приободрить Сириуса, который закусил губы так, что на тонкой коже остались следы зубов. - Не расстраивайся... - Молчи, Питер, - отмахнулся он, сквозь окно глядя на догорающее солнце. - Лучше просто молчи. Однако первым делом они встретили на школьном крыльце не Марлин, а Эванс; едва заметив выходившего из экипажа Люпина, она замахала рукой и крикнула: - Римус, где тебя нелёгкая носит! - В чём дело, Лили? - нахмурился он, взбегая вверх по ступеням, и она всплеснула руками, первой входя в холл: - Нелёгкое бремя старосты! Первоклашки, будь они неладны... Брат Марлин упал в озеро - можешь себе представить? Пойдём, они сейчас в Больничном крыле. - С Оливером всё в порядке? - с искренним беспокойством уточнил Сириус, и Лили кивнула, на мгновение замявшись: - Да, просто воды наглотался. Они там сейчас с Марлин... и Берти, - прибавила она, совсем сконфузившись. Несколько секунд Сириус смотрел на неё, не мигая, силясь понять, что не так в этой простой фразе, а после едва разминулся с Питером и первым затопал вверх по лестнице, уговаривая собственное сердце не биться так больно и громко. То, что с Оливером в самом деле всё в порядке, было понятно ещё на подходе к Больничному крылу - протестующие вопли мальчика разносились далеко в тихом вечернем воздухе. Первым войдя сквозь двойные двери, Сириус с облегчением увидел, что малыш сидит без посторонней помощи, болтая свисающими через край койки тощими ногами. Марлин сидела рядом с братом, а Обри стоял рядом, по-хозяйски опустив руку ей на плечо. - Марли, но я себя очень хорошо чувствую, правда! - возмутился Оливер. - Я даже под водой совсем недолго пробыл - меня сразу же кто-то схватил и посадил обратно в лодку! Марлин, едва-едва успокоившаяся, вытерла покрасневшие сухие глаза, обняла брата и объяснила: - Это, наверное, был Гигантский кальмар, малыш. Больше некому. Судя по тому, как загорелись голубые глаза Оливера, о большем приключении в первый школьный день он не мог и мечтать. Но Сириус смотрел вовсе не на него, а на Марлин. Подняв голову, она встретилась глазами с Сириусом, и он сразу же понял - она ничего не сказала. Молчала всё время пути и намерена молчать и дальше, пустив всё на самотёк. Повернувшись на каблуках, Сириус сунул руки в карманы и зашагал прочь. Он и не ожидал, что расставание с прошлым будет для Марлин безболезненным, но ему и в страшном сне не могло привидеться, что она окажется такой слабой, такой... трусихой! Неужели же собственная сытая жизнь для неё важнее его? Но если так - и ему было почти физически больно от этой мысли, - то почему её поцелуи и ласки казались такими искренними. Остановившись у подножия лестницы, прямо напротив входа в Большой зал, он охлопал карманы мантии, но сигареты остались в куртке, курить было нечего, так что и не заслонишься дымом от стука каблуков, спешащих за ним вслед. - Сириус, пожалуйста... - прошептала Марлин, в отчаянии хватая его за руки и пытаясь заглянуть в лицо. - Пойми, я не могу так... - Ты не дала себе труда решить вопрос с Обри, значит, нам не о чем разговаривать, - отчеканил он, глядя себе под ноги, хотя всё у него внутри заходилось криком. Хотелось тряхнуть её как следует, обозвать дурой, прижать к груди и крепко-крепко поцеловать, чтобы стало больно и сладко. Но он не мог, потому что прежде всего ей надлежало самой разобраться с тем, чего же она всё-таки хочет - и он, как бы ни хотел, был бессилен ей помочь. Очевидно, она понимала его гнев и обиду, но всё же не могла признать собственную неправоту и на пределе слышимого отчеканила: - Ты был первым - чего ещё ты хочешь? - Ты что, не поняла ещё? - прорычал он в ответ. - Я не желаю быть ни первым, ни вторым. Могу быть только я, один! Вырвав руку из её хватки и не прибавив больше ни слова, он отвернулся и направился в гостиную Гриффиндора. Да хоть к самому дьяволу в объятия - лишь бы не видеть её испуганных мокрых глаз, не слышать омерзительных оправданий и не чувствовать больше ни-че-го... - В чём дело, Марлин? - допытывался Берти, глядя удаляющемуся гриффиндорцу вслед со вполне обоснованным подозрением. - Что у тебя за дела с Блэком? Но она лишь смотрела ему в спину и молчала, понимая - вот и всё. Сейчас он шагнёт за пролёт лестницы и навсегда исчезнет из её жизни... Теперь уже навсегда... - Берти, мы должны расстаться, - прошептала она, едва шевеля губами. - Что, прости? С трудом заставив себя обернуться и мимоходом подумав, что придётся объясняться на глазах у школяров, спешивших в Большой зал, то есть у половины школы, Марлин окинула жениха взглядом слепых от подкатывающих слёз глаз и призналась: - Я люблю Сириуса. Прости, - выдохнула она. - Прости, но я не могу тебя больше обманывать. Я правда люблю его. Не зная, что ещё сказать да и стоит ли, она стащила с пальца кольцо и вложила его ничего не понимающему Берти в ладонь. Несколько секунд он стоял навытяжку, глядя на неё с недоверием и легчайшим намёком на улыбку, будто не мог поверить, что она говорит это всерьёз; но, чем больше проходило времени, чем сильнее затягивалась немая пауза, тем ярче вытягивалось его лицо - это приходило осознание, что всё происходящее всерьёз. Задыхаясь от захватившего её чувства вины, Марлин гулко сглотнула и выдавила ничего не значащие слова утешения, которые годились бы для слезливых романов, а не для реальной жизни: - Дело не в тебе, понимаешь? Просто так получилось. Я пыталась быть хорошей, но это сильнее меня, понимаешь?.. Но он не понимал - Марлин видела это по его глазам, в глубине которых сгущались грозовые тучи. На них уже начали оборачиваться, вроде бы, их вместе с другими замешкавшимися студентами окликнула профессор Стебль, но Марлин не могла заставить себя сдвинуться с места, хотя всё её естество рвалось наверх, к Сириусу. Чего она ждала? Благословения? Невозможно пафосного посула "Я прощаю и будьте счастливы"? Как бы то ни было, она не дождалась ни того, ни другого, потому что Берти, уронив звякнувшее о гранитный пол кольцо, вдруг больно схватил её за локти и прошипел: - Что ты творишь?.. - Пусти, - потребовала она, пытаясь извернуться, но не тут-то было. Очевидно, эту пытку позором она должна была в полном одиночестве пройти до самого конца. - Что ты творишь?.. Ну что ты творишь?! - повторил он, переходя на крик и как следует тряхнув её. Едва взглянув ему в лицо, Марлин поняла, что бесполезно уговаривать и просить отложить расправу до тех времён, когда они останутся наедине. А насмешливый голосок в голове, отчего-то похожий на звенящий смешок Авроры, ехидно пропел: "Это и есть благочестивая жизнь?". Между тем Берти, оглянувшись на тянущих шеи студентов, приблизил лицо почти вплотную к её и грозно произнёс: - Мы будем жить так, словно ничего этого не было, ты слышишь? - Я не могу... Нет. Пожалуйста, отпусти меня... Где-то на краешке сознания ещё плескалась мысль о том, что первокурсников уже увели в боковой зал, а значит, Олли не видит отвратительной сцены, заложницей которой стала его сестра, и странным образом это наблюдение придало Марлин сил. - Берти, так не может больше продолжаться, - признала она, и голос её не дрогнул. - Силой ты меня не удержишь, даже не пытайся. - Ну нет, моя дорогая, - откликнулся он, за локоть притягивая Марлин ещё ближе и уже практически нависая над ней. - То, что ты из пустой прихоти легла под Блэка, ещё не означает... Дерзкие слова больно хлестнули Марлин по щекам, но она лишь дёрнула головой будто от вполне реальной пощёчины. Пусть ругает её последними словами, пусть... Лишь бы Сириус простил её за проклятую минутную слабость. Пусть даже для этого придётся на колени встать - пусть, лишь бы простил... Рванувшись прочь и не получив желанной свободы, она на грани истерики проорала Бертраму в лицо: - Да я люблю его, люблю, понимаешь! Отпусти! Качнувшись назад, она вдруг почувствовала, что скованные нервным спазмом руки больше её не держат, и, пробалансировав на каблуках не дольше секунды, опрокинулась и весьма ощутимо приложилась затылком и лопатками о каменный пол. - Марлин! Окружающий мир вдруг крутанулся, но почти тут же вновь обрёл ужасающую чёткость. Поднявшись на дрожащей руке, Марлин увидела, что Сириус заслонил её спиной и вскинул палочку, готовый хоть сейчас в бой. Что творится с Берти, она не видела, но внезапно её слуха достиг чудом пробившийся через ропот толпы хрип, и тут же - заходящийся крик, переходящий на частоты, недоступные человеческому слуху. Перебирая руками как насекомое быстрыми подрагивающими лапками, Марлин села и только тогда увидела, что её теперь уже бывший жених теперь на полу, как и она сама. Берти бился в конвульсиях, визжа от боли, но вспышки не было... А ведь она знала только два заклинания, не дававших совершенно никакой иллюминации - в отличие от третьего, заполнявшего весь мир гнилостно-зелёным свечением... Мерлин всемогущий, Сириус... - Нет... Не надо... Сириус, не надо! - крикнула она, задыхаясь от страха - не за себя, да и наплевать на себя, в общем-то. Лишь бы с ним всё было хорошо. Чутко среагировав на крик, он дёрнул палочкой вверх, обрывая действие заклинания как суровую нитку, и поспешил к ней, секунды спустя приземлившись на колени рядом. - Дурочка, ну зачем? - прошептал он, всей ладонью утирая ей слёзы и улыбаясь так нежно, что хотелось умереть. - Почему ты всегда всё делаешь сама?.. Но Марлин в ответ лишь плакала и безостановочно шептала, сжав его в объятиях как в плену: - Не уходи... Не надо... Пожалуйста, не уходи... - Ну нет, парень! - внезапно громыхнуло у них над головами. Мелькнула вспышка заклинания и раздался очередной вопль Берти, многократно подкреплённый дружным девчоночьим визгом. Выглянув из-за плеча Сириуса, Марлин успела лишь увидеть, как голова Берти быстро увеличивается в размерах как надувающийся воздушный шар. Вот она стала размером с тыкву, с котёл, но рост не прекратился, и черты его лица, и без того искорёженные гневом, искажались всё сильнее... Что ж, в конце концов он всегда был головастым парнем... Марлин испустила истерический смешок, не успев прикрыть губы ладонью, но тут её глаза закатились, и окружающий мир померк в очередной ослепительной вспышке.