***
Он шёл по таким, уже давно успевшим стать родными, коридорам. Девять лет — это не малый срок, особенно, для ребёнка. Хочешь, не хочешь, но так или иначе наступит момент, когда ты почувствуешь себя как дома. Так было со всеми. Леви видел, как с каждым годом их становилось всё больше и больше. Детей. Иногда привозили совсем взрослых — четырнадцать или шестнадцать лет. Леви был одним из немногих, кто попал сюда, будучи ещё маленьким. Именно поэтому ему было легче здесь адаптироваться, и со временем он прижился и уже не представлял своей жизни без этих стен из тёмного дерева. Хоть снаружи школа — а это была именно она — и выглядела, как кусок бетона, внутри всё было совсем иначе. Практически всё было из дерева, либо из чего-то очень на него похожего. Как он потом узнал, бетонная основа скрывалась за деревянным покрытием. Директор пытался сделать школу максимально комфортным местом для детей и подростков. И, в общем-то, ему это удалось. Не считая того, что многие до сих пор звали по ночам матерей сквозь беспокойный сон и будили своими криками весь этаж. Неудивительно, что взрослые обитали наверху. Там-то уж точно не слышно криков и плача. Когда Аккермана привезли сюда, здесь было всего девятнадцать воспитанников. Но за девять лет их число возросло до шести сотен. Привозили чуть ли не каждую неделю. Леви уже давно перестал следить за этим и считать новичков. В его классе по-прежнему было всего семь человек, такие же девятнадцатилетние лбы, как и он сам. Всех, кроме него и Петры Рал, обучали боевой технике. Их учили сражаться и защищаться, поскольку их способности подходили для этого. Совсем не то, что его никчёмная способность. Впрочем, Рал была не лучше. Она управляла растениями. Могла за секунды вырастить цветок из только что посаженных семян. Обычно её запрягали работать в теплицах, а вот Леви… Его предпочитали не трогать. Спроси вы его, он бы и сам не смог дать вразумительный ответ на вопрос почему. С директором Смитом он впервые встретился, когда ему стукнуло тринадцать. Не зря говорят, что число несчастливое. Суровый светловолосый шкаф невзлюбил его сразу же, стоило только перейти порог его кабинета. И, вроде бы, парень не сделал ничего такого, за что его можно было невзлюбить. Напротив, тогда он старался вести себя хорошо и прилежно учился. Его даже ругать-то было не за что. Но Эрвин Смит всегда находил повод. Это стало своеобразным ритуалом между ними. Стоило Леви появиться в его поле зрения в коридоре, как он тут же становился объектом беспричинных замечаний и беспочвенных издёвок. Приходилось молча проглатывать и идти дальше. Ну, а что он мог сделать? Такой мелкий в сравнении с этим бугаем. Но однажды он всё-таки не сдержался и огрызнулся в ответ. Леви слабо помнил, что именно произошло тогда. Было больно. Очень больно. А на шее после проступили яркие синяки от пальцев. Как он позже узнал от проходившего мимо одноклассника, директор Смит душил его и орал в лицо, какая же тот неблагодарная скотина, раз позволяет себе так разговаривать со своим благодетелем. С тех пор Леви словно с цепи сорвался. Лишь завидев в коридоре Эрвина, он нарывался сам и непременно получал за свои выходки. Он не знал, зачем делает это. Зачем каждый раз нарывается и пробуждает зверя из спячки. Но позже он понял, что ему просто нужно это. Нужно чувствовать отрезвляющую боль. И чем больше, тем лучше. С каждым разом он всё острее ощущал собственную беспомощность, когда трепыхался в руках Смита, прижатый к стене, и пытался поймать губами хотя бы глоток воздуха. И когда его наконец отпускали, он дышал загнанно и хрипло. И улыбался. Потому что только так он чувствовал себя живым. И чувствовал, что ему нужно стать сильнее. Ему была нужна цель, чтобы жить дальше в этом тёмном месте. И он сам создал себе эту цель — однажды дать сдачу Эрвину Смиту. О победе речи не шло, он просто хотел причинить ему такую же боль, которую испытывал сам каждый раз. А для этого нужно было ой как постараться. Ведь сила Эрвина превышала человеческую в несколько раз. Постоянно во время очередной потасовки, Леви не мог перестать улыбаться, когда ощущал, что Смит с каждым разом использует всё больше и больше силы. И именно Леви был тому причиной. От этого в душе становилось чуть теплее и радостнее. Только в такие моменты Аккерман действительно чувствовал себя человеком, а не бесчувственной куклой, равнодушной ко всему. А именно таким он и был во всё остальное время. Все эти девять лет он просто плыл по течению. Делал то, что ему говорили. Ел то, что ему выдавали в столовой. Надевал то, что для него шили. У него не было возможности выбирать. Единственное, за что он отвечал целиком и полностью сам — это его поступки. Как правило, он старался ни с кем не сближаться. Люди здесь частенько пропадали без следа, и он уже привык к этому. Поэтому и не хотел заводить знакомство с человеком, которого потом может потерять. Остальные же дети были другого мнения. Они вовсю играли в дружбу и любовь друг с другом, а нашлись и такие парочки, которые решили попытаться сбежать. Леви не знал, как именно они хотели это сделать. Его уже давно это не интересовало. Лет так с пятнадцати. С той самой первой и последней неудавшейся попытки побега. Шрамы на спине до сих пор саднили, стоило лишь вспомнить о том вечере. Он взял с собой парочку одноклассников, и они решили, что это не составит труда — выйти за дверь, а потом бежать, куда глаза глядят. Какими же наивными и глупыми они были. Их поймали, едва они успели схватиться за тяжёлую ручку, развели по разным комнатам и лупили розгами до крови всю ночь напролёт. Комнаты находились по соседству, и тогда Леви впервые узнал, какая же у него способность. Но сейчас речь не об этом. Был один человек, с которым Леви, сам того не осознавая, подружился. Это была Ханджи, та самая очкастая девушка, встретившая его в пансионе, когда его привезли. Оказалось, что она сама здесь с пяти лет. Родителей у неё не было, по крайней мере, она о них ничего не знала, да и не хотела знать. Её устраивала жизнь в пансионе. Зоэ была счастлива, что Смит нашёл тогда её где-то в мутных районах Нью-Йорка и подобрал грязную лохматую девчушку. Тогда она думала, что понравилась ему, но уже позже узнала, что всё дело в сверхспособности, которой она обладала. Она стала первой воспитанницей в этой школе, именуемой пафосно «Крылья свободы». Это было довольно иронично, учитывая тот факт, что их тут держали как в клетке и не выпускали во внешний мир. Вам, наверное, интересно, почему же дети ещё не устроили восстание и не попытались свергнуть Эрвина и сбежать. Можно было устроить такую штуку. Но это бы не дало ровно никаких результатов. Рядом с Эрвином был круг его тесных приближённых, каждый из которых обладал самыми сильными способностями, и благодаря кому школа и держалась на плаву всё это время. Такую громадину, даже скрытую горами, кто-нибудь да заметил бы за столько лет, однако кто-то из команды Смита обладал способностью скрывать здание и маскировать его под окружающую обстановку. Те же хребты были далеко не естественного происхождения. Местность и правда была гористой, но сделать из гор некое подобие забора умудрилась некая Анна, приближённая Эрвина. С именем прокололась Ханджи. От неё-то он всё это и узнавал. Точнее, она сама рассказывала. Ей нужен был собеседник, которому она могла поведать всё, что угодно, и который, в свою очередь, не разболтал бы всё другим. Таким собеседником стал для неё Леви. И не то, чтобы он сильно возражал. Со временем общение с Ханджи начало доставлять успокоение. Как бы Аккерман не отнекивался, ему нужно было общение хоть с кем-то, и Зоэ как раз стала таким человеком. Они подружились, потому что были нужны друг другу, и обоих это устраивало. Сама же Зоэ могла себе позволить таскаться по школе и разводить болтовню со школьниками только благодаря своей ценнейшей способности. Она была именно тем человеком, который указывал Эрвину на детей с пробуждающимися уникальными способностями и говорила, где они находятся. Она просто чувствовала их и легко распознавала, кто и какой силой обладает. Леви понимал, что если бы не она, то его могло бы здесь не быть. Он был бы сейчас рядом со своей мамой, и у него было бы обычное детство, как у всех нормальных детей. Но злости он не чувствовал. Просто он понимал, что она здесь такая же пленница, как и он сам. В них обоих не было ничего выдающегося, и они не могли противостоять Эрвину. Никто не мог. В этом Леви был уверен. На днях Ханджи сказала ему, что скоро прибудет какой-то необычный новенький. Леви на это лишь фыркнул. Все они здесь были необычными. Но Зоэ стояла на своём. Она не стала делиться с ним всем, что было ей известно, сказала лишь, что он попадёт в девятый класс. «Такой взрослый, » — отстранённо подумал Леви тогда. Взрослым здесь приходилось тяжелее других. Их с трудом принимали. Особенно тех, у кого не было примечательных способностей. Их не любили и над ними издевались те, кто сильнее. В девятом классе как раз была такая компания засранцев. Жан, Конни и Марко. Леви хорошо знал всех троих в лицо, так как не раз видел, как они суют головой в толчок очередную жертву, едва ли осознающую, за что ей такой «радушный» приём. Леви предпочитал не вмешиваться в их дела. Сами разберутся. А если и нет, то это уже проблема директора Смита, но уж точно не Леви. Он тут хранителем правопорядка не нанимался. И все об этом знали. Было немного горько видеть в глазах таких вот жертв школьных хулиганов угасающую надежду на спасение, когда их взгляды сталкивались со стальными и непроницаемыми глазами Аккермана, но не более того. Вины он за собой уж точно не чувствовал. Сейчас он всё ещё бесцельно слонялся по школе, прокручивая в голове слова Зоэ. Честно признаться, Леви было немного любопытно, чем же этот новенький такой особенный. Желания возвращаться в свою комнату не было от слова совсем. Как назло, и Эрвин не ошивался поблизости, а то можно было хоть немного отвлечься от скуки. Других развлечений, кроме как доставать директора, Леви не находил, поэтому большую часть времени он проводил либо за бесцельным брождением по пансиону, либо в библиотеке, уткнувшись носом в очередную книгу. Библиотека была одним из самых его любимых мест в школе. Здесь всегда тихо и спокойно, да и народу не так много. Деткам больше нравилось набиваться в свободное время в зал и пыхтеть там на тренажёрах или за игрой в футбол или волейбол. Леви же, если и посещал зал, то только глубокой ночью, задолго после наступления комендантского часа. В самом дальнем углу зала одиноко и уныло висела красная боксёрская груша, на ней-то он и учился боевым приёмам. Раз его не хотели этому учить, то приходилось выкручиваться самому. О ночных вылазках в спортзал знала только Ханджи, но очкастая хоть и была немного того, но ни за что бы его не выдала. В вопросе сокрытия тайн они были солидарны и могли доверить друг другу всё, что угодно. Их странной дружбе не мешала даже разница в возрасте, равная одиннадцати годам. Но Зоэ порой вела себя так по-детски, что Леви ощущал себя стариком рядом с ней, вечно брюзжащим и недовольным всем и всеми. Аккерман решил всё-таки не тратить время попусту и посетить библиотеку. По выходным завозили новые книги, а сегодня был понедельник. В голове отстранённо пронеслось, что новеньких, чаще всего, тоже привозили в выходные. И зачем Ханджи только сказала ему об этом? От скуки мысли нет-нет, а так и возвращались к новенькому. Проходя мимо туалета, Леви завернул туда, решив для начала отлить. Сделав свои дела, он уже собирался было покинуть помещение, как слух резануло сдавленным всхлипом, тут же заглушённым. Видимо, тот, кто сейчас прятался в кабинке, не хотел, чтобы его заметили. И Леви мог спокойно уйти, но чутьё подсказывало, что кто-то в двух шагах от него испытывал прямо сейчас нехилую боль. Леви мог просто пройти мимо и проигнорировать неизвестного, но что-то ему помешало. Почему-то именно сейчас захотелось узнать, что же такое там случилось. Поэтому он подошёл к двери, откуда предполагаемо донёсся звук, и на миг затих, прислушиваясь к тишине. Из кабинки не раздавалось ни шороха. Кто бы это ни был, он умел вести себя тихо. Но Леви всё-таки поднял руку и легонько стукнул костяшками по двери, услышав в ответ шебуршение и очередной всхлип. — Что? — раздалось тихое из-за двери. — Чего ревёшь? — отозвался Леви, отходя от кабинки и прислоняясь плечом к прохладной стене. В форменном жилете было жарко, как и всегда. Парень шмыгнул носом и, кажется, усмехнулся. — Тебе-то что? — Мне-то, в общем, насрать, — устало выдохнул Аккерман, прикрывая глаза. — Скажем так, почувствовал неожиданный прилив альтруизма. — Здесь тебе помогать некому, — раздражённо буркнул сопляк. А именно сопляком Леви его и считал. Слишком уж детский голосок. Он лишь надеялся, что это не младшеклассник. Впрочем, слишком борзый для младшеклашки. Они обычно вели себя посдержаннее. — Да неужели? Может, откроешь дверь, чтоб я сам убедился? — Это домогательство? — язвительно отозвался сопляк, на что Леви вообще выпал. Вот, что происходит, когда впервые в жизни решаешь кому-то помочь. Тебя, фигурально выражаясь, пинают под зад. А такого Леви не терпел. — Либо ты сейчас вываливаешься из кабинки, либо я выламываю дверь нахер, — его голос звучал нарочито спокойно и даже как-то лениво. — Да что ж такое с этой сраной школой? Мало того, что меня насильно сюда затащили, так ещё и пиздюлей прописали почти сразу же, а теперь ещё и какой-то уёбок не даёт спокойно пореветь в туалете. Просто супер, — раздражение в голосе парня буквально зашкаливало, но дверь, наконец-то, с громким щелком отворилась, а потом со всей дури врезалась в стену, немилосердно треснутая ногой этого придурка, у которого, к слову, как оказалось, всё лицо было в крови. Да и в целом, выглядел он, мягко говоря, помятым. — Ты себя в зеркало видел вообще? Подошёл и умылся. Быстро, — отчеканил Леви, смотря в упор в изумрудные зеньки, так и горящие упрямым вызовом. Он с этим сопляком провёл минут десять, а тот уже нещадно бесил. — Может, тебе ещё отсосать? Обойдёшься, — ухмыльнулся парень, блистая своим посредственным, по мнению Леви, чувством юмора. Особо не церемонясь, Аккерман подошёл к пацану и, поморщившись, ведь тот внезапно оказался выше ростом, схватил его за волосы. — Ай, да что ты делаешь, мать твою? — вскрикнул парень, но Леви лишь крепче сжал пальцы и потянул его за голову на себя, бегло осматривая рожу. Нос вроде не сломан, хоть и кровь льёт до сих пор, как из ведра. Видимо, оприходовали его совсем недавно. Над бровью ссадина. На острой скуле вот-вот расцветёт синяк. В целом, ничего смертельного. — Жить будешь. А теперь пошёл к раковинам. Отпустив взъерошенные пряди, Леви несильно толкнул пацана в бок, и нехило удивился, когда в ответ на столь безобидное действие услышал несдержанный стон. Парень согнулся и прижал руки к боку. — Что у тебя там? — Пацан зыркнул исподлобья, но, видимо, было и правда больно, раз он даже не стал ехидничать на этот раз. — Ребро. Не думаю, что там что-то серьёзно, но болит ужасно. — Иди сюда. — А? — удивился сопляк, и Леви, закатив глаза, сам подошёл к нему, хватая за плечи и выпрямляя. Затем он прижал ладонь к ребру парня, аккуратно ощупывая, слушая болезненные полустоны, полувсхлипы, и, не слишком задумываясь об этом, приложил к боку ещё и вторую ладонь, ловя возмущённый взгляд напротив. — Просто помолчи минуту. И не дёргайся, — как ни странно, но сопляк послушно замер. Походу, уже действовало. Аккерман знал, что сейчас его тело потихоньку покидает вся боль, оставляя после себя лишь лёгкое покалывание. Сам же Леви едва удержался, чтобы не схватиться за собственное ребро. И сопляк всё это терпел и даже спокойно с ним разговаривал? Вот это выдержка должна быть. Пацан вдруг усмехнулся и негромко сказал: — Спасибо. Я Эрен, — отстранившись, Леви устало привалился к стене и кивнул, еле слышно выдыхая: — Леви. — Очень больно? — Также, как и тебе было. — Это твоя способность, да? — Нет, твоя, я тут прикалываюсь просто, — получилось плохо, но на большее Леви сейчас не был способен. Хватало лишь на то, чтобы прикрыть глаза и неспеша ловить ртом воздух. Эрен же, наконец, подошёл к умывальникам и, повернув кран в сторону холодной воды, ополоснул лицо и волосы, смывая кровь. Леви наблюдал за ним краем глаза. Показалась вполне себе симпатичная мордашка. Пацан оторвал бумажное полотенце и осторожно промокнул лицо. А потом вдруг усмехнулся. Ни с того ни с сего. — Что смешного? — не выдержал Аккерман. Сопляк пожал плечами, а губы его изобразили широкую ухмылку. Леви решил, что пацан просто немного того и не стал разбираться в причинах. — Что, так плохо? — Эрен оказался в двух шагах от парня, а тот даже и не заметил его приближения. Поэтому чуть вздрогнул и удивлённо выдохнул сквозь зубы, чувствуя новую вспышку боли. — Это всегда так тяжело? — Нет, — хрипло отозвался Леви. — Просто… я давно этого не делал. — Почему? — Эрен склонил голову набок и смотрел с неподдельным интересом. Леви пожал плечами в ответ и не стал вдаваться в подробности. Он и правда слишком долго не использовал свою способность. Ему вполне хватало боли от ребяческих схваток с Эрвином, и не было нужды забирать ещё и чужую. Даже сейчас он проделал этот трюк с Эреном чисто на инстинктах. Он чувствовал чужую боль, и он хотел забрать её. Сопляк докапываться не стал. Кинув напоследок скупое «спасибо», быстрым шагом удалился из туалета, оставляя Леви наедине со своими мыслями. И зачем он только всё это затеял? Было очень сложно поверить в то, что этот наглый мальчишка способен на слёзы. Хотя у всех ведь есть защитная реакция на внешние раздражители. Леви вторгся в его личное пространство, и получил по заслугам за своё любопытство.***
В пансионе не было ни одного окна. Разве что в учительском корпусе, но утверждать Аккерман не мог. Ему там бывать не приходилось. У Зоэ спрашивать особого желания не было. Единственное, о чём он как-то раз спросил её, — что с ним будет после выпускного класса. А точнее, что с ним сделают. Не стоило и надеяться на долгожданную свободу, но Леви ничего с собой поделать не мог. Он всё ещё надеялся. Несмотря ни на что. Очкастая тогда быстро отвела взгляд, но от него не укрылось промелькнувшее в них чувство вины. А из этого можно было сделать лишь один вывод. Ничего хорошего его явно не ждало. И сейчас он постоянно думал об этом. О своём будущем. Если оно у него вообще будет. Если оно у всех у них будет. Осталось пять месяцев. Пять месяцев хождения по струнке и выполнения приказов этих ублюдков. Пять месяцев упорных занятий и ночных тренировок с грушей. Пять месяцев его спокойного существования здесь. Отчего-то складывалось ощущение, словно это последние пять месяцев в его жизни. Он привык не ждать от жизни ничего хорошего, но верить ведь никто не запрещал, правда? Леви и другие шесть человек из двенадцатого класса были самыми старшими учениками. Когда его сюда привезли, остальные дети были либо младше, либо его одногодки. В прошлом году в его классе было пятнадцать человек, из которых осталось только семь. Он не знал, что с ними стало, впрочем, как и все остальные. Старшие ребята знали, что что-то происходит, но им оставалось лишь обмениваться молчаливыми и понимающими взглядами. На большее они не были способны. Если кто-то из учеников исчез, это значит, что никто его больше никогда не увидит. Так было до сегодняшнего дня. Из туалета Аккерман вышел в половину девятого и неторопливо побрёл в свою комнату. С недавних пор в уже обжитые кем-то спальни стали подселять новичков. И некоторым приходилось уживаться вчетвером. К счастью, Леви делил комнату с одним лишь Райнером — угрюмым блондином, который исчез прямо из своей постели прошлой ночью. Это явно не делает его хорошим парнем, но Леви уже успел обрадоваться тому, что комната снова всецело принадлежит ему, однако сейчас, идя по коридору, он заприметил вдалеке одинокую фигуру. Передвигалась она как-то механически, словно не живой человек, а робот. Но сомневаться не приходилось, это был кто-то из ребят. Почувствовав подсознательную тревогу, Леви ускорил шаг, и, когда человека, идущего ему навстречу, осветил тусклый свет настенный лампы — к вечеру их чуть приглушали, чтобы было не так ярко в коридорах и чтобы ученики понимали, когда уже пора торопиться обратно в свои постельки, — Аккерман застыл, как вкопанный. Ноги будто приросли к полу, а на лице его отразилась крайняя степень шока и даже лёгкого испуга. Фигура оказалась Райнером Брауном, его пропавшим соседом по комнате. Тот продолжал молча двигаться по коридору с неестественно ровной спиной и словно не замечал Леви. Когда между ними осталось лишь два метра, он всё же остановился и смерил Аккермана остекленевшим взглядом карих глаз, от которого кровь стыла в жилах. — Тебе стоит поспешить в свою комнату, — Райнер сверился со своими наручными часами — единственным доступным для них гаджетом, и добавил: — Осталось девятнадцать минут до отбоя. — Нам с тобой в одну комнату, — Браун озадаченно поднял брови. — Ты помнишь меня? — В ответ парень покачал головой, и Леви против воли почувствовал нарастающую дрожь в коленях. От этого парня хотелось немедленно убежать. Едва ли он был похож на его прежнего одноклассника — вечно доброго и разговорчивого здоровяка. Его девушка Энни, должно быть, с ума сойдёт. А вот от счастья или от горя, вопрос спорный. — Я твой сосед, Леви. — Приятно познакомиться, Леви, — Райнер учтиво кивнул и возобновил движение, как ни в чём не бывало проходя мимо ошеломлённого Аккермана. Нет, они никогда не были друзьями, но при встрече любили обмениваться взаимными подколками. Да и в спаррингах частенько вставали в пару. Райнер был сильным противником, да и способность у него была классная. Этот парень мог перевоплощаться в медведя. Во всей школе было лишь три человека со способностью к трансформациям, и он один из них. Леви искренне считал, что это намного круче, чем его собственная никчёмная сила. Ханджи, конечно, убеждала его в обратном, но в её доводы верилось слабо. Видеть Брауна таким… опустошённым было, по меньшей мере, странно. Он явно не помнил Аккермана, а значит, вряд ли помнил вообще что-либо из своей жизни. А это наводило на логичные выводы. Кто-то его забрал, и этот кто-то явно из верхушки. Кто-то сделал с ним что-то, из-за чего Райнер потерял память и вёл себя странно. И поскольку они были одноклассниками, Леви тоже стоило опасаться. Вот только чего именно? Или, точнее, кого? Ответов не было, а расспрашивать Райнера было плохой идеей. В конце концов, если он и правда утратил воспоминания, то вопросы его только смутят, а, может, даже разозлят. Шум поднимать Леви не хотел. Но и возвращаться в комнату, в которой его будет ждать этот новый и совершенно чужой Браун, не хотелось ещё больше. Было в школе одно местечко, в котором Леви бывал так же часто, как и в спортзале. Читальный зал. Он находился по соседству с библиотекой, однако всё же являлся отдельной комнатой. На ночь его не запирали, и там частенько находили пристанище парочки озабоченных подростков за неимением более подходящих мест для своих лобызаний. Аккерман же посещал это место ночью совсем по другой причине: когда хотел подумать. А Ханджи, как правило, оказывалась там же именно в те дни, что и Леви. И сейчас он впервые надеялся, что найдёт её в зале.***
Леви оказался прав. Едва зайдя в тёмное помещение — свет уже погасили полностью, чтобы отбить у особо любопытных детишек всякое желание разгуливать по пансиону, — он услышал равномерные и оттого ещё более раздражающие щелчки. А это значило лишь одно — Зоэ здесь. И как только он двинулся в сторону столов, его ослепил вспыхнувший свет фонарика. — Попался! — воскликнул кто-то голосом Зоэ. Вовремя среагировать и зажмуриться он, конечно же, не успел, и белый свет больно резанул по глазам, вынуждая инстинктивно прикрывать лицо руками. К счастью, очкастая не изверг и выключила фонарь сразу же, как только поняла, кто именно ей «попался». — Странно, мне показалось, что я почувствовала присутствие кого-то другого. — Когда зрение пришло в норму после длительного моргания, Леви недовольно уставился на женщину и даже в темноте заметил, что она нахмурилась. — Стареешь, очкастая, — бросил Леви, проходя мимо неё и прислоняясь бёдрами к столу. Ханджи на его замечание лишь махнула рукой и присела в кресло, которое, по всей видимости, прикатила из-за стола смотрителя. — Разговор есть. — Ты встретил новенького, да? — Леви аж опешил от такой проницательности. — Откуда ты… — Я-то, может, и старею, — усмехнулась Зоэ, — но способности мои только сильнее становятся с годами. Я думала, что это Эрен, а это оказался ты. А раз я почувствовала мальчишку, значит, ты с ним пересекался, — заключила она. Крыть было нечем, да и отнекиваться бессмысленно. Он вовсе и не планировал делать из этого тайну. — Да в туалете на него наткнулся. Поговорить я хотел о другом, — Ханджи вскинула на него заинтересованный взгляд, блеснувший за стёклами очков, которые спустя девять лет определённо стали ещё толще. Привыкнув к тьме, Леви уже намного лучше различал женщину напротив, да и всё помещение, в целом. — Для начала скажи мне, есть ли здесь ещё кто-нибудь посторонний? — Кроме нас с тобой, никого, — на мгновенье прислушавшись к ощущениям, живо отозвалась Зоэ. Леви благодарно кивнул и продолжил. — Я встретил Райнера Брауна в коридоре. Он мой сосед по комнате. Знаешь такого? — Глаза Ханджи стали размером с блюдца, и Аккерман готов был поспорить, что с её лица сошли все краски. — Судя по реакции, знаешь. Может, тебе известно, какого хрена с ним произошло? — Леви, не лезь в это, — неожиданно серьёзно ответила Ханджи, поднимаясь с места и вставая напротив. Она вцепилась в его предплечье и заглянула в глаза. Словно в самую душу смотрела. — Я не шучу. Это не твоё дело. И если ты начнёшь копаться в этом дерьме, то и сам можешь в нём погрязнуть, ясно? Пока тебя это не касается. — Пока, — задумчиво отводя взгляд, повторил Леви. Эта оговорка была не случайной. Сомневаться не приходилось. Рано или поздно это коснётся всех, и Аккерман будет один из первых. — Когда? — глухо выдохнул он. — Скоро. Я не могу ничем помочь. Только советом, — тонкая смоляная бровь вопросительно изогнулась. — Держи мальчишку поблизости. — С какой стати? — Он важен. Я уже говорила, что он особенный. Эрвин ничего мне не говорит, но он явно имеет какие-то виды на Эрена Йегера. И если ты хочешь разобраться во всём, тебе стоит начать с него. — Ты знаешь, в чём его сила? — К его великому удивлению, Ханджи покачала головой. Чтобы эта женщина чего-то не знала, звучало как полный нонсенс. И судя по тому, как кривились её губы, Зоэ это тоже не радовало. — Он не считывается. Я знаю, что он необычный, но всё остальное заблокировано для меня, — В её голосе промелькнуло раздражение. — И я не сама его нашла. Эрвин подсказал, где нужно смотреть, и я отыскала парня для него. Он нужен ему. И ты должен понять зачем. Если всё ещё хочешь сбежать, — видя его смятение, добавила Зоэ. Леви не понимал, каким образом этот сопляк поможет ему с побегом. На вид он довольно хилый, да ещё и борзый дохрена. С таким и договориться-то ни о чём не получится. Особенно у Леви, который заводился с полуоборота, стоило бросить хоть какое-то язвительное замечание в его сторону. А этих замечаний у Эрена в головушке с запасом, сомневаться не приходилось. Ещё и эти намёки на пошлости, совершенно не к месту. Но выбора у Аккермана не было, как и всегда. Если это единственный способ что-то выяснить, он запросто отбросит все свои принципы и попробует вытрясти из пацана всё, что ему нужно. Он сделает для этого всё, что потребуется. Уж чему он научился за девять лет заточения здесь, так это жестокости. И тому, что ей не стоит пренебрегать. Все здесь такие же отчаянные, как и он сам, и именно поэтому они готовы пойти на многое, и ему не стоило отставать от них. Если он не хочет, чтоб его сожрали с потрохами. — Мне пора, — Ханджи напоследок бросила ему предмет, которым так любила щёлкать, сидя в полном одиночестве и наслаждаясь царящей вокруг темнотой. Зажигалка. Потёртая и поблёскивающая сталью. Она была холодной и тяжёлой, но всегда так приятно оттягивала карман форменных брюк. Леви знал, где Зоэ прячет сигареты. Он мог бы сейчас воспользоваться её тайничком. В конце-то концов, передавая ему зажигалку, она буквально показывала зелёный свет, но он всегда находил причины не делать этого. У них были занятия по ОБЖ, но на них никогда не рассказывали о вреде курения или алкоголя. Просто потому что здесь это ни к чему. Детям неоткуда достать что-то запрещённое. Только если проникнуть на верхний этаж, но на такое осмелится только конченный глупец и самоубийца. Собственно, поскольку Леви не знал о вреде сигарет, он мог бы воспользоваться невысказанным предложением Ханджи. Но даже сейчас воспоминания об одном ублюдке, который захаживал к его матери пару раз в неделю, вынуждали уже давно поутихшую злость в душе вспыхивать с новой силой. От него постоянно воняло противным табачным дымом, и этот запах держался ещё целый день после того, как ублюдок покидал их дом. Мать даже специально держала пепельницу в кухонном ящичке и вытаскивала перед тем, как он придёт. Аккерману в такие дни запрещалось высовываться из комнаты, и он послушно сидел в своей комнате на втором этаже, вслушиваясь в могильную тишину. Леви до сих пор не имел ни малейшего понятия, зачем тот мужик был нужен Кушель. Конечно, Аккерман понимал теперь, чем они там занимались, пока он видел десятый сон, если ему удавалось уснуть. Но её мотивы оставались загадкой. И Леви боялся, что теперь вряд ли у него появится возможность спросить об этом у матери. Привычно бросив зажигалку в карман, Леви поплёлся в свою комнату. Он не хотел, чтобы его завтра спалили спящим в читальном зале. Проблем потом не оберёшься. Аккерман лишь надеялся, что Райнер уже уснул, и не придётся снова с ним сталкиваться.***
9 лет назад Кушель уже чисто механически вымыла полы, расставила чистую посуду и постелила на стол постиранную скатерть. Чайник издал пронзительный свист, и она отключила его. Достала из ящичка маленькую прозрачную пепельницу и уже в сотый раз проверила телефон. Он должен был вот-вот прийти, и она схватилась за попавшее на глаза кухонное полотенце с овечками, чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки. Когда в дверь раздался долгожданный звонок, Кушель подскочила с места и помчалась открывать, отбрасывая полотенце на стул и на ходу приглаживая волосы. Схватившись за ручку, она нацепила на лицо радушную улыбку и распахнула дверь. Но за ней стоял вовсе не тот, кого она ждала. — Кенни? — удивлённо воскликнула женщина. — Не рада, сестрёнка? — Мужчина ухмыльнулся и, осторожно отодвинув Кушель, прошёл в прихожую. Видя, что она до сих пор стоит столбом, он недовольно поцокал языком. — Да что с тобой такое? Ты злишься, что меня две недели не было? Так я отлучался по делам. Брось, детка, — Кенни подошёл к женщине и ласково погладил её по голове, выводя из ступора. — Я кое-кого жду, — отозвалась Кушель, опасливо озираясь на дверь. — О, — Кенни понимающе покивал. — Ладно-ладно, зайду в другой раз, только сначала дай с мелким поздороваться. — С каким ещё мелким? — В глазах женщины отразилось искреннее непонимание, и она скрестила руки на груди. — Что значит, с каким? С сынишкой твоим, конечно. С моим племянником. Где он? — беззаботно поинтересовался Кенни. — Ты под кайфом? — Да ты из ума, что ли, выжила? — Кенни подошёл к лестнице и нетерпеливо крикнул: — Леви! Спустись-ка сюда. Твоя мамаша совсем того. Делает вид, будто тебя не существует, — Но на его крик никто не ответил. Разозлившись, мужчина поднялся на верх и заглянул в детскую, да так и застыл на месте, пригвоздившись к полу. Комната уже совсем не напоминала детскую. Обычная спальня. Там всегда было мало игрушек. Лишь парочка машинок, да мишка с оторванной лапой, но сейчас и они исчезли без следа. На стенах вместо голубых обоев с самолётиками, от которых маленького Леви чуть ли не тошнило, о чём он не преминул как-то сообщить дяде, были обычные белые с каким-то узором. Маленькую кроватку заменили на взрослую. Всё выглядело так, словно Леви никогда и не существовало. И словно все эти годы он был лишь плодом больного воображения Кенни. Порой он и правда злоупотреблял дурью, но не до такой же степени. Кушель подошла и осторожно положила ладонь ему на плечо. Обернувшись, он наткнулся на испуг в её серых глазах. — Ты пугаешь меня, — мягко заметила женщина, но руки не убрала. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. У меня никогда не было ребёнка. Кенни отвернулся обратно к комнате и тяжело сглотнул. Либо он сходил с ума, либо тут явно что-то не так. — Прости, — выдохнул он, — я… вернусь позже. — Он сбежал вниз по ступенькам и покинул дом, захлопнув за собой дверь и наполнив помещение громким звоном колокольчика. И с тех пор Кушель брата больше не видела.***
Наше время Её запястья были связаны какими-то плотными ремешками, наощупь кожаными. Подёргав руками, она поняла, что толку от этого никакого и устало привалилась к металлической поверхности своего импровизированного ложа. Раз она очнулась, значит, они скоро вернутся и продолжат начатое. Она не знала, кто они такие и чего от неё хотят. Девочка никогда и никому не желала зла. И она не понимала, за что они с ней так. Она была без понятия, сколько прошло времени с тех пор, как она здесь оказалась. Но случиться успело многое. Каждый раз, когда она приходила в сознание, они уже ждали её, сгрудившись вокруг маленького тельца и внимательно разглядывая. А потом неминуемо следовала боль от электрического тока, пропускаемого через её тоненькое тело. Собственные руки казались размытыми, но девочке показалось, что они стали ещё бледнее, чем были раньше. И на ладошках отчётливо проявились светло зелёные венки. О внешнем виде своего лица, она могла лишь догадываться. Но, наверняка, оно выглядело болезненно. Синяки под глазами, впалые щёки. Она представляла что-то подобное. И к своему ужасу поняла, что с трудом может вспомнить, как вообще выглядит её лицо. Казалось бы, как можно забыть черты лица, которое ты видишь в отражении каждый день на протяжении семнадцати лет, но она и правда забыла. Какие-то обрывки всплывали в памяти смутно. И чаще в этих разрозненных кусочках памяти больше появлялся кто-то другой, нежели она сама. И этот кто-то, сомневаться не приходилось, был чрезвычайно важен. Она даже не была уверена, что ей семнадцать. В этой пугающе яркой комнате, освещённый флюоресцентными лампами, она снова чувствовала себя ребёнком. Маленькой и несмышлённой девочкой, которая не понимает, что происходит. Ей было страшно. Она хотела, чтоб они прекратили истязать её. Мысли в голове закрутились так лихорадочно, словно разум впервые за всё это время решил заработать на полную. Она вдруг осознала, что пока их нет, нужно срочно что-то придумать. Окинув взглядом лабораторию, она не приметила ничего важного, кроме, разве что, блеснувшего на столике скальпеля. Но он был вне её досягаемости. Она попробовала шевельнуть ногой, но не вышло. Лодыжки тоже были надёжно прикреплены к кровати. Страх накатывал волнами, и с каждой минутой ощущался всё отчётливее. Взгляд, наконец, прояснился, и она могла рассмотреть место своего заточения повнимательнее. Однако на глаза ничего путного так и не попалось. Закусив губу, она в отчаянии задёргалась, тщетно пытаясь вырваться из пут. Но всё было бесполезно. — Чёрт, чёрт… — вырвалось тихое, и когда она вспомнила, что рот ей никто не заткнул, то просто закричала. И едва из её горла вырвался первый пронзительный крик, всё тело резко прошило жгучей болью. Она поражённо замолчала. Вспышка была короткой — секунда, не больше. Следующий удар током пришёл неожиданно. Тело только отпустило, как его захлёстнула новая боль — в разы сильнее предыдущей. Жалобный вскрик вырвался против воли, и она почувствовала, как из глаз хлынули слёзы. — Что вам от меня надо? — хрипло закричала девочка. Послышался щелчок и звук приближающихся шагов. Над ней показалось лицо светловолосого мужчины. Она впервые его видела. Он смотрел так пронзительно, словно хищник на свою жертву. Захотелось совсем по-детски съёжиться в комок и спрятаться под кроватью, лишь бы уйти от этого взгляда. — А ты крепкий орешек, — задумчиво сказал он, потирая щетинистый подбородок. — Может, стоит привести сюда твоего брата и избить его хорошенько на твоих глазах, чтобы ты, наконец, показала нам, на что способна? Брат. Да, у неё есть брат. Тот самый человек, который мелькал в обрывках воспоминаний. Его лицо до сих пор было подёрнуто дымкой, но в голове пронеслись его слова, которые он сказал ей когда-то. «Ты сильная, ты со всем справишься. А если нет, то я буду рядом, чтобы помочь тебе, хорошо?» Она помнила его улыбку. Такую тёплую и заразительную, словно это само солнце улыбается. «Где же ты?» — отстранённо подумала девочка, прикрывая глаза и чувствуя очередной удар тока, прошивающий тело насквозь от макушки до кончиков пальцев и погружающий её в небытие.