***
Холодало. По коже не прекращали бегать мурашки, хотя Пятница сказала, что отопление здесь включено и составляет почти десять градусов тепла по Фаренгейту, несмотря на почти удушающую жару безоблачного лета и редкие прохладные дожди. «Странно, что по какой-то причине, — отстранено думает Питер, ощущая привкус песка Сахары на языке, — мистер Старк был в официальном костюме». Пить хочется так, что почти невыносимо. Есть — меньше. Воды, которую он выпил прямо из горлышка бутылки, которую ранее обхватывали губы всегда блистательного Тони Старка, катастрофически мало. Кажется, у него было целых два поцелуя с Железным Человеком, один из которых он едва помнит лишь благодаря мяте во рту, а другой был и вовсе косвенный через бутылку обычной воды, но он не очень уверен, что это были не галлюцинации на почве голода и безумной истощенности. Просто с ума сойти. Хотя Питер был бы даже рад, если бы в конце своего пути он встретил свою самую сокровенную мечту — мистера Старка рядом, с любовью и нежностью смотрящего на него, и Мэй, которая бы улыбалась и давала добрые наставления племяннику и его паре. Так очевидно невозможно. Не так давно мистер Старк ушел, напоследок произнеся, что ему нужно подписать кое-какие документы и чтобы Паркер ничего не трогал и не пытался встать. Питер был неглупым мальчиком и даже в своем состоянии прекрасно понимал, что именно это за ценные бумаги. Очевидно, его собственная подпись на подтверждение того, что он прочел все и даже мелкий шрифт где-то внизу, здесь не требовалась. Мистер Старк все предусмотрел. Вау. Паркер поморщился. Приглушенный и искусственный свет бил по чувствительным глазам, вызывая постоянное желание либо прикрыть свинцовые веки и свернуться калачиком на этом твердом месте, либо забраться на потолок в самый темный угол и сплести там кокон, чтобы спрятаться от этого несправедливого мира, который отнял все, что у него было. Но он не делал ничего из этого, лишь слушая далекое и мерное гудение холодильника в одной из бесконечных комнат Башни, не забывая машинально в голове считать собственные удары сердца. Однажды у Мэй, лежащей на ледяном столе, они остановились, оставляя глухую пустоту в голове и душераздирающий крик где-то внутри — в тот момент он как никогда проклинал свой улучшенный слух, из-за которого Человек-Паук мог слышать и чувствовать абсолютно все, даже сидя в шумном коридоре, где ходило множество людей, врачей и больных. Ходили и ходили. Туда и сюда. Питер, на самом деле, тоже должен был встать, должен был прийти на ватных ногах в палату Мэй и, счастливо улыбаясь сквозь слезы, взять ту за теплую-теплую ладошку — прости, что напугала тебя, дорогой, скоро мы обязательно вернемся домой — а не упасть на колени с высоты своего роста, когда из операционной выйдет доктор и, вздохнув, отрицательно покачает головой. Интересно, а это тогда у него на миллионы осколков разбилось собственное сердце и остановилось дыхание? Или же у Мэй Рэйли Паркер? — Мистер Паркер, настоятельно прошу вас успокоиться, потому что ваш пульс ускорился и вы близки к панической атаке, — чей это голос? Паркер не знает и не хочет знать, пускай он и женский. Ведь он не живой и не Мэй. Вот если бы это был мистер Старк, то парень еще бы попытался послушаться, потому что… Потому что, несмотря ни на что, самый главный стучащий орган внутри никогда не забудет того, кого любит той самой безумной, светлой и безответной любовью. — Мне все равно, — шепчет тому голосу все-таки подросток, не нарочно копируя тон Тони Старка. Говорящая в ответ молчит. Питер сидел на высокой кушетке в медблоке и отстранено расковыривал не зажившую ранку на запястье, полученную еще тогда, когда посуда стала казаться ему абсолютно ненужной для одного человека, когда второго, самого главного, уже нет — маленькая кружка неудачно отлетела в стену и оставила на коже алый след, который он заметил только что случайно, как и маленькую засохшую дорожку крови. Кажется, поранился подросток вчера, но он не уверен, ведь такие небольшие раны заживали благодаря регенерации в тот же день после получения. Может быть, Питер сломался? Кто его знает. Кудряшки также противно лезли в лицо, щекоча глаза, но Паркер не желал их трогать, чтобы убрать, как недавно это делали такие знакомые и одновременно непривычные руки, потому что парень до дрожи где-то внутри боялся, что обнаружит у себя в волосах землю из посмертного дома Мэй. Питер все еще слишком хорошо помнит, как тремя днями ранее выл во весь голос от безумной боли и тоски, сидя на коленях в грязи и прижимая лоб к белому мрамору, пока позади него Нед трясся как осиновый лист, молча сдерживая собственные слезы и всеми силами пытающийся не дать себе упасть рядом и притянуть в спасительные объятия лучшего друга. Ведь подросток, как только несправедливо маленькое количество друзей и близких тети разошлись и остался лишь сам он с близким другом и его родителями где-то недалеко, долго и с чувством кричал, что ему не нужно никакое спасение, когда самое главное и единственное уже мертво. — Мистер Паркер, Босс просил передать, что будет через пять минут, — раздается в которой раз за последние минуты механический женский голос, который парень обыденно игнорирует, пустым взглядом, не моргая, смотря на почему-то ставшие еще более тонкими запястья и синие линии под кожей, которые вызывали в нем тихую, бурлящую и такую усталую ярость. Почему у него, главного ничтожества, что не смог спасти лишь одного, бьется пульс, когда у самого близкого он исчез три дня, два часа и три минуты назад? Почему?! Питер, зашипев от бессильной злости, резко вонзается отросшими ногтями прямо в место над бьющимся пульсом на запястье, используя все свои оставшиеся силы паука и оставляя тем самым кровавые полумесяцы. А затем еще глубже. И еще, пока по руке не стали течь капли крови, с беззвучным звоном ударяясь об идеально чистый кафельный пол и даже попадая на маленького железного человечка на штанах. Наверное, мистер Старк будет очень зол, но ему как-то все равно, знаете. Все-таки Питер Паркер учится у самых лучших в равнодушии. — Черт, Паркер! — слышит он как сквозь вату чей-то голос рядом с собой, а затем совершенно внезапно на руках появляется крепкая хватка чьих-то ладоней, которые с силой отцепляют его собственные, тем не менее, осторожно обходя вниманием раны, но не кровь. Кажется, мистер Старк запачкался алым. Интересно, он громко будет кричать? — Ни на одну секунду тебя нельзя оставить одного! Ни на одну! — И-извините, — машинально и тихо извиняется подросток, поднимая тяжелую голову и видя словно через воду — опять ревет, да? — нависшего над ним мужчину, в карих омутах которого полыхала какая-то странная искра из непонятных ему эмоций. Злость? Усталость? Скрытое понимание, далекое сострадание? Или же все сразу? Мистер Старк держал его за место чуть выше запястий, и, нахмурившись, внимательно рассматривал кровавые полумесяцы, пока он с силой сдерживал готовые вот-вот показаться слезы. Но в итоге, конечно же, жалкий и ни на что негодный Человек-Паук не смог удержать позорный и громкий в полной тишине всхлип, сразу после которого сердце резко ударилось об ребра. В ту же секунду мужчина посмотрел ему прямо в глаза, как будто что-то в них ища, отчего Питер вмиг замер, широко распахнув глаза и машинально слегка отшатнувшись назад. Находиться столь близко со своей одержимостью, зная, что в любой момент она может оказаться лишь жалким сном зависимого от человека как от воздуха подростка, было неожиданно страшно. Что сказала бы Мэй, если бы узнала, что ее племянник настолько любит Железного Человека, что прямо сейчас от почти интимной близости чувствует томительное волнение, даже где-то под коркой мозга зная, что его тетя мертва? — Ладно, разберемся, — самому себе почти прошептал и кивнул миллиардер — Паркер совсем не нарочно подслушал, честно! — Давай-ка, поднимись выше. В очередной раз всхлипнув, подросток лишь успел поджать губы, прежде чем мистер Старк, словно игнорируя тот факт, что он уже далеко не маленький ребенок, сам приподнимает его, уже успевшего неизвестно когда скатиться с высокой кушетки. Мистер Старк такой сильный и уверенный даже без железного Марка. Он прошел столько самых долгих и трудных битв, что их даже не сосчитать и не представить себе в голове, насколько сильно им восхищаются миллионы людей по всему миру. Насколько сильно любит один лишь он, как никто другой. Мистер Старк самый лучший, самый классный и прочие синонимы, которыми у Питера исписана целая тетрадь, спрятанная под матрасом пружинистой кровати рядом с журналом «Playboy» и другим, «Forbes», с Тони Старком на главной строке. Свои самые постыдные и грязные секреты лучше прятать как можно дальше от посторонних глаз, потому что Мэй может заметить. Могла. Мистер Старк такой самый единственный, что Питер в упор не понимает, по какой причине сейчас находится в Башне, в которой был от силы два раза за целый год, начиная с самого первого знакомства не через экран старенького телевизора, трещины экрана сломанного смартфона и яркие, неоновые вывески и плакаты всегда улыбающегося миллиардера в солнечных очках. Ведь в ту же секунду появления, как мужчина делал всегда, последний почему-то не потребовал помощь Человека-Паука. Что же тогда ему нужно от простого подростка? Что же… И все же мистер Старк прекрасный человек, изобретатель и супергерой. Не то что он, слабый и совсем юный герой, которому не хватает сил даже на то, чтобы взять себя в руки, встать и вернуться туда, где его ждет Мэй. — Мистер Старк, что вы делаете? — с тусклым непониманием спрашивает Паркер, ранее не заметивший, что мужчина что-то принес с собой. Последний, открыв пачку новых бинтов, замер и посмотрел на него исподлобья, вроде как, как на идиота. По коже пробежали мурашки, а сердце ускорило свой мерный ритм в несколько раз. — Я сам смогу, сэр, не надо! — вновь попытался он, двигаясь назад по кушетке так, чтобы стукнуться спиной об стену и подтянуть ноги ближе к себе. — П-просто дайте мне бинты и я… — Я два раза не повторяю, Питер. Сиди ровно. В глазах подростка можно увидеть бесконечную изможденность и усталость, от вида которых кровь стынет в жилах даже у такого человека, как Тони Старк. Когда миллиардер оказывается еще ближе с какой-то неизвестной мазью и белоснежными бинтами, Питер решает оставить все как есть, вытягивая ноги. — По-хорошему сейчас бы сначала обработать свежие раны, о причине появления которых мы, кстати, потом еще обязательно поговорим, — строгий взгляд темных и бездонных глаз из-под бровей и обжигающая своим жаром жизни чуть шершавая ладонь, уже ухватившая за лодыжку, оплетая ту сильными пальцами как паутина. Сердце замерло, а затем вновь отчаянно забилось, — Но все же и оставлять мелкие осколки столько времени нельзя. Ты знал, что таким темпом до инфекции и прочей «радости» недалеко, Паучок? Сказанное впервые за долгие месяцы «Паучок» так сильно резануло слух, что парень буквально в ту же секунду погрузился куда-то в собственные мысли и пришел в себя только тогда, когда услышал неслышимый для обычных людей звук столкновения стекла об кафель. Что-то ледяное, вызвавшее мгновенную щекотку напополам с легкой болью почти заставило его машинально дернуться, если бы не все та же рука, не давшая ему совершить задуманное. Паркер, сглотнув вязкую слюну, заторможено опустил голову и только сейчас осознал, что делает мистер Старк и в каком положении тот находится. — Ума не приложу, как именно осколки не зажили под кожей спустя продолжительное время из-за твоей регенерации, но что-то мне подсказывает, что это все из-за голодания, — зачем-то поделился своими мыслями мужчина, уже осторожно оплетая бинтом стопу и берясь за другую, в которой было гораздо меньше посторонних предметов. — Я ел, — не понимая зачем настоял на своем Питер, инстинктивно увлажняя потрескавшиеся губы. Почему-то безумно стало не хватать нотки мяты. — И когда же, позволь мне поинтересоваться? — будто уже заранее зная ответ, спросил Железный Человек, вновь разогнувшись в полный рост, чтобы спокойно положить остатки бинтов и мазь на небольшой столик. Пальцы ног, виднеющиеся из-под этих самых бинтов, сами собой поджались, а самой стопе стало неожиданно тепло, как будто заботливая Мэй дала ему шерстяные носки. Какая бы это не была мазь, она начала греть его замерзшие ноги и это ему принесло огромное облегчение. — Когда мы с Мэй ходили в тайский ресторан, — не моргая, говорит он. Мистер Старк, уже было взявший его за поврежденное запястье, неожиданно замер. — Ребенок, это было почти четыре дня назад, — как-то рвано выдыхает тот. Паркер даже замечает странную и едва ощутимую дрожь чужих ладоней, прежде чем наваждение пропадает, как будто его и не было. Ну конечно, что еще выдумает его усталый мозг? — Откуда вы знаете? — хмурится Питер, пока чужие подушечки пальцев немного отстраненно и почти невесомо прослеживают алый полумесяц. Слегка щекотно и щиплет. — Я вам не говорил. По какой-то причине мистер Старк предпочитает промолчать и продолжить свое дело — снова эта непонятная мазь, осторожно нанесенная на раны, которая, оказывается, пахнет так противно, что хочется чихать и чихать. Эй, мистер Старк, а вы забыли, что у него-то не смытая и засохшая кровь на коже!.. Или стоп, погодите, кажется, мужчина уже убрал ее влажной тряпкой?.. Но когда?.. Как же все-таки болит голова и тянет спать. Вернуться бы на кровать Мэй, закрыть буквально на несколько минут глаза, чтобы тетя, вернувшись с работы, разбудила бы его и мягко пожжурила, поняв, что племянник всего лишь безумно по ней скучал, ведь у нее было две смены. Может быть, забраться бы снова на крепкие колени и прижаться мокрой щекой к широкому плечу, ощущая своей грудью сильное биение другого сердца почти напротив своего. — Почему вы молчите? — уже в полусонном состоянии почти шепотом спрашивает Питер, размыкая сухие губы и за время своего пребывания в воспоминаниях уже неизвестно когда осторожно уложенный мужчиной на кушетку. Что-то теплое и мягкое лежит на его плечах, отчего хочется укутаться в это по самый нос и вдохнуть необычный запах давно пролитой кока-колы и мужского одеколона. — Почему вы рядом? Паркер приоткрывает вот-вот готовые закрыться глаза и видит, как пальцы аккуратно смахивают со лба проворную прядку. На одном из них, безымянном, блестит золотое кольцо. Прямо как у тети Мэй. — Поспи еще немного, ребенок. Мне нужно уладить кое-какие дела. Я быстро, поверь мне. Потом мы обязательно поедим, но немного, помнишь, что я говорил? — необычайно мягко спрашивает мистер Старк, так близко наклоняясь над ним, что до него добирается тот самый запах мяты и легкий, едва заметный, виски. — Пятница, выключи свет и чуть повысь температуру. Питер не отвечает ему долго, уже почти видевший тот самый сон, где Мэй, как прежде, улыбается и целует его в лоб на прощание перед тем, как он уйдет либо в школу, либо в гости к Неду. А он не хочет уходить, ведь тетя останется одна. — Вы говорили, что у вас есть более важные дела, чем общение с подростками, — почти шепотом, давно привычная истина. Питер сворачивается калачиком и утыкается кончиком носа в плед. Ногам безумно-безумно тепло. Пахнет домом. Шумный выдох. Взгляд невыносимого сожаления, брошенный уже почти на уснувшего. Стучание чужих каблуков за стеной и приоткрывшаяся дверь. До почти выключившегося сознания доносится резкий запах ванили и яблок. — Тони, что!.. — Тише, Пеппер, он спит. Выйдем — поговорим. Питер засыпает под мерное гудение далекого холодильника, окутанный как в коконе сильным запахом своей собственной и единственной зависимости, которой почему-то стало на него не плевать.***
— … я не могу поверить в это! Просто невероятно! Хотя, скорее всего, мне уже даже не нужно удивляться тому, что Старк всегда в неожиданный момент может сделать все, что хочет, и я буду лишь должна принять его решения, но у меня все равно просто в голове не укладывается все вот это! Тони, отстраненно пролистывающий документы, выдохнул и, прикрыв глаза, устало потер переносицу. — Пеппер, прошу тебя, ты можешь говорить чуточку потише? У меня и так голова раскалывается, — не отрываясь от просмотра идеально отпечатанного текста, спокойно и даже несколько устало попросил стоящую над ним женщину он. — Можно же все обсудить спокойно, не так ли? — Какое тут «спокойно», Тони! — внезапно еще громче крикнула Вирджиния, от возмущения приоткрывшая рот, охнув. Несколько секунд та просверливала в миллиардере дыру, будто надеясь, что тот наконец соизволит поднять голову, прежде чем уперла руки в бока. — Почему я узнаю обо всем только от Хэппи и в последнюю очередь? Мы ведь далеко не чужие друг другу люди! Ты представляешь себе, как я перепугалась, когда Хэппи позвонил мне и сказал, чтобы я наняла людей, что должны вывезти из какой-то там квартиры все ценные вещи?! Вот что, скажи на милость, я должна была подумать?! — Пеп, я же просил тебя не шуметь, — спустя несколько секунд произнес все тем же тоном Старк, поджав губы и, нахмурившись, внимательно перечитывая важные строчки. — Тем более, что Питер может нас услышать и проснуться. — Питер! — вдруг воскликнула Поттс, резко ударив ладонями по столу и опершись об него. — Питеру нужна настоящая семья и люди, которые смогут оказать психологическую помощь! А что можешь дать ты шестнадцатилетнему подростку, Тони?! Ты, который неделями в отъезде, ночами с алкоголем в одной руке, а в другой с гаечным ключом, или и вовсе развлекающийся с очередной девушкой модельной внешности!.. Что ты можешь дать совсем еще ребенку, который потерял самого близкого человека, Тони Старк? Мужчина молчит долго. В комнате повисает продолжительная тишина, атмосфера сгущается вокруг сидящего как грозовое облако, но женщине на это все равно — она лишь, не меняя своего положения, прищурившись, внимательно следит за каждым проявлением эмоций Железного Человека: как брови сводятся к переносице и на лбу возникает морщинка, как тонкие губы поджимаются, как он спустя мгновение, прикрыв глаза, шумно выдыхает и вдруг откидывается на спинку крутящегося стула. На дне карих глазах горит стальная решимость. — Тысячи долларов на личной карте как ежедневные карманные деньги. Своя огромная спальня с плазменным телевизором и новейшей приставкой моего собственного производства. Самая престижная школа в Нью-Йорке, прямой билет в будущее МТИ и моя рекомендация на поступление, подписанная лично от руки, — начинает перечислять Старк, следя за тем, как бывший генеральный директор Старк Индастриз медленно распахивает глаза и точно готовится выпустить наружу весь свой гнев и возмущение. Тони лишь опирается локтями об стол и скрещивает руки в замок у рта. — Понимаешь ли, Пеппер, я могу дать ребенку буквально все, но он ничего из этого не хочет. Ему по какой-то причине нужно лишь мое присутствие рядом и общение. Я никогда этого не понимал и до сих пор не могу: какому еще подростку будет нравиться проводить со мной вечера в скучной мастерской вместо того, чтобы играть в какую-нибудь классную игрушку двадцать первого века, что стоит баснословно много денег? — Тони, это ты ничего не понимаешь, — внезапно мягко и понимающе улыбается Вирджиния, на мгновение теряя свою устрашающую ауру одной из самых волевых женщин в мире. — Ты всегда был и будешь для Питера самым лучшим кумиром. Даже я это смогла заметить однажды, когда он отказался от звания Мстителя. Естественно, что ребенок жаждет твоего внимания, совершенно не интересуясь технологиями. Ему важен лишь ты и твоя личность. Я знаю, что ты давно перестал верить в то, что кому-то может быть интересен не Железный Человек и даже не гений по имени Энтони Старк, а просто Тони со всеми его проблемами и недостатками, но это правда. Когда у мужчины на лице промелькает какое-то странное болезненное выражение, а затем тот резко поднимается на ноги, она даже не вздрагивает при внезапном звуке скрипа дорогой обуви по полу. — Какой же абсурд! — бросает тот через плечо, останавливаясь возле панорамного окна и скрещивая руки за спиной. Поттс опускает взгляд чуть ниже и видит поблескивающие серебром и золотом часы, а также едва виднеющуюся медовую полоску на пальце. «Его руки, — думает она с удивлением, почти недоверием, — по какой-то причине едва дрожат». — Ты сама слышишь, что говоришь? Ты, которая приняла мое обручальное кольцо только потому, что «так нужно прессе» и «ты всегда был дорог мне, хотя я и по-настоящему тебя не любила»! О каком открытии собственной души другому человеку ты вообще говоришь, когда плюнула в нее, как будто не видя и не зная, что я действительно пытался тебе раскрыться, стать любимым человеком, мужем, а в будущем, возможно, даже отцом? Лишь молчание и рваный выдох были ему ответом, но, на самом деле, Тони и не ожидал другого, потому что они оба уже не раз заводили эту тему, кричали на друг друга, чтобы в итоге последними словами уставшей женщины и едва ли истинной невесты были «однажды я совершила ошибку, Тони, и я пытаюсь ее исправить. Я стараюсь найти самый главный эпицентр, где все пошло не так. И да, я согласилась на брак, почти не думая о том, что он подразумевает любовь и счастье. Прости, но я все же не могу тебе дать ничего из этого в той мере, в какой ты нуждаешься, потому что со временем моя любовь к тебе стала медленно угасать: когда ты долго не возвращался домой из битв, когда засиживался в мастерской, доводя себя до истощения, потому что загорелся новой идеей… Пойми меня, я до безумия боюсь однажды проснуться в пустой кровати и увидеть новости о героической смерти Железного Человека и затем медленно сойти с ума. Но я также не желаю оставлять тебя одного, Тони, потому и поступила так эгоистично, ответив «да».» Они до сих пор, спустя почти полтора месяца, не сообщили о своей помолвке в СМИ. Словно оба чего-то или кого-то ждут или же и Тони, и Пеппер просто слишком заняты работой. Не стоит забывать и о Питере. Точнее, о том, что журналисты в скором времени и сами прознают, что известный миллиардер и герой усыновил неизвестного подростка из Квинса. Старк опускает взгляд ниже и отстраненно покручивает на пальце то самое кольцо. Перед глазами, полными едва контролируемого гнева и скрытой, старой и все еще незажившей боли, далекие огоньки вывесок и светофоров. Обжигающий ветер отчаянно бьется об идеально чистые и твердые стекла, будто желая прорваться в помещение и наполнить его жаром сухого лета. Странно, что в день, когда умерла Мэй Паркер, по крышам высоток бил теплый и мелкий дождь, а серые облака не пропускали лучей солнца. Он медленно разворачивается и видит, как глаза Вирджинии бегают по строчкам. И Старк наизусть знает, что там написано и находится: его собственная подпись и «я, Энтони Эдвард Старк, беру под опеку Питера Бенджамина Паркера и клянусь соответствовать всем необходимым условиям для обеспеченного проживания и других жизненных благ». — Ты усыновил подростка с суперсилой, который буквально недавно потерял тетю и нуждается в постоянной поддержке… Ты ведь знаешь, что на твои плечи ложится еще большая ответственность? Питер — не какая-то там девица, прыгающая в твою койку ради денег и мимолетной славы, а живой человек со своими желаниями и потребностями, о котором нужно заботиться и за которым следить. Я думаю, ты прекрасно понимаешь, к чему снова может привести твое игнорирование. Шанса на исправление больше не будет, Тони. Его не вернуть. На пару секунд женщина замолкает, прежде чем выпрямляется, и, не обращая внимание на мужчину, поправляет выбившиеся из высокого хвоста пряди, прежде чем вновь продолжает: — Кстати, в какой Питер комнате? Мне нужно вернуть ему все вещи из его дома — все уже почти привезли. И ты говорил ведь, что он давно не ел и истощен, так что… — Я справлюсь сам, Пеппер, — прерывает ту мужчина как-то поспешно, а затем вдруг поворачивается в сторону лежащей бумаги на столе. — Ведь мне тоже нужно научиться исправлять свои ошибки.***
— Питер. Когда мистер Старк внезапно будит его из-за того, что подросток был слишком чувствительным на резкие звуки и моментально проснулся, как только послышались шаги, Питер не возражает, спокойно идя на ватных ногах — мистер Старк дал ему тонкие носки и какие-то теплые тапочки, совсем как Мэй — неизвестно куда, осторожно придерживаемый широкой ладонью за лопатку. Когда миллиардер рассказывает ему о том, что у него, Паркера, есть своя собственная комната и ему бы лучше как можно быстрее переехать туда, парень молча соглашается и не возражает. Рука то на плечах, то на лопатке, несколько заставляла терять его внимание. Интересно, что бы сказала Мэй, когда узнала, что у любимого племянника заглушаются мысли лишь о ней благодаря чужому, обжигающему как солнце присутствию? Наверное, все-таки Тони Старк Бог Солнца — такой яркий, единственный и также обыденно игнорирующий маленьких звездочек наподобие Питера, потому что, как только он появляется, мистер Старк исчезает. — Питер, я знаю, что ты слышишь меня, — голос приобрел стальные нотки. Кажется, мистер Старк совсем разучился улыбаться за последний выезд куда-то за пределы страны в жаркие страны Европы. — Да, — отзывается хрипло он, отстраненно гипнотизируя воду в стакане, которой снова было мало. Мистер Старк как всегда. Хотя и пить, на самом деле, уже не так сильно хотелось, как прежде. Когда мужчина перед тем, как отойти в сторону, попросил его немного подождать, пока он поговорит по телефону, Питер тоже не возражал. Да даже когда он совершенно случайно произнес слово «малыш» в разговоре с ним (почти одностороннем, если честно), он молчал! А теперь же, видя какой-то зеленый салат, ломтик прожаренного тоста — всего понемногу, конечно же, как иначе? — и чуть ли не стоящего над душой Железного Человека, который находился в таком положении уже долгие минуты, Паркер просто не был в силах молчать! — Если ты сейчас не съешь это все в ближайшие минуты, то я возьму вилку и сам буду кормить тебя как ребенка, — на такие угрозы Питер только морщится, машинально дергая ткань каких-то новых штанов, выданных мужчиной, и продолжая смотреть в столешницу, краем глаза видя, как в нем явно просверливают дыру темные словно бездна глаза, на дне которых полыхали яркие искры неясных эмоций. — Поверь мне, я не шучу. Питер без интереса обращает внимание на тот самый салат — есть не хочется от слова «совсем». Кажется, мистер Старк явно не понимает, как нужно кормить истощенных и долгое время голодающих подростков, потерявших смысл жизни, и как правильно вести себя с ними в такой ситуации. Мэй точно лучше бы разобралась, но ее нет. Кстати, где она? Она должна была как обычно позвонить, чтобы узнать, когда всегда занятой племянник вернется домой и что лучше ей приготовить на ужин — индейку или яблочный пирог — но почему-то она все еще не звонит. Ой. Питер же сломал свой телефон вдребезги. Это плохо, ведь Мэй еще не скоро с ее зарплатой сможет купить ему новый. — Я не голоден, — отвечает парень на какой-то один из вопросов мистера Старка, который, конечно же, пропустил мимо ушей. Ему бы свежеиспеченный финиковый пирог, тающий во рту и слегка обжигающий после первого укуса и радостно сказанное «попробуй-ка первым, Пит, только вытащила!». Ему бы теплые ладошки женщины, испачканные в муке на своих щеках и последующий смех вместе с «ой, дорогой, извини, совсем забегалась!». А Питер бы, широко и невинно улыбаясь, в отместку взял со стола муку с таким же счастливым и ребяческим смехом, чтобы насыпать на длинные волосы хохотавшей и убегающей тети белый песок, пока та не пульнет прямо в его лицо внезапно очередной снаряд из муки. А затем еще и еще, пока кухня не станет белоснежно белой, пропитанной счастьем и смехом самых близких. Питер бы сделал столько всего!.. Он бы!.. Питер Паркер столько всего больше не увидит. Больше никогда. Больше никогда с ней. Мэй не увидит, как ее племянник окончит школу и, если повезет, поступит в какой-нибудь малоизвестный, небогатый институт где-то на окраине, вдалеке от прогресса и жизни. Мэй не увидит ни одной спасенной жизни Человеком-Пауком однажды вечером в телевизоре, а потом, обеспокоенная, не позвонит ему на домашний телефон, находящийся в собственной однокомнатной и едва обжитой квартире. Мэй не скажет сквозь скрытые слезы, что безумно боялась не услышать его голос, а Питер не наврет с болью, что такого больше не повторится и «герои всегда такие, ну чего ты, Мэй!..». Она не будет знать, что они с Недом, оказывается, поступили в один и тот же институт и попали в одну и ту же комнату в общежитии. Она, заговорщески улыбаясь в трубку, никогда не спросит «тебе кто-нибудь уже нравится?», а Паркер ни за что не ответит «я кого-то невыносимо давно безответно люблю». Питер доживет до самой старости и Мэй так никогда и не узнает, что ее племянник любил мертвых больше, чем всех живых. Как же не хочется верить в то, что она умерла. — Ребенок, поплачь. Тебе станет легче, — горячая рука аккуратно ложится на затылок — в волосах до сих пор сырая земля, но миллиардер почему-то продолжает касаться — а затем притягивает к себе, чтобы подросток, широко распахнув глаза и беззвучно плача, уткнулся лицом в белоснежную рубашку мистера Старка. Мэй точно будет за это… Нет, не будет. — Я так хочу, чтобы она вернулась, мистер Старк, — почти шепот из глубины покалеченной души, неконтролируемые содрогания тела и тепло жизни, излучаемое стоящим человеком, к которому он прислонился и как беспомощный ребенок вцепился дрожащими пальцами за ткань. — И она обязательно вернется. Вот увидите! Чужое сердце внезапно пропускает удар. — Первая стадия из пяти — отрицание, — говорит ему мистер Старк, пропуская сквозь пальцы его грязные, пропитанные землей кудряшки. Почему же ему не противно, почему же не все равно, почему-почему? — Я клянусь, Питер, остальные четыре мы пройдем вместе. После сказанных слов Питер, судорожно втянув воздух, зарыдал во весь голос. Протяжно и горько.***