— Куда ты всё смотришь? — Берлин усаживается напротив меня, а затем с какой-то невероятной силой толкает ко мне свой поднос с ланчем, — вонь от него просто невероятная, — продолжает он, зажимая нос большим и указательным пальцами, — если бы у меня сейчас не было обоняния, уверяю тебя, оно бы тут же прорезалось, — друг снова кривится, словно на его глазах кому-то только что вышибли мозги или в нашем университете начался самый настоящий зомби-апокалипсис.
— А ещё тебя назвали Берлин, — ухмыляюсь я, — знаешь, типа, есть же такой город, твои родители, вроде, его любят, — щёлкаю пальцами прямо перед лицом Берла, отчего его брови сходятся на переносице.
Как, блин, у этого парня вообще получается быть горячим, даже если он кривит лицо от вонючей еды, что стоит у него на подносе?
— Напомни, пожалуйста, почему я с тобой дружу? — недовольно бросает Берлин, окидывая меня взглядом, словно пытаясь найти место, куда сможет запульнуть свою пластиковую вилку.
Я бы целилась в глаз.
— Кажется, что я единственная девушка в этом мире, с которой ты ещё не успел переспать, — улыбаюсь, рассматривая продукты, что хаотично разбросаны по подносу друга.
Банан. Пшеничные хлебцы. Пакет молока. Салат из морской капусты. Йогурт. И… вишенка на торте этого кулинарного безобразия — бургер.
Представляю всё это месиво у себя в желудке и недовольно поёживаюсь, словно от холода, но Берл, кажется, не замечает. Или просто делает вид.
— Это сочетание точно тянет на несколько номинаций, — устало тяну я, указывая другу на продукты.
— Номинаций? — Берлин морщится, откидывается на спинку стула, из-за чего его пластмассовый старый друг недовольно урчит, — Господи, в этом университете есть хотя бы что-то нормальное? — громко кричит парень, привлекая внимание всей столовой. Берлин театрально поднимает руки вверх, а затем закатывает глаза, словно вот-вот грохнется прямо под стол.
— Всегда можешь переехать в Германию, чувак, — Гарри ударяет ладонью по нашему столу, а затем усаживается рядом со мной, как ни в чём не бывало, — эти немцы тебя так любят, что назвали целый город в твою сраную честь.
— Заткнись ты, — Берлин пытается выглядеть раздражённым, но сдаётся сразу же, как только смотрит на Гарри. Театральное представление имени Берлина Мюлла прервалось не волной аплодисментов, а общим смехом ребят.
Гарри смотрит на меня как-то странно. Возможно, я не сделала свою часть работы. А может, отбила у него желание заниматься сексом месяца так на три, когда ударила его между ног во время очередного подката.
— Что? — упираюсь в него взглядом, но он лишь улыбается, снова переключая внимание на Берлина.
— Так какие номинации, Фокс? — Берлин ударяет Гарри по руке сразу же, как только тот пытается завладеть бананом с его подноса.
Не знаю, помнит ли кто-нибудь вообще настоящее имя Гарри. Он так сильно похож на принца Гарри из королевской семьи, что с первого же дня в кампусе мы называли его именно так. А уж его британский акцент только усугублял эту ситуацию. Кажется, что половина наших девушек вешались на «лже-Гарри», чтобы хоть как-то прославиться в Инстаграм. Иногда мы думали, что он и сам не помнит, как его зовут. Почему он вообще приехал учиться сюда, если мог остаться получать образование в Англии? Ставлю на тройное убийство. От этого рыжего наследника можно ждать только этого. Но как же его зовут? Может, Боб? Этому идиоту точно бы подошло такое дурацкое имя.
— Фокс, ты вообще тут? — Берлин наклоняется ко мне, зависая прямо над ещё пока не открытым йогуртом, — мне кажется, мы до сих пор не переспали, потому что ты боишься, что войдёшь в транс сразу же, как только я окажусь без футболки. А уж если увидишь меня и без плавок, то отрубишься недели на две, — Мюлл забавно двигает бровями, чем, конечно же, вызывает у меня улыбку.
— Ну да, учитывая, что я могу вырубиться, просто посмотрев на твой рацион, Берл. Такое сочетание, наверное, потянет сразу на несколько престижных наград, которые раздаёт кафедра гастроэнтерологов. Что там бывает, язва? Несварение? Понос? — улыбаюсь я, а Гарри, сидящий рядом, едва сдерживает улыбку, — аппендицит? — продолжаю улыбаться, стаскивая с подноса йогурт, — или, может, звезда вечера: «я-проведу-эту-пятницу-прямо-на-унитазе»?
— Немедленно верни мне мой йогурт, Лиса! — Берлин кричит так громко, что все в столовой тут же оборачиваются на нас. Даже наш декан, мистер Эйвери, покачивает головой, пытаясь выглядеть сурово.
На губах доброго тридцатилетнего дяденьки играет улыбка, словно на нашем месте сидит он, обсуждая, что именно Берлин оставит сегодня в туалете. Мистер Эйвери здесь совсем недавно. Кажется, в нашем университете ещё ни разу не было такого молодого декана. Каждая старшекурсница сразу же открыла на него охоту. Что уж скрывать, Джон Эйвери и правда был слишком красивым для того, чтобы заведовать университетом.
Обычно при слове «декан» у меня в голове проносился образ старенького мужчины, который слишком устал от жизни, который ещё и засыпает на своих лекциях, а иногда и вовсе забывает, что у него они сегодня есть. Наш бывший декан мистер Мэрроу был именно таким. Лысый мужчина плотного телосложения, от которого постоянно несло дешёвым табаком с ягодным фильтром.
— Не называй меня лисой, — бросаю в Берлина светло-розовую баночку, на которой нарисована чёрная корова. Это животное с йогурта выглядит самым счастливым созданием на всей планете Земля. — Тебе напомнить, что тебя назвали в честь города?
— Мои родители хотя бы путешествовали, Лэсс. А вот твои, кажется, слишком часто смотрели «Энимал Плэнет» по кабельному телевидению. Так часто, что решили сменить фамилию на Фоксис ещё до твоего рождения, — парирует он, открывая йогурт. Клянусь, мне кажется, что мимика этой нарисованной коровы меняется, и она уже не так счастлива, как была раньше.
Фокс, блин.
Словно читая мои мысли, Берлин продолжает:
— Фоксис, блин. Ты вообще понимаешь, что твоя фамилия буквально означает «лисы»? А если мы будем брать во внимание и твоё имя, то это и вовсе будет смешно.
Гарри наблюдает за нами, играя с верёвочками своей толстовки. Она настолько ядовито-зелёная, что мне кажется удивительным, как я до сих пор не умудрилась свалиться замертво от её цвета.
— Сказал мне человек, который напрямую относится к Гитлеру, — ну вот. Я снова проиграла. Каждый раз, когда я упоминаю Гитлера, Берлин понимает, что мне просто не найти более дерзких и колких комментариев.
Друг театрально вздыхает, а затем бьёт себя кулаком прямо в грудь.
Жаль, что мы оба знаем о том, что мои подколки уже не волнуют Берлина. В отличие от меня, парень и в самом деле гордится своими именем и фамилией. Он, кажется, даже получал какой-то диплом от самой Ангелы Меркель.
Единственная вещь, которая хоть как-то заботила Берлина — ударение. Ударите второй — проиграете; ударите первый — и в качестве награды вас будет ждать кривоватая улыбка, обнажающая тридцать два белых зуба. Улыбка Мюлла всегда была такой, словно он только что вышел из кабинета стоматолога.
Кажется, некоторое время назад Мюлл спросил, почему мы дружим? Просто я ещё ни разу в жизни не ставила ударение на второй слог.
Оглядываю наш столик, пытаясь не засмеяться. Парень по имени Берлин Мюлл; девушка, которую зовут Лэсс Фоксис (что, конечно же, является поводом шуток для каждого в этом мире) и чёртов Зодиак или Джек Потрошитель, чьё имя нам неизвестно. Нам определённо нужно создать канал на YouTube.
— Знаете, у нас бы с вами получилась отличная группа. Если, конечно, мы с тобой, Берл, сойдёмся на том, что Фоксис нужно прятать за кулисами, — говорит наследник британского престола, словно читая мои мысли. Конечно, я не думала о группе, но, думаю, что наши идеи можно отнести в категорию «смежные».
— Мне что, придётся смотреть на твой профиль? — театрально хватаюсь за сердце, — такими темпами я же сразу присоединюсь к Курту, Джими, Эми и Дженис и остальной их весёлой компании, — ухмыляюсь, смотря принцу прямо в глаза.
— Уже выбрала, каким именно способом присоединишься или, может, нам подкинуть тебе пару идей? — от йогурта Берлина почти ничего не осталось, что, кажется, не нравится ни ему, ни этой некогда счастливой корове на стенках баночки. Когда лакомства не остаётся совсем, друг со звонким хлопком ставит банку на стол, заставляя меня вздрогнуть.
— Знаешь, я застыла на выборе между «захлебнусь-ка я в собственной рвоте» и «найду себе сумасшедшую жену, которая потом закажет моё убийство».
— О, нет, пожалуйста, — Гарри закатывает глаза, посылая мне взгляд, полный укора, — только не начинайте, ребята. Это такой хороший день, даже Фрэнки почти согласилась пойти со мной поужинать, — продолжает разоряться «лже-Гарри», но Берл уже не слышит, что пытается донести до него друг.
— То есть, твоя глупая лисья башка уверена, что это вина Кортни? Что, может, у нас ещё и Сид Вишес не виноват в том, что случилось с Нэнси?
Я лишь пожимаю плечами, не отводя взгляда от его ледяных синих глаз.
— Не виноват, — наконец твёрдо отвечаю я, — и самому Вишесу, кстати, тоже помогла его мать.
Берлин сверлит меня взглядом, отчего мне кажется, что в столовой становится холоднее. Мы всегда спорим на эти темы. Кажется, что не было ни единого дня, когда кто-то из нас бы не начал рассуждать о чужой смерти.
— Боже, ну какие же вы придурки, — Гарри бьётся головой о стол, от чего поднос с едой Мюлла смешно потряхивает. А иногда он и вовсе поднимается на маленькое расстояние от стола, — Из-за вас я вышибу себе последние мозги, а мне ещё сдавать долги за прошлый семестр.
— Как тебя допустили до занятий? — интересуюсь я, всё-таки утаскивая у Берла один хлебец, но друга, кажется, это совсем не волнует.
— Переспал с Эрикой, — недовольно бросает Гарри, словно мы только что поймали его в детском отделе, выбирающим себе диск с «Винкс», — а она как-то подделала результаты. У меня ещё месяц, пока Эйвери додумается, в чём тут дело.
— Ох, надеюсь, что тебя депортируют обратно в Лондон, — аккуратно произношу я, пытаясь не выплюнуть изо рта всё содержимое.
— Я из Манчестера, — обижено произносит он.
Берлин снова спрашивает о чём-то наследника британского трона, но я уже не слежу за их разговором. Мои глаза снова цепляются за человека, который, казалось бы, совершенно не должен был быть тут.
Откуда у меня ощущение, что я его знаю? Почему он не чувствует на себе мой взгляд?
Столовая уже не такая наполненная. Свободен даже столик, который обычно мы занимаем с Мюллом — самый крайний у окна, чтобы можно было видеть террасу. Интересно, Мюлл когда-нибудь хотел разделить своё место в столовой с кем-то другим?
Обычно нас здесь трое. Другие члены нашей компании мало показываются на занятиях. Они спортсмены, кто-то работает на благо университета, а нам досталась самая скучная часть — учёба.
— Фокс, ты никогда не хотела перекраситься в блондинку? — Гарри вырывает меня из мыслей, а я поспешно отвожу взгляд от того места, где находится объект моего наблюдения. Не хватало, чтобы эти два идиота до конца семестра приписывали мне новую любовь.
Пропускаю свои иссиня-чёрные волосы сквозь пальцы, а затем пожимаю плечами:
— Наверное, нет.
— Светлый оттенок неплохо оттенил бы твои глаза, Фокс, — улыбается Мюлл, облизывая губы. Чёрт, этот парень действительно иногда выглядит соблазнительно, — брюнетка с карими глазами — так типично, — сейчас Берлин похож на эмоджи сраного ангелочка, который мило поднимает свои глазки вверх.
— Простите, что вам и принцу датскому приходится сидеть в компании такой обычной и типичной, — бросаю я, отворачиваясь.
Там, где сидел парень, за которым я наблюдала, теперь расположились три девушки. Кажется, что все из них сейчас пытаются найти что-то в глотках у своих парней.
Меня тянет блевать, так что, скорее, я всё-таки вступлю в клуб «27» немного раньше, чем планировала.
— Вообще-то я не датский принц, — Гарри хмурится, словно я только что оскорбила его, а затем следит за тем, куда падает мой взгляд, — завидуешь им, Фокс? — ухмыляется он, придвигаясь поближе.
— Завидую, что с таким языком они могут убивать мух на ходу, как лягушки, — говорю я, отчего и Мюлл и Гарри покатываются от смеха, снова обращая внимания студентов на нас.
— Хочешь, можем попробовать? — на лице Гарри противная ухмылка, отчего мне хочется съездить ему подносом по голове. — Как мы поняли, Мюлл не в твоём вкусе, так, может, хотя бы принцы достойны твоего внимания?
— Прости, Гарри, но только датские, — выдавливаю из себя смешок, а затем перекидываю волосы обратно на спину. — Курта убили, — резко отвечаю я, когда Мюлл снова обращает на меня внимание.
— Боже. Почему мне нельзя было подружиться с растением? — Гарри смотрит на нас, не понимая, что именно ему сейчас делать, — чёртовы кактусы на лекциях Нортона и то умнее и интереснее нас.
— Эти кактусы даже умнее, чем сам Нортон, — бросает Мюлл, не отводя от меня взгляда, — Курт умер сам.
— Ты говоришь так, потому что с ума сходишь по Кортни.
— А ты говоришь так, потому что с ума сходишь по Курту. И не можешь смириться, что творческие люди слегка ненормальные.
— Ты видел последние слова в его записке? — начинаю барабанить по столу, и сама удивляюсь, когда узнаю ритм самой замызганной песни «Нирваны», — это не было посвящено прощанию с группой, ты не можешь это отрицать.
— Второй раунд, — отчаянно вопит Гарри, словно кто-то сможет спасти его от надвигающегося айсберга под названием «наш с Мюллом спор».
— Да, конечно, а ещё я сегодня пообедаю с Хитом Леджером. Его же, наверное, тоже убили, да, Фокс? — устало бросает Берл. Сегодня наш спор не идёт и пяти минут, хотя мне кажется, что прошло уже двадцать. — Лэсс, — друг смотрит в мои глаза, пытаясь найти хоть какую-то надежду на компромисс, но этого не происходит, — нужно уметь принимать, что люди уходят из этого мира по собственному желанию, — Берл вздыхает, — они могут уходить по разным причинам, а мы не можем постоянно спасать их или искать виноватых. Это добровольно, Лэсс, понимаешь?
— Было бы весело, если бы тебя назвали Фулл, — смеётся Гарри, влезая в наш разговор, — можно я буду называть тебя Фулл Фоксис? Пожалуйста?
— Только если вместе с королевским титулом ты хочешь лишиться и своего королевского достоинства, — хлопаю ресницами, словно дурочка, которая ужасно хочет соблазнить Гарри, сидящего рядом со мной.
— Лэсс, — Мюлл снова окликает меня, словно его тирада о добровольном уходе из жизни должна поменять моё мнение о том, как Кобейн попал в список из нескольких фамилий, — ты понимаешь?
Рука друга мягко сжимает мою, а у почему-то меня перехватывает дыхание. Может, мне действительно стоит нарушить нашу с ним дружбу и стать друзьями с привилегиями?
В конце концов, что может быть лучше парочки, в которой есть Лэсс Фоксис и Берлин Мюлл?
Пытаюсь освободить руку, но, к сожалению, не получается. Берл вцепился в меня мёртвой хваткой, а его сине-голубые глаза пытаются найти что-то в моих карих.
А потом меня словно ударяет молния. Берлин не может знать о том, что было шесть лет назад. Мы даже не были с ним знакомы.
Какого чёрта?
— Я понимаю, Гитлер, — накрываю его руку сверху своей свободной рукой, — давай уже, заканчивай свой праздник желудка, а то я боюсь, что потом нам придётся отмывать за тобой коридоры.
Мюлл театрально корчится, но наконец-то освобождает меня из своей мёртвой хватки. Не знаю, отчего мне было более неловко: от прикосновений, которые заставляли кровь прилипать к щекам, или же от его взгляда, который пытался найти что-то, что я уже давно схоронила у себя внутри.
— Иногда мне кажется, Сталин, что мы с тобой говорим про двух совершенно разных Куртов, — покачивая головой, отзывается Мюлл, приступая к банану.
Догадка друга выбивает из-под меня стул. Конечно же, я не падаю, но смотрю вниз, чтобы удостовериться, что пол университетской столовой всё ещё даёт мне опору, а не разъезжается подо мной, словно сейчас на наш город напало землетрясение.
Мне срочно нужно отвлечься.
Зачем я вообще ляпнула про Курта? Всё равно Мюлл способен выиграть у меня любой чёртов спор.
Гарри спрашивает у Мюлла про Германию и немецкий язык, позволяя мне выдохнуть.
Думать намного легче, если твой друг не прожигает у тебя в голове дыру размером с весь Техас. Зато теперь я чувствую, что чей-то взгляд упёрся мне прямо в затылок. Надеюсь, что воспоминания не пробудили во мне паранойю, а то мне точно нужно будет зайти к Эйвери и взять направление на консультацию психолога. А лучше психиатра. Учитывая мою специальность, думаю, у Эйвери возникнут ко мне вопросы.
Осторожно поворачиваюсь, словно хочу поднять сумку, которая лежит прямо за моим стулом.
Две новости, Лэсс. Хорошая и плохая. Хотя, точнее две плохих и одна хорошая.
Хорошая — у тебя нет паранойи. Плохие — на тебя смотрит объект твоего наблюдения, а на его губах играет странная улыбка, а ещё ты разговариваешь сама с собой. Внутри своей головы. Ты, блин, что, в книге «Гостья»?
Закатываю глаза, забыв, что парень всё ещё наблюдает за мной, отчего щёки начинают гореть с новой силой.
Кто ты, чёрт побери?
Несмотря на то, что я рассматривала его уже большую часть перерыва, я не могу даже сказать, как он выглядит. Словно кто-то заблокировал воспоминания о нём в моей голове.
Гарри и Берлин обсуждают внешнюю политику Германии, и я наконец-то догадываюсь, что подставной принц просто не сделал своё домашнее задание по истории. Иногда даже сам преподаватель истории обращается за уточнениями к Берлину — вся семья моего друга происходит из Германии. Вот только его отец переехал в Штаты, когда ему было всего пятнадцать, а потом встретил тут девушку, которая каким-то магическим образом тоже оказалась немкой. Берлин часто говорит, что союз его родителей был настоящей судьбой, а он сам — «судьбоносный сын».
Обычно эта история смешит всю нашу компанию, но если подумать, то история любви его родителей действительно не самая плохая на свете. Если, конечно, не брать во внимание, что они назвали своего единственного сына в честь города, в котором родились.
Представляю, если бы они были родом из Мюнхена. Тогда сочетание «Мюнхен Мюлл» было бы самым сложным для произношения.
Кажется, парни даже не замечают, что я больше не участвую в разговоре, а всё, что я могу чувствовать сейчас — как какой-то совершенно незнакомый для меня человек пытается убить меня своим взглядом прямо в затылок.
***
— Я тут, — кричу я, прекрасно зная, что не получу никакого ответа, — Клэр, наверное, на работе или пытается разобраться со стиральной машинкой, которые никто в кампусе так и не научился включать.
Мне очень повезло с соседкой по комнате. Кажется, это единственный человек, который может терпеть Мюлла и Гарри, когда они заваливаются ко мне каждую пятницу, чтобы устроить «вечерний марафон кино». Клэр даже не переживает, что ещё на первом курсе Берлин разбил ей сердце, бросив девушку сразу же, как только они переспали. Этот придурок даже не сделал это утром. Попросил её удалиться сразу же, как только закончил процесс. Я бы, наверное, подвесила его за член в кабинете истории. А ещё лучше напичкала его немецкую задницу петардами.
Затылок всё ещё неприятно жжёт, отчего я оборачиваюсь в поисках скрытой камеры, но, конечно, мои поиски ни к чему не приводят.
На моей кровати царит творческий беспорядок, хотя Клэр и Мюлл называют это хаосом в самом настоящем его проявлении. К сожалению, на ребят не действуют доводы, что любая уборка вгоняет меня в депрессию или что я не могу найти ни один конспект, как только расставляю всё по местам.
Наше общежитие самое близкое к зданию университета. Наверное, это было бы плюсом, если бы мы с Клэр не просыпались каждый чёртов день в шесть утра. Удача была на нашей стороне только тогда, когда занятия начинались в половину восьмого.
Стены абсолютно голые, словно на обои нам не хватило денег, а вешать тут плакаты, было категорически запрещено. В любое время суток к нам могла зайти миссис Розмари и проверить не лишили ли мы девственности её стены, выкрашенные в нежно-голубой цвет.
Корзина с бельём уже переполнена, думаю, что надо бы спуститься вниз и начать третью мировую со стиральной машиной, но вижу, что дверца холодильника открыта.
Чёрт, Клэр меня просто убьёт, если эта адская машина, которую притащил сюда её парень, успела разморозиться или вовсе сломаться.
Я уже вижу новостные сводки, в которых мой изуродованный труп находят в морозильной камере на городской свалке, а полиция не может выйти на убийцу, закрывая дело спустя неделю. Надеюсь, что я хотя бы успею позвонить 911, прежде чем моя разъярённая соседка по комнате начнёт игру в «пилу».
Тело покрывается мурашками, когда я слышу шаги в коридоре, но, кажется, что удача сегодня решила задержаться, поэтому шаги удаляются, затихая где-то комнаты через три.
Она так долго ругалась с комендантом общежития, чтобы ей вообще разрешили поставить у нас в комнате холодильник, а теперь, я, кажется, добавила ей парочку новых проблем.
Захлопываю дверь и морщусь от неприятного запаха, который исходит от белой махины. Хочется ударить себя по лицу со всей силы. Может, мне стоит выкинуть эти продукты и купить другие?
Может, открыть окно? Мама говорила, что обычно запах кислятины выветривается достаточно быстро. Тянусь к подоконнику через стол, и, конечно, сразу же сваливаю идеально ровную стопку книг, прямо на кровать к Клэр.
Госпожа Удача, не могли бы вы остаться со мной ещё на пару минут?
Топаю ногами от собственной глупости, словно смогу этим что-то исправить.
Достаю телефон из заднего кармана джинсов и быстро печатаю Мюллу сообщение:
Я: Может, ты знаешь, как починить холодильник? Или, может, у тебя есть лишние деньги, на которые я могу быстро купить продукты?
Иногда мне кажется, что на мои сообщения и звонки у Мюлла стоит песня Джастина Бибера, потому что ответ приходит почти моментально.
Берлин: Это уже звучит интересно, Фоксис. Буду через пятнадцать минут.
Уже вижу, как он смеётся надо мной. А потом помогает Клэр спрятать моё тело. Я действительно умею выбирать себе друзей. И соседей по комнате, кажется, тоже.
Телефон снова вибрирует, оповещая о новом сообщении.
Берлин: Может, мне заехать и купить новый холодильник? Или, может, обойдёмся дорогим шампунем, который подарим Клэр в честь вашего примирения?
Я: Я скажу Клэр, что это ты оставил чёртову дверцу открытой.
Берлин: Ты забыла закрыть дверцу холодильника, Фоксис? Можешь записать мне аудио, где ты говоришь это, пожалуйста? Боже, фанатка всех удобств в комнате тебя убьёт.
Я: Ты не делаешь ситуацию лучше, Берлин.
Ответа не следует, а я начинаю мерить нашу крошечную комнату своими шагами. Зачем вообще в таком маленьком пространстве нам понадобился холодильник? Почему Клэр не могла поставить тут тостер или кофе-машину?
Если бы я залила тут всё липкой жидкостью или сделала хлебный бум, то я смогла бы быстро обратиться в клининговую компанию. А как выводить запах непонятно чего — загадка из серии «позовите Шерлока».
Хоть бы Клэр не пришла сюда раньше Берлина. Надеюсь, что моя удача всё ещё витает где-то рядом.
Я даже почти забыла о странном жжении в затылке, которое, почему-то до сих пор не прошло. Не может же Клэр прятаться сейчас в шкафу и следить за тем, что я делаю?
Телефон снова вибрирует. Но в этот раз это три короткие вибрации, которые обычно означают оповещение от банка.
Берлин только что пополнил мой счёт на пятьсот долларов. Я не расплачусь с этим парнем до конца своих дней.
Берлин: Будем считать, что теперь ты должна мне пару своих фотографий из душа. Я почти внизу, можешь спускаться, Лэсс.
Я: Напомни мне, почему мы дружим?
Берлин: Наверное, потому что ты теперь торчишь мне пятьсот баксов?
Я: Придурок.
Берлин: И Лэсс?
Я: Что?
Берлин: Закрой, пожалуйста, чёртову дверцу. Кажется, что запах из вашей комнаты распространяется по всему штату.
Я определённо не умею выбирать себе друзей.
В отчаянии ещё раз топаю ногами, проверяю дверцу и выхожу из комнаты, взывая всем на свете Богам, чтобы Клэр осталась ночевать сегодня у Рона.
***
Берлин успел переодеться. Остаётся только догадываться успел ли он переспать с какой-нибудь новой жертвой или же решил просто дойти до своего общежития. Мюллу повезло намного меньше. Даже на машине его путь до университета занимал примерно тридцать минут. Думаю, что именно поэтому он слишком часто оставался ночевать именно у нас.
Прекрасно понимаю, почему все девушки сходят по Мюллу с ума. Кажется, что этот парень способен выглядеть красиво в любом состоянии. Даже если его плечи трясутся от смеха из-за грёбанной дверцы холодильника, которую забыла закрыть его лучшая подруга.
— Не хочу тебя обнимать, Фоксис. Боюсь, что твой аромат способен прилипнуть и ко мне тоже, — он подмигивает, но спустя секунду всё-таки притягивает меня к себе и обнимает, — господи, я поверить не могу, что ты забыла закрыть холодильник Клэр.
Бью Мюлла в грудь, пытаясь придумать колкое замечание, но в голове только картинка моего расчленённого тела.
— Её парень из «Гарри Поттера», конечно, наколдует ей новый, но не думаю, что это спасёт твою симпатичную задницу от гнева этой ведьмы.
Слёзы жгут глаза, и я на самом деле, не понимаю такой своей реакции. Неужели я действительно только что доставила Клэр ещё больше проблем?
— Ты же в курсе, что половину мира зовут Рональдами, да? — Шмыгаю носом, пытаясь улыбнуться.
— Фоксис, ты даже не представляешь, как сильно я сочувствую этим людям. Даже сильнее, чем тебе. — Я не вижу лица друга, но понимаю, что он улыбается. Почему он всегда не может быть таким добрым и милым?
— Давай мне карточку, Лэсс. Я поднимусь наверх, уберу запах, если, конечно, не умру сразу при входе в комнату, — Берлин замолкает, чтобы отпустить меня из своих объятий, — а ты пока пойдёшь и купишь продукты, хорошо? Клянусь, я даже нарушу своё первое правило, и снова пересплю с Клэр, только, чтобы задержать её хотя бы ненадолго.
Я цепляюсь за последнюю фразу своего друга.
— Всегда знала, что ты можешь задерживать девушек только
ненадолго, — отвечаю, и тут же чувствую, как мои щёки краснеют.
— Я уже вижу, как ты, Лэсс, умираешь от желания проверить свою догадку, — Мюлл ухмыляется, а в его глазах пляшут игривые огоньки.
— Да, Гитлер, я с самого первого дня учёбы мечтаю переспать с тобой, ты разве не знал?
Лицо Мюлла на секунду становится серьёзным, словно в его голове пронеслось какое-то воспоминание. Теперь его взгляд скользит по моему лицу отчуждённо. Он даже не радуется, что я назвала его «Гитлером», что означает его очередную победу.
— Я знаю, что ты считаешь меня привлекательным, Фоксис. И ты прекрасно знаешь, что я считаю привлекательной тебя, — что-то в его взгляде меняется, и огоньки снова возвращаются на своё законное место, — но я не стану трогать тебя, — Берлин наклоняется ближе, — до того момента, Фоксис, — теперь губы моего лучшего друга в очень опасной близости от моих, и я начинаю бояться, что нас кто-нибудь заметит, — пока ты сама меня не попросишь.
Не замечаю, как закрываю глаза. Кажется, мне действительно нужен секс. Или хотя бы пару визитов на сайт с порнофильмами.
— Лэсс? — Берлин улыбается, а его глаза теперь светло-голубого цвета.
Недоумённо смотрю на него, чем заставляю парня смеяться.
— Ты же не думала, что я тебя поцелую? — Мюлл снова играет бровями. — Давай мне чёртову карту, пока я не передумал.
А, может, это просто мои друзья не умеют ничего выбирать.
***
По дороге в супермаркет я думаю только о том, как буду возвращать Берлину деньги. А ещё — как смогу убедить его принять их обратно. Мы с Клэр никогда не забивали эту «белую вонючую машину» до отказа, потому что в этом не было никакой необходимости. Еда на вынос постоянно спасала нашу маленькую комнату от необходимости занимать очередь на кухне, а также несколько раз за год мы привозили что-то после каникул из дома. Наши семьи не давали нам умереть с голоду.
Холодильник нужен был, чтобы хранить эти самые остатки, а затем пробираться в комнату к миссис Розмари, чтобы разогреть наши запасы пиццы в её доисторической микроволновке. Не знаю, кто именно поручил этой женщине выбор техники для нашего общежития, но ещё на моменте со стиральными машинами можно было понять, насколько плохой была эта идея.
Выпускники нашего университета рассказывали, что миссис Розмари, кажется, лично строила каждый корпус, а потому отправить её на пенсию задача из разряда непосильных. Сложнее, наверное, только выбить допуск к экзаменам для Гарри.
Проблемы, которые касались нашей комнаты, обычно брала на себя Клэр. Но чувствую, что после сегодняшней ситуации, эта миссия перепадёт на мои хрупкие плечи.
Телефон вибрирует, оповещая меня о новом сообщении.
Закатываю глаза, как только вижу на экране имя Мюлла.
Берлин: Такое ощущение, что в вашей комнате повесилось одно огромное семейство кротов.
Я: Обычно так пахнет всякий раз, как только ты перешагиваешь порог общежития. И не только в нашей комнате, Берл.
Берлин: Эй, Фоксис, ты ранила меня в самое сердце. Я думал, что тебе нравится запах земли и собачьих экскрементов, которыми я намазываю себя каждое утро. И да, купишь мне банку пива? После такого запаха мне нужно, как минимум, уйти в запой месяца на три, а то и на четыре.
Я: Ты самый настоящий придурок.
Три коротких вибрации выдают мне уведомление, что Берлин только что перевёл мне ещё сотню долларов. Кажется, я продаю себя в добровольное рабство своему лучшему другу.
Супермаркет выглядит слишком печальным и одиноким. Если таковыми вообще могут выглядеть здания. На парковки всего две машины, зато тележки разбросаны по всему периметру. Это напоминает мне старые времена, когда мы вместе с нашей компанией устраивали настоящие забеги на этой самой парковке. Обычно наша с Берлином команда проигрывала, но мы никогда не жалели. Кажется, эти воспоминания лучше любых фотографий, которые можно сделать и сохранить на долгую память.
У меня есть шестьсот с лишним долларов, минут двадцать, чтобы купить продукты и вернуться в общежитие, а ещё паника, которая разрастается внутри меня в геометрической прогрессии.
Что вообще было в этом чёртовом холодильнике?
Кажется, что люди в округе вымерли. Даже парень за кассой скучает. Думаю, мы вместе ходим на литературу, а может, я уже просто пытаюсь найти хоть какое-нибудь знакомое лицо. Он приветливо улыбается мне, а я с облегчением возвращаю ему улыбку. Ещё бы, я же не его холодильник сломала.
Беру три замороженных курицы, надеясь, что Клэр ничего не заподозрит. Связку бананов, которые, я уверена, тут же съест Мюлл. Отправляю в корзину и салаты, которые ненавижу всей душой, но знаю, что они порадуют соседку по комнате.
Пожалуйста, пусть Берлин починит эту машину из тридцатых годов.
Телефон вибрирует в кармане, но я не могу ответить на звонок из-за груза продуктов, которые мне ещё только тащить на кассу. Чуть было не забываю пиво, а парень на кассе спрашивает у меня удостоверение личности. Словно я и без этого не тяну на свои двадцать два с половиной.
Убедившись, что я могу пить, парень пробивает мне все три банки, а потом говорит, что я должна ему чуть больше ста пятидесяти баксов.
Пока на древнем терминале проходит оплата (не удивлюсь, если его сюда тоже подбирала наша миссис Розмари), я рассматриваю парня поближе. У него серые глаза, а губу украшает пирсинг. Высокий и худощавый блондин. От таких обычно сходят с ума девочки в возрасте от тринадцати до двадцати. Я бы прямо сейчас засунула его в One Direction, понимая, что их фанатки явно были бы не против такой затеи.
— Оплата прошла успешно, спасибо за покупку, приходите ещё, — его голос очень низкий, так что я начинаю сомневаться про свою идею с группой, но стоять и пялиться на него сейчас — не могу. Нужно будет рассказать о нём Мюллу. Думаю, что новые приключения должны ему понравиться.
Телефон продолжает оповещать меня о сообщениях, но я всё ещё не могу выудить его из кармана джинсов. Куда делись те верёвки, на которых люди раньше носили свои мобильники вокруг шеи? Бьюсь об заклад, что у миссис Розмари есть штук двести таких ненужных никому херовин.
Останавливаюсь, пытаясь взять пакеты одной рукой, а вторую запускаю в задний карман, а затем делаю главную ошибку — возобновляю движение.
Телефон оказывается у меня в руке в тот самый момент, когда я понимаю, что прямо сейчас поцелую асфальт.
Может, Клэр пожалеет меня тогда и не станет бить так сильно, как бы планировала до этого?
Телефон разрывается, а пакеты с продуктами уже выпали из моей руки.
До столкновения с асфальтом на парковке супермаркета остаётся три, два, один.
Зажмуриваюсь, но не понимаю, почему до сих пор не чувствую боли от того, как разбивается лицо. Зато талию словно сжимают в какой-то огромный стальной корсет.
Может, я упала на поясницу?
— Этого мне ещё не хватало, — доносится до меня голос, заставляя открыть глаза.
Стальной корсет вокруг моей талии — руки парня, который только что спас меня от ушибов средней степени тяжести. Его руки покрыты татуировками, а я почему-то сразу хочу узнать, есть ли у него рисунки где-нибудь ещё.
Заметка самой себе: обязательно уже посмотреть сегодня порно.
— Прости, — пялюсь на него, пытаясь не выглядеть полной идиоткой.
— Ты пропустила период в детстве, когда тебя учили ходить? — Незнакомец смотрит на меня, а я пытаюсь понять, по какой причине он сначала прожигает мой затылок в университетской столовой, потом оказывается рядом в нужный момент и спасает меня, а потом дерзит, нахально улыбаясь, словно только что спас целый мир, а не просто меня от падения.
Кто он вообще такой?
— Меня зовут…
— Я же как раз спросил именно твоё имя, да? —перебивает он меня, но я всё равно продолжаю.
— Лэсс Фоксис.
— Как, прости? — Он качает головой, а затем улыбается.
— Лэсс Фоксис, — уверенно отвечаю я, отмечая, что его руки до сих пор покоятся на моей талии.
— Мо Вулфс было уже занято, да? — отвечает он, наконец-то отпуская меня. — Стой на месте, а то вдруг ты случайно запнёшься о курицу или банан. Не думаю, что смогу помочь тебе во второй раз.
— Спасибо? — моя благодарность звучит, скорее, как вопрос, отчего незнакомец лишь тихонько посмеивается.
— Твой телефон разрывается до такой степени, что, кажется, тебе звонит сама королева Елизавета, чтобы сказать о сезоне охоты на Лис, — парень посылает мне улыбку, протягивая пакеты.
— Спасибо? — снова говорю я с вопросительной интонацией.
— А ещё ты пропустила период, когда всех учили говорить. Спасать вас — неблагодарное дело, Лэсс Фоксис.
Моё имя звучит так знакомо, что я абсолютно уверена, что он произносил его раньше. В голове снова мелькают картинки прошлого, которые сегодня пробудил во мне Берлин, а теперь вот — непонятный парень в бейсболке, надетой задом наперёд и в татуировках.
— И ты пялишься, — он закусывает губу, пытаясь сдержать улыбку.
— Что значит «ТС»? — спрашиваю я, указывая пальцем на инициалы, которые красуются на его бейсболке.
Парень не торопится с ответом, словно прикидывая можно ли раскрывать мне свой секрет. Он изучает моё лицо несколько долгих секунд, а потом всё-таки говорит:
— Тайлер. Тайлер Сегин.
Боже мой.
Сгибаюсь в приступе смеха, пытаясь не упасть и в этот раз не отбить себе задницу.
— Ты носишь на голове бейсболку со своими инициалами?
— Чтобы тебе стало стыдно: её сделала моя младшая сестра.
— У неё определённо есть чувство юмора. Передай ей как-нибудь привет.
— Твой телефон?
Боже. Я же совсем забыла о своём мобильном.
Интересно, Берлин уже переспал с Клэр на глазах у Рона?
Осторожно смотрю на экран смартфона, и вижу пятнадцать пропущенных от Клэр. Кажется, я только что подписала себе смертный приговор. Кажется, что именно сейчас мне нужно скрываться и участвовать в программе защиты свидетелей.
— Судя по твоему лицу, Лэсс Фоксис, нужно тебя проводить, — усмехаясь, говорит парень-бейсболка, взяв пакеты с продуктами в свою правую руку.
Входящий звонок.
Клэр.
Трясущимися руками нажимаю на кнопку «ответить».
— Почему этот немецкий идиот лежит голым на мой кровати?!
Программа защиты свидетелей. Однозначно. 
