Love is so bad, bad, bad, bad, bad.
Любовь это — так плохо, плохо, плохо, плохо, плохо
. Напряжённое сердце никак не давало успокоиться сознанию, погрузиться в такой уже привычный дневной сон. Всё тело горело от переизбытка ненужных эмоций, а живот скручивало чуть ли не постоянно, отчего ночью Хангёль бегал в туалет каждый час. И теперь, стоя у барной стойки, он чувствует только тяжеленные веки и дикое желание спать. Вокруг витает запах алкоголя и смешавшихся друг с другом ароматов различных духов и одеколонов, и парень инстинктивно морщит нос, подмечая про себя, что Ёхан не приходил к нему домой сегодня, но решает не придавать этому значение, хотя всё же отвлекается на телефон, проверяет почту и видит красующиеся пару десятков сообщений. Он тяжело вздыхает и закрывает глаза буквально на три секунды, получая пинок ногой через двадцать. В ночь понедельника как обычно меньше всего народу, поэтому они с Усоком сегодня в зале на пару, не считая охраны у входа и в помещении. Ну, и Минхи, который, кажется, находится здесь постоянно. По крайней мере, у Хангёля такое ощущение. Усок сказал Минхи сегодня сделать уборку в служебных помещениях, так что в баре он не помогает. А Хангёль бы не отказался от подмены сейчас из-за своего сонного состояния. Парень немного взбадривается, когда Ёхан шумно, словно танк, заходит в бар и с взволнованным видом подходит к нему. Он внимательно разглядывает его лицо, и Хангёль понимает, что сейчас будут разборки. — У меня чуть инфаркт не случился. Как я могу поверить, что всё хорошо, если ты отправляешь мне сообщение? — у Ёхана слишком громкий голос и чуть ли не истерика. Хангёль уже жалеет, что утром позволил себе подобное проявление доброты. Он продолжает стоять на одном месте, ничего не говоря, слушая бесполезные слова Ёхана, и краем глаза смотрит на Усока, который внимательно за ними следит. — Ты случайно не умираешь? Хангёль смотрит в подозрительно исказившееся лицо друга и вскидывает бровь в знак вопроса. Затем Ёхан подскакивает со стула, приближается к лицу и кладёт прохладную ладонь на чужой лоб. Ли вздрагивает от резкой перемены температуры и тут же пытается отойти назад, но вторая рука друга крепко держит за плечо, не давая отстраниться. Хангёль замечает, что Усок намеревается подойти и помешать им, думая, что это приставания, но тот машет рукой, мол всё в порядке. — Пойдём выйдем, — Ёхан наконец-то отлипает от него и садится на место. — Ты больной? Я на работе, — отойдя на пару метров к другому клиенту, он наливает тому виски и сразу возвращается обратно. — Чёрт. Ты всегда такой, — парень немного успокаивается и обреченно откидывается на спинку стула. — Какой? — Хангёль улыбается. — Вредный. — Я не заставляю тебя общаться со мной, — положив руки в карманы фартука, Ли строит серьёзный взгляд, в то время как внутри сдерживается от смеха. — Я подожду, когда ты закончишь. — Спорим, уснёшь? — Хангёль в этом точно уверен. — Я займу тот диванчик в углу, — он оборачивается, указав пальцем на приглянувшееся место. — Это тебе не гостиница. — Я с тебя глаз не спущу. — Что будешь заказывать? Ёхан наклоняется вперед, как-то подозрительно косится в сторону и шепчет низким голосом: — Твоего напарника, — он вновь принимает прежнее положение, и Хангёль следит за его взглядом. Конечно же Усок. Бармен раздражённо поджимает губы. — Он хозяин бара, — если бы Хангёль мог врезать, он бы нисколько не колебался, но увы. — Ничего страшного, — Ёхан облизывает губы, засматриваясь на второго бармена, и встает со стула. — Ладно. Я возьму вина на твой вкус и пойду туда. — Самый дорогой налью, — махнув рукой, парень уходит в конец зала. Хангёль вздрагивает, и его сердце уходит в пятки, в глазах резко, но всего лишь на секунду, темнеет, когда в бар заходят Сыну с Сынёном. Лучше бы не заходили. После их прихода работа у Хангёля совсем не ладится. То он разбивает несчастный стакан, то путает два совершенно разных вида алкоголя. Сбоку раздраженно вздыхает Усок, и младший уже в который раз извиняется за сегодня. Хангёлю не нужен Сынён, но он хочет, чтобы тот подошёл. Словно все его «скучания» за четыре года разом решили наполнить его больное сердце. Всего лишь взгляда было бы достаточно, чтобы Хангёль наконец успокоился и продолжил нормально выполнять свои обязанности, но старший его словно не замечает, будто они незнакомы, будто Хангёля совсем здесь нет. Отчасти, это правда. Но Сынён вдыхает в него надежду, когда неожиданно возвращается в его жизнь. Уже вторая бутылка вина, и Усоку кажется, что Ёхан собирается здесь остаться до утра. Он ставит итальянский алкоголь на столик, заставляя парня поднять голову и посмотреть на него. — Вы можете оставаться здесь до закрытия, пока наслаждаетесь нашими напитками. Но советую не так быстро пить, — Усок слегка кланится ему, рассматривая его внешний вид. Память к нему медленно возвращается, но всё же он вспоминает имя друга Хангёля, о котором тот иногда упоминал. Разум становится более ясным от этого, но он не замечает, как его пронзают взглядом с ног до головы. — Что-то произошло с Хангёлем вчера? Он написал мне сообщение, хотя никогда такого не делал, — он следит за тонкими пальцами бармена, который достаёт из фартука штопор, и на пьяную голову осознает неизбежность своего желания. Как глупо. — Один раз ему стало не хорошо, но ничего такого. Усок оборачивается, когда слышит голос Сыну, оставляя открытие вина. Ёхан решает узнать, кто посмел отвлечь прекрасного Усока и смотрит ему за спину, в голове тут же всё встает на свои места. Сынён. Он чувствует, как тело начинает медленно, но верно закипать от злости и обиды. Воспоминания чёткими картинками всплывают перед глазами, и боль, Хангёля и собственная, отдаёт забытым гулом в ушах. Но парень не позволяет этому выйти наружу, сжимает кулаки и сглатывает стоящий в горле ком. — А кто эти двое? — Ёхан дожидается, когда бармен всё же открывает ему вино и наливает в пустой бокал, и выпивает содержимое за один раз. — Спросите у них сами. А мне пора работать, дорогой клиент, — Усок сладко произносит два последних слова, кланится и уходит к другому столику. Ёхан хочет акцентировать внимание на понравившееся ему такое обращение от слишком сексуального хозяина бара, но не может игнорировать присутствие бывшего парня Хангёля. Решив не дожидаться конца рабочего дня, он уходит почти сразу после того, как бар покидают Сыну и Сынён. Под утро, почти перед самым закрытием, Хангёль начинает протирать грязные столики, чтобы уйти домой пораньше, потому что его нервозность уже практически достигает предела. Негодование заставляет грозно морщить лоб и смеху Усока вырваться наружу. Младший краем уха слышит, как его обзывают милым, и мотает головой, подходя к другому столику, за которым сидел источник его жизненных неудач. Хангёль не верит собственным глазам, ведь Сынён ни разу за сегодня не посмотрел на него, только улыбался этому горячему Сыну. Он думает, мотая тряпкой по столу, что возможно они встречаются, но через минуту до него доходит, что Сыну обычно флиртует с Усоком. Так что, Хангёль облегчённо выдыхает. Подойдя к кожаному диванчику, парень замечает какой-то бумажник, но не решается в него заглянуть. Скорее всего, потерявший заберёт его сегодня вечером или в течение двух часов до закрытия бара, если заметит пропажу. Хангёль стоит один за барной стойкой, измученно улыбаясь девушке, сидящей напротив. Она неустанно кокетничает и открыто демонстрирует свою симпатию к нему, если не большее. В конце концов это переходит к приставаниям путём касаний холодных пальцев к рукам бармена. Хангёль уже готов тактично послать её, но сил уже никаких нет. Поэтому он просто стоит и принимает всё это дерьмо. Будь рядом Усок, тот бы уже давно позвал охрану. Но он не Усок. Бодрости прибавляет активно стучащее сердце, которое ускоряет свой ритм из-за одного парня, зашедшего в бар как раз в этот поганый момент. Хангёль старается не смотреть в его сторону, тактично улыбаясь девушке, которая начинает переходить к более активным действиям, поправляя бейджик на его фартуке. — Привет, дорогой, — говорит он, садясь на стул рядом с объектом отвратительных действий, и щёки Хангёля моментально краснеют. — Когда ты уже закончишь? Я соскучился. — Сынён смотрит на пьяную девушку, и она под пристальным взглядом теряется, встает со стула и исчезает из их поля зрения. Очевидно, это смутило её. Старший победно улыбается, а сердце Хангёля останавливается. Он стоит как вкопанный, не в силах как-то среагировать на это. — Я пришёл за бумажником. — Сынён смотрит прямо в полные непонимания глаза, и бармен смотрит в ответ, но не может прочитать, о чём тот думает. Кажется, за четыре года он разучился понимать этот взгляд. — Не стоило врать таким образом, — Хангёль протягивает парню бумажник, касаясь чужих пальцев, и натянуто улыбается. Хотелось бы, чтобы Сынён не врал, потому что Хангёль на самом деле хочет, чтобы это было правдой. Но это ерунда. — Не первый раз к бармену пристают. — Я подумал, что тебе было неприятно, — Сынён подносит к губам пальцы, которые тронул пару секунд назад младший, от которого это действие не ускользает. Он матерится про себя, ощущая внутри необъяснимое волнение. — Понятно. И ты не придумал ничего лучше, чем притвориться моим парнем? Сынён грустно улыбается, и, вот оно, Ли понимает, что тот прокололся. Чёрта с два он его забыл. Каждая мускулатура на лице этого мудака говорит о том, что всё это притворство. Хангёль хитро улыбается в ответ и решает, что тоже будет продолжать играть в игру «сделаем вид, что не узнаём друг друга». — Ты бывал в Америке? — старший встаёт со стула и закусывает губу в ожидании ответа. Переживает. — Ненавижу Америку, — резко выдаёт бармен. В нём неожиданно появляется давно накопленная злость. И он знает, что имеет на это полное право. Сынён смеётся, и, помимо мурашек по телу от этого смеха, Хангёлю кажется, что бумажник на стойке скоро превратится в мясо, потому что чужие пальцы не прекращают его сминать. — Почему? — Сынёна заметно нервничает, но Хангёль не собирается обдумывать свои дальнейшие слова, хоть и чувствует противные мурашки на коже. — Мой бывший уехал туда, бросив меня. Я узнал об этом от общих знакомых, так что… — Хангёль опускает взгляд, чувствуя, как готов сорваться прямо сейчас, прямо в этом чертовом баре, но отходит в сторону, не замечая, как Сынён открывает рот, в попытке что-то ответить. Старший ждёт еще минуту, смотря в сторону бармена, делающего занятой вид, и, ощущая холод внутри, молча уходит. Хангёль провожает его спину взглядом и проводит какую-то аналогию у себя в голове, моргает, выпуская одинокую слезу наружу, и тут же вытирает её рукавом рабочей рубашки. Ударив по груди, новый приступ отчаяния пробирается к сердцу, чтобы помучить ещё. «Почему ты опять ушел?» Определённо трудно понять, хочет ли Хангёль, чтобы Сынён никогда не возвращался или, чтобы вернулся снова. Стоя на одном месте, он отключает мысли, закрывает глаза, позволяя боли раствориться в теле.