О страсти и её последствиях

Последний раз Дэвид испытывал страх в школьные годы, когда его хотели выгнать из школы за то, что тот нагрубил директору. Не думайте, что Тарино становился таким снобом с годами, нет, всё это шло с самого детства. Конечно, тогда он не носил эти остроносые, сверкающие туфли и не облачался полностью в чёрное, но уже тогда предпочитал играм во дворе творчество. Ему нравилось проводить за столом с ручкой в руке всё своё свободное время и мечтать поскорее окончить школу. Потом поскорее закончить универ, уехать и зажить жизнью отшельника, который бы жил на краю вселенной в полном одиночестве. Однако жизнь уготовила ему совсем другую судьбу. Одиночество сменилось женитьбой, спокойствие тусовками, дом у моря — городом. Отныне, когда Дэвид Тарино обрёл свое имя, когда его знал каждый и он стал шишкой, то внимание к собственной персоне всегда перевешивало, и он гордо поднимал подбородок и выгибал спину. И ничто никогда его не изменит. Никто не заставит больше испытывать его стыд или страх. Ему плевать. *** — Ты так и не планируешь со мной разговаривать? — Карон мешала сахар в чае, складывая его туда больше и больше. — Столько сахара слишком вредно для организма, — лишь произносит он. — Плевать! — Для задницы тоже, — смотрит он исподлобья. — А для твоих яиц, которые я подвешу на гвоздик над нашей входной дверью? — Слишком громкие слова для столь тихой женщины, — произносит он, не отрывая глаз от телефона. В её глазах пламя, она поднимается и швыряет ложку в раковину, чуть не перевернув стакан с чаем. — Знаешь что, Дэвид, я не дура, и я знаю откуда у тебя боевые раны на спине. Либо ты говоришь мне кто она, либо... — Либо ты что? — усмехается он, откладывая телефон и заглядывая в её глаза. Она злится, очень злится. Но вместе с тем, он замечает в её глазах страх. Надежду, которую она видит в нём. — Тебе совсем не стыдно? — За что? — Не строй из себя идиота! — кричит она и закрывает лицо ладонями. Дэвид мог бы сейчас кинуться её успокаивать, обнимать и говорить ей, что всё это неправда. Он бы придумал миллион отмазок. Но он был бы не Дэвидом Тарино, если бы так сделал. Он чувствовал свою вину, знал, что нет смысла врать и что Карон знает всё. Он с сожалением смотрел на жену, не испытывая стыда, а только лишь жалость. И если он не был собой, то обязательно бы бросился извиняться, прижался бы к её коленям, взял за руки, обнял. Но он лишь томно выдохнул, поднялся и отряхнул пиджак. — Буду поздно, — произнёс он. — Сегодня снимаем ключевые сцены. — С чего вдруг решил меня предупредить? — едко, сквозь слезы спрашивает Карон. — Да черт его знает, — он бурчит под нос и закрывает за собой дверь. *** Она чувствовала, что начинала влюбляться. Это чувство, что горело в её животе, заставляло идти на крайние меры. Изо дня в день она лишь мыслила о том, какой плохой поступок она может совершить. Она хочет совершить. Она думала о женщине, о любящей жене, что ждёт домой своего мужа. Но больше она думала о её муже. Любая мысль, в которой появлялось хотя бы очертания фигуры, сводило её с ума. Удобно быть стройной, красивой актрисой, к которой всегда приковано миллион взглядов. У которой толпы поклонников, цветы, подарки, открытки, признания в любви. Казалось бы, каждый мужчина в этом мире хотел, нет мечтал, быть рядом с Эммой Купер. Хотел боготворить, лелеять, восхищаться. В таком случае, такая девушка, как Эмма Купер, никогда не задумается о том, что вдруг останется одна. Что у неё не будет шанса выйти замуж, родить детей. Ведь каждый, абсолютно каждый в этом мире её желал. Так можно думать вечно, пока не влюбишься. Особенно в мужчину старше. Особенно в женатого. Она бесконечно кусала губы и заламывала пальцы на руках, пока он был в зоне её видимости, восседал на своём кресле и наблюдал за ней так, что внутри всё затягивалось в тугой узел. Когда его не было рядом, она прокручивала любые моменты их разговоров, касаний, трепета и взгляда. Его взгляда. — Эмма, нужно поговорить, — Знакомый голос заставил сердце забиться сильнее, запах, что исходил от него, покрыл тело девушки мурашками. Она широко улыбнулась, оборачиваясь на него и пытаясь скрыть дрожь. — О чем? Он выглядел разочарованно. — Пойдём в мой кабинет, — он поднялся, не ожидая от неё ответа, и пошёл прочь. Эмма побежала за ним. Дверь в кабинет закрылась, он облокотился на свой стол и тяжело выдохнул. Она защелкнула дверь на замок и невесомо, почти не касаясь пола, подбежала к нему и притянула к себе. Лёгкое касание её губ, и по позвонку леденящий холод. Дэвид, забывая о том, что вообще хотел сказать, хватает её за талию и притягивает с силой к себе. Эмма издаёт еле слышный стон ему на ухо и хватает пуговицы его пиджака. — Нет, — шепча произносит он и нехотя отодвигает её от себя. — Действительно нужно поговорить. — Ну же, Дэвид, давай отложим все разговоры на потом, — мурлычет она ему на ухо, уже стягивая с него пиджак. Он не сопротивляется. — Я так тебя хочу. Дэвид опустил руки вниз и закрыл в глаза, наслаждаясь горячими поцелуями, что оставляла Эмма на его губах, щеках, шее, пока растёгивала рубашку. Он пытался побороть в себе жгучее желание накинуться на неё, скинуть всё со стола и бросить её на него. Задрать это платье, стянуть бельё и слиться в одно целое. Но он стоял, стоял, опустив руки, и тяжёло дышал, пока она уже расстегнула его ремень и села перед ним на колени, поднимая невинный детский взгляд. — Стой! — вдруг опешил он и поднял Эмму за руки. Она обескураженно смотрела в карие глаза, в которых было сильнее желание. Он держал её за руки, не одеваясь. Дэвид смотрел на неё. — Я так не могу. — Как? — шепчет она, чувствуя что-то неладное. Чувствуя, что что-то жгучее колит глаза и наполняет их слезами. — Я хочу, я, конечно, тебя хочу, — начал сбиваться в словах он. — Но это неправильно. — А чем ты думал вчера? — она скинула его руки и отошла назад. — Или вчера это было правильно? — Нет, мать твою, вчера это тоже было неправильно, — крикнул Дэвид и подошёл к окну, взъерошив волосы. — Всё это изначально было неправильно. — Дэвид... — еле слышно шепчет Эмма, пока он молчаливо смотрит в окно. Она делает несколько шагов ему на встречу. — Нам не стоит больше встречаться. Невыносимая боль врезается в грудь Эммы. Руки начинают машинально трястись, а воздух будто кончается. Она снова делает пару шагов назад и осматривает помещение затуманенным взглядом. — Ты не можешь вот так закончить то, что ещё даже не началось. — Нет, могу, — повернулся он, застёгивая ремень. — Если ты думаешь, что я бессердечная и чёрствая машина, то ты ошибаешься, Купер. Я испытываю чувство адского стыда к двум женщинам, а чувство любви, кажется, только к одной. — И кто это? — Кто бы это не был из вас, — выделил он последнее слово. — У меня есть здравый рассудок, который позволит мне не сделать неверный шаг. — Верный шаг бросить меня? — Верный шаг оставить молодую перспективную девушку наслаждаться жизнью дальше и вернуться к женщине, которой я её уже испортил. — О чем ты, Дэвид? — плача спрашивает она, подходя к нему ближе. Он отдаляется. — Я не ангел. Далеко не ангел, у тебя есть прекрасное будущее. И если я решу сделать выбор в твою пользу, то о прекрасном будущем можешь забыть. — Почему ты так говоришь? — Потому что я, — начал он делать шаги ей навстречу, выделяя каждое слово. — Ревнивый, властный, депрессивный тиран. Он подошёл так близко, что Эмма уткнулась носом в его грудь. Он опустил на неё взгляд и заглянул в красные, мокрые глаза. — И я испорчу твой милый, розовый мир, — продолжил Тарино. — Поэтому советую держаться от меня подальше. *** Ох уж эта сдержанность! Хотелось кричать, хлопать дверью, разнести весь кабинет. И показать всему миру насколько сильно он сейчас зол. Но вместо этого Дэвид Тарино грубо выругнулся, сильно пнув ногой сначала стул, затем мягкий диван, а потом трясущимися руками достал из пачки сигарету. Зажигалка не поддавалась дрожащим пальцам, и он со психу выкинул в окно и её, и сигарету. — Дерьмо, — бросил он и рухнул спиной в кожаный диван, зарываясь руками в шевелюру. Картина плачущей Эммы с растертой под глазами тушью заставляет сердце невольно испытывать боль, и он слегка морщиться, будто пытаясь выкинуть из головы эту картину. Он представляет себя худшим человеком на земле: ужасным мужем, злейшим врагом и самым плохим, что случалось в жизни того, с кем он жил. — Чёртовы женщины, — шипит он и поднимается с дивана. *** Съёмочный павильон вновь наполняется людьми. Они вернулись после обеда и до сих пор допивая кофе из пластиковых стаканчиков. Дэвид уже сидел в кресле и тяжело дышал, наблюдая за происходящим. На лице его была гримаса вселенской ненависти, поэтому никто не осмелился к нему подойти. Кроме Бин, которая еле слышно прошмыгнула мимо него, поставив стакан с кофе рядом. — Эмма отошла, мистер Тарино. Обещала быть через тридцать минут. Мне оформлять выговор? — Нет, — монотонно произнёс он, смотря в одну точку. — Пока что снимем без неё. Тридцать минут тянулись смертельно медленно, каждые пятнадцать секунд Дэвид то и дело смотрел на часы. Дверь открылась вовремя. Эмма вошла воодушевленная и с широкой улыбкой. Именно это его поражало и цепляло. Он с восхищением смотрел на девушку, что с широкой улыбкой идеально ровными ногами шла в центр площадки. Он смотрел на неё с едва вышедшей на лицо улыбкой и понимал, какую работу она проделала за чёртовы тридцать минут, чтобы сейчас сверкать здесь белоснежной улыбкой и одаривать всех своим ангельским взглядом. Хотя... Может ей просто плевать? Съёмки продолжились. Сегодня Тарино был скуден на комплименты ровно так же, как и на ругань. Он просто молча осматривал происходящее. Он смотрел на Эмму. Ему было плевать что она говорит, как она говорит, как она играет. Пелена этой глупой, по его мнению, совершенно ненужной влюблённости застилала всё вокруг. Дверь в павильон открылась и в тени появилось очертание женщины. Она медленно, на носочках, передвигалась по углу. Дэвид озадаченно осматривал знакомую фигуру, и нужно было видеть, как поднялись его брови. Когда он из тени вышла Карон. В этот момент он почувствовал вселенскую злость. — Стоп. Снято, — бросил он. — Готовьте следующий реквизит. С широкой улыбкой Карон подошла к мужу и положила руки на его плечи, заглядывая в горящие от злости глаза. Дэвид осмотрелся в поисках Эммы и заметил её. Она наблюдала за происходящим с открытым ртом. Тарино скинул с себя руки жены и стал кусать внутреннюю сторону щёк. — Какого черта ты здесь делаешь? — Принесла любимому мужу обед, — протягивает она пакет. Он бросает его в свое кресло. — Он уже прошёл, — шипит он. — Я повторюсь, что ты здесь делаешь? Миссис Тарино кладёт руку ему на пиджак и проводит рукой по воротнику. Он скидывает её руку и снова осматривается. — Это мне и нужно было понять, — широко улыбается она. — О чем ты? — Эта сука здесь. — Какая ещё сука? – Которая расцарапала тебе спину и которую ты ищешь взглядом, когда я пытаюсь тебя обнять. Дэвид молчаливо округлил глаза, находясь в полном удивлении. Но он в мгновение вернул себе хладнокровный вид. — И я узнаю кто она, — она развернулась и пошла в сторону выхода. — На ужин утка. Не опаздывай.