Гробовщик

      Дождь нестерпимо бьет по ушам сквозь сон.       Это уже не впервые, когда я просыпаюсь не по собственному желанию или нужде, а из-за отвратительного стука капель о хлипкую дверь моего жилища.       Открываю глаза, чтобы обнаружить себя на том же подобии кровати, сколоченной из грубых досок, где я и уснул вчера, после очередного тяжелого дня.       За окном темно, значит, ночь еще не отпустила город из своих смертельных объятий.       Чаще всего прокаженные умирают именно ночью. Возможно, в этом заключается их спасение от гнета тленной оболочки. А, возможно, это и не спасение вовсе, а страшная кара. Ведь вряд ли можно назвать благословением или освобождением духа то, как все эти люди покрываются струпьями и незатягивающимися язвами, смердят и, в итоге, отходят в мир иной в долгой и мучительной кровавой агонии.       Мой взгляд натыкается на незаконченный гроб. Темное дерево, покрытое красивыми узорами, сотворенными моей рукой. Он предназначен для дочери богатого человека. Всего несколько недель назад ей исполнилось четырнадцать. Город еще помнит праздник по поводу этого дня, а также ее помолвки с сыном именитого лорда. Жаль, что этой свадьбе не суждено состояться. Они были бы красивой парой. Но судьба решила иначе. Она отдала ее руку и сердце не молодому мужу, а истлевшей старухе-чуме.       Гроб нужно закончить до вечера. Хоронить девушку будут ночью. Это спасет обезумевших родителей от насмешек других состоятельных семей города, ведь они не смогут увидеть осунувшегося в одночасье, покрытого гнойными ранами, лица юной невесты.       Невеста ляжет в гроб, а ее живой и здоровый жених - в постель с другой, обещанной ему сразу же после того, как девушка оказалась зараженной.       Поистине, необъяснима человеческая жестокость. Несчастная больная еще была жива, когда родители юноши нашли ей замену в лице розовощекой дочери состоятельного купца, торгующего тканями и драгоценными камнями, привозимыми из далеких неизведанных стран.       От ненужных размышлений о тщетности человеческого бытия и мимолетности красоты и молодости меня отвлекает громкий стук в дверь. Кого там принесло в эту дьявольскую погоду? Не иначе, как самого дьявола.       Неохотно поднимаюсь с кровати и медленно иду к двери, ступая босыми ногами по сырому холодному полу.       Стук повторяется еще раз, он более настойчивый и громкий. У самой двери я четко ощущаю запах зловония. Надеюсь, это не запах от незваного ночного гостя, а всего лишь "прекрасный" аромат города, легко разносимый ветром по окрестностям. Менее всего мне хотелось бы увидеть на пороге очередного чумного калеку, ищущего последний приют.       Медлю, не решаясь прикоснуться к двери. Жду, когда стоящий по ту сторону уйдет сам, подумав, что дом необитаем, или хозяев нет на месте. Но паршивец и не думает уходить. Он колотит снова и снова.       Этот звук начинает раздражать. Я встряхиваю головой, окончательно сбрасывая спасительную дремоту, и на вдохе резко распахиваю дверь, готовясь высказать негодяю все, что я думаю о нем, о вонючей чуме и чертовски скользком мире и человеческом лицемерии, благодаря которому я заперт в этой дыре и единственное, что мне позволено делать - изо дня в день сколачивать доски и укладывать туда мертвецов.       Гневная речь застывает в горле, так и не выйдя наружу. Нельзя сказать, что я удивлен тому, что вижу. Скорее, я не ожидал увидеть тебя так скоро. А, если говорить честно, я вообще больше никогда не думал тебя увидеть.       Ты стоишь под проливным дождем на пороге моего дома, абсолютно не заботясь о том, что промок до нитки. Твое тело дрожит от холода, но лицо почти ничего не выражает. Ни одного движения. Ни слова.       Через минуту я уже начинаю думать, что окончательно свихнулся в своем одиночестве, что мне это только кажется. Игра больного воображения на собственных слабостях.       Я уже хочу захлопнуть дверь, вернуться в сухую кровать и выпить, наконец, мутное содержимое склянки, купленной у старого аптекаря неделю назад. Он сказал, что это самое надежное средство, которое гарантированно избавит меня от боли и кошмаров. Я знаю, что внутри. Быстрый яд. Именно это я у него и просил...       Рука ложится на мокрое дерево и я в последний раз смотрю на твою фигуру, стараясь запечатлеть в памяти каждую знакомую до боли черту. Неожиданное движение, сокращающее расстояние между нами, заставляет меня вздрогнуть и дернуться назад. Я поскальзываюсь и падаю, больно ударившись о сырой пол.       - Ну что же ты, Том, - сквозь гул в ушах слышу твою усмешку, - Как будто смерть увидел.       В этот момент я понимаю, что ты - не видение. Живой. Осязаемый. Здесь.       Ты осторожно обходишь меня, а после захлопываешь дверь. Садишься на низкую скамью, снимаешь капюшон.       У тебя все та же улыбка, тот же глубокий взгляд матери. Каждый раз, когда я вижу перед собой ее глаза, вспоминается ночь, в которую наша семья окончательно раскололась.       Она услышала наш разговор. Я стоял в коридоре замка, прижав тебя за плечо к каменной стене и говорил, что не могу справиться со странным влечением, медленно отравляющим мою душу. Я просил тебя освободить меня. Это было безумием, ведь мы оба знали, что такие чувства невозможно просто взять и вырвать из самой сути. Ты молчал, но взгляд говорил больше, чем любые слова. Видимо, ты боялся, что в этот раз я смогу зайти дальше, чем обычно.       Говорят, что молчание - золото. Именно так оно и было, для тебя. Мать все слышала и сделала то, что и должна была - подбежала к нам и выкрикнула проклятия мне в лицо. Она жалела о том, что родила такого урода, грешника и содомита. Мать всегда была слишком религиозной... Кричала, что меня не должна носить земля после того, что я сделал, хотя тогда я и не думал ничего делать. Всего лишь сказал тебе о том, что сжигало меня изнутри. Мне пришлось отпустить тебя, но ты никуда не сбежал, лишь отодвинулся в сторону, сжавшись от криков женщины, породившей нас на свет. Похоже, ее ненависти ты испугался сильнее, чем моего безумия.       В тот миг, когда мать впервые в жизни подняла на меня руку, намереваясь толкнуть, наверное, ведь у нее вряд ли хватило бы сил меня убить, внутри меня что-то перевернулось. Я больше не видел в ней матери. Только воплощение злобы и отчаяния, которое могло причинить мне боль. Я не понял, что случилось потом. Все затопило кровавое марево. Твой истошный крик отрезвил меня и я увидел, что женщина, которую я когда-то любил настолько сильно, что готов был умереть за нее, лежала на каменном полу, а дрожащий свет факелов освещал расползающуюся из под ее золотых волос бесформенную темную лужу...       - Поднимешься, или тебе помочь? - спрашиваешь ты, не отрывая пронизывающего до костей изучающего взгляда.       Я не отвечаю, но поднимаюсь с пола, отказываясь от протянутой руки.       Я не понимаю, зачем ты пришел. Прошло несколько лет с того дня, как отец сошел с ума, отлучил меня от рода и выгнал из дома.       Теперь я всего лишь Гробовщик. Существо без имени и без прошлого.       Так зачем же мое прошлое сидит напротив меня, заставляя поверить, что все еще может быть иначе?       - Я не думал, что когда-нибудь ты придешь, Гарри, - твое имя я выплевываю с показным отвращением. Я почти не смотрю в твои глаза.       - Ты знаешь, что иначе и быть не могло, Том, - просто отвечаешь ты, снимаешь промокший плащ и прямо в сапогах ложишься на мою кровать, потянувшись, словно дикая кошка.       Теперь, даже если ты уйдешь, на ней останется твой запах. И он будет мучить меня множество дней, ведь я не настолько богат, чтобы позволить себе новый соломенный тюфяк.       Я не смею приблизиться к тебе. Остаюсь у двери. А ты поворачиваешься ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен.       Я даже не хочу знать, что привело тебя в мой нынешний дом. Теперь я не уверен, что вообще тебя когда-либо знал.