Абсолют

Когда я все же смогла открыть тяжелые веки, Джи сидел на моей кровати, сжимая мою ладонь. Заметив, что я проснулась, он тут же кинулся ко мне, крепко обняв, а я окунулась в его запах, вдыхая так глубоко, как могла. Ему всего одиннадцать, но он по-взрослому обнимает меня, убаюкивая. Потому что чувствует, как я устала и как мне плохо. Он так сильно переживал, что заметно похудел, а кожа приобрела бледный оттенок. И в его детских объятиях мне спокойно. Будто он действительно мог меня защитить. - Привет, - прошептала я, отстраняясь. - Привет, - осторожно улыбается мальчик, разглядывая меня. – Как ты себя чувствуешь? Ты не вернулась вчера и я переживал. - Мне нужно было прогуляться, - улыбаюсь я, притягивая его к себе. – Надеюсь, ты не сильно переживал? Понятия не имею, почему они продержали меня там долго. Постоянно заходили с какими-то бумажками, брали анализы – боялись, что я заразилась, - я лгала так уверенно, будто делала это всю жизнь. Я впервые лгала Джи. Что, впрочем, не ускользнуло от его внимания. Как и несколько синяков и порезов на моей руке. Заметив его взгляд, я тут же натянула рукав пижамы и рассеянно улыбнулась. - Он отдал тебя им, - сквозь зубы почти прорычал Джи. И в его глазах пылал гнев, который так не вязался с его детским лицом. Я глубоко вдохнула и улыбнулась. - Если проваляемся еще немного, мы опоздаем в школу, - я растрепала его волосы, стирая эту взрослую маску с его лица. Мальчик удивленно смотрел на меня. – Спускайся завтракать, а я пока приму душ, ладно? И обязательно заедем за булочками, просто жуть как сильно хочется их! - моя улыбка была настоящей. И именно она убедила Джи выбраться из моей кровати и спуститься в кухню. А я спряталась в душе, включив воду, и не чувствовала ее холода, пытаясь успокоить все восставшие чувства и наливающееся энергией тело. Есть мне не хотелось. Даже если бы я хотела – я не смогла бы заставить себя находиться в обществе родителей так скоро. Я чувствовала их запах, слышала их голоса даже сквозь шум воды, и к горлу подкрадывалась тошнота. Со второго этажа я спустилась бесшумно, не привлекая к себе внимания. Я слышала голоса родителей из кухни, чувствовала напряженную отстраненность Джи, и тенью проскользнула к двери. Я планировала выйти через главный вход и несколько раз обойти вокруг дома, пока они закончат завтрак, и почти коснулась ручки, когда парадную огласил дверной звонок. Внутри похолодело – в последний раз за дверью оказался Лухан. И отступать было уже поздно, я слышала шаги слуг, направлявшихся к двери. По крайней мере, я не дам им застать меня, как воровку, приготовившуюся сбежать. Но раскрыв дверь я обнаруживаю за ней взволнованного Сехуна. В огромной серой толстовке и с растрепанными волосами – скорее всего, проснулся только недавно. Его глаза осматривают меня с ног до головы, пытаясь убедиться, что я в порядке. Я чувствую тепло Сехуна даже если между нами несколько шагов. - Когда я проснулся, тебя не было, и я заволновался.. в общем, ничего умнее не придумал, чем прийти к тебе домой, и… Он не закончил фразу, потому что теперь смотрел за мое плечо, и его глаза становились больше. А я слишком поздно чувствую этот слабый запах, и все внутри меня несется вниз со стремительной скоростью, разбиваясь. - У нас гости? – звучит голос отца за моей спиной, пока он выглядывает из-за моего плеча. И я начинаю медленно осознавать весь ужас сложившийся ситуации. Потому что мой отец – Квон Химин – первородный Охотник, на его руках кровь десятков Мавок, его инстинкты возведены в абсолют. Убивать – смысл его жизни. А Сехун – Мавка. - Всего лишь одноклассник, - говорит мой бесстрастный голос. Я излучаю холодное спокойствие и уверенность, пока маленькая часть внутри меня, загнанная глубоко внутрь, бьется в истерике. – Услышал, что я вернулась из поездки, и решил проведать. Я как раз говорила ему, что являться в чужой дом без приглашения как минимум, невоспитанно. Прекрати ходить за мной, ладно? У меня на тебя совершенно нет времени, - холодно произношу я и закрываю дверь прямо перед ошарашенным парнем. Потом поправляю прядь волос и шумно выдыхаю, показывая негодование. - Не слишком ли груба ты была с молодым человеком? – с улыбкой интересуется отец, и от его улыбки у меня кровь стынет в жилах. - Мне не интересны отношения с людьми, - произношу я, не глядя на отца. – Ты сам говорил мне – дружба, привязанность – делаю нас слабыми, затмевают взгляд и не позволяют увидеть элементарных вещей. Чувства для охотника – губительны. А для меня – тем более. Мне нужно уделять Джи больше внимания, - поднимаю глаза и выдерживаю несколько секунд его тяжелого пронзительного взгляда. – Подготовлю машину,- склоняю голову и двигаюсь к боковому коридору, ведущему в гараж. Лениво открываю дверь своей машины, завожу мотор и проверяю зеркала. На лице выражение скуки, я даже зевнула, прикрывшись ладошкой. Все свои силы я бросила на то, чтобы казаться холодной, хотя внутри меня все пульсировало в агонии. Я молилась всем богам, имена которых знала, чтобы Сехун убрался отсюда подальше. Мне хотелось плакать, кричать от бессилия, я надеялась, что отец ничего не заподозрил. Ведь для него сегодня я была Ханной, которая выучила урок на собственной крови, и больше не совершит ошибки. Все силы были брошены на эту маску спокойствия и контроль дрожи в руках. Я не могла показать своих истинных чувств – Химин обязательно просмотрит камеры в гараже, чтобы убедиться в натуральности моей игры. Машины Сехуна не было, и это позволило мне успокоиться хоть немного. Севший в машину Джи даже не заметил, что я на грани нервного срыва. Он болтал о пяти пропущенных мной днях, жевал купленную булочку, не обратив внимания, что я не притронулась к своей. Видимо мое присутствие после всех этих дней действовало на него как успокоительное. И он крепко обнял меня на парковке и несколько раз обернулся на пути к воротам школы. Я лишь улыбалась ему до тех пор, пока поток школьников не унес его вглубь здания. Я не чувствовала запаха Сехуна в школе. Сев в машину я поехала к ближайшему кафе. Припарковалась, зашла в людный в утреннее время зал, и вышла через боковую дверь. Я знала – за мной, скорее всего, следят. Но мне нужно было найти Сехуна! Телефон, которым я воспользовалась в кафе, оповестил о том, что номер Сехуна отключен. Бродя по всем нашим любимым местам я лишь надеялась найти его . Словно и не было последней недели. Будто я снова вернулась к бесконечному одиночеству, к его ожиданию, будто он снова исчез, будто никогда не существовал. Я ругала себя за глупость, ругала за то, что позволила ему стоять на пороге моего дома так долго, ругала, что вообще ввязала его во все это, что не рассказала об отце с самого начала. Он должен был знать, в какие опасные игры играет! Он должен был знать про Джи и мое отношение к нему, должен был знать про все. И я намеревалась ему рассказать, все, ничего не утаивая, все самые сокровенные тайны и страхи. Оставалось только найти его. В школу я вернулась тем же путем, отвезла Джи домой, слушая его рассказы про сегодняшние уроки. А потом, пожелав брату хорошего вечера, убежала на тренировку. Я носилась по районам города в поисках Сехуна, пытаясь почувствовать его запах. Когда солнце уже начало садиться за горизонт, на непримечательной улочке с несколькими гуляющими парочками, я все-таки почувствовала его. Словно ищейка я медленно двигалась, отделяя вонь канализации и людей от слабого запаха Сехуна. И через какое-то время запах привел меня к шумному бару, у дверей которого стояло несколько веселых компаний. В дверь постоянно кто-то входил, и кто-то выходил из нее. На меня никто не обратил внимания. Я пробиралась между забитыми столиками, стоящими почти вплотную друг к другу. Запах алкоголя, крепких духов и потных тел перебивал мне запах Сехуна. И когда я уже хотела выбираться из этого жаркого зала, я его нашла. Заметила краем глаза и все внутри меня замерло. Он был в той же толстовке, волосы были так же растрепаны. Тонкие пальцы сжимали олдфешн с янтарной жидкостью, а взгляд был направлен в стену, не выражая совершенно ничего. Я присела на остававшееся свободным место рядом, и передо мной тут же поставили стакан с виски. И я, не споря, сделала несколько обжигающих глотков. Желудок, в котором с утра не было ни крохи, сердито запротестовал. - Я как-то не обратил внимания на твою довольно редкую фамилию, пусть она и попадалась мне на глаза несколько раз, - тихо произнес Сехун. Слишком тихо, чтобы кто-то слышал его среди всего этого океана шума, но я слышала. – А ты как-то забыла ее упомянуть при наших первых встречах, - он усмехнулся, рассматривая тающие льдинки в своем бокале. - Я должна была сказать тебе раньше. Должа была сказать с самого начала, но я боялась, Се. Знала, что как только ты узнаешь, все изменится. Ты так сильно нужен мне, ты настолько важен для меня, что я не могу даже подумать о том, чтобы тебя потерять. Но да – мой отец Квон Химин, носитель первородного Охотника, - произнесла я, не боясь быть услышанной. – И я та самая девочка, о которой писали в газетах много лет назад – позор для своего отца. И мой младший брат, о котором я рассказывала тебе – наследник первородного. Через несколько лет он начнет тренировки и унаследует силу отца, когда тот умрет или станет непригодным. И именно мой отец отдал меня ОБМ, Сехун, - мой голос дрогнул, и я с трудом подавила ком в горле. – Прошу тебя, поговори со мной. Все, что связывает меня с этим человеком – брат. Я всю жизнь посвятила тому, чтобы защищать и оберегать его, но сейчас я сижу рядом с тобой и все это для меня не важно, - я говорила пугающую душащую меня правду. Мне нужен был Сехун, я так сильно нуждалась в нем. - Я молчала ради твоей же безопасности, и я готова рассказать тебе все, вообще все , - я осторожно коснулась его руки, но Сехун только поморщился. Он залпом выпил оставшийся виски и поднялся. - Ты знаешь слишком много моих друзей, Квон Ханна. И теперь решать твою судьбу не только мое право. Пусть я и заявил на тебя права, как на своего человека, - он снова поморщился, будто от боли. Потом вытащил из кармана уже знакомый медальон, повесил на мою шею и двинулся к выходу. Я двинулась следом, чувствуя, как громко бьется мое сердце. Сехун стоял на парковке, у большого темного мотоцикла, вертя в пальцах тонкую полоску темной ткани. Не нуждаясь в объяснениях, я позволила ему завязать мне глаза, а потом усадить на мотоцикл. Он позволил мне обнять себя и завел мотор. Тело, лишившееся зрения, обострило до предела все чувства, и мозг запоминал каждый поворот, пока я не приказала ему остановиться. Сехун петлял по городу, пытаясь запутать меня, но меня учили ориентироваться в пространстве, лишившись зрения. Подсчитывая повороты, мой мозг пытался заглушить страх, который будто бы дергал за какие-то ниточки внутри меня. Вечер не был холодным, но я дрожала всем телом, крепче прижимаясь к парню, впитывая его запах и его тепло. Он вез меня куда-то, где будет решаться моя судьба. Возможно, меня даже убьют, но мне было все равно. После всего через что Лухан заставил меня пройти, мне было все равно, что со мной будет. Если есть хотя бы один шанс объяснить все Сехуну и его друзьям, я должна была им воспользоваться. Потому что Сехун был нужен мне. Под ногами шуршал гравий, когда мне помогли слезть с мотоцикла. Воздух был холодным, но полным запахов. Я все еще была в пределах города, но запрещала себе думать об этом, когда Сехун взял меня за локоть и повел вперед. Я проследовала за ним через беззвучно открытую дверь, через длинный коридор, а внутри зрела тревога. Когда мы остановились, все вокруг меня замерло, помещение было наполнено этим знакомым и едва уловимым запахом Мавок – я слышала его от Сехуна и его друзей, от тех троих, что чуть не прикончили меня. Маленький огонек внутри меня, что молчал с того момента, как я покинула здание ОБМ, сейчас просто кричал об опасности, но я игнорировала его. Игнорировала до тех пор, пока мне не развязали глаза. Я стояла посреди огромной комнаты, напоминающей по размерам небольшой концертный зал. Прямо передо мной роскошная лестница из красного дерева вела на второй этаж, а вокруг меня толпились люди. Десятки, нет, наверное, целая сотня. Нет, все они были Мавками. Я и представить себе не могла, что в нашем городе их настолько много. Они всегда были здесь? Они прибыли из города Эм, как и Сехун? И от каждого из них исходила опасность. Я чувствовала их силу, слышала тихое рычание из под масок, в которые были облачены почти все. Лишь те, кого я уже знала, стояли рядом, не скрывая лиц. Сехун стоял за мной, и лицо его не выражало ничего. Так же как и лица Кая, Чена и Чанеля – все они смотрели наверх, туда, куда вела большая лестница, не моргая, будто статуи. Мне было страшно. Страшно, потому что, что бы ни случилось, мне здесь помогать не станут. «Отродье охотника», - слышалось откуда-то со стороны. «Какого черта притащили ее сюда? Она выдаст нас всех» «Надо было сразу убить ее, не позволять ему играть с ней» Я различала каждое слово, и оно врезалось мое сознание, питая страх. Я уже не могла унять дрожь в руках, засунув их в карманы своей толстовки, и смотрела в пол. Мне отчаянно нужен был хоть кто-то, кто встанет на мою сторону. Кто просто будет стоять рядом со мной, чтобы я чувствовала тепло, а не этот ледяной холод. Зачем я приехала сюда? Неужели я думала, что они будут говорить со мной за чашечкой чая? Сехун – Мавка. Его вид истребляют с особой жестокостью вот уже почти двести лет, он живет в опасном мире, где каждый неправильный шаг мог стоить жизни. А я глупая девчонка, которая решила, что может стать частью его мира. Которая подумала, что между мной и им нет разницы. Голоса неожиданно стихли, и я услышала шаги. Когда я подняла глаза, за резными перилами на втором этаже произошли изменения. Мавки, толпившиеся там, разошлись, пропуская пятерых, двигающихся откуда-то из глубины дома. Трое мужчин и две девушки. Все они – без масок, и я с удивлением узнаю одного из них – идущего в середине, будто в кольце. Значит, эти четверо – охрана. И охраняли они не кого-то, а Чхве СынХена – одного из четырех членов Федерального Совета, одного из приближенных Генерал-Губернатора , правителя оставшегося мира людей. Я видела его по телевизору много раз, о нем упоминали на уроках истории. И он сейчас двигался к перилам, а Мавки расступались перед ним. Нет, Чхве СынХен сам был Мавкой. Он остановился, положив изящную ладонь на красное дерево, и осмотрелся. Лицо его выглядело усталым, но темные цепкие глаза выискивали что-то в толпе. И мне становилось только страшнее. Красивые лица его личной охраны не выражали ничего, но я чувствовала их силу даже отсюда. Яркую, испепеляющую. - Вижу среди нас много новых лиц, - произносит мужчина, закончив осмотр собравшихся. – Мое имя – Чхве Сын Хен, и я глава организации Лун. Добро пожаловать в наши ряды. И все же я не понимаю причины, по которой нас здесь сегодня так много. Время тревожное, Охотники в боевой готовности и сейчас не лучшее время для нас с вами устраивать дружеские встречи. Я почувствовала сильный толчок в спину, когда меня вытолкнули на середину комнаты, отступив. - Нам нужно решить, что делать с человеком Сехуна. Она – дочь Квон Химина, - говорит мужской голос за моей спиной. – И отпускать ее опасно, она знает слишком многих из нас. - Ее нужно либо убить, либо подчинить нашей воле, - говорит другой голос. - У некоторых из нас есть силы, чтобы использовать девчонку в наших целях и подобраться к Охотникам. Сделаем из нее куклу. Они говорили что-то еще, но я не слышала из-за пульсирующей крови в ушах. Мне было страшно. Я боялась боли, которую мне могут причинить. Я была одна. Одна, и никто здесь не встанет на мою сторону. Я думала, что, наконец, поняла устройство мира, но это оказалось не так. Люди и Мавки казались мне сторонами одной монеты. Я чувствовала их ненависть кожей, чувствовала их жажду моей крови и ничего не могла с этим сделать. Все, чего я хотела – иметь друга. И ведь я даже не подумала о Джи! Не подумала о том, что будет с ним, когда все это закончится. Я помнила Лухана. Я помнила все, каждое его движение, помнила каждую вспышку обжигающей боли, и его лютой ненависти, которой он с радостью со мной делился. И скорее всего здесь я испытаю то же. С одной только разницей – Лухан не мог убить меня, потому что я все еще нужна была отцу для Джи. А здесь это привилегия позволяла убить меня без суда и следствия. Меня просто отдадут им на растерзание, Сехун отдаст, как отдал Отец и Минсок. Все потому что я с самого рождения была одна, ошибка, которая не должна была жить. С чего я вообще взяла, что у меня могут быть друзья и какая-то другая жизнь… с чего я вообще взяла, что могу вырываться из клетки. Испуганно озираясь по сторонам, я заметила знакомое лицо рядом с политиком. За его спиной, лениво облокотившись на колонну, стоял Бэкхен. Кепка на его голове не позволяла разглядеть его, как следует, но я заметила выражение его лица – скука, граничащая с раздражением и разочарованием. Он поймал мой взгляд, всего на несколько мгновений, а потом отвернулся, и козырек кепки больше не позволял мне увидеть его лицо. Внезапно мне захотелось, чтобы он был рядом. Чтобы я снова увидела его смеющиеся глаза и чувствовала его запах, который странным образом успокаивал что-то во мне, придавал уверенности. Он спас меня тогда, спас меня дважды. Но как бы я ни старалась, я не смогла уловить его запах среди множества, заполнявших эту огромную комнату. Мне отчаянно хотелось, чтобы Бэкхен спас меня снова. - Сборище бессмысленно, - грубо прервав речь очередного Мавки, сказал Сын Хен. Он, нахмурившись, осмотрел говоривших, а потом посмотрел прямо в мои глаза. И я не видела в них жестокости. Только странную незнакомую мне усталость. – Вчера Ханна покинула одно из зданий ОБМ, где провела пять дней. Квон Химин подписал разрешение на арест и заключение под стражу. После того, что с ней сделали в ОБМ, мы с вами все еще живы – она не сдала нас. К тому же, после всего этого едва ли можно предполагать, что для Первородного девушка имеет хоть какое-то значение. Хотите убедиться, что она действительно не сказала ни слова – смотрите, - в голосе мужчины скользило презрение. Девушка справа от него щелкнула пультом и внутри меня что-то стремительно оборвалось. «Доброе утро, Ханна» - ласковый голос Лухана заполнил большой зал, заставив меня вздрогнуть. «Надеюсь, ты не успела соскучиться по мне?» - говорил этот голос, шрамами въевшийся в мои внутренности. – « А я скучал. Едва спал этой ночью. И все думал – как же ты убила тех Мавок, а?» - звук удара и я слышу собственный вскрик. Медленно поворачиваюсь, смотря на свое лицо на большом экране на стене слева – синяки и кровоподтеки, треснувшая распухшая губа, спутанные волосы, засохшие сосульками от крови. Пальцы китайца сжимают мою челюсть, поднимая мое тело над полом, и я пытаюсь закричать, хватаю воздух ртом, но мне едва это удается – он душит меня. А потом швыряет в стену, и я слышу треск костей. Я даже чувствую запах ванили, заполняющий все пространство вокруг меня. «Такая маленькая и бессильная ты», - он наступает на мою лодыжку, я пытаюсь подтянуть ее к себе, но не выходит – он слишком силен. – «Как же ты смогла убить их всех в одиночку, если даже не знала, как именно убивать их», - несколько сильных ударов ногой по лодыжке, и я кричу, а он продолжает бить, наслаждаясь хрустом моих костей. – «Кто сказал тебе, что им нужно вырывать сердца, Ханна?» - нога снова занесена для удара, а я сжимаюсь во что то маленькое и невероятно жалкое, поскуливаю, пытаясь отползти. Лухан дергается ко мне, берет изящными пальцами мой подбородок и притягивает к себе, глубоко втягивая воздух носом. « Я обожаю запах твоего страха, знаешь? Но еще приятнее знать, насколько больно я могу тебе сделать. Твое молчание даже возбуждает меня в каком-то смысле. Чем больше ты молчишь, тем больше времени мы можем быть вместе», - он отталкивает меня, сильно, и я ударяюсь головой о стену. « И сегодня я принес кое-что интересное. Вдруг захотелось унести часть тебя с собой и наслаждаться твоим запахом», - улыбался китаец, раскладывая на столе небольшой чемоданчик. Внутри него поблескивали серебром около десятка скальпелей и лезвий разных размеров. Я инстинктивно коснулась рукой шеи, пальцы забрались под толстовку, пытаясь нащупать липкие мышцы, но кожа была на удивление гладкой. – «А пока я буду разбирать тебя на сувениры, ты расскажешь мне, кто еще был с тобой тем утром. И кто вызывал скорую тоже», - Лухан на экране выбрал из чемоданчика небольшой скальпель, больше напоминавший ножик, и двинулся ко мне. « Пожалуй, я отрежу себе немного вот здесь, - он коснулся холодным пальцем изгиба шеи, переходящей в плечо. – Здесь твой запах ярче всего», - я закрыла глаза, царапая короткими ногтями в этом самом изгибе, под собственные крики, заполняющие зал. Я будто пыталась содрать ту кожу, что мне нарастили медики, снова открыть пульсирующие мышцы и вены, снова ощутить ту боль, которую чувствовала, пока Лухан срезал с меня полоски кожи. Снова и снова на протяжении бесконечного количества времени я слышала собственные крики, я чувствовала агонию, охватывающую мое тело, но все крохи сил, что оставались во мне, я бросала на то, чтобы запереть свое сознание глубоко внутри, чтобы погасить разрастающийся и причиняющий боль огонек внутри моего тела. Чтобы перестать быть Ханной, перестать существовать. Я все еще слышала хруст своих костей, чувствовала порезы на спине и руках, где он вскрывал вены, смотря, как стремительно из них хлещет кровь. Как странно я забыла все это. Мой разум загнал эти воспоминания так глубоко, что остался лишь страх и обида . Меня учили быть сильной, учили сопротивляться. И я сопротивлялась, все, что сломалось во мне за эти пять дней я надежно укрыла внутри, вытаскивая на свет привычную Ханну. Потому что Джи не должен был знать того, что случилось в этой маленькой белой комнате. Джи не должен был чувствовать этого. Никто не должен. А сейчас в этом большом зале, наполненном моими криками, я видела сломанную себя на видео с камер наблюдения. Вспоминала все, что он делал со мной. Возможно, то, что дали мне медики и заглушило воспоминания. И только разодрав шею в кровь, я смогла оторваться от экрана. Окружающие меня Мавки испуганно смотрели на видео, сжимаясь под моими хриплыми криками. Я медленно шла мимо них, к выходу, и никто не останавливал меня. Никто не пришел мне на помощь тогда, никто не придет, если случится что-то еще. Я должна быть одна, я и была одна. Потому что те, кого мне хотелось любить, предавали. Потому что я знала, что и Джи, в конце концов, предаст меня, стоит ему получить силу отца. Я чувствовала скрип гравия под подошвой, но не ощущала, что иду. Не понимала где я, только слышала собственные крики и чувствовала ваниль, которая была на корне моего языка. Теперь все они знают, что я слаба и сломана. Теперь все они видели это, знают, насколько я ничтожна. И Сехун… Сехун не поверил мне. Сехун показал им, Сехун привел меня сюда. Кажется, я уже бежала прочь от дома, но далеко убежать не получилось. Я сделала всего с десяток шагов, когда наткнулась на кого-то. От столкновения у меня подкосились ноги, но я сумела удержать равновесие. А когда подняла глаза на стоявшего передо мной, мое тело будто резко вернулось в реальность. И я больше не слышала собственного крика и звука рассекаемой плоти. Я чувствовала холодный ветерок, обжигающий мои мокрые от слезы щеки, и чувствовала, как по шее и телу сочилась моя кровь, как сильно тряслись мои руки. Запах ванили на корне языка исчез, и сейчас мои легкие наполнял другой запах. Он успокаивал меня, прояснял голову, заполнял каким-то тихим пугающим восторгом. Мне слишком сильно хотелось броситься в объятия стоявшего передо мной Бэкхена, будто, коснувшись его, я могла бы почувствовать себя защищенной. В его глазах не было жалости, только аккуратная настороженность. Он достал из кармана темный платок и протянул мне. Я тут же приложила ткань к кровоточащим царапинам на шее, опуская глаза, замечая его довольную, но осторожную улыбку. Такую неестественную посреди всей этой тьмы, что окружала меня. Как робкий лучик солнца. - Я отвезу тебя, куда захочешь, - произнес он, не переставая улыбаться. – Самым длинным путем из всех, что существует. - Я хочу к брату, - голос не принадлежал мне, я даже собственные слезы не могла контролировать, ощущая усталость и досаду от того, что оказалась такой слабачкой. Но мне было плевать, какой я выглядела перед этим парнем, я не была сильной, и скрывать это смысла уже не было. Бэкхен просто открыл передо мной дверь темного автомобиля и закрыл только тогда, когда я забралась на переднее сидение. Я смотрела как город, в котором я выросла, медленно проплывает за окном, как здания сменяют друг друга, как зажигаются фонари и из баров вываливаются шумные выпившие компании. Видела школьников, возвращающихся с вечерних занятий, видела родителей, загоняющих детей домой. Видела, как в окнах зажигается свет, наблюдала за жизнью людей, которые забыли занавесить окна. И тревога уходила. Вместо нее разворачивалась пропасть. Город, в котором я выросла, был не таким, каким я его знала. Я не обращала внимания на этот хрупкий мир, пока не столкнулась с обратной его стороной. Я была слишком поглощена своим идиотским предназначением и не знала, что значит быть человеком. Я не знала, что вокруг меня столько Мавок. Я считала себя всезнающей, просвещенной, частью чего-то большого и могущественного, частью будущего своего брата. Но рассматривая свои пальцы, которые только недавно снова стали ровными и гладкими, я понимала, что не знаю жизнь. Не знаю, кто такие Мавки и кто такие Охотники, не знаю, почему они так отчаянно воюют друг с другом на протяжении стольких лет. Не знаю, как живут Мавки и не знаю, как живут люди. Не знаю, какую сторону выбрать мне. Я повернулась к Бэкхену, который за весь этот час не произнес ни слова, медленно кружа по городу. Он дал мне время успокоиться, побыть с самой собой. Кровь перестала сочиться из глубоких борозд на шее, слезы высохли, оставив неприятное саднящее чувство в припухших глазах, а сердце снова ровно бьется. Страх и тревога ушли, осталась только усталость. Я вдохнула полной грудью, впитывая в себя запах парня, заполнивший весь салон. Внутри меня на мгновение встрепенулось пламя, откликнувшись на этот запах, а потом погасло, оставляя приятное тепло. Бэкхен позволял мне рассматривать себя. И я беззастенчиво скользила глазами по длинным тонким пальцам, сжимающим руль, поджатым губам, которые он иногда неосознанно закусывал. По волнистым темным волосам, выбивающимся из под кепки и вздрагивающим от ветра из полуоткрытого окна с водительской стороны, по длинной шее и ключицам, выделяющимся за тканью темной футболки. Я слышала, как ровно бьется его сердце, словно колыбельная. Все в нем притягивало и одновременно успокаивало меня. Его поза и манера вождения была расслабленной и ленивой, но не выражение его лица. Это был второй раз, когда я видела его таким серьезным, и мне вдруг нестерпимо захотелось снова увидеть его улыбку. Бэкхен был человеком, который выбрал свою сторону. - Почему ты с ними? – спросила я, пытаясь совладать с охрипшим голосом. - Они – моя семья, - просто ответил парень, продолжая следить за дорогой. - Но ведь они – Мавки. - И многие из них не раз рисковали ради меня своей жизнью. Мавки, - он нахмурился, - брось, они лучше тех, кто без угрызений совести отдал тебя тому психу. Это меня и пугает. В нашем мире родители с легким сердцем отдают собственного ребенка на пытки, если есть хоть малейшее подозрение, что он как то связан с Мавками. А уже если он вдруг сам окажется Мавкой… Это то, что я хотел бы изменить, - он осторожно улыбнулся, словив мой взгляд всего на мгновение. И все внутри меня замерло в удивлении. Потому что я ощущаю, что мне знакома эта улыбка. Что я откуда-то знаю этого странного парня, знаю, что он умеет вот так трогательно и смущенно улыбаться. Нет, я будто вижу это в воспоминании, которое не принадлежало мне. Я едва не протянула руку, чтобы коснуться его щеки и проверить другие ощущения, которые я, как мне казалось, знала, когда лицо стало мрачным. Он, нахмурившись, медленно остановил машину. Проследив за его взглядом, я вжимаюсь в кожаное сидение, потому что прямо на дороге в метрах пятнадцати от нас стоял Минсок. И я не уверенна, что когда-нибудь видела его таким злым. Я буквально ощущала его ярость. И силу, она клубилась на лезвии тонкого клинка в его руках – Оружие Охотника. Я впервые видела оружие Минсока. Бэкхен счастливо улыбается и поворачивается ко мне, чем окончательно сбивает меня с толку. - Лучше тебе порвать с нами все связи, - говорит его довольный голос. – Я попрошу Хена перевести Сехуна на домашнее обучение, чтобы вы не встречались в школе. Так для тебя будет куда безопаснее. Возвращайся к своей обычной жизни. Кажется, твой младший брат все еще нуждается в тебе и твоей заботе. Прости, что так бесцеремонно разузнал о тебе кое-что. Надеюсь, тебя это не оскорбило. Он выходит из машины, не дав сказать мне ни слова, и открывает дверь с моей стороны, не сводя глаз с Минсока. А когда я выбираюсь, меня почти сбивает с ног ярость Минсока. Он выглядит испуганным и протягивает мне руку. - Ханна, я прошу тебя, иди ко мне. Сейчас же! - В чем дело, - изумленно мямлю я, делая шажок назад, и почти упираюсь в Бэкхена. Который мило улыбается, рассматривая Минсока. - Не беспокойся, мы больше не претендуем на нее. Меня послали передать это. Ханна, пожалуйста, сделай так, как я попросил тебя, - он улыбается, заглядывая в мои глаза, а потом отступает. Я смотрю на то, как он возвращается в машину, сдает назад и скрывается за поворотом. А я оказываюсь в крепких объятиях Минсока. Чувствую запах апельсинов – его запах, но сам Минсок так напряжен, что похож на камень. Он все еще сжимал в руке клинок, на котором все еще пылало едва заметное голубое пламя. И я вдруг понимаю, что Минсок знает, где и с кем я была. Он знает, что я знаю их лица, знаю, где их найти, но просто молчит и крепко прижимает меня к себе.