Луна и солнце

Мы с Джисоном спешно выходим из кофейни, решив что Ликса сейчас лучше оставить одного. В сердце неприятно щемит от осознания того, что мой лучший друг сейчас плачет из-за меня. Не повезло же ему влюбиться в такого как я, Боже. Я могу только надеяться, что это скоро пройдёт, и он наконец встретит своего соулмейта, который будет любить и обожать его, который будет защищать и давать советы. Ему это правда нужно, а я не могу дать ему и половины. Куда идем мы с Ханом — ни я, ни он не знаем. Возможно, нам просто нужно подумать вдвоём. Раз не поговорить, то хотя бы так. — Послушай, — зачем-то начинаю я. — Ликси, он.. У него были уже отношения? Или может, он любил кого-то? — самого Феликса я практически никогда об этом не спрашивал, ведь боялся задеть что-то внутри. Что-то важное и болючее. — Хёнджин. Они, вроде как, не встречались, но любили друг друга кошмарно, насколько я помню. Всегда вместе были, за ручки держались, и вообще вели себя, как примерная парочка. Они смотрелись вместе довольно мило. — Хёнджин значит. Интересно, они с Ёнбок-и общаются ещё? — А сейчас? Они общаются или нет? — Джисон немного прикрывает глаза ладонью, будто вспоминая что-то очень плохое. Я напрягаюсь, крайне. — Нет. Феликс уехал из Австралии после одного случая. Мы вместе с ним уехали. Точнее я вернулся домой, а он переехал на родину. — Хан громко выдыхает, набираясь сил, и продолжает. — Хёнджин никогда не принадлежал чему-то или кому-то одному. Никогда. Это, наверное, был его основной минус. Ликс на это внимание старался не обращать, но я знаю, я видел собственными глазами, насколько ему больно. Хван, он.. — Джисон тяжело выдыхает. Так, словно это самое болючее, что было в его жизни, — однажды на вечеринке, на которую они с Феликсом были приглашены в качестве пары, он у всех на глазах целовался с Йеджи — его бывшей. Боже, клянусь, мир для Феликса будто потерял значение. Он стоял, не двигаясь, а в его глазах была вселенская боль и обида. Я так и не нашёл в себе сил подойти к нему. Он тогда только развернулся и убежал к себе домой. Его ещё неделю после этого не видели. А потом, он просто собрал свои вещи и, никому не сказав, улетел в Корею. — Я вижу, что Джисону больно это не то, что говорить, а вспоминать в общем. В голове крутится один вопрос и я, не сдержавшись, задаю его. — Хёнджин специально это сделал? — Это был спор, если память мне не изменяет. Он не думал, что Ликс так на это отреагирует. — Я закипаю внутренне. Почему этот малыш постоянно влюбляется в таких мудаков? — Отлично, теперь я хочу его ударить. — Я начинаю злобно пыхтеть, а Хан посмеивается с моей реакции. Ребёнок, что с него взять. — Лино. — внезапно говорит он, заставляя меня придти в чувства. Мне очень нравится, когда он так меня называет. — Да? — А ты когда-нибудь влюблялся? — Я не ожидал этого вопроса. Не сегодня, не сейчас. Никогда, пожалуйста, только не из твоих уст. Паникую, не зная что ответить. — Тебе правду или соврать? — Лишь бы не заметил моего подрагивающего голоса и краснеющих щёк, лишь бы не заметил. — Правду конечно. — Господь Бог, да несмотри ты на меня так, Хан Джисон, и без того сердце в пятках. — Влюблялся. — на грани слышимости говорю я. — И что, до сих пор любишь? — Люблю. — в глазах начинают скапливаться слёзы, а я не понимаю почему. Ли Минхо, это что такое? Ты разве не помнишь? «Ты должен быть сильным, Минхо. Не позволяй остальным и думать иначе». Джисон грустно вздыхает и мы продолжаем идти. Я пытаюсь привести своё сердцебиение в порядок, а Хан, как всегда, думает о чём-то своём. О чём именно, спросить я не решаюсь. На протяжении всей прогулки мы практически не разговариваем, только иногда кидаем друг на друга взгляды. Признаться, я вообще не думал, что сегодня буду гулять с Джисоном. Это ни коим образом не входило в мои планы. Но что ж поделать, нужно наслаждаться. Хотя чем наслаждаться, я так и не понял. — Каким ты представляешь своего соулмейта? — Почему-то срывается с губ то, что так давно крутилось в голове. Он ошарашенно переводит на меня взгляд. — Ну.. — Мнусь я, остановившись на месте, — Эм, ты же представлял? — Спрашиваю крайне медлительно, с дрожью в голосе и покалыванием в кончиках пальцев. Он делает ещё несколько шагов, прежде чем ответить, но так и не смотрит на меня: — Никаким. — Сухо. — Вернее, не представлял. Что ж, лучше бы я не затрагивал эту тему вообще. Джисон становится ещё более грустным и немного нервным. Минхо, когда ты перестанешь всё портить? Мы снова идём совсем тихо, не привлекая к себе внимания тех немногих, кто так же решил прогуляться. На Джисона смотреть я даже не думаю, просто страшно. Иногда я действительно замечаю, что боюсь его. Он добрый и милый, кажется немного наивным, хоть это и не так, но иногда смотрит так колко, что действительно ощущаешь иголки в коже. Особенно когда у него плохое настроение, я сжимаюсь внутри, в боязни сделать что-то не то, что-то, что могло бы разозлить его больше пущего. Хотя на самом деле, Хан Джисон та ещё булка. Щекастая такая, умная до жути, на белку ещё похожа. Невольно я усмехаюсь себе в мыслях и начинаю вспоминать забавные моменты с Джисоном. Их было так много, что я начинаю слегка путаться, но ничего, разберёмся. Помню, как однажды он перевернул на меня мой моккачино и я заставил его отдать мне его джинсы потому, что мои были испорчены. На самом деле, сейчас я всё ещё переживаю за Феликса. Он не выходит у меня из головы. — Как думаешь, — Начинаю я, — как там Ёнбок? — Не знаю. На самом деле не знаю. Он довольно непредсказуемый, так что в каком сейчас он состоянии — одному Богу известно. Но одно я знаю точно, готовься к тому, что он, возможно начнёт тебя избегать. — Я останавливаюсь, смотря на Джисона округлившимися глазами. — И-избегать? Но почему? — Мне становится страшно ещё больше. Только не это, пожалуйста, я ведь не выдержу. — Да. Я, конечно, не уверен, — медлит он, отчего ударить хочется, — но вероятность есть, и она не маленькая, — Хан всё ещё звучит холодно и это заставляет меня поёжиться. Не на это я расчитывал, так-то. Обида внутри возрастает, а я даже не понимаю, почему он стал так себя вести. Это бьёт по мне очень сильно. Хан Джисон, ты дурак, самый настоящий. Хотел бы я сказать это в слух, но ладно. Потом как-нибудь. — Джисон. — окликаю я его и выдерживаю паузу. — Что случилось? Почему ты внезапно стал так холоден? Я сказал что-то не то? — голос начинает подрагивать и я не понимаю — из-за того, что мне холодно, или из-за того, что обидно и неприятно. — Всё в порядке. — говорит он отречённо и смотрит словно сквозь меня. — Я вижу! — не сдержавшись, выкрикиваю. Сил терпеть больше нет, этот мальчишка настолько непонятный, просто ужас. Я подхожу к нему вплотную, смотрю в глаза и не вижу в них ничего, совсем. Пусто. Он сейчас чем-то меня напоминает, только со мной всё ясно, а вот что с ним не так — стоит разобраться — Ты.. Почему ты такой? Почему именно я? — всхлипываю, показывая слабость, хотя зарекался этого не делать. Обещал ведь. Последний раз я плакал больше, чем два года назад, в тот самый день. — Лино? — проговаривает он моё имя немного оживлённо, но это не помогает, нисколько. — Что ты от меня хочешь?! Почему ты сначала ведёшь себя так, словно всё, что тебе нужно — это я, а потом сам же отстраняешься? Чем я заслужил такое обращение? Да, я не подарок, — говорю совсем откровенно, — но за что всё именно так? — Не стесняясь, я уже в открытую плачу, в душе понимая, насколько жалко сейчас выгляжу, но мне плевать. На всех и вся, я и так долго терпел. — Джисон-а.. — тяну его имя, очередной раз всхлипывая, — Скажи мне, ты меня на прочность проверяешь? Довести хочешь? У тебя получилось, милый. — это последнее, что я говорю, прежде чем развернуться и уйти. Не хочу никого видеть, даже себя. Себя в первую очередь, наверное. Джисон остаётся стоять в замешательстве, а я стремительно ухожу прочь. Как же мне всё это надоело. Я так устал, у меня нет сил буквально ни на что. Внутри совесть гложет и разум добивает. Нельзя так с Джисоном, и плакать нельзя, и вообще — ничего нельзя. Но, а разве Джисону можно? Пройдя примерно триста метров, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Хана. Его, как и ожидалось, не видно. И зачем я милым его назвал? Господи, потом объясняться. В поле зрения появляется лавочка, которую я раньше, почему-то, не замечал. Не долго думая, я подхожу к ней и устало плюхаюсь. Глаза закрываю руками, вытирая слёзы, пытаюсь подавить истерику, только выходит крайне паскудно, хочется выть, кричать и скулить от того, насколько же сейчас плохо. Проходит примерно двадцать пять минут, прежде чем я встаю, и продолжаю свой путь до общежития. Я бы мог зайти к Ликсу, ведь он, стопроцентно ещё в кафе, но я просто боюсь. Не могу я с ним так поступить сейчас. Только не сейчас. — Эй! — Окликает меня внезапно появившийся Джисон и я, не поворачиваясь, прошу его уйти. Но когда это он меня слушал вообще? Он же ускоряет шаг, как я слышу, подходит ко мне сзади, обнимая, а я затаиваю дыхание. Неожиданно, но так приятно. Так, Минхо, ты должен оттолкнуть его, ты долж- — Прости меня. Пожалуйста, прости. — Говорит он мне почти на ухо, от чего я покрываюсь мурашками. Поднимаю голову к ночному небу и медленно выдыхаю, понимая что с головой погряз в своей любви к этому парнише. Устало усмехаюсь, подмечая что объятья определённо спасут мир. Меня спасли, и мир спасут. Разворачиваюсь в руках Джисона и всё так же смотрю в любимые глаза. Мысленно бью себя по лбу, понимая что собираюсь сделать. Я обнимаю его за шею, наклоняюсь ближе и целую в обе щеки поочерёдно. — На большее не заслужил, засранец. — с грустной улыбкой поговариваю, а Хан наигранно дуется. Тоже мне, актёр. Он хохочет довольно, улыбается так счастливо и лучезарно, что мне глаза слепит. Обнимает меня сильнее, прижимает к себе ещё. А потом и вовсе поднимает меня и кружится вместе со мной. — Господи! — Вскрикивает он, пугая меня. — Четыре месяца, Лино, целых четыре месяца я пытался тебя добиться! — Кричит он ещё громче. — И я это сделал. Теперь ты так просто от меня не отвертишься, ты понял? — Понял-понял, — улыбаюсь ему я, — поставь меня. — И он, что за чудо, слушается. — Какое сегодня число? — Двадцать девятое. — А ко мне в кафе впервые ты зашёл двадцать седьмого. — всё так же улыбается он. — И этот день я не забуду никогда. — Обещает он мне счастливо. И я не забуду. Никогда.