носом кровь. в горле тёплая медь. утро в петербурге красивое как суицид. за плечами перерождение, быт и смерть. я гожусь сам себе в отцы грязь напоказ. я вывалил пузо. сгнивший планктон или будущий фарш. в каждом из нас играет музыка слышишь во мне похоронный марш?
~~~
хлесткая пощечина на одной высоте со звоном разбитой витрины. кровь изо рта на морозе — хрусткая. кеды не греют озябшие пальцы на ногах. губы становятся мокрыми и холодными, покрываются черствой коркой из обидных слов. — уебок. берроуз сплевывает кровью на тротуар. багровая клякса в полутьме выглядит, как хитро сощуренный азиатский глаз. — я тебя трахну, гинзи. аллен смотрит на него исподлобья, сверкает своей покрасневшей от удара щекой и бликами в его акриловых черных кудрях. его очки, прячущие глаза, хочется разбить, и всадить по осколку в эти гладкие, равнодушные радужки. — да, да, чего ты так пялишься? я тебя трахну, а ты попросишь еще, и еще, и еще, ты будешь умолять меня, признайся, гинзи, ты и сам давно этого хочешь. просто скажи «да, билл, я очень давно этого хочу, и буду очень послушной сучкой, да билл, трахни меня». и прежде, чем я что-то сделаю, ты скажешь «пожалуйста», гинзи. ты меня понял? исподлобный акриловый взгляд. билл под героином, кажется, перманентно, и след от иглы на его предплечье возле уголка локтя — почти татуировка. у билла очки в тонкой проволочной оправе, скользкие ботинки и разбитый нос. мокрые щеки, звездочки в поплывших зрачках. мой маленький принц, уебывай на свою дурацкую планету с баобабами и розой, знаешь, наверное, с тобой долгое время выдерживают только растения. и те вянут. билл прислоняется к аллену плечом, и, чуть наклоняясь, шумно дышит в ухо. — откуда ты такой только. билл задает вопросы, как утверждения, и в конце каждого можно ставить по восемь восклицательных знаков. аллен хмыкает, перебирает обутыми в кеды ступнями, пытаясь хоть как-то отогреться на промораживающем ноябрьском ветру. — c би шестьсот двенадцать. билл выуживает из кармана блядский портсигар. комично — у этого человека не всегда есть деньги даже на бич-пакеты, зато есть ебаный портсигар. с дешманскими сигаретами за пол-бакса пачка. билл закуривает, щелкая кровавого цвета зажигалкой бик. — у меня, вообще-то, были планы, — аллен говорит это не потому, что у него правда были планы, а потому, что билл эти планы крушит и в них абсолютно точно не входит. — и какие же? дрочить в одиночестве и плакать? — мудак. гинзберг отбирает у берроуза сигарету, нечаянно ожигая пальцы. сквозьзубное «сука» — почти междометие, как «ай». или «ой», в зависимости от предпочтений. — а ты сука. квиты. — так и что? — что? — ты скажешь «пожалуйста»? аллен негромко и хрипло смеется на интонации расстроенной акустической гитары. затягивается. потом смех переходит в кашель. потом все звуки обрываются и он смотрит. просто смотрит, и его глаза, до тьмы черные в ночной улице, горячее вспыхивающих в прорезях неба звезд. билл выдыхает. билла, блять, замыкает. как чертового робота, в котором сгорела к хуям вся проводка, потому что его облили водой, потом бензином, подожгли и сбросили с обрыва в марианскую впадину, а потом началось подводное извержение вулкана. — пожалуйста, — читается больше по губам, чем на самом деле слышится. сука. билл прижимает чужое ломкое тело к застаренной бетонной стене. — блять, ты думаешь, что можешь вот так? играться со мной? ты… ты, блять! аллен пьяно улыбается звездам и своему далекому астероиду. его хочется стукнуть затылком, чтобы череп лопнул, как переспелое яблоко и вытекли все его немногочисленные серые клеточки. его замызганные джинсы болтаются на проволочных ногах. как будто белье, висящее на веревках, полощет ветер. аллен почти что блаженный дурачок. — ответь мне, сука! аллен смотрит на него, словно впервые видит. снова улыбается, щерит ровные белые зубы в щелочном оскале насмешки. у аллена были планы — полгода назад. потом он встретил билла. — иди нахуй. — ублюдок. когда аллен плюет ему кровью в лицо, биллу почти смешно. когда они потом катаются по мерзлой земле, ему хочется гомерически хохотать. может, мне выбить тебе зубы, чтобы ты прекратил так улыбаться? мне очень хочется это сделать, знаешь, гинзи. особенно когда ты улыбаешься так не мне.~~~
у аллена черная рубашка, черные брюки, черные волосы, глаза и ботинки. какого-то хуя носки — ярко-оранжевые, с ебучими желтыми утками, которые говорят «кря». — гинзи, скажи мне, ты ебанутый? тот смотрит непонимающе, ловит направление чужого взгляда. недоуменно спрашивает: — имеешь что-то против уток? — а куда они деваются, когда пруд зимой замерзает?[1] аллен усмехается, нарочито закатывает брюки повыше. — какой же ты все-таки дебил. ты в меня въелся, как ебучая ржавчина на старых батареях в обшарпанных коммуналках. билл был плохой компанией. не из тех, в кого влюбляются. странный парень со скорбным лицом, несуразно длинными конечностями и нелепо перекошенными очками. с ним каждый день ты был подвержен риску получить вывих мозга. перелом мозга. разрыв связок мозга. аллен не очень-то понимает, что он вообще чувствует к этому невразумительному человеку. — иногда мне хочется треснуть тебя палкой по лицу. иногда — поцеловать. иногда — собрать в охапку и спрятаться где-то, где далеко, нет людей, дует мокрый морской ветер, чайки пронзительно кривизжат над скалами, а волны бьются с угрюмым монотонным шелестом. иногда хочется уйти и никогда больше тебя не видеть, потому что ты разбиваешь и так до конца не склеенное сердце. — у тебя что, сердце из стекла? — да. — странный ты. сердце из стекла и носки с утками. билл — черная плоская линия, шрам на лице реальности — смотри, сука, не все в порядке. по-честному, так все хуево. у него дурацкая никому не всратая шляпа, он забывает поесть три дня к ряду и падает в обмороки с тихим «ах», как впечатлительная барышня, он огрызается на попытки помочь (когда трезв (что редкость)) и отпихивает руками с невнятным мычанием, когда на очередном наркотическом собрании юных новаторов уделывается в стельку. уильям сьюард берроуз. с латыни переводится как уебок нелепый. билл пишет свои рассказы — абсолютно конченные и гениальные, по-честному. про гомоеблю, наркотики, наркотики, и наркотики, про дерьмо, гангрены и человеческие души, сгнившие на корню. аллену страшно их читать, но он продолжает. — это я-то странный? если бы их обоих попросили бы охарактеризовать их отношения, они оба спросили бы «какие отношения?» они знакомятся случайно, случайно целуются в коридоре на вечеринке, случайно трахаются и случайно дерутся время от времени. все у них случайно.~~~
они завтракают на холодной кухне с серыми от протечек обоями. они завтракают голышом. у аллена на переносице пластырь, и на левой ноге — оранжевый носок с желтыми утками, которые говорят «кря» словно бы с некоторым осуждением. на завтрак — мятные леденцы, кофе и косяк на двоих. аллен вытирает трескающиеся в кровь губы тыльной стороной ладони. локтем задевает кружку и проливает кипяток на обнаженную зимнюю кожу, к которой не прикасается солнце. на белом расцветает розовый. они с биллом тупо пялятся на расползшийся по бедру ожог. утки, намоченные внезапным кофейным ливнем, произносят «кря» с явным негодованием. — хаха. — пиздец, гинзи. больно? — не знаю. смотря с чем сравнивать. если бы кожу содрали, было бы хуже, должно быть. — это у тебя философия такая? «могло быть хуже»? — типа того. не тебе меня корить. — а кому тогда? кому еще ты нужен? аллен улыбается по-скотски лживо, выставляя напоказ выбеленные злым негодованием зубы. у аллена в глазах блестят слезы. — я тебя ненавижу.~~~
когда билла нет неделю, аллен не переживает. когда его нет две, начинает беспокоиться, обходит всех знакомых и «случайно» (пять раз) доходит до квартиры берроуза. того дома нет. никого дома нет. на третью неделю аллен идет к люсьену, потому что люсьен был единственным, у кого в голове не свистело с одного края. — не знаю. не видел. месяц уже, где-то. — блять. куда он мог деться? — ты ходил в те притоны в бронксе? — ходил. все, нахер, обошел. никто не в курсе, куда он подевался. — может, он по-тихому коньки отбросил где-то на улице? аллен смотрит на него с немым ужасом. — эй, эй, я невсерьез. гинзи, он всегда куда-то пропадает, такое случается. — я знаю., но он всегда говорил мне, куда пропадет. — ты был у него дома? — только у входной двери. — тогда пришло время совершить взлом, — люсьен подмигивает как чертенок, как те девушки из кабаре. только их подмигивание обладает таким эффектом за счет длиннющих накладных ресниц и стрелок до ушей.~~~
в квартиру они входят без взлома, потому что находят ключ под ковриком. на всех горизонтальных поверхностях слой пыли еще толще, чем обычно. на кухонном полу — старое пятно от кофе. на столе — записка. гинзи, я влип. серьезно так. отец лишил меня денег, велел возвращаться домой. скорее всего, сразу из дома я поеду в лечебницу для наркоманов. удручающе, да? как вернусь, расскажи мне, куда деваются утки из пруда в центральном парке. с любовью, билл.