За пятьдесят шесть дней до

Голоса разносятся по пещере, отражаются от стен, вибрируют в ушах и незримыми насекомыми расползаются где-то в мозгу. Слов распознать не получается, комбинации звуков тут же утрачивают свой смысл и только вызывают новые вспышки головной боли. Впервые за много часов она открывает глаза, щурясь даже от тусклого пещерного света. Она не видит ничего, кроме размытых чёрно-белых пятен, которые не становятся чётче, сколько в них ни вглядывайся. «Разве у демонов портится зрение?» — проносится одинокая мысль в голове. Чарли хватается за эту мысль, как за спасательный круг, пытается вытащить себя из вязкой и сонной темноты. «Если бы у демонов портилось зрение, то какие очки пришлось бы делать?.. Как бы вообще выглядели очки на шесть глаз, например? А на восемь? А если зрение испортилось только на два глаза, которые находятся в совершенно разных углах лица?» — она мотает головой. Нет, что за бред, вряд ли демоны носят очки. Все её мысли будто исчезают из головы, утекают к кому-то другому. Это совершенно не кажется странным. Темнота уютная, темнота безопасная, темнота её не тронет, и Чарли это знает. Ей было хорошо, и только что-то непонятное раздражает все рецепторы разом, выдергивает на поверхность воображаемого озера из тёплой воды на холодный ветер. Она ежится, она стремится вернуться в лапы тьмы, добровольно подписать соглашение на смертную казнь, только бы не просыпаться. Мыслить по-старому она давно неспособна, и ей кажется, что так было, есть и будет всегда. Она существует дополнением для кого-то, и жива лишь по его доброй воле. Доброй?.. Чарли чувствует себя потерянной, разбитой на сотни осколков, а где тот единственно-верный, обозначающий её саму — никто не знает. Она подносит к лицу ладонь, уже наполовину прозрачную, и через плоть проглядываются очертания пещеры. Зрение вновь фокусируется, и только одна мысль раскалённой спицей ворочается в черепной коробке: «От меня скоро совсем ничего не останется». Она так не хочет умирать… Чарли задумывается о моменте, когда в её жизни всё пошло наперекосяк. Она попала в Рай, но не так, как хотела, она всё время пыталась искуплять грешников, была доброй, старалась сама не грешить… Что она сделала не так? Где ошиблась, в своем стремлении положить все свои старания на помощь другим?.. «Нет! — истошный визг раздаётся только в её голове, — Ты никогда не была такой! Ты лжешь!» Чарли едва заметно вздрагивает, чувствует боль во всём своём теле, но всё же встает, тяготимая чем-то неясным. Будто нечто приманивало её, одаривало теплом, и она, сама того не понимая, отвечала на это притяжение. Небольшой вес собственного тела кажется невыносимой тяжестью, и сложно даже просто вдохнуть, но Чарли справляется. Она чувствует чью-то поддержку, словно с ней рядом лучший друг, который готов нести ее на руках, если вдруг она упадет. — Зачем ты врёшь мне? — тихо спрашивает она неизвестно у кого, зная, что голос в голове услышит, разозлится, ослабнет. — Это не я вру, ты сама убедила себя в своей «светлости», в своей «доброте»! Пойми же, я спасаю нас обеих! Тело Чарли сотрясает вспышка внезапного гнева, но она не обращает внимания, знает, что это чувство ей не принадлежит. — Спасаешь от чего?! — в отчаянии кричит она. — От жестокого мира?! Да неужели? Это не спасение, это просто побег! Ты никогда не пыталась бороться, да? — Добро не всегда побеждает, пойми наконец! — и в чужом, хоть и почему-то до боли знакомом голосе, впервые мелькает боль. — Твои старания никому не нужны, каждый, кто рядом с тобой, использует тебя, чтобы поразвлечься! — О, определенно, у тебя есть некоторые проблемы с доверием, — холодно усмехается Чарли, складывая руки на груди. На самом деле, ей просто холодно, и она тянется, чтобы защитить себя, хоть это и не поможет. К сожалению, она не понимает этих чувств. — У тебя тоже, только в совершенно другую сторону! На пару секунд воцаряется молчание. Чарли думает об абсурдности ситуации. Другая Чарли, только с двумя парами крыльев и донельзя скучающим мрачным взглядом, думает о том, что все вокруг идиоты и всегда ими были. Тишина прерывается третьим голосом, которого тут в теории быть не должно, но он всё же есть. — Дамочки, вы вообще в курсе, что ваша перепалка очень похожа на спор с зеркалом? Вопрос только в том, кто из вас отражение… — Аластор! — наконец, замечает Чарли, и ей тут же становится ясно, откуда веет теплом, куда её так тянет. Она делает один неосторожный шаг, и сразу же между ними с грохотом обрушивается потолок. В грудь Чарли мягко упирается неизвестного происхождения подозрительная магическая палка. — Не двигайся, — тихо рычит её «отражение». — Ты туда не пойдешь. Мы всегда будем вместе! Никто больше не посмеет обидеть тебя, но придётся пожертвовать всего одной маленькой деталью… — Чарли, подожди, я вытащу тебя оттуда! — приглушённо доносится голос Радио-демона из-за кучи камней. В голове Отражения с эпической скоростью вертятся шестеренки. Она хочет решить ситуацию как можно скорее, хочет остаться в одиночестве, наедине с другой половиной своей души. Отражение не понимает, как эта маленькая глупая девочка может обжигаться раз за разом, и продолжать тянуться к огню. Действительно, идиотка… Ну ничего, ничего, она ещё научит маленькую дурочку жизни, им будет очень хорошо вместе, раз уж избавиться от неё не удаётся. Душа Отражения, разбитая на две части, наполняется материнскими чувствами, и её самой кажется это странным — заботиться о себе, как о ребёнке. Она не совсем себя понимает, но идёт на поводу у своих эмоций. — Как же ты мешаешь, — раздражённо бросает Отражение, обращаясь то ли к Чарли, то ли к Аластору. Чарли, будто в замедленной съемке видит, как поднимается чужая рука, как две капли воды похожая на её собственную, как вспыхивает едва заметная чёрная искра на пальцах. И прежде, чем её двойник успевает коснуться её лба и возможно проклясть, Чарли молниеносно вскакивает, заламывая руку и заводя её за спину Отражения. — Ай, что ты делаешь, больно! — шипит двойник, пытаясь отбиваться. Впрочем, безуспешно. Аластор перескакивает через завал, пользуясь моментом, и выхватывает подозрительную магическую палку. Она совсем не похожа на его любимый микрофон и неприятно жжёт ладонь, но это лучше, чем ничего. Внезапно, лицо Чарли искажается гримасой боли, она как рыба, выброшенная на берег, хватает воздух ртом, но не может вдохнуть. — А… Аластор… Беги, пожалуйста, беги… — она кашляет, и по подбородку начинает стекать тоненькая струйка крови. — Какие же вы всё-таки идиоты, — абсолютно равнодушно изрекает Отражение, невзирая на то, что Чарли так и не отпустила её руку. — Сами себя в могилу загнали. Как жаль. — Аластор! Уходи хотя бы ты, — хрипит Чарли. А он стоит, растерянный. Весь его жизненный опыт просто испаряется, он не знает, что делать. Аластор никогда не любил по-настоящему, никогда не терял самого дорогого, не имея возможности отомстить. Он видел смерть матери когда-то, но даже эта потеря меркнет прямо сейчас. Словно застывая на месте, не имея возможности пошевелиться, он сипло шепчет: «Нет», и будто в подтверждение этих слов мотает головой. И вот тогда всё падает. Мир начинает меняться, на ходу перестраиваясь. Как глупо было играть с Богиней, как глупо было верить в собственное всемогущество! Аластору смешно, Аластор плачет, удивляясь чужеродности этого чувства. Он сейчас умрет, умрет насовсем, вот только совсем не это пугает его настолько сильно, как то, что Чарли тоже умрет, и он абсолютно согласен со словами Отражения — он идиот. Только вот он ничего не может с этим поделать, не может избавиться от этого, и умные книжки по нейробиологии совершенно не могут этого объяснить. Видимо, так он и умрёт — идиотом, да и смерть идиотская и ничуть не героическая, да ему, впрочем, и не нужно было умирать героем, он им и не был никогда. Просто обидно, не столько за себя, сколько за неё. — Эй, постой, — безэмоционально и очень тихо вопрошает Чарли, — мы все ещё можем договориться. Что ты хочешь? — Я?! Чего хочу я?! — уши Аластора режет этот издевательский вскрик. — Я хочу, чтобы он ушёл, потому что он всего лишь играет с тобой, ему плевать, я хочу, чтобы мы остались только вдвоем и нас больше никто не трогал! — Постой, — Чарли не меняет интонации, — я понимаю, тебе больно. Но я не хочу оставаться с тобой навечно. Мы можем прийти к компромиссу, например? Даже Радио-демону становится смешно. На удивление, становится тише. Будто она думает над предложением. Время течёт, пульс тяжело стучит в висках, неровно отмеряя секунды. Он выжидает. — Какая же ты всё-таки наивная, — выдыхает Отражение. — Это становится забавным. Чарли с надеждой распахивает глаза. — Пожалуйста… Что угодно проси, честно, просто дай нам уйти! — Мы не в сказке, солнышко, — и в этой улыбке нет ничего хорошего. — Добро не победит. Справедливости ради, добра в этой комнате нет. Никакого. — Что?.. Но… — проглатывает незаданный вопрос Чарли. — Ты — это я, а я — это ты. Добро — субъективное понятие, так что выбрось все свои бредни из головы. Чарли чувствует себя незащищённой рядом с ней. Её может вывести из себя буквально что угодно, и так же что угодно может успокоить. Чарли не знает, как с ней обращаться. — Что ж, ты хочешь на свободу? Хочешь обратно к друзьям, радужным мечтам и папочке, правда? Чарли поджимает губы. — И всё же, я не хочу отпускать тебя. Видишь ли, у тебя часть моей души, а без неё я долго не протяну, — Отражение с энтузиазмом профессионального мучителя начинает своё повествование издалека. Ещё и паузы по полвека делает, вот скотина. — Ты хочешь забрать мою душу?!.. — с тихим ужасом в голосе говорит Чарли и тут же замолкает по жесту двойника. — Если бы я хотела забрать твою душу, я бы уже это сделала. Проблема в том, что она забита твоими дурацкими установками — добро, искупление, радуга, щенки… Мне не нужен этот кусок личности… Но знаешь, что я действительно хочу?.. Чарли открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и не говорит, направляемая то ли страхом, то ли обидой. Аластору кажется, что она выглядит забавно. Он тут же одёргивает себя — в этой ситуации нет ничего забавного. — Твою магию. Ты, возможно, даже не подозреваешь, насколько ты могущественна. Твои демонические силы поистине впечатляющие. Как жаль, что тебе никогда не давали использовать их в полной мере… Я хочу забрать их. Все, до последней капли. И тогда ты сможешь идти, и даже забрать своего дружка в целости и сохранности, без оторванной головы. Отражение протягивает руку, и холодный свет освещает лица всех троих. Сделка. — Чарли, я не думаю, что это действительно хорошая идея… — начинает Аластор, но его впервые никто не слушает. Чарли закрывает глаза, глубоко вдыхая сырой воздух. Она знает, что делает, и она верит, что это единственный выход. — Хорошо. Свет становится ярче, когда она пожимает руку.