***
— Чё ты тут делаешь?! — еще более раздраженно спросил Эррор, не торопясь открывать дверь и уж тем более впускать этого… А кажется придётся. — Недавно Блу звонил Инк, но, в итоге, ничего не говоря, он сбросил трубку, а потом я пытался позвонить тебе и Найту, — начал рассказ Дрим, недоверчиво поглядывая на спящего друга. С Эррором они всегда ладили не очень, даже когда художник смог подружиться с социо-гапто-и-хрен-ещё-что-фобом, Дрим продолжал весьма недоверчиво и презрительно поглядывать на нового друга Инка. А сейчас… — Но вы были заняты, тогда я написал Найту и… — Эррору надоело слушать эту историю, да и руки затекали. Поправив в очередной раз тело художника, мулат перебил. — Дрим, давай резче, у меня сил нет на долгие беседы о погоде, да и не настолько мы близки, чтобы я терпел беседы от тебя, — хмурясь, поторопил мечтателя Эррор. Речи о том, чтобы впустить домой эту персону не было. Хотя мулат отлично знал, что Дрим и Блу теперь живут в другом городе и что у мечтателя скорей всего нет места где переночевать, но тем лучше, быстрее съебет из города и не будет капать на мозги Эррору, да и Инку. — Ладно, но ты должен мне объяснения, — тяжело вздохнул блондин и полез в карман за телефоном. — Я ничего тебе не должен! — возмутился Эррор, пока Дрим рылся в кармане, а после и в телефоне, — Инк твой друг, не я, я… — Дрим протянул Эррору телефон с перепиской и тот замолк, вчитываясь, а потом с ужасом уставился на блондина, сглотнул и тихо сказал. — Заходи.***
— Не откажусь, — нервно улыбнувшись согласился Дрим. Инк уже благополучно перекочевал в кроватку… Кроватку Эррора. Подобного мечтатель не ожидал. Да, он знал о липовых отношениях, и что это для книги и уже не раз проклинал Блу, за ту критику в адрес черновика книги Инка. Дрим даже знал, что его друг живет с Эррором, но как тот объяснил, это по необходимости. Вроде деньги поджимали, и художник решил сдавать квартиру, вот только… Инк врал… Это не истинная причина. Блондин хорошо чувствовал ложь, особенно от этой персоны. — Так что у вас с Инком творится? — только что заваренный чай полетел на пол. Эррор на секунду замер, а потом матерясь отскочил от горячей жидкости и зло глянул на говорящего под руку Дрима. — Он же тебе рассказывал? Так? — кивок, — Так какого ты меня спрашиваешь?! — утробное рычание заставило Дрима сжаться, но не отступить. — А я хочу услышать твою версию, а еще объяснение письма Найта и сегодняшнего вида моего друга! — расправив плечи, уверенно заявил блондин, заставив Эррора тяжело вздохнуть. Видимо мечтатель так просто не отстанет и на испуг его не взять. Ну, ладно. Хочет правды, он ее получит. — Мы с Инком друзья, которые имеют липовые отношения и секс по обстоятельствам, — с напущенным спокойствием ответил Эррор и, взяв тряпку, опустился на колени, принимаясь убирать осколки кружки и вытирать вытекший чай. А Дрим... А Дрим выпал из реальности. Стоял столбом с открытым ртом, пока мулат не закончил уборку, а потом отмер и ошеломленно уставился на Эррора. — Чего? — стало последним вопросом. Эррор, не выдержав, набрал номер братца этого дебила и, вручив ему трубку, пошел в свою комнату. На прощание послав Дрима и приказав на обратном пути захлопнуть дверь, а телефон оставить на столе. Сегодня был слишком изматывающий день, для еще одного идиота, да и такого назойливого, надоедливого и «правильного». Ага, конечно, знает он таких правильных, даже жалко Блу, что её парень кретин. Инк хоть и был не менее назойливым, ну хоть кретином полным не являлся. Эррор приблизился к кровати и всмотрелся в наглого художника, разлегшегося звездочкой и занявшего всю кровать целиком. Юбка слегка задралась и очень красноречиво свидетельствовала о недавних событиях, а в особенности белые пятна на ней. Мулат поморщился и потянулся к художнику. Нет, в таком виде его оставлять нельзя. Аккуратно стянув юбку и колготки, Эррор потянулся к шее, резкое движение и чокер тоже отлетел в сторону, а за ним и свитер. Мулат сглотнул, увидев белую кожу художника пестревшую красными следами от ногтей, зубов и пальцев Эррора. Сильно он его… Мулат помотал головой и опустился вниз, снимая обувь и окончательно стягивая колготки, последним под руку черноволосого попались трусы. Смотреть на них не хотелось. Тут же окутывали воспоминания о… Кхем… Эррор отбросил и их, тут же схватил уже знакомый халат и одел в него Инка, чудом не разбудив. Дальше мулат устало выдохнул и, сбросив домашние тапочки, прямо так, в одежде, не переодеваясь, упал на кровать. Привычно схватил художника и прижал к себе, заменяя Инком одеяло, и почти сразу отключаясь.***
Утро. Неужели. Первое нормальное утро! Инк удивленно смотрел в потолок, не веря. А потом улыбнулся и приподнявшись на руках сел. Зря. Прелесть утра тут же пропала. Инк, скривившись, недовольно глянул вниз. Болело знатно, причем не столько попа, сколько именно достоинство художника. Белобрысый нахмурился и недовольно уставился на пустую кровать. И где? Кому-то он сейчас закатит знатную истерику. Ладно, подождем. Инк скрестил руки на груди и принялся ожидать. Минут десять было очень тихо, а потом послышался щелчок двери, быстрые шаги, плеск воды и грохот посуды. Художник с интересом слушал всё это, быстро отходя от обиды. Он никогда не умел долго дуться. Так что на момент, когда Эррор открыл дверь и вошел в комнату, Инк уже почти забыл и простил ему всё, а стоило художнику увидеть чашку какао и тарелку чего-то весьма теплого и аппетитного на вид, окончательно забыл на что вообще дулся. — Это мне? — неверяще спросил Инк у слегка нервного друга. Тот только кивнул и, придвинув тумбочку, положил на неё еду, сочувственно наблюдая за радостно набросившемся на неё художником, а потом, выдохнув, сказал: — Инк, у нас проблемы, — художник поперхнулся картошкой и удивленно посмотрел на мулата, — Во-первых, Дрим узнал про отношения, во-вторых, он видел тебя в юбке и слегка додумал, рассказав все Найту, в- третьих, тот рассказал Кроссу и… — мулат сжал зубы и замолк, отворачиваясь. — И? — протянул художник, ожидая продолжения. — И, звонила твоя мать. Кажется, ты влип. И если это связано… — Я труп, — побледнев, закончил за Эррора Инк и отодвинул тарелку, а потом тихо попросил. — Принеси, пожалуйста, телефон и льда. — Окей, а лед зачем? — удивленно спросил мулат, уже разворачиваясь и подходя к двери. — А ты почаще мне вибратор суй, вернее, клей, куда не надо и узнаешь! — рыкнул Инк. Его настроение испортилось буквально в миг, но Эррор только молча кивнул. И понятно, что он так зол. Мать Инка… Это фурия. Из-за этой ведьмы у Инка была куча проблем и комплексов, которые он упорно прятал под маской весельчака и добрячка. Даже сама эта маска была её рук дела. Художник так радовался, что всё же вырвался из того ада, из той системы. Вот только мать не хотела так просто отпускать сына, периодически напоминая о себе звонками параллельно портя жизнь и настроение художнику. Может кто-то, услышав такую историю, отругал неблагодарного сына, особенно послушав его разговор с матерью, преимущественно состоящий из криков, но Эррор слишком хорошо знал эту женщину. Она не просто звонила узнать, как у сына дела, нет… Если бы… Она из раза в раз ругала его, спрашивала, когда он уже найдет нормальный ВУЗ и бросит это позорищное дело, когда найдет себе девушку и сделает ей нормальных внуков. Более того, она даже хотела их забрать. Мол у такого раздолбая ничего путного не вырастет. Мать не забывала даже про внешность мальчишки, повторяя какой он… Уродец… Что пошел в отца. Отца, которого Инк даже не знал. В детстве Эррор думал, что это у него ужасные родители, не дающие даже вздохнуть, но стоило один раз встретится с этой мадам... В тот же день он приехал к родителям и долго извинялся перед ними за тот скандал с универом. Его родители просто святые на ее фоне. Студент схватил со стола телефон художника и, достав из морозилки замороженные овощи, отнес всё это в спальню. — Держи, — протянул мулат и почти сразу смылся из комнаты, чтобы не слышать их разговор. Потом он успокоит художника, но слушать, как его оскорбляет собственная мать и молчать всегда было тяжко. Лучше сбежать, а то, не выдержав, ещё вставит свои пять копеек. Инк только понимающе вздохнул и набрал знакомый с детства номер. Тише, всё будет хорошо. Всё будет… — Алло? — недовольный голос из трубки разрезал тишину и заставил Инка сглотнуть и сжаться. — Да, это Инк, ты хотела поговорить? — неуверенно начал художник, уже готовясь к вынесу мозгов.***
Художник уже пару минут сидел и тупо пялился в выключенный телефон. Хотелось убить «друзей», одновременно расцеловав, и прикопать где-нибудь на кладбище. Было больно. Очень. Но одновременно и… Радостно? Спокойно? Мать узнала о его «отношениях» с парнем и закончила разговор буквально парой предложений. Смысл их был, что если Инк не перестанет идти против природы, он ей больше не сын. Тогда у белобрысого знатно подгорело, и он высказал все, что думает о решениях и планах на ЕГО жизнь. Секунд десять мать молчала, дальше сказала: «Ты мне больше не сын, прощай.» — и отключилась, а потом заблокировала его контакт. Инк неожиданно всхлипнул. Сердце защемило. Захотелось заорать. Начать биться головой об стенку. Мать. Родная мать сказала, что он ей не нужен, даже не так. Она, не разбираясь в обстоятельствах, отказалась от него. Но разве не этого он хотел? Чтобы она отстала, забыла о нем, перестала мучать? Нет… Все же… Это мама… родной человек… Единственный родственник… Был. Рисовать. Рисовать. Рисовать. Рисовать. Инк, как в трансе, открыл на телефоне приложение и принялся выводить черные линии. Монстры. Они монстры. Она монстр. Рисуй. Рисовать. Рисовать. Рисовать. Рисовать.***
— Инк! Ты снова о своем! Ты не пойдешь туда, — и снова мать орет. Мальчик молча стоит рядом, слушает, но не понимает. Почему? А и зачем понимать. Сейчас мать накричится, и он пойдет в свою комнату. Рисовать. Снова. Как всегда. И забудет об этом разговоре. Как всегда.***
Очередные крики, но Инк больше не обращает внимание. "— Она тебя бесит? — в голове что-то щелкнуло. — Порисуй, расслабься.» Инк спокойно, игнорируя мать, хватает первый попавшийся листок и карандаш, начиная выводить узоры. Мать еще долго орет, пытается отобрать, но… Инк продолжает выводить узоры… Пальцем на столе… А мать только больше кричит.***
— Инк, какой правильный ответ? — неожиданно спросил у задумавшегося мальчика учитель. Тот вздрогнул и, испуганно глянув на учителя, встал. «Что делать… Я не знаю ответа!» Инк начал дрожать и выхватывать взглядом каждую деталь примера. Учитель хмурится. «Что делать?!» И снова. Щелчок. Художник замер. Рисуй. Рисуй. Рисуй. Рисуй. Инк медленно садится, не слушая восклицаний учителя, начинает рисовать. Мутный взгляд, аккуратные, отточенные до автоматизма линии, и такие привычные крики на заднем плане. Всё как всегда.***
— Инк, а пошли сегодня в парк? — улыбаясь, спрашивает у друга Дрим, тот тоже улыбается и уже хочет радостно кивнуть, как неожиданно улыбка сползает с его лица, а глаза стекленеют. Секунда и белобрысый уже сидит на корточках, в руках сжимая листы. Рисовать. Рисовать. Рисовать.***
— Что вас беспокоит? — учтиво спрашивает врач. Молодая девушка недовольно смотрит на молчаливого паренька рядом, крепко сжимающего ткань штанов. — Он, — тычек в сторону мальчика, — Доктор, с ним что-то не так он постоянно рисует! — возмутилась девушка, а парень сжался сильнее. — А в чем проблема? — удивленно спрашивает врач, тоже смотря на мальчишку. Рисовать.Рисовать. Рисовать. Рисовать. — Он не просто рисует, он отвлекается от всего мира и… — хмуро пояснила девушка, но закончить не смогла. Мальчик встал и, под недоуменный взгляд врача, схватил ручку, принявшись завороженно рисовать на собственной руке. Девушка только тяжело вздохнула. — Вот… Снова. — Ох, понятно, — все еще очень удивленно продолжил врач, начиная что-то печатать на компьютере. — А были ли у ребенка потрясения? Какие-то травмы? Может вы в восп… — Нет! Вы за кого меня держите! — возмутилась женщина. — Так что с ним? Можно быстренько поправить? Ему еще в ВУЗ через четыре года поступать! — Понятно… — доктор потёр переносицу и попытался объяснить капризной клиентке весь ужас ситуации. — Но у ребенка серьезные психические расстройства. Это не на один прием. Ему нужно встать на учет… — Нет! Я не позволю испортить будущее моему сыну, мы уходим!***
Эррор тихо зашел в комнату и застал Инка за рисованием. Снова. Мулат тяжело вздохнул. Такое состояние художника говорило только об одном. Разговор закончился плохо. Хех, забавно… Эррор был одним из единственных, кто мог терпеть этот залет художника. Наоборот, ему даже нравилось, когда Инк затыкался и просто шёл молча, рисуя. Мулат не любил одиночество, как бы тупо это не звучало. Вот только и обилие разговоров тоже. Это создавало некоторый диссонанс перед его немногочисленными друзьями. А Инк, а Инк мог находится рядом и молчать. Редко, но метко и долго. Вот только... Это не было хорошо для самого художника. Это болезнь. И когда Инк переехал к Эррору, тот удивленно заметил, что впадать в подобные трансы Инк стал реже. Даже испытывая сильные эмоции, что обычно было переключателем в мозгах художника. А теперь снова. Один разговор сломал все старания Эррора. Мулат грустно улыбнулся и приблизился к загипнотизированному художнику. Его глаза были будто покрыты пеленой. Месяц. Месяц Эррор уже не видел этого взгляда. И вот… — Инк? Что случилось? Что сказала тебе мать? — Эррор знал, что спрашивать бесполезно, в таком состоянии… Но тот ответил: — Она больше не моя мать, а я не ее сын, — тихо сказал белобрысый. На секунду в глазах мелькнули эмоции, но в следующий же миг их снова покрыла пелена.***
Инк сидел в темноте. Понял он это не сразу, а только после того как пару раз моргнул и, сглотнув, тихо позвал: — Э-эррор? — нет, Инк не боялся темноты, только одиночества. Теперь… Он один… Он снова впал в транс, и Эррор его бросил, как и те «друзья», как и мать. Художник всхлипнул и отбросил телефон с рисунком. Почему?! Почему ему так не везет?! Почему?! — А? Чего? — включая свет и открывая дверь с ноги, спросил Эррор, входя в комнату. В руках у мулата была куча вкусняшек, его личный компьютер и два пледа. — Т-ты меня не бросил? — удивление и интонация, как у маленького мальчишки, заставили Эррора усмехнулся. Довольно часто Инк после подобных припадков чувствовал все слишком остро и строил глупейшие цепочки событий. Видимо сейчас тоже что-то додумал. — И как ты себе представляешь, что я тебя брошу? Мы даже не вместе, — фыркнул Эррор, подходя к кровати и садясь на нее. — Я постирал вещи, после вчерашнего, вернул их Фриск, доделал долги, и купил всяких прикольных штук, а ты даже не переоделся и весь день пролежал в кровати. — довольно сообщил мулат, а потом возмущенно закончил. — Мне даже уже размороженные овощи пришлось убирать! Эррор говорил все это шутливо, небрежно, но чувствовалось волнение, пока он не подошёл к главному: — Что сказала м… та женщина? И кто нас сдал? — А ты как думаешь? — кажется Инк постепенно возвращал ясность ума и, тяжело вздохнув, улыбнулся, — Она сделала выбор. Я тоже. Нам отныне разными дорогами. А кто сдал, не знаю, она не сказала, — закончил художник и с интересом воззрился на уже забравшегося на кровать Эррора, тот настраивал компьютер и раскладывал сладости. — А что ты делаешь? — Устраиваю нам приятный вечер, чтобы ты забыл, отчеркнул эту часть своей жизни и пошёл дальше, — спокойно ответил мулат, пододвигаясь ближе к художнику и накидывая на него плед, — Каким фильмом хочешь закончить этот период своей жизни? — спросил Эррор, включая поиск и ожидая ответа от художника, тот задумался. Закончить… Период… Отчеркнуть… Переделать… Идти вперед… — Золотой компас, — мило ответил художник и, облокотившись на плечо Эррора, принялся ждать, когда тот найдет нужный фильм. — Хорошо, а почему? — забивая в поиск, спросил мулат, не сдержав любопытство. — Эта история... Она очень символична. Ты прав. Я должен отпустить. Всё это. Не только мать. Все. А этот фильм о девочке, изменившей всё и всех. Разве не символично? — Может ты и прав, — хмыкнул Эррор, включая нужный фильм и слегка приобнимая художника. Пожалуй, это не конец и даже не середина, а только начало. Начало ИХ истории.