***
Свобода, свобода, безумная, упоительная свобода и ослепительное небо, выцветшее от жары. В лицо бьют упругие струи воздуха, мир пахнет жарой и раскалённым металлом. Спок захвачен ощущениями счастья и яркой, весёлой, отчаянной злости. Свобода и погоня – вот для чего он рождён, а на брата плевать. И на мать с отчимом. И даже на отца, да, он всех их ненавидит. Они все его оставили. Он мчит на всей скорости к краю обрыва и даже не думает сворачивать. За секунду до полёта у Спока мелькает сумасшедшая мысль – пари со всем сраным миром на свою жизнь. Если он выживет, он пошлёт всех к чёрту раз и навсегда. Он будет свободен, как сейчас. И никто никогда не будет им командовать. А если нет… плевать. Неважно. Тогда он тоже будет свободен. Спок выпрыгивает из мчащейся в пропасть машины в последний момент, его распластывает в воздухе – на миг пропасть врывается в его сознание ослепительным страхом, но на смену ему приходит волна дикого возбуждения. Он хочет жить, он будет жить! Выживет любой ценой! И он успевает вцепиться в край. Инерция падения едва не срывает хватку, но он держится, а сердце колотится в груди, захлёбываясь бешеным ритмом собственных ударов, в голове только одна мысль – он жив. Он выиграл. Спок вываливается из медитации в реальный мир, лёжа на полу и задыхаясь. И благодарит неведомых древних вулканских богов, что этого никто не видел. Сердце колотится, как безумное, будто он и впрямь уходил от погони, а потом падал в какую-то пропасть. Сердце колотится в правом боку. В видении оно колотилось слева. Ему четырнадцать.***
– Такое… случается. – Аманда помедлила, глядя на склонённую голову сына. Она старалась подбирать слова как можно тщательней и всё равно боялась сделать хуже, чем уже есть: когда Спок минуту назад зашёл к ней в кабинет и наконец рассказал о том, что его мучает, он был сам не свой. – Случается? Это норма для вулканца, мама? И Спок сел на стул напротив неё – прямой и внешне бесстрастный. Но она видела за этой наспех натянутой маской бурю. – Не для вулканцев, Спок. Такое нормально для людей. Она знала, какой эффект произведут её слова, но всё равно: было больно смотреть, как сжимаются в жёсткую полоску губы сына, как он гордо и упрямо вскидывает голову: как будто принял жестокий удар судьбы, а не напоминание, что в нём половина человеческой крови. – Значит, для людей. И что же со мной происходит? – Это называется «связанный». Не так, как на Вулкане, когда будущие супруги осознанно устанавливают ментальную связь. Двое на Земле рождаются предназначенными друг для друга. С самого детства каждый из них может ощущать отголоски самых сильных эмоциональных переживаний другого. Памятные события, моменты триумфа или, напротив, самого сильного страха… У меня никогда не было предназначенного, они есть далеко не у всех людей, но то, что ты мне описал, очень похоже на такую связь. Спок не пошевелился. Но явно о чём-то думал – между чёрных бровей залегла крошечная складочка. Аманде хотелось обойти стол и обнять его, прижать к себе, как в его детстве, но она бы не стала; знала, что это будет воспринято Споком как проявление жалости и ранит его гордость ещё сильней. – Любую связь можно блокировать. К тому же, даже с учётом моего смешанного происхождения, телепатия не может действовать на такие расстояния, подобные случаи не имеют научного подтверждения… Она поняла, что он искал информацию задолго до того, как решился на разговор с ней, и наверняка уже знает о связанных на Земле, но до последнего не верил. – Спок… эта связь не имеет научного объяснения, до сих пор. Он, не слушая её, забормотал, сжимая пальцы в кулаки: – Если я подберу частоту мозговых волн, на которой принимаю этот сигнал, и намеренно изменю её во время медитации, это может сработать как частотный барьер для входящего сигнала, и таким образом… – Спок, – позвала Аманда тихо. Он умолк и посмотрел на неё ясными, блестящими глазами. В этом взгляде были боль и вызов. – Этому есть рациональное объяснение. – Нет, дорогой мой. Это предопределённость. Он стремительно поднялся. – Я не верю. Я – вулканец! Для нас предназначение невозможно, мама, ты ошиблась. Аманда смотрела, как он стремительно выходит из её кабинета, и с горечью думала, не совершили ли они с Сареком чудовищную ошибку, решив, что сын должен следовать вулканскому пути. В последнее время она думала об этом всё чаще.***
Ощущение чужого разума в своём плавно исчезло. Спок открыл глаза, поморгал, привыкая к свету в палате. Внутренние защитные веки дрогнули, но не опустились: свет казался ярким только после спокойной тьмы мелдинга. Целитель качнул головой отрицательно. – Нет, с этим ничего нельзя сделать. Ты можешь сопротивляться, выставлять ментальные блоки, но в конечном итоге, это лишено смысла. – Старший вулканец сел на стул напротив Спока, внимательно вглядываясь в его лицо. – Тебе досталось наследие человеческой крови, и его можно только принять. – Принять? – Спок едва сумел подавить вспышку гнева. Его семья полгода добивалась того, чтобы этот целитель, считающийся лучшим специалистом по ментальным болезням на Вулкане, его принял. Спок не мог установить ментальную связь с будущей женой из-за «предназначенного», кроме того, о нём поползли слухи; он несколько раз ввязывался в драки с теми, кто пытался его оскорбить, чем вызвал крайнее неудовольствие отца. И услышать такое после всех унижений… – Принять?! – повторил он громче. – И что же мне с ней делать?! – Я изучал феномен человеческих связанных, – целителя его выпад не вывел из ровного безэмоционального состояния. – Люди, предназначенные друг другу, обычно ощущают только смутные отголоски чужих эмоций. И по этим ничтожным зацепкам пытаются друг друга найти. У миллионов из них на поиск уходит вся жизнь, и поиск этот безрезультатен. Ты же благодаря вулканской телепатии видишь целые отрывки чужой жизни. В них могут быть фрагменты, которые облегчат поиск. – Но зачем мне искать его?! – почти что выкрикнул Спок. Он уже понял, что не избавится от видений, и никто и ничто ему не поможет, и его захлестнуло отчаяние, с которым он не мог, да и не хотел справляться. – Какова цель?! Целитель долго молчал. Минуту или две. За это время Спок взял себя в руки, хотя горечь на дне сознания осталась. Вечный изгой, полукровка, выродок, из-за этих видений он стал вдвойне изгоем, его считали больным, «бракованным недовулканцем», как сказал восемь дней назад его одноклассник. И теперь он обречён оставаться таким навсегда – в полном, никем не разделённом одиночестве. «Да чтоб ты сгинул, – послал он в пустоту своему связанному. – Прочь из моей головы». Вот чего он хочет, а не искать этого непонятного человека! Целитель слегка пошевелился, сплетая пальцы опущенных на колени рук. Его пронзительный взгляд будто просветил Спока насквозь. – Скажи мне, полукровка Спок, разве ты никогда не ощущал потребность быть не одному? – спросил он негромко. – Человеческая кровь дала тебе такой шанс.***
Спок видел смерть. Падающих на бегу людей. Он ощущал воздух, пропитанный кровью и страхом, слышал звуки выстрелов – они и крики рвали ночную мёрзлую тишину. Он развернулся и тоже побежал. Деревья. Тёмные деревья, множество. Прыгают перед глазами. Только не врезаться, он больше не поднимется. Все мертвы. Никого больше нет. В боку колет невыносимо. Его догоняют. Он задыхается. Он не может больше бежать, но бежит. Внутри всё немеет от боли и ужаса. Голоса стали удаляться. Он бежал целую вечность, пока не споткнулся в темноте. Он упал. Он ободрал ладони. Но он был настолько истощён, что не чувствовал ни боли, ни холода. И только страх вгрызался в его внутренности, страх сжимал трепыхающееся сердце. Спок понял, что ушёл от погони. Здесь его не найдут, но это не имеет значения. Он замёрзнет к утру. Он обречен. Просто выиграл несколько часов медленного умирания вместо быстрого. Спок с трудом – сил едва хватило – повернулся на спину. Теперь в его спину впивались ветки, зато он видел верхушки деревьев. И звёзды. Тысячи звёзд. Они сверкали и переливались, как ломкое стеклянное крошево. Как дешёвая подделка вроде новогодней игрушки. Они и были подделкой. Звёзды не несли ни свободы, ни спасения, они лишь мерцали и обещали. Никто не пришёл оттуда, никто не внял сигналам бедствия умирающих от голода… воплям людей, расстреливаемых на площади… мольбам убегающих… Никто не пришёл. Федерация бросила их умирать. Будь проклят Тарсус, эта богом забытая, никому не нужная дыра на краю квадранта. Будь он проклят. Спок лежал, понимая, что умрёт здесь, на этом самом месте. Его глаза туманили слёзы, заливались в уши, он задыхался от отчаяния, слепого ужаса, ледяного воздуха и горького, острого ощущения предательства. Но хуже всего были одиночество и беспомощность перед лицом вселенной. Спок больше не хотел видеть небо и закрыл глаза. Он хотел, чтобы это побыстрее закончилось. Пусть это и значило… смерть. Или не он? С трудом возвращая себе крохи самосознания, Спок, сотрясаемый мучительным холодом и бесконечным, глухим отчаянием, словно расщепился на две личности – одна лежала на заиндевевшей земле и умирала, вторая была где-то… где-то… – Ты не один, – сказал он, посылая эту мысль со всей доступной ему ментальной силы и пытаясь коснуться чужого лица. – Не один. Не умирай… пожалуйста. Лежащий на траве человек распахнул глаза – на миг Споку почудилось, что он увидел его. – Ты… Спок резко глотнул холодного воздуха и закашлялся. Шок на мгновение перекрыл страх и боль. И пошатнул сформировавшееся было желание смириться и заснуть здесь. Не он ли решил, что хочет жить, когда падал в пропасть? Спок повернулся на бок, потом перевалился на живот. И пополз. Вслепую, не разбирая дороги, почти отключаясь и заставляя себя ползти. Он не должен спать. Он замёрзнет. Не проснётся больше. Минута прошла или час? Или больше? Он обессилел окончательно, замёрз, почти не ощущал своего тела, когда сквозь веки пробился и стал нарастать яркий, слепящий свет. Шум двигателей, воздушная волна, пробежавшаяся вдоль мёрзлой земли. Шуршание, стук, отрывистые голоса… приближающиеся шаги, хрустящие по заиндевевшей траве. Два горячих пальца, прижавшихся к шее. Писк – так пищит трикодер. Он знает. И шипение гипошприца. – Этот жив! Не ранен, только истощён до предела. Возможно обморожение, – женский голос, рядом что-то утвердительно пробормотавший мужской, и Спока подхватили на руки. – В трёх милях отсюда ещё биосигналы. – Займёмся. Чёрт, мальчишка как пёрышко, как в нём вообще жизнь сохранилась… Его несли. Мир качался за приоткрытыми веками. Помощь пришла, но это не было подарком звёзд, и хрупкая вера в них была окончательно погребена под ненавистью и презрением. На секунду мечущийся свет выхватил белый бок шаттла и надпись на боку: «Forrestol 7». Потом нёсший его человек влез в шаттл, яркий свет и надпись исчезли. Они пришли, но как же поздно, как же чудовищно поздно… Сознание поплыло, отключая его от ненавистной реальности. Спок открыл глаза в настоящем, задыхаясь. Ему семнадцать, и он уже десять лет наблюдает в медитативных видениях обрывки чужих переживаний, три последних года тщательно протоколирует видения, но ещё ни разу не видел никаких конкретных фактов, позволяющих установить, где находится его связанный. В этот раз их было два. Во-первых – название колонии. Тарсус. Спок никогда не слышал о такой, но у Федерации были тысячи колоний в альфа- и бета-квадрантах, знать все было невозможно. Во-вторых, надпись на боку шаттла, что уже сужало круг поисков. Спок запомнил её чрезвычайно чётко. Он восстановил дыхание, заглушил отголоски чужих эмоций – страх, отчаяние, ужас подступающей смерти и одиночества. Следом справился со своими – нервное возбуждение, нелепый порыв забронировать билет до ближайшей к колонии планеты (поскольку прямых рейсов туда быть не могло) и вылететь немедленно. Сейчас эмоции будут только мешать, его связанного спасли, и этого знания на данном этапе достаточно. Спок подтянул к себе падд и тщательно описал всё увиденное, после чего вошёл в сеть и стал искать надпись. Он нашёл корабль под именем «Forrestol» в открытой базе данных Звёздного Флота. Нашёл список его миссий, без удивления отметив, что никакого спасательного рейса на Тарсус там не было. Многие миссии Флота, разумеется, не подлежали огласке. Намного более странным было то, что Тарсуса не оказалось в общей базе Федеративных колоний.***
После видения в колонии Тарсус эмоциональная связь неожиданно ослабла и стала едва ощутимой. Лёжа той ночью без сна и даже не пытаясь снова войти в медитацию, Спок с упорством напавшей на след гончей пытался раз за разом снова войти в контакт – ведь у него уже получилось единожды, и телепатическая «тропинка» должна была быть проложена. Однако его связанный «закрылся» не хуже любого вулканца. Спок ощущал лишь смутные отголоски глухого и спокойного отчаяния, слишком взрослого, чтобы его семнадцатилетний ум, не сталкивавшийся ещё напрямую со смертью, мог их осознать. Спок лежал в тишине своей спальни, инстинктивно сжавшись в комок под одеялом. Он предположил, что двойник находится в эмоциональном отупении после перенесённой травмы или вовсе пребывает в полуобморочном состоянии. И внезапно в тишине ночи всей силой своего разума пожелал сейчас оказаться рядом. Укрыть, обнять, сказать слова напрямую, чтобы они, пропущенные через барьеры их сознаний и ментального контакта, обрели материальность. Пока же эти слова были не более чем зыбучим песком, а для человека, пси-нуля по рождению, они и вовсе должны казаться фрагментом галлюцинации. Лишь под утро (но Спок признавал, что это могли быть последствия овладевшей им дремоты) ему почудилось, что он лежит на узкой больничной кровати в полутёмном помещении рядом с тощим изнурённым подростком. Он, подключённый к приборам и капельницам, не спал, но, кажется, осознавал его присутствие смутно. На миг он обернулся к Споку, но в полумраке нельзя было разглядеть его лицо. – Спасибо, – еле слышно сказал он. – Ты сделал больше, чем весь их сраный звёздный флот. Он закрыл глаза и более не шевелился. Споку удалось пробыть на «контакте» ещё некоторое время, и он придвинулся по кровати ближе к связанному и обнял его. За слоем эмоционального отупения всколыхнулась волна… И на Спока вновь нахлынуло болью, смертью, отчаянием, вокруг вновь была ледяная зимняя ночь и чувство бессилия, физического и ментального, чудовищное истощение и разрывающее ощущение утраты. У него кого-то убили там. Кого-то близкого. Кого-то… кто был единственной семьёй. На миг боль эта сделалась такой чистой и ясной, что Спок едва не задохнулся. Он понял: ничего в мире не способно стереть эти воспоминания или ослабить, кроме, может быть, вулканских целителей, но у этого мальчишки не было такой роскоши – забыть. Его связанному предстоит жить с памятью о голоде и смерти. Спок хотел дёрнуться назад, оберегая свой эмоциональный контроль, но не стал. Только теснее сжал нематериальные объятия, деля всю тяжесть зимней ночи в далёкой колонии с этим существом, внезапно ставшим таким родным. – Я буду рядом, – сказал он тихо. – Спи. Он не знал, сколько времени прошло таким образом, но к рассвету видение начало таять, пока не исчезло полностью. Предрассветный пустынный холод напитал дом; Спок лежал под своим одеялом, слегка дрожа, и вопреки всей логике понимал, что должен быть не здесь. А ещё понял, что допустил ошибку. Контакт был достаточно глубоким, чтобы он мог задать один-единственный вопрос, оправдавший его трёхлетние поиски: имя. Он мог узнать имя своего связанного. …С той ночи видения ослабли, а эмоциональные вспышки, доносившиеся через ментальную связь, сделались редкими и едва различимыми. Спок больше не мог выйти на контакт, тонкая нить-подсказка в виде названия колонии вела в никуда. Информации о Тарсусе не было. Перед самим Споком стояла задача прохождения вступительных экзаменов в вулканскую академию наук, и напряжение от подготовки сделало своё дело: в медитативном трансе он остался один. Но это ментальное одиночество теперь не казалось Споку желанным, оно пугало. Накануне дня, когда он должен был предстать перед комиссией академии и узнать, наконец, принимают его или нет, Спок принял решение: он должен попытаться найти связанного, чего бы это ему ни стоило. А эта цель лежала далеко от обучения в Вулканской академии наук.***
Обучение в Академии Звёздного флота не казалось ему сложным или требующим особых ментальных затрат. И Спок бросил все свои свободные ресурсы на поиски. Однако годы шли, из ученика (самого блестящего ученика Академии за последние восемьдесят лет) он превратился в служащего флота, получил офицерское звание и под началом капитана Кристофера Пайка быстро дослужился до командной должности. Это произошло, разумеется, благодаря безупречной выдержке, исполнительности и блестящему уму. Спок не строил иллюзий на свой счёт – он превосходил людей по умственным способностям в разы и пользовался этим. В Академии он преподавал несколько курсов, связанных с программированием, военной тактикой и вулканским языком; временно завязал роман с одной из лучших учениц, будущим офицером связи Нийотой Ухурой, но роман этот закончился ничем. Спок не способен был дать достаточно тепла и эмоциональной близости кому бы то ни было, кроме своего связанного. А его след в собственном сознании становился всё глуше и неотчётливей. Постепенно Спок начал смиряться и готовил себя к принятию того факта, что ему предстоит провести жизнь, не обретя этой загадочной связи. Пока в один ничем не примечательный день наглый и недисциплинированный студент не взломал его тест-симуляцию. Кажется, это происшествие что-то сдвинуло в восприятии, и эмоции, наконец, вернулись. Так или иначе, в этот день ощущение ментального не-одиночества возвратилось к Споку, но на анализ не было времени: по делу студента, взломавшего тест в обход академских правил, было назначено дисциплинарное слушание, и Спок обязан был там присутствовать в качестве обвинителя.***
– Ты вообще видел этого остроухого… идиота, – пропыхтел Кирк. Он уже начинал терять зрение, Боунс, обманом протащивший его на корабль и теперь пёрший чуть ли не волоком до медотсека, казался неудобным и слишком шершавым, башка кружилась, но Джиму надо было кому-то рассказать. Он бесился на чёртова вулканца, программировавшего тест. – Господи, да заткнись ты, – злобно отозвался МакКой, но Джим не унимался. – Б…боунс… Он мне всё исп… испортил… меня щас вырвет. – Так и я тебе говорю, закрой свой чёртов рот! Боунс затащил его в лифт, скомандовал «медотсек», и Джим навалился на него всем весом. – Я тебе пытаюсь сказать… Связь. Она вернулась. А тут этот остроухий со своими… «кадет должен познать страх смерти»… да что он знает?! Чёртов вулканский выск… чка… кирпич… чёрт бы его… Боунс. Я уверен… связанный был в одном с нами зале… злился. Бесился. На меня. Со всей… дури бесился… – О, ну тут я его прекрасно могу понять, – шикнул Боунс. Двери лифта с шипением открылись, и МакКой снова попёр его по коридору с целеустремлённостью танкерного буксира. – Ну я и подумал… Боунс… это мог быть ты? Выхрипев это, Джим почуял, как его оставляют последние силы. Силы сдерживать тошноту. Доктор расфыркался. – Не мог бы. Джим, ты эмоционируешь двадцать пять на восемь, и ты думаешь, я до сих пор бы не почуял? У меня нет связанного, так что заткнись и перестань… Твою мать, Джим? Джим, держись, мы почти пришли, не надо блевать на пол!..***
Ну прекрасно, этот остроухий его что, преследует? Джима вся эта ситуация здорово начала бесить. Сначала слушание, потом пленение Пайка, проваленная миссия по спасению Вулкана, потом они с этим «коммандером Споком» бодались на корабле по поводу командной стратегии, и Спок выкинул его в спасательной капсуле с корабля. Да так даже с преступниками не поступают, не говоря о том, что корабль остался без грамотного командующего посреди серьёзного кризиса. А капитан из этого Спока как из задницы подушка безопасности. В довершении всего Джима чуть не сожрали на ледяной планете. И ведь Спок знал, что планета небезопасна! Логики в этих вулканцах не больше, чем в облезлой банке из-под пива... Но главное – во время всего инцидента Джима продолжали дербанить эмоции его «связанного». Версия с Боунсом, конечно, была хороша, но док не стал бы ему врать. Это не он. При этом Джим был уверен, что связанный на одном с ним корабле, но, чёрт возьми, сосредоточиться на чужих эмоциях было попросту некогда, а теперь его и вовсе выкинули на Дельта-Вегу, крохотную вымороженную планетку за Вулканом, пятую от солнца в системе Эридана-А. А теперь опять Спок, версия 2.0, прокачанная и постаревшая, взирала на него с мудростью десятилетий. – Будет проще и быстрее, – сказал Спок 2.0, тяня к его лицу пальцы. – Я войду с тобой в ментальный контакт и покажу… Джим не сопротивлялся. Что угодно, лишь бы быстрей добраться до базы. И Спок показал.***
Спок не был склонен к фатализму, но впоследствии часто вспоминал слушание и слова, сказанные кадету по поводу Кобаяши Мару. «Кадет должен познать страх смерти»… Правда заключалась в том, что Спок сам не сталкивался с ним до того дня. Он помнил прямое столкновение со смертью опосредованно, через видение Тарсуса, но сам никогда не переживал близость смерти так явственно. В тот же день погибла его планета и он потерял мать. В тот же день Джим Кирк оказался в кресле капитана, а он, Спок, потерял всякий контроль над своими эмоциями и едва не задушил этого выскочку. В те сорок три часа девятнадцать минут (ровно до спасения из гравитационного колодца чёрной дыры) Спок пережил больше, чем за все предыдущие годы своей жизни. Ему казалось, сказав на слушании о страхе смерти, он каким-то образом призвал то, что в одной из терранских религий называлось «кармическим ответом». К концу этой миссии он был опустошён и раздавлен потерями до такой степени, что хотел оставить службу в Звёздном флоте. Ему требовался покой, требовалось переосмыслить и принять факт своей утраты. Ему требовалось сделать хоть что-то для выживших остатков своего народа, нет, более, ему хотелось отдать всего себя служению вымирающей расе вулканцев, хотя он и понимал, что это было продиктовано чувством вины и потому не могло иметь терапевтического эффекта. Его удержал он сам, старшая версия. Прайм сказал что-то о Джиме Кирке. И сказал, что долг перед вулканцами возьмёт на себя – подыщет новую планету, поможет с восстановлением культурного наследия… У него большой опыт дипломатической и политической деятельности. Это звучало убедительно. В отличие от слов Прайма о Джиме Кирке. Спок просто не мог воспринять их всерьёз. Но он всё же вернулся на корабль. Внешне ничего не изменилось, только теперь вчерашний кадет Кирк занимал капитанское кресло, «Энтерпрайз» заполняли такие же вчерашние кадеты, как их капитан, а ещё им более не поручали серьёзные миссии. Спок в этом вопросе был согласен с командованием и по мере сил пытался минимизировать ущерб от неопытности экипажа и капитана. Удавалось не всегда, по большей части капитан Кирк отказывался его слушать и внимать советам. Он любил поступать по-своему, даже если это означало прямое противоречие здравому смыслу. Сам Спок так и не смог оправиться от потери – в самом центре его существа словно пробили дыру, которую психика оказалась не в состоянии залатать. Гибель десяти миллиардов вулканцев и одной-единственной терранки – его матери, разделила его жизнь на две неравных и слишком контрастных половины. Спок стал бояться смерти и в то же время покорно принял своё одиночество. Он больше не искал. Кирк же, вызывая перманентное раздражение, почему-то пытался установить с ним внерабочий диалог. Приглашал на неформальные офицерские сборища, на партии в шахматы в комнате отдыха, иногда звал с собой в увольнительные, посетить вместе театр или знаменитый музей. Спок не имел ни малейшего желания проводить время с капитаном больше, чем это требовалось по службе. Однако Кирк не прекращал назойливых попыток, и пару раз из-за этого у них возникали конфликты. В этот год, оставаясь один после двух рабочих смен в своей каюте, Спок ощущал только горькую глухую пустоту, и не имел ни сил, ни желания из неё выбраться. Своего связанного он больше не ощущал и не пытался этого делать – пустота заглушала всё.***
МакКой уже с минуту сидел молча и гипнотизировал взглядом виски в своём бокале. Это был один из тех вечеров, когда они устраивали дружеские посиделки – в каюте Джима или Боунса, пили и чесали языками. Но в этот раз разговор что-то не клеился. – Не понимаю, – МакКой нарушил повисшее молчание, отставил стакан и хмуро воззрился на Джима, – почему ты продолжаешь окучивать этого гоблина? Почему просто не скажешь про связь? – Потому что. Джим тоже отставил стакан. Там, на Дельта-Веге, во время ментального контакта с Праймом, он всё понял. Прайм был всю жизнь связан со своей версией Кирка. Сам Джим точно так же был связан со Споком. Это голос Спока спас ему жизнь на Тарсусе. Тихая просьба не умирать… И та страшная ночь на спасательном корабле в медотсеке, Спок был рядом... Странновато для связанных, которые могут только ощущать отголоски эмоций, но Спок же наполовину вулканец и телепат. Это всё объясняло. Кирк рассказал обо всём этом МакКою сразу же, когда выдалась возможность после Нарады и капитанского назначения. Вот с тех пор доктор и доставал его вопросами – зачем окольными путями пытаться подкатить к гоблину, если можно просто прийти и сказать про связь? – Я так не хочу, Боунс, – продолжил Кирк. – Просто прийти и поставить его перед фактом, это же… читерство. Понимаешь? – На Кобаяши Мару тебя это не остановило, – хмыкнул док в ответ и снова взял стакан. – Иди в задницу, – Джим закатил глаза. Лучше бы Боунс продолжал на него дуться за подлог с тестом, чем постоянно проходиться на эту тему. – На тесте… организаторы это заслужили. Они сами обманщики. – Спок обманщик, – уточнил доктор, насмешливо изломив брови. – Да, Спок, и… короче. Я не хочу, чтобы это произошло так. Чтобы он был со мной только потому, что между нами связь. Я хочу заслужить сам, как обычный человек без связи. Хочу добиться его. Это будет честно. – Джимми, Джимми… когда в школе давали уроки по честности, ты явно прогуливал… Снова повисло молчание. МакКой сосредоточенно рассматривал свой стакан. Меж его бровей пролегла складка, под глазами были тени, и в целом выглядел он помятым и измученным. Сильнее, чем обычно. – Ты сам-то как? – Джим вдруг понял, что таким он МакКоя не видел со дня их достопамятной встречи в шаттле. Тот качнул головой, но взгляда не поднял. – Я… хреново, Джим. У меня тоже связанный нарисовался. – О… – Кирк заинтересованно подался к нему. – И как? И почему только сейчас? – Ещё бы я знал. Очень надеюсь, что это не двухлетний ребёнок с только что проявившейся осознанностью. Боунс залпом хлопнул виски, с минуту шумно дышал в рукав. – Хотя какой там ребёнок, к чёрту. Его… или её эмоции… это полный пиздец. Периодически как даст… как будто ты в пресс попал. Ярость, ненависть, иногда отчаяние. Хрен знает, кто он и где, да только место это дрянное. И сам он тот ещё… Он поднял взгляд, хмуро и тяжело посмотрел на Джима. – Поэтому я тебе и говорю, пацан. Пользуйся тем, что у вас со Споком всё так просто. Подойди, скажи про связь и будьте счастливы, оба. Вдруг сейчас тот самый момент, когда вы с гоблином друг другу нужней всего? Джим кивнул и разлил остатки из бутылки по стаканам. Не стал говорить, что советом всё равно не воспользуется. Боунсу и без него хреново.***
Спок был вне себя от ярости и разочарования. Внешне же позволил себе лишь высказать следующее замечание: – Вы нарушили первую директиву, капитан. – Он спас тебе жизнь! – тут же рявкнул взвинченный доктор. А Кирк смотрел на него с таким странным вопросительным выражением и чувством надежды, как будто Спок должен был сообщить ему секрет бессмертия. Однако после первой же фразы надежда во взгляде капитана угасла. Собственно, на этом конструктивные объяснения закончились. Уединившись у себя в каюте после медицинского обследования, Спок вспоминал бушующий в жерле вулкана огонь и недоумевал, почему Кирк не оставил его там. На миг Спок ощутил себя свободным – забыться, утратить ощущение этой пустоты внутри, навсегда уйти от мыслей о годах бесполезных поисков и гнетущего чувства обречённости. И в этот чистый миг смирения с собственной смертью, когда он готов был принять прекращение своего существования без страха, его телепортировали обратно на «Энтерпрайз». Кирк рискнул кораблём и экипажем, нарушил важнейшую директиву ради одной из своих нелепых выходок, которые большая часть экипажа почему-то находила героическими. В глазах остальных он спас коммандера. Споком овладели злость и тоска. Он злился на Кирка, Кирк раздражал его – недальновидный, беспечный, взбалмошный мальчишка, не могущий понять, что должность капитана даётся не для развлечений. Казалось, за год на посту он так и не повзрослел. А теперь ещё и поставил под угрозу жизни всего экипажа. Спок подтянул к себе по столу падд, открыл текстовый редактор, в каком имел обыкновение писать отчёты. Ему всё равно составлять подробный рапорт по случившемуся на Нибиру, так почему бы не изложить честно и свои мысли по поводу того, что Джеймс Кирк не достоин должности капитана?***
Спок касался лица умирающего Пайка и чувствовал. Отчаяние. Страх. Яростное нежелание умирать. Пайк боялся смерти и страстно не желал верить, что она пришла. Спок уже ощущал подобное, давным-давно, лёжа одновременно в своей кровати на Вулкане и на мёрзлой земле в лесу рядом с колонией Тарсус. Но в этот раз без расстояний он ощущал страх смерти напрямую. Это закончилось через минуту; сердце человека перестало биться. Но Спок продолжал ощущать страх и боль, и ему было разрывающе, невыносимо плохо. Он обернулся и сквозь дым увидел Кирка. Кирк посмотрел на него – и опять в этом взгляде была немая просьба и ожидание. Чего? Спок не знал и не хотел знать. Кирк отвернулся и рухнул на колени возле тела капитана Пайка. Спок нашёл в себе силы подняться и отойти. Он боялся, что от силы испытанных эмоций просто отключится на месте. Его плавило чужой болью, хотя после смерти Пайка эти ощущения должны были уйти вместе с ментальным контактом. Такого сильного ментального эхо он не испытывал за всю свою жизнь.***
– Твою… МакКой отступил на шаг от стекла и задним умом порадовался, что успел убрать гипо с набранной кровью сверхчеловека в поясной контейнер. Потому что секундой позже он бы просто выронил пробирку. Его накрыло мощным выбросом чужого тёмного любопытства – оно пробилось через ярость и стремление идти до конца – пусть и по трупам. Этот убийца, ужас родом из прошлого, военный диктатор и безумец... Не могло быть. И было. – Боже мой… Хан, не сводящий с него светлого немигающего взгляда, похожего на змеиный, ответил: – Можешь звать меня и так, abhiprēta. Я не против.***
– Хану нельзя доверять, – Спок нагнал Кирка у лифта. – Весь план с проникновением на «Возмездие»… Капитан посмотрел на него со злостью, но она быстро улетучилась. – Я просто знаю, что должен это сделать. Мы посреди космоса, Спок, и нам никто не поможет. – Но… – Нет. Ты остаёшься на мостике и пытаешься выиграть время. Это приказ. Спок ощутил раздражение. Именно желание Кирка мстить за гибель Пайка привело их сюда. Кирк был настолько предсказуем в своей «героичности», что Маркус воспользовался им. Хан – Спок был уверен – поступит так же. Он ещё несколько секунд смотрел вслед капитану и не понимал, как мог служить под его началом почти два года. Спок был уверен, во флоте найдётся очень небольшой процент капитанов, которые настолько бы не подходили этой должности.***
Кирк не был дураком и доверять Хану не собирался. Хан пугал его. Слишком сильный и слишком умный, с этой чёртовой нечеловеческой проницательностью... Нет, он точно не собирался помогать им. Что бы он ни задумал – он помогал себе, а интуиция Джима во весь голос вопила, что цели сверхчеловека идут вразрез с безопасностью Энти. Они пробрались на «Возмездие». Добрались до мостика – исключительно благодаря боевым навыкам Хана. Он скользил в узких проходах корабля как смертоносная тень, обрушивался на охранников, дрался, хотя мог бы обойтись ударом из фазера на оглушение. Смотря на Хана в деле, Кирк благодарил бога, что сейчас этот монстр на их стороне. Но он оставался монстром. В очередной раз, когда Хан исчез в коридорах, Джим шепнул Скотти: – Когда окажемся на мостике, оглуши его. – Капитан! – Скотти был в шоке, но старался говорить тихо, – я думал, он помогает нам! – Скорее мы помогаем ему. И у нас нет выбора.***
На мостике их не ждали, поэтому всё получилось быстро. Несколько выстрелов от каждого – и экипаж Маркуса повалился на пол. Последним выстрелом Скотти уложил Хана. Вид сверхчеловека, повалившегося к оглушённой команде, принёс Джиму небывалое облегчение. Маркус же сидел в капитанском кресле под прицелом Джима и не собирался оттуда вылезать. А оглушать его Джиму не хотелось. Частично из-за того, что в разбирательстве на трибунале это будет учитываться. А частично из-за Кэрол. Девушка и так настрадалась, и видеть, как бесчувственное тело её отца стаскивают с кресла… Он попытался убедить Маркуса не уничтожать "Энтерпрайз", и у него почти вышло. Никто не понял, как Хан пришёл себя. Он вырубил Скотти, повалил Джима на пол и несколько раз сильно ударил его по лицу. Маркус вскочил и кинулся к турболифту. Кэрол метнулась вслед за ним. Хан отбросил Кирка и погнался за Маркусом. Кэрол попыталась преградить ему путь. Хан просто сломал ей ногу, переломил как спичку. Следом схватил Маркуса, придавил его к полу, и… Кирк не мог на это смотреть. Отвернулся, зажмурился, но от хруста черепной коробки адмирала всё равно начало тошнить. Кэрол заходилась криком. Это всё было похоже на Тарсус. Беспомощность. Ужас. Боль – только тогда болели руки, а сейчас голова от ударов Хана. И тяжёлое, неумолимое ощущение приближающегося конца. Против воли Кирка захлестнул ужас. Он лихорадочно соображал, что можно было бы сделать. Заметил краем глаза свой фазер в паре шагов от себя, осторожно потянулся к нему. Если достать фазер, он сможет спасти себя, Скотти и Кэрол. Просто оглушить Хана ещё раз, и всё. Только достать фазер. – О, капитан… – голос сверхчеловека был холодным и спокойным. Таким спокойным, будто он только что не раздавил своими руками голову человека. Кирк резко обернулся и с ненавистью посмотрел на Хана. Его руки были в крови, и от этого к горлу снова подкатила тошнота. – Ты чудовище, – выплюнул Кирк. Хан чуть склонил голову. А потом двинулся в его сторону, будто бы не замечая всхлипывающую Кэрол. – Пусть я чудовище, капитан Кирк. Но я буду чудовищем, которое спасло свою семью. Прошу вас, не тянитесь к этому фазеру. Всё равно не успеете.***
Когда с «Возмездия» наконец связались с «Энтерпрайз», Спок ожидал чего угодно – что Хан уже захватил корабль и убил капитана, что по ним сейчас будут стрелять… Но Хан выволок Кирка на свободное пространство перед капитанским креслом и держал у его виска фазер. – Мой экипаж и доктора МакКоя. Приготовьте их к транспортации, иначе ваш капитан умрёт. Хан дёрнул Кирка ещё раз. Спок снова ощутил отголосок страха смерти – он был с ним со дня мелдинга с умирающим Пайком. Кирк выглядел тряпичной игрушкой в руках Хана. Желал ли Спок его спасти? Да. Какой бы пустышкой Кирк ни был, он был всё же капитаном этого корабля и живым существом, по большей части никому не желавшим зла. Спок поднялся с кресла. – Какие у нас гарантии в этой сделке? Хан сильно ударил капитана по голове рукояткой фазера, и Кирк свалился к его ногам. – Давайте рассуждать логически, мистер Спок, – холодный голос сверхчеловека как будто забирался под кожу. – Я сейчас и не должен давать вам гарантии. Я могу просто убить вашего капитана и взорвать ваши системы жизнеобеспечения. Тогда мои люди не пострадают, а вы погибнете. Так что вы можете подчиниться моим требованиям и получить небольшую вероятность спасти себя и капитана или… Он не договорил, по-видимому, предоставив Споку возможность додумать самому. А Спок до сих пор ощущал липкий ужас перед смертью и беспомощность. Она росла внутри как снежный ком, и он задыхался. Они ведь всё продумали, они вытащили сверхлюдей из их торпед и готовились взорвать сами торпеды на борту "Возмездия"... А он не мог отдать приказ. К тому же, никто не знал, зачем Хану вдруг потребовался доктор. – А как насчёт этого? – послышался негромкий спокойный голос за спиной, и перед Споком оказался МакКой. Он шёл медленно, приставив себе к виску фазер – зеркально повторяя то, что происходило минуту назад на экране. Его проводили взглядами все, находящиеся на мостике. – Ты мой связанный, Хан, верно? Одна попытка причинить вред этому кораблю или Кирку – и я вышибу себе мозги высокочастотным фазовым лучом. Науке мало что известно о феномене связанных, но одно я могу сказать точно: тебя так шарахнет по связи моей смертью, что перегрузит большую часть нейронной сети, и твой мозг буквально расплавится внутри черепной коробки. А без большой части мозга регенерировать до конца не сможешь даже ты. Ну так что, хочешь остаться на всю жизнь имбецилом, пускающим слюни? Хан взглянул на него, и в его взгляде читалась неприкрытая ненависть. – Ты этого не сделаешь, – прошипел он. – Зачем тебе этот корабль? Я заберу тебя с собой, ты будешь счастлив! – О да, безмерно, – огрызнулся доктор, останавливаясь напротив экрана. – Перенеси на "Энтерпрайз" Кирка, Скотта и мисс Маркус, немедленно. Потом можешь забирать меня и свои торпеды, Спок их тебе отдаст. А после делай что хочешь, но учти: всё время обмена я буду держать фазер у своей головы. Одно моё подозрение, что что-то идёт не по плану, что ты как-то собираешься навредить "Энтерпрайз" – и у нас с тобой будет самая короткая и самая трагичная история любви на свете. Хан замер, обдумывая его слова. Но Спок понимал – МакКой не оставил ему выбора. Так и есть: через несколько секунд Хан кивнул, прожигая доктора взглядом. – Я согласен. Опускайте щиты. – У нас сломан транспортатор, – сказал Спок непослушными губами. – Торпеды в третьем грузовом отсеке. И дал команду Сулу опустить щиты, ощущая всё то же странное, противоестественное онемение внутри. Через секунду все трое заложников исчезли с мостика "Возмездия" в искрах телепортации. Такими же искрами окутало доктора. – Дурак ты, Спок, – сказал МакКой, прежде чем исчезнуть. – Джим всё время был у тебя под носом. Искры погасли. – Сэр, – доложил Чехов, – капитан и остальные на борту, они на двадцатой палубе... В камере, где держали Хана. Торпеды транспортированы на борт "Возмездия". Таймер запущен, до взрыва пятнадцать секунд.***
Хан, по инерции отключивший связь, медленно повернулся к МакКою. – Взрыв?.. – переспросил срывающимся шёпотом. Доктор уже не держал фазер у головы. Его трясло от эмоций самого Хана, слабое человеческое тело не выдерживало этого – ощущения проигрыша, предательства, утраты, ненависти… И Хан ощущал его спокойную решимость идти до конца. Эти ощущения сплетались в невообразимый ком. – Мы перепрограммировали твои торпеды, – доктор нашёл в себе силы улыбнуться. Кривой жуткой улыбкой мертвеца на бескровных губах. – Через десять секунд они рванут на борту этого корабля. Хан разорвал бы его голыми руками, но вместо этого метнулся к консоли быстрее, чем МакКой вскинул фазер. Пальцы забегали по программной клавиатуре. – Цель захвачена, – сообщил электронный голос компьютера. – Выстрел через три, две, одну… Хан ощутил, что распадается на миллиарды искр, и закрыл глаза. Смерть оказалась не такой уж и страшной.***
В «Энтерпрайз» пришёлся последний залп погибающего «Возмездия». Корабль содрогнулся весь, Спок едва успел схватиться за спинку кресла, чтобы не упасть. Обзорный экран расцвёл ослепительной вспышкой взрыва, уничтожившей чёрный корабль, а рядом с коммандером с ворохе золотистых искр возникли Хан и МакКой. Чехов, перенёсший их за секунду до взрыва торпед, фамильярно показал Споку большой палец. Сверхчеловек выглядел ошарашенным, доктор еле заметно кивнул Споку – его трясло с головы до ног, – потом повернулся к Хану. – Не буянь, твои люди живы. Все они находятся у нас на борту, мы взорвали пустые торпеды, без начинки. "Энтерпрайз" продолжало трясти. – Доложите! – рявкнул Спок, приходя, наконец, в себя. – Теряем высоту, сэр, – стремительно отрапортовал Сулу. – Нас притягивает гравитационное поле Земли. Включилась автоматическая красная тревога. – Двигатели вышли из строя, – это уже Чехов. Хан стремительно шагнул к консоли пилота, за шиворот вытащил Сулу с его места и быстро начал просматривать данные. – Да. Я не оставил вам шансов. Варп-ядро, что с ним? – Ты не оставил шансов и себе, – на удивление спокойно хмыкнул МакКой. Едва слышно, но Спок расслышал. – Подачи энергии нет, – акцент Чехова сделал слова едва различимыми. – Не могу восстановить… Сбой центровки варп-ядра! Только вручную, но компьютер через минуту заблокирует отсек варп-реактора... из-за возможности радиационной утечки, это забито в основные протоколы безопасности... Спок кое-как, в болтанке, добрался до его панели, ухватился за спинку кресла, просматривая данные. И одновременно его сознание снова словно расщепилось на два – он мчался куда-то по знакомым белым коридорам, у него была цель… и был нарастающий страх, но он давил его, не оставляя себе шанса передумать. – Объявляйте эвакуацию, капитан, – спокойный голос Хана перекрыл гомон и шум на мостике и вернул Спока в реальность. – Спасите, кого сможете.***
Джим пришёл в себя на гауптвахте – Хан, чёртов шутник. И почти сразу же корабль тряхануло. Один раз сильно, а потом – ровная дрожь стен. Кирк только добежал до ближайшей информационной консоли и запросил данные по состоянию корабля, как всё понял. Это было в сознании Прайма при мелдинге: подбитый корабль, нарушенная работа варп-ядра и смерть. Только в этот раз Джим не допустит, чтобы Спок умер. Нет. Он знает, что делать. Он оставил Кэрол на паникующего Скотти и помчался в инженерный отсек по знакомым белым коридорам. Его душил страх, что он не успеет. Или что Спок уже сам всё понял и решил принести себя в жертву. Джим бежал, сталкивался с членами своего экипажа, кто-то лежал раненый, кто-то бежал к эвакуационным капсулам, кто-то кричал Джиму, что в инженерный бежать не стоит, потому что они все вот-вот упадут на планету. Коридор шатался в мерном мерцании красной тревоги. Джим всё бежал. А добежав, чуть не рассмеялся от облегчения. Спока здесь не было. Прохладный голос компьютера вещал о сбое центровки варп-ядра. Что ж… это просто поправить. Хватило бы времени.***
Спок понял это слишком поздно. Понял, когда знакомый страх смерти вгрызся в его сознание с новой силой. Понял, когда вдруг сама собой восстановилась подача энергии на двигатели и Сулу выровнял "Энтерпрайз" ниже линии облаков. Ещё полминуты – и они рухнули бы на землю. – Держимся, сэр, – отрапортовал рулевой слегка дрожащим голосом. – Выравниваю высоту. Хана на мостике уже не было, как и доктора; возможно, МакКой решил до конца приглядывать за сверхчеловеком. Спок медленно поднялся с кресла. Какая-то часть его сознания всё ещё сопротивлялась этой мысли. Кирк. Джеймс Кирк. Презираемый им с первого дня встречи. Непутёвый капитан "Энтерпрайз". Мальчишка, умирающий на ледяной земле Тарсуса. Звёздное небо, раскинувшееся над ними двумя. Не небо. Стекло тамбура варп-реактора, за которым расплываются световые пятна. Зрение отказывается служить, внутри всё раздирает болью… – Выводите нас на орбиту и принимайте мостик, – сказал Спок Сулу, не услышав своего голоса.***
Спок плохо помнил, как добрался до инженерного и так же смутно – как пытался разблокировать дверь. Но система компьютера, запрограммированная минимизировать возможный ущерб, предотвратила эту попытку. Угроза радиационного заражения сохранялась ещё полчаса, и в это время дверь не откроется. Спок ударил кулаком по консоли, вмяв её, и рухнул на колени у стекла. Кирк слепо проскользил пальцами по той стороне, пытаясь уцепиться за несуществующую неровность. Спок в отчаянии прижал к стеклу ладонь напротив его ладони. Он понял всё. Чудовищно поздно понял. – Не умирай, пожалуйста, – сказал очевидно глупую и в высшей степени нелогичную вещь. Он ощущал, как чужие внутренности плавятся смертельной дозой облучения, как каждую клеточку тела раздирает боль, зрение туманилось, картинка двоилась – он видел то себя, расплывчатым силуэтом, то Джима, умирающего по ту сторону стекла. – Не надо. Я… я не знал… – Спок… – Джим с трудом разлепил спекшиеся губы. Его взгляд плавал по стеклу, не в силах сфокусироваться. – Так страшно… опять… Спок заметался. Он ударил ненавистное стекло. Он не понимал, зачем, просто хотел пробиться к Джиму и… всё. Он бил толстый слой стекла раз за разом, вкладывая в удары всё отчаяние – своё и Джима, весь страх, ощущая, как от слёз щиплет веки, и смутно понимая, что плачет впервые с пяти лет. В памяти всплыли слова доктора – отдача от смерти поражает обоих связанных – но сейчас эти слова были никак не связаны с реальностью; просто бесполезная информация. Спок всхлипнул и прекратил избивать стекло. Снова прижал ладонь с раскрытыми пальцами, размазывая кровавые разводы, в бесполезной попытке соединить пальцы с пальцами Джима и перенять себе хотя бы часть его боли. И в этот миг его озарило. – Я здесь, – прошептал еле слышно, как когда-то, бесплотным видением в медотсеке чужого корабля. Он сейчас и был для Джима тем же призраком, каким оставался всю жизнь. Спок склонился к самому стеклу, пытаясь поймать угасающий взгляд. – Ты не один. Не бойся, я рядом. Спи. Джим слегка улыбнулся ему. Не улыбка, подрагивание уголков губ, но Спок понял. Пальцы Джима попытались сложиться в та-ал. – Спа… сибо… Сп… Он уже не смог договорить. Его взгляд остановился, ладонь бессильно соскользнула вниз. Спок уткнулся лбом в холодное стекло. Горло сдавило, он едва мог дышать. Весь его мир опустел с последним ударом сердца. Весь так и не обретённый мир, который он не признавал столько времени… – Что здесь происходит?! – резкий окрик МакКоя вырвал Спока из небытия. А в следующую секунду его принялись трясти за плечи. – Вашу… Спок! Коммандер, какого… – Кажется, капитан всё же умудрился героически умереть, – послышался позади него спокойный голос Хана. – Узнайте, можно ли вытащить его оттуда, пока не начал отмирать мозг.***
Спок вжимался носом в прозрачную перегородку больничного бокса. Он стоял так уже два часа тридцать минут и четыре секунды. Пять секунд. Шесть… – Коммандер, он в порядке. Вышедший доктор был в ужасном состоянии. От усталости его шатало. – Вовремя мы засунули его в криокапсулу… – Что Хан хочет в обмен на свою кровь? – Он-то? – МакКой рассеянно стянул с головы повязку, удерживающую волосы. – Хочет индульгенцию для себя и своих людей. Чтобы их отправили на дальнюю планету подальше отсюда и политических разборок. Уж не знаю, получится ли подобное провернуть после всей этой грязной истории… Спок уже не слушал. Его, по сути, крайне мало волновали переживания Хана. – Доктор, разрешите увидеть Джима. МакКой выпрямился. – А на что там смотреть? Джим в коме, восстановительные процессы только-только начались. К тому же, там Хан, с которого мы сейчас сцеживаем кровь, – он поморщился, – и ему скучно. Поэтому он начал страдать склонностью к пространным беседам с первыми попавшимися, так что тактично молчать точно не будет. – Я переживу, доктор, – заверил Спок. Ментальная пустота до сих пор его пугала, и чтобы поверить в то, что Джим в мире живых, требовались другие доказательства. И чем материальнее, тем лучше. Спок подозревал, что теперь всегда будет искать материальных доказательств существования Джима. Касаться его при возможности, говорить с ним, звать по имени. Он слишком боялся потерять его ещё раз. А сейчас он мог, например, просто услышать его дыхание, а потом сидеть рядом и держать за руку. Может быть, Джим в своей коме этого не ощутит; а может быть, что-то почувствует. Спок не знал границ возможностей этой связи. – Ладно, – МакКой, хмуро разглядывавший его, посторонился. – Иди. Только не вздумай вступать с Ханом в диалог – он тебя с ума сведёт.***
Джим медленно-медленно приходил в себя. Первое, что он ощутил, была тёплая рука на собственной. Потом сквозь глухую вату в ушах просочился писк… знакомый, от медицинских приборов. Слабость, тяжесть в голове, всё это сейчас медленно нарастало в теле. Джим нахмурился и попытался пошевелиться в кровати. Ему хотелось пить. Пить ему дали – в губы ткнулась трубочка. Тоже знакомо, сколько же раз он так приходил в себя, и его поили через эти больничные соломинки… – Гоблин, дай ему не больше чем два глотка, – знакомое ворчание МакКоя. А вот рука оказалась не его. Разлепив глаза, Джим увидел над собой смутный силуэт коммандера. Он плыл перед глазами, как… через стекло в варп-реакторе. Джим вспомнил это и слова Спока. Но он же не должен был выжить. Соломинка отодвинулась от губ под ворчание МакКоя, что пока ему хватит, спасибо, что не вырвало сразу. Джим растянул губы в улыбке. – Сп… Спок… – Ну вот снова-здорово, – по новой заворчал МакКой. – Между прочим, спас тебя не твой ненаглядный ушастый, ты в курсе, бессовестная морда? Спок сжал его руку. У него были прохладные пальцы. – Я здесь, Джим, – сказал негромко. – И был здесь все две недели! – Боунс точно завёлся. – Я кое-как пару раз выпнул его помыться, так что то, что гоблин не воняет, исключительно моя заслуга! Джим улыбнулся шире. Мышцы немного тянуло. – Я думал, что… в этот раз… точно. Сколько я… – Две недели, – громко повторил МакКой. – Так, я не намерен смотреть эту слащавую сцену и пойду за кофе. И пока я хожу, Спок, не вздумай с ним болтать! У него сейчас все ресурсы организма уходят на восстановление, только ваших выяснений отношений не хватало. Шуршание халата, шаги. Боунс и вправду вышел. Джим по старой дружбе знал, что вовсе не «слащавая сцена» заставила его смотаться. Боунс все эти две недели жил в страшенном нервном напряжении. Космос свидетель, док не умел равнодушно относиться к своей работе. А уж когда дело касалось близких… Теперь, когда Джим пришёл в себя, у МакКоя, скорей всего, будет откат. Не важно, в чём он там у него выражается, но Боунс не хотел, чтобы Джим и Спок это видели. Джим пожалел, что не сообразил посоветовать ему взять увольнительную и как следует надраться. Спок снова легонько пожал его пальцы. – Можешь спать. Я не уйду. Джим прикрыл глаза. Да, конечно, он хотел спать. – Я столько должен… сказать тебе, – прошептал напоследок. – Ещё успеешь, – мягко возразил Спок.***
– Я понял, что сверхлюдей сплавят на какую-то дальнюю колонию, потому что возиться с ними особо не хотят, – Джим прищурился на ясное голубое небо. Третий день в Сан-Франциско стояла жара, и вечерние солнечные лучи щедро поливали золотом садовые дорожки между корпусами офицерских общежитий. – Но ты-то тут при чём? – А Спок тебе не сказал? – МакКой на ходу сорвал одуванчик и заткнул Кирку за ухо. Джим потрогал его, щекочущий ухо, но убирать не стал. Всё равно идёт на своё первое свидание со Споком, так почему бы не с цветочком? – Нет, не сказал. Только делал загадочное выражение лица все последние дни. – Тогда вдохни поглубже и встань ровно, чтобы не упасть. Хан – мой связанный, и об этом уже все знают, кроме тебя, – Боунс недовольно фыркнул. Положим, упасть Джим не упал, но пошатнуться ему захотелось. – Чего? То есть… я, конечно, и в первый раз услышал… Он остановился и потряс головой. МакКой милостиво остановился рядом и молча ждал, пока Джим придёт в себя. А у Джима все мысли спутались. Ему всегда казалось, что идеальная пара для МакКоя – это спокойная мягкая женщина, которая сможет уравновешивать его дрянной характер и утихомирит, если Боунс сильно разойдётся. Но Хан? Хан! Да это всё равно что к сквозняку вместо починки двери продолбить ещё и крышу, чтоб протекала, или к колбасе с шоколадом присовокупить копчёную селёдку. То есть сделать ещё хуже, чем было. Слегка придя в себя, Джим возобновил ходьбу, но молча. Он думал. И заговорил только спустя пару минут. – И... как это? Быть связанным Хана? – Как, как, – проворчал Боунс. – Легко, приятно и с цветочками. Судя по сарказму, он явно не хотел углубляться в эту тему. – И поэтому тебя отправляют вместе со сверхлюдьми в колонию? – Сам отправлюсь, – у конца тропинки Боунс остановился. Здесь парковая дорожка разветвлялась на две – одна вела к академским корпусам, другая делала петлю и возвращалась к общежитию. – Видишь ли… связанных не выбирают, Джимми, уж тебе ли не знать. – Да уж… Джим знал. И сколько раз он лежал ночами без сна в своей каюте и думал – правильно ли это, так связывать людей друг с другом? И всегда ли выбор верен? Но сколько бы он ни думал, так и не пришёл к какому-то выводу. А тут всё усугублял Хан. Джиму было не по себе знать, что скоро его лучший друг будет жить с этим… – Мне будет не хватать тебя на корабле, – сказал вместо этого. Не хотелось высказывать МакКою свои сомнения, ему и так несладко. – Ну… – Боунс зачем-то посмотрел на небо. – Здоровый сельский воздух, дикая природа, семьдесят три размороженных аугмента и отсутствие интернета – да, Джим, мне иногда самому себя будет не хватать. И вдруг, ухмыльнувшись весело, наклонился к Джиму и заговорщицки понизил голос: – Так что надеюсь, ты здорово присядешь на уши командованию и добьёшься, чтобы сверхлюдей перевели куда-нибудь поближе, а то и вовсе взяли служить во Флоте. Ты ж теперь герой Федерации, а служебным положением надо пользоваться, м? Джим криво усмехнулся в ответ. – Ты дай мне от общения с одним-то отойти, а там поговорим, – и слегка пихнул МакКоя в бок. – А вообще, пусть Хан только попробует не готовить тебе завтраки и не дарить цветы каждое воскресенье. Ты достоин самого лучшего, так ему и передай. – Всенепременнейше. И не кисни, мы с тобой ещё гулянку по поводу моего отъезда устроим, готовься, – Боунс хлопнул его по плечу. – Ну всё, вали к гоблину, а то у него уши под солнцем обгорят, облезать потом будут. И он, рассмеявшись, пошёл прямиком через газон, срезая путь к общежитию. – В смы… В смысле, у вулканцев уши на солнце обгорают?! Боунс! – рявкнул Джим ему вслед, но МакКой только отмахнулся через плечо.***
Они прогуливались по парку Золотые Ворота. Солнце давно зашло за кроны деревьев, и его косые лучи розовым золотом проникали сквозь листву. По большей части они молчали, а если и обсуждали, то грядущий суд над Ханом, будущую пятилетку, какие-то незначительные вещи вроде погоды на ближайшую неделю. Говорить о связи сейчас было слишком тяжело. Им предстояло привыкнуть к ощущению друг друга. Спок в один момент просто взял Джима за руку, а он переплёл их пальцы. Не отстранился, не убрал руку. И этого было достаточно. – Знаешь, – заговорил Джим, когда они возвращались к выходу уже в сумерках, – я столько раз представлял себе тебя за эти годы. Столько раз засыпал с твоим призраком на соседней пустой подушке. И всё равно не понял, что это ты, когда в первый раз увидел. Понял только когда Прайм показал свою память. – Я не понял, пока ты не начал снова умирать, – Спок, хотя уже темнело, не мог заставить себя на него посмотреть. – Моя ошибка несоизмеримо страшней. И это с учётом того, что я мог воспринимать из твоей памяти некоторые визуальные образы. – А, да… понимаю, что приятного в них вряд ли было много. – Джим негромко усмехнулся и пожал его пальцы. – Но это не страшная ошибка, Спок. Хотя я всё равно хотел бы, чтобы это произошло иначе. Чтобы мы с тобой проводили вечера за разговорами или игрой в шахматы. Чтобы в один прекрасный день поняли, что нравимся друг другу. – Ты поэтому не рассказал мне? Хотел, чтобы у нас всё было как у… людей без связи? – И это тоже. Джим остановился, побуждая и Спока остановиться вместе с ним. Переплёл их свободные руки. – Я хотел завоевать тебя, Спок. Понравиться. Чтобы ты выбрал меня не потому, что должен, а потому что я это я. Связь – это здорово… наверное. Но положа руку на сердце, что ты обо мне думаешь? Спок подумал, что честность в данном случае вполне оправдана. Заблуждений и так было слишком много. – Ты вызывал у меня негативную оценку как капитан и служащий флота. Я считал, что ты недостаточно хорошо выполняешь свои обязанности и безответственно относишься к доверенному тебе. Честно говоря, я не видел дальше означенных характеристик и не мог соотнести тебя и того подростка из моего видения, замерзающего в лесу. Мне казалось, ты и близко не способен на такие же переживания, как он. Поэтому сейчас не имеет смысла задавать подобный вопрос: очевидно, что все мои представления о тебе были ошибочными. – Что доказывает, что не всегда логика бывает права, м? Джим сложил руки Спока вместе, поднёс их к своим губами и запечатлел поцелуй на костяшке. Сейчас он смотрел на Спока удивительно тёплым взглядом. Это не вязалось с тем, что Спок только что рассказал ему о своём негативном отношении. Это было тепло. Спок ощущал это тепло не как его или своё, но как их общее. Это давало надежду. – Я обещаю составить новые представления о тебе, основываясь на объективном наблюдении и не беря во внимание связь. Я понимаю, что это важно. Для нас обоих. Джим притянул его к себе. Разомкнул замок их рук и положил свои горячие ладони на поясницу Спока. – Думаю, мы с этим справимся. У тебя были отношения до меня? – Непродолжительные, дважды, не оказали на меня существенного влияния, – уточнил Спок на всякий случай и первый потянулся к Джиму. Поцелуй с ним не был похож ни на что, испытанное ранее. Спок много размышлял о проблеме предопределённости среди связанных, но никогда не мог дать этому явлению оценку. Теперь же… казалось, каждая клетка его тела задрожала, каждый квант сознания потянулся к Джиму, к нему одному, и Спок не мог бы оценить это чувство иначе, кроме как положительное. Кирк подался ему навстречу осторожным плавным движением, за которым чувствовалось сильное, еле сдерживаемое желание. Желание, общее для них обоих. Спок обнял его, прижал к себе, и в соприкосновении их губ исчезли все перцептивные маркеры внешнего мира – звуки, запахи, краски. Теперь для Спока существовал лишь Джим, лишь ощущение его горячих ладоней на пояснице, лишь его требовательные, чуть шершавые губы, его дыхание и биение его сердца, его запах. Их близость ощущалась такой желанной и упоительной, но вместе с тем её было мало, хотелось как можно больше, как можно ближе. Споку было необходимо чувствовать больше, и он запустил руки под форменную куртку Джима. Они стояли в темноте под раскидистым деревом, тесно вжимались друг в друга, целовались и касались, и Споку казалось, что они горят в ночном прохладном воздухе. Всё наконец-то было правильным, таким, как должно было быть. Джим отстранился первым. Прижался горячим лбом к плечу Спока, и стоял так, успокаивая тяжёлое дыхание. Его руки по-прежнему лежали на пояснице Спока и поглаживали её большими пальцами. – Неплохо целуешься… для двух непродолжительных отношений, – сказал тихо и потёрся щекой о его плечо. – Мне воспринять данное замечание как комплимент или констатацию факта? – Спок слегка приподнял бровь, понимая, что в темноте Джим этого не увидит. – Может быть, как предложение совершенствовать навык вместе? – Звучит в высшей степени интересно, – негромко произнёс Спок, склоняясь для нового поцелуя. Заканчивать этот вечер действительно не хотелось. За то время, что они стояли и целовались, Спок ощутил на себе то, что мать называла «потерять счёт времени». Объективно он понимал, что прошло всего двадцать две и шесть десятых минуты, но эти минуты казались необозримо длинными. И чрезвычайно приятными. Джим обнимал его, гладил его спину – сначала поверх одежды, потом под ней, его губы были мягкими, горячими, настойчивыми. Споку не хотелось останавливаться, наоборот, хотелось продолжать, хотелось действовать интенсивнее. Например, избавить Джима от одежды и целовать его обнажённую кожу. Но они пока что не были готовы и оба понимали это. Спок проводил Джима до дверей его комнаты в общежитии – Джим назвал это «вулканской галантностью», но на самом деле Споку просто не хотелось расставаться с ним. У самых дверей они остановились. Джим улыбался. И это было иррационально привлекательно. – Чем хочешь заняться завтра? – спросил он. – Такая же прогулка была бы более чем уместной, – сказал Спок, подавляя желание снова поцеловать его. В сочетании с близкой доступностью жилого помещения, где они могли бы уединиться, данный поступок был слишком рискованным. Но у них ещё будет время обрести друг в друге полную материальность. – Мне кажется, завтра мы будем готовы поговорить о связи. Джим кивнул, улыбнулся чуть шире. Развернулся и набрал в интеркоме код открытия двери. Спок понимал, что окликни его Джим сейчас – и их не спасёт никакое желание не спешить. Спок останется, а Джим не позволит ему уйти. Но Кирк промолчал. Решив, что это можно счесть прощанием, Спок сделал шаг по направлению к лифту. Джим прочистил горло, привлекая его внимание. – Ммм… Спок, я весь вечер об этом думаю и хотел бы задать тебе один личный вопрос… – Конечно. Спок с готовностью обернулся. Джим явно выглядел смущённым. – Скажи, пожалуйста, у вулканцев на солнце правда обгорают уши?..