Прошлое из осколков

Наконец-то настал этот счастливый день. Тот самый, когда Энакин начал поправляться. Раны его почти затянулись, перестав понемногу ныть и чесаться. -- Сегодня можно будет снять повязку с глаз -- торжественно заявила Вокара, заглянув к нему утром. -- Неужели и правда? -- воскликнул Скайуокер, чувствуя как его сердце забилось от радости -- Значит уже сегодня я увижу целителя Тару, увижу её лицо, которое до сих пор не мог себе и представить. Когда же Тара через минуту пришла, Энакин повторил ей слова верховного целителя. -- Да, именно сегодня -- произнесла она едва слышно. -- Тогда снимите же её! Снимите прямо сейчас! -- потребовал Энакин, чувствуя прилив невероятной энергии -- Хочу немедленно снять повязку. -- Хорошо! -- ответила Тара -- Но прежде хочу тебя спросить: когда ты увидишь моё лицо, то не откажешься ли от тех слов, что сказал мне недавно? Подумай как следует. Ведь я могу оказаться уродливой, косой или же просто быть ни в твоём вкусе. Подумай, ещё не поздно взять слова и обещания назад. -- Не говори этого, Тара -- ответил Энакин со всей горячностью -- Каким бы не оказалось твоё лицо, я не перестану любить тебя. Я буду с тобой всю жизнь. Ведь ты спасла меня от смерти, пообещала вернуть то, что было мне дорого и что я, казалось, потерял навсегда, ты дала мне ласку и нежность, когда я был тяжело болен и ощущал себя как в склепе, ты заботились обо мне, как родная мать, примирила меня с действительностью и помогла понять свои чувства. Что бы ни было, я люблю тебя. И эту любовь никто не вырвет из моего сердца. Ты всё для меня. Моё сердце. Моя душа. Моя Тара. Она тихо встала, сняла повязку с глаз Скайуокера и направилась к окну. Он слышал лишь звук её шагов. Лёгкий силуэт выделился на тёмном фоне занавески. Мгновение. Ещё одно. И светлый луч утреннего солнца ворвался в палату. Энакин зажмурился, будучи с непривычки ослепленным силой этого света. Когда же он снова открыл глаза, невольный крик вырвался из его груди. Прямо перед ним, сияя нежными голубыми глазами, казавшимися невероятно большими на исхудавшем лице с трогательной, милой улыбкой сквозь слезы, одетая в красно-белую форму целителя, стояла... Асока Тано. Бывшая его ученица и лучший друг, так незаслуженно им обиженный и так великодушно отплативший ему за причинённое зло. Никто из них двоих не знал, как долго длилась торжественная минута, пока сердце Энакина то замирало, то вновь начинало учащенно биться. Острая, мучительная жалость, тихая и беззаветная любовь наполняли его не злую, а просто измученную непониманием душу. Энакин видел её всю, как на ладони, худенькую, бледную, дрожащую и ему казалось, что её душа тихо плыла к нему и приростала к его. И он почувствовал сразу, что эта девушка любит его и жалеет всем сердцем, всей своей надломанной душой. И готова посвятить всю свою жизнь ему, причинившему той столько горя. Какое-то новое, светлое чувство наполнило всё существо Скайукера и души обоих слились, а сердца соединились навечно. -- Шпилька! -- не помня себя воскликнул Энакин дрогнувшим голосом, протягивая к ней руки. И тут же она оказалась возле его кровати. -- Скайрокер! -- чудный, неведомым до сих пор мягким голосом шепнула она и широко открыла ему свои объятия. И он, упав в них и крепко обняв хрупкое тело, повторял без конца: -- Асока! Шпилька! Мой милый несносный падаван! *** Прошла всего лишь неделя, а всем в храме джедаев казалось, что минула целая вечность с тех пор, как Энакин снял с глаз повязку и теперь снова входил в его ворота. Рядом с ним была верная и неизменная Асока, с которой он отныне всегда был неразлучен. И в эти самые дни, что остались до его выписки, Тано о многом ему рассказала. И о том, как его, совершенно измученного и едва живого нашёл Мейс Винду. И о том, как в ту ночь, когда Энакина привезли в медкорпус, не зная, будет ли он жить, все целители не давали прогнозов и даже она, Асока, хотела отказаться, не против ему прошлого, но вразумил её тот, кого она любила прежде. Оби-Ван пришёл ей в ночном видении и сказал, что умирая, наказал Скайуокеру позаботиться о ней, а раз уж вышло наоборот, то ей не нужно бросать его. Не забыл Кеноби рассказать и о том, как он на самом деле погиб, а Энакин до последнего не отходил от него и как искренне горевал, потеряв друга. И Асока поняла, поняла всё и душа её как будто переродилась. Впрочем и Энакин тоже поведал ей, как увидел вещий сон, в котором Падме пыталась открыть ему глаза и не дать погубить себя. Тогда они крепко обнялись и попросили прощение друг у друга. -- Ты ведь не оставишь меня больше, Асока? -- спросил Энакин, едва их общие слезы иссякли. -- Конечно же, нет -- сказала она с улыбкой и потерлась подбородком о его стриженную макушку -- Я же теперь твой падаван. А на другой, день его выписали и оба они, рука об руку, вошли в храм, словно прибыв в новое для себя место. Может отчасти это и так, ведь и он и она вернулись туда обновлёнными, многое поняв и осознав для себя, а так же сумев признать и исправить собственные ошибки, сделавшись от этого мудрее и опытнее. И никто из Магистром Ордена никогда больше не вспоминал того, что предшествовало болезни Скайуокера, снова приняв его в свой круг на правах не Избранного, но достойного служителя Силы, понявшего самое главное - самого себя. И теперь только лишь шрамы на теле нового учителя Асоки и небольшая его хромота напоминали ему о пережитом. Но важно ли это, когда для Асоки он лучше всех, луч её солнца в царстве безнадёжности, а она его личный свет. Она, и кое-кто ещё, пока совсем маленький и незнакомый, но уже настоящий и живой, появления которого они ждали почти через полгода. Девочка. Тара. Что означает «Жертвенность». -- Нет, через пять с половиной месяцев -- поправила Асока, положив руку Энакина на свой пока ещё почти плоский живот, таивший уже несметное богатство. -- Ты совершенно права, милая -- ответил Скайуокер, проведя рукой по мягкой ткани её туники, ощущая под ней упругую тяжесть. Такую родную и тёплую. Как Сила. Как душа. Как любовь. И да пребудут они со всеми вами.