***
Селин было шесть, когда она впервые узнала, что такое карусели. Доктор показал ей видеоролик со своей дочерью верхом на цветной деревянной лошадке. — Я же видела вас! Видела в зале! Всё пляшет, размазывается. Крутится быстрее, пока мир не становится потоком размазанных по зрачку оттенков. Сначала чувствуешь восторг, потом тревогу. А потом тебя начинает тошнить. — Ты видела голограмму. Он спокоен и непоколебим, как каменный идол в степи. Как гряда гор на горизонте. И Селин рядом с ним всё равно что грозовое облако, исходящее электрическими зарядами. Где-то над их головами разразился шторм. Селин смутно слышит, как в вентиляции шумит ветер. Штормовой фронт Таймфолла проходит прямо тут, в нескольких метрах сверху, но Селин не чувствует себя в безопасности. Ей гораздо спокойнее было бы среди расплывчатых силуэтов БТ, среди сплошной стены дождя, чем сейчас тут с доктором. Парадоксально. Впрочем, как и всё её существование. — Зачем всё это? — Чтобы уничтожить Кроноса, — доктор ответил так, словно ответ не требовал пояснения был очевиден. — Они отправились на другую сторону. Если бы он продолжал пожирать этих детей… — Я знаю, что с ними происходит! — раздражённо прервала она, чувствуя, как каждый нерв в теле натягивается, словно струна. — Если вы могли и сами, зачем нужно было заставлять меня нажимать чёртову кнопку? Мне было всего семнадцать! Её повышенный тон резонировал от белых стен. На докторе была обычная штатская одежда — рубашка, брюки, не халат. Но в окружении этого стерильного цвета Селин снова чувствовала себя подопытной мышью-альбиносом. Ведь можно делать что угодно в белой комнате — этот цвет тебя оправдает, будто чисты и светлы не только стены, но и твои намерения. — Если бы я мог сам, я бы никогда не подверг тебя такому. Он приблизился, всё ещё пытаясь сократить расстояние между ними. Селин отшагнула назад. Какая разница, будет между ними по факту пять метров дистанции или только половина, если на самом деле тут пропасть в десять лет? — Почему я? Я что для вас, какой-то эксперимент? — уже не было никакого восторга, Селин скакнула сразу на стадию тошноты. — Это из-за неё, да? Из-за вашей дочери? Лицо у доктора вдруг стало одним цветом со стенами, будто припорошенное сахарной пудрой сверху, как будто она напугала его чем-то непоправимым. Недвижимое, только взгляд беспокойный. В итоге вся комната, сама Селин, доктор — всё это стало похоже на вымороженную и покрытую слоем известкового льда холодильную камеру. — Когда твоя капсула отказала, я зашёл взглянуть на тебя прежде, чем они отправят тебя на «утилизацию»… забавное слово, не правда ли? — он усмехнулся. Доктору всегда нравилось смотреть, как люди берут мягкую глину слов и лепят из неё что-то уместное: так инвалиды превращаются в бросающих вызов физическому развитию, дураки в альтернативно одарённых, а убийство ребёнка в утилизацию. — Так вот, я зашёл в комнату и застал там одного из диспетчеров. Он плакал. Сначала он не хотел говорить мне, в чём дело, боялся, что я донесу или, что хуже, стану осуждать его. Но потом всё же раскололся: он был дежурным в ту ночь, когда капсула дала сбой. Селин молчала, плотно сжав губы, словно они были зашиты. Пальцами она всё ещё держалась за столешницу, как за последнюю опору на этом дрейфующем и неустойчивом айсберге. — Он сказал, это была чистая случайность. Он пролил кофе на панель управления. Все-то думали, что это с тобой что-то не так. Наверное, поэтому они продолжали и потом винить тебя, — оттенок какой-то торжествующей улыбки окрашивал лицо доктора. — Но я в тот момент понял — это оно. Куча случайных событий в нашей жизни — хаотично разбросанные точки — создают упорядоченный фрактальный рисунок. То, что люди зовут судьбой, предназначением или божьим промыслом. Такой воодушевлённый тон. Он находил это удивительным, как ребёнок, которому Санта принёс самый долгожданный и неожиданный подарок. Селин знала, она здесь сейчас только волей доктора, она жива только благодаря ему, но он сам кажется видел в этом что-то ещё, что-то выше их самих. — Помнишь, в детстве ты любила истории о богах? — дистанция всё же была обрезана его шагами, он потянулся, чтобы взять её ладони. — Я сам никогда не верил ни в одного из них. Но, несмотря ни на что, я верю в тебя, Селин. На секунду она даже позавидовала ему — имей она такую непоколебимую веру в собственную судьбу, собственную жизнь, может, она чувствовала бы себя иначе. Чувствовала, что жизнь имеет какой-то смысл. Что это нечто большее, чем просто бег. Сколько она не старалась, мысли о великих свершениях и высшей силе в голову как-то не шли. Всё, о чём Селин могла думать — как так получилось? Почему? Она не могла думать категориями какого-то светлого будущего, которое, кажется, видел доктор за её спиной. Она оглядывалась и видела только прошлое. — Десять лет я была одна. — Я знаю, я искал тебя, — он глубоко вздохнул и отстранился. — Я нанял Фитца, чтобы он помог мне. Селин вспомнила, что говорил тот человек на руинах центра. — «Ребёнок, одарённый другой стороной. Не мёртвый, не живой». Доктор обернулся. По лицу явно читалось «Откуда ты знаешь?». Селин только пожала плечами. — Разве это не потрясающе? — сквозь окна в кабинете было видно нижний уровень: тот, где копошились наёмники. — Ты знаешь, что пчёлы не осознают себя частью упорядоченной системы? Их порядок рождается из кажущегося хаоса роя. — Это ведь были вы, да? Вы проникли в хранилище? Немного, чтобы разобраться, но больше чтобы успокоить саму себя, спросила Селин. Чтобы быть уверенной, что это был он, не кто-то другой. Что ей не стоит ждать новых воскрешений. Селин была уверена, ещё одного такого она не переживёт. — Это было всё, что осталось от проекта. — Зачем? Он не колебался с ответом. — Нельзя допускать, чтоб оно попало в руки таким, как Homo Demens. Селин будто только сейчас вообще вспомнила про то, как попала сюда. Без постоянного присутствия лидера Homo Demens рядом у неё пропало это тяжёлое чувство внутри. Чувство сильнейшей связи с другой стороной, словно она локатор, улавливающий сигналы, которые кто-то другой посылает на Берег. Будь его сигнал звуковым — ей бы разорвало перепонки. — Человек, с которым я была… — Террорист, — словно это было жизненно важно, поправил доктор. — Хиггс, — вопреки его словам договорила Селин. — Почему вы упомянули «Бриджес»? — То, что он с собой носит — их рук дело. Селин знала, что «Бриджес» были теми, кто впервые начал исследовать ББ, но была уверена — террористы просто выкрали эту технологию. — С чего бы им сотрудничать с Homo Demens? — Гораздо более важно, почему они тоже хотят заполучить проект, — доктор Рей смотрел на неё, но было ощущение, словно он смотрит сквозь. Селин даже невольно оглянулась через плечо, проверить не появился ли Хиггс как обычно из ниоткуда за её спиной. — Какой у него уровень ДУМ? Пятый? Седьмой? По ощущениям — куда выше. Селин не ответила на вопрос, только произнесла: — Он ранен. Этот ваш… — взглядом пробежала вдоль стены, остановившись на фигурах людей внизу. — Рой всё напутал и чуть не пристрелил меня. — Полагаю, это моя вина, — он даже как-то стыдливо опустил голову. — Я не сказал им, кого именно искать, потому что сам не знал, как ты теперь выглядишь. Селин помолчала. Потом наконец-то отпустила столешницу, освоившись на айсберге. Подумала, что даже если скользнёт с него в ледяную воду — уже всё равно. — Теперь знаете, — она шагнула вперёд, будто экспонат на выставке: полюбуйся на дело рук своих. — Нравится вам то, что вы видите? Он вытащил из стола набор первой помощи. Максимальные возможности для спасения в условиях одиночества. Помоги себе сам. Невероятно актуально в их нынешнем мире. — Мне нравится, что ты здесь, — чехол набора тоже был белый, как огромный кусок рафинада. — Отдай это ему. Скажи, я зайду попозже. Она удивилась, что он отправляет её, но виду не подала. В конце концов, нужно было как-то выбраться из этой белизны. Уже у двери Селин остановилась, прямо на пороге, перед тем, как скользнуть в черноту коридора. — Вы назвали их террористами, — она даже не позвала его по имени, сейчас это было выше её сил. — Но что делает нас лучше их? И всё же она провела черту. Так непринуждённо, словно по наитию разделила «их» и «нас». — Нам не нужно быть лучше, Селин, — отозвался доктор. Его силуэт на фоне чёрного помещения за окном едва ли не светился. — Мы просто другие.***
Фитц сомневался достаточно долго, даже связался с доктором напрямую и только после этого сказал ей куда идти. Лифт опускался не так долго — Селин успела пересчитать все царапины и потёртости на его стенке — кто-то перевозил что-то крупногабаритное. От мысли, что она опускается ещё ниже под землю, ей становилось не по себе. Здесь уже даже не было слышно дождя, только мёртвая тишина. Даже половина от живого человека — это уже достаточно, чтобы такая тишина заставляла передёргивать плечами. Двери открывались бесшумно. Вся электроэнергия тратилась на освещение верхних уровней, а здесь вдаль уходил тёмный коридор: стены обшиты металлом, круги жёлтого электрического света масляными шлепками падали через каждый метр. После белизны верхнего уровня здесь всё казалось пещерным, угольным и всё же… настоящим. В природе не бывает ничего настолько идеального, там всё слегка приглушённое. Выкрученная контрастность — это неестественно. — Глаза скоро привыкнут, — голос доносился с конца коридора, словно со дна колодца. — Без света тоже нужно уметь существовать. Селин и вправду не сразу привыкла глядеть в темноту, а потому только почти подойдя, увидела стекло. Желтоватые блики падали наискось, золотили прозрачную перегородку между ней самой и сидящим на койке Хиггсом. Одной ногой он упирался в край сидения, а второй болтал в воздухе, как ребёнок на качелях. — Я знал, что ты быстро по мне заскучаешь, — она впервые видела его без маски или капюшона. Ничего не прятало его лицо от её взгляда, но Селин всё равно казалось — это она на виду. — Эти умники наверху… нет, они не нашей весовой категории. — Не сравнивай. Я здесь не пленница. А ты как раз взаперти, — ей показалось, какая-то нервная судорога еле заметно коснулась его лица, словно сам факт нахождения в подобном месте — под землёй, в запертой комнате, заставлял его нервничать. — К тому же, с дырой в боку. На тёмной форме крови почти не было видно, да и Хиггс не подавал признаков, будто физическая боль была какой-то отдалённой, слишком мелкой проблемой, чтобы он с высоты своего Олимпа обращал на неё внимание. Селин отняла от груди медицинский набор. В этой черноте он выглядел инверсивной белой кляксой. — Ты мог остановить этот выстрел. Десять раз мог успеть. Зачем надо было ловить пулю? Он только склонил голову. — Так это порицание, разочарование или ты просто меня так благодаришь? Селин хмыкнула. — С чего бы мне тебя благодарить? От мёртвой меня тебе было бы мало толку. Чего-чего, а иллюзий она не испытывала. Хиггс только спустил ноги, поднимаясь. Она заметила — движения всё же доставляли ему боль, как он не старался её игнорировать. — И всё-таки ты тут. И я тоже. Она дёрнула ящик для передач, вложила в поднос набор и задвинула его, передавая на ту сторону. — Меня попросили передать это. Доктор Рей придёт позже. — А я-то подумал, это чистосердечная помощь нуждающемуся, — Хиггс даже не двинулся. Он так приблизился к стеклу, что от его дыхания оно запотело. — Ты же не отвернёшься от жизни, которую можешь спасти? Иначе кто отпустит тебе грехи? Она достаточно чётко ощутила это возвращающееся нагнетающее чувство, будто проглотил грозовое облако. Но в этот раз к нему добавилось что-то ещё, что-то, чего не было прежде. Селин вскинула голову и без страха взглянула в обычное человеческое лицо. — Каким бы божеством ты там себя не представлял, Хиггс, это точно будешь не ты. И с этими словами, развернувшись, Селин направилась к лифту, не давая себе обернуться ещё раз. Доктор Рей прав, они — другие. Ей осталось лишь понять, является ли она «ими». Стоит ли она на белом фоне или на чёрном. Уже у лифта её догнало насмешливое: «Поживём — увидим» Хиггса, успевшее проскользнуть в закрывающуюся дверь в тот момент, когда она бросила в его сторону последний взгляд.