🩸
Джисоб заканчивает собрание. На часах уже семь вечера, поэтому мужчина начинает собираться выезжать домой. С тех пор, как они с Киром решили ограничить общение своего сына с Хосоком, в доме стало тяжелее. Юнги затаил обиду, почти не показывается родителям на глаза и выходит погулять в саду только ночью. У Джисоба, как у отца, сердце кровью обливается, он видит, как злится и мучается сын, но продолжает и себя, и Кира убеждать в том, что это верное решение. Они всегда хотели для сына только лучшего, это же относится и к выбору альфы, как спутника по жизни их бесценного Юнги. Пусть сейчас ему тяжело, но Джисоб хочет верить, что со временем станет легче, и омегу отпустит. Альфу, вынужденного находиться рядом с Чон Сынвоном, всегда настораживала и отталкивала эта семья, поэтому он даже представить себе не может, что Юнги может оказаться вовлеченным в этот мрак, что исходит от альф их фамилии. Джисоб знает, что у Юнги любовь к Хосоку, но он не может переступить через себя и позволить своему сыну стать частью того, чего сам альфа предпочел бы сторониться. Он отправляет по почте документы перед тем, как покинуть офис, и закрывает крышку ноутбука, тут же замерев от внезапности появления неожиданного гостя, стоящего в дверях его кабинета. Хосок смотрит на Джисоба тяжелым серьезным взглядом, а за его спиной недовольный секретарь мэра, продолжающий утверждать, что рабочий день закончен и приемное время тоже. Хосок и слушать не думал. Он уже поступил не так, как просил Джевон: ворвался в кабинет, как снег на голову упал, и это видно по глазам растерявшегося на миг Джисоба, но Хосок настроен решительно, и пока ответ не получит, не уйдет отсюда. — Здравствуйте, господин Мин. Мы можем поговорить? — спрашивает Хосок, закрыв перед носом секретаря дверь и проходя в кабинет. Джисоб поднимается с кресла и коротко кивает, уже предполагая, в чем будет суть разговора. — Надеюсь, это не надолго, времени у меня немного, — Джисоб бросает взгляд на свои наручные часы. — Я просто скажу вам то, что должен был сказать уже давно, — кивает Хосок и встает в паре метров от рабочего стола мэра. — Я слушаю, можешь присесть, — Джисоб указывает на кресло, но Хосок коротко качает головой. — Я люблю вашего сына, и это для вас не новость, но я удивлен тому, что вы идете против него, — начинает Хосок, собрав всю выдержку в кулак. — Поступать так, как сейчас поступаете с ним вы — устаревший вариант, и зря вы надеетесь, что это остановит кого-нибудь из нас двоих. Хотите держать Юнги в плену? Так я не позволю вам, — твердо говорит альфа, уверенный в каждом своем слове. Он смотрит мужчине прямо в глаза и даже кажется, не моргает. Видел бы сейчас Джевон, точно врезал за несоответствие плану, но Хосок решил, что быть собой — самое верное. Притворяться он точно не станет. — Хосок, пойми, как и каждый родитель, я желаю лучшего своему ребенку, — спокойно отвечает Джисоб, надеясь разрешить вопрос без конфликтов. — Нет, — резко отвечает Хосок, не желая слушать дальше. — Вы не цените его и его чувства, иначе не заткнули бы. Я понимаю причину, по которой вы волнуетесь, и я сочувствую вам и Киру, но Юнги должен быть счастлив, и если вы лишаете его этого, то какая тут забота о своем ребенке? — Я скажу прямо, — голос Джисоба твердеет. — Ты ведь знаешь себя, Хосок. Знаешь, на что способен. Именно поэтому я убежден в том, что ты опасен для моего сына. — Он меняет меня, господин Мин, — Хосок подходит ближе к столу и говорит тише: — Никто никогда не имел такую силу одной улыбкой усмирить меня. Никто никогда не мог заставить меня улыбнуться в ответ, если не считать моего брата. Никто не делал меня таким счастливым и не дарил покой, которого я всю свою жизнь лишен. Вы знаете моего отца, и я соглашусь с вами в том, что он тот еще подонок, — брови Джисоба приподнимаются на этих словах. — Знаю, что связываться с моей семьей вам не хотелось бы, но так вышло. Я бесконечно люблю Юнги и, уж простите, но я заберу его, если добро вы не дадите, — тут Хосок представляет, как Джевон проваливается сквозь землю от сказанного старшим. — Юнги тяжело, и мне от этого тяжелее вдвойне, — после короткой паузы отвечает Джисоб, пытаясь переварить слова Хосока. — Я хочу думать, что поступаю правильно, но знаю, что он мучается. Надеюсь, что это временно, но начинаю сомневаться, потому что он все сильнее закрывается от нас с Киром. Пойми, Хосок, это главный страх родителя — когда ребенку больно. Если ты станешь автором этой боли, представляешь, что я сделаю? — Не угрожайте мне, — слабо усмехается Хосок. — Я сам с собой что-нибудь сделаю, если хоть каплю боли ему причиню. Джисоб тяжело вздыхает и, сцепив руки за спиной, отворачивается к окну, смотря на раскинувшийся внизу красный город и взвешивая все возможные «за» и «против». Хосок тоже стоит молча и ждет ответа. Он уже в шаге от того, чтобы просто плюнуть на это и пойти за своим омегой, но Джисоб наконец разворачивается. Будто вечность прошла. — Если обидишь его, пулю в висок пущу, — холодным тоном говорит Джисоб, и видно, не шутит, зато Хосок оттаивает, смягчается тут же, даже намек на улыбку проступает на губах. — А вы оружие держать хоть умеете, господин мэр? — спрашивает он, приподняв бровь. — Ради Юнги научусь, — кивает Джисоб. — Ты меня слышал, Чон Хосок. Я даю тебе свое добро, но у тебя только один шанс в этой жизни. Один, понял? — Больше и не надо, — соглашается Хосок. — Спасибо, что услышали меня, — альфа разворачивается и шагает к двери. — Ну и куда ты собрался? — спрашивает его Джисоб. — К вам, — усмехается Хосок, обернувшись к альфе. — За Юнги. Джисоб снова вздыхает и машет рукой на выход, чтобы шел уже.🩸
Юнги не знает, сколько так еще сможет. Он целыми днями сидит в комнате и с родителями разговаривать отказывается, хоть и понимает, что причиняет им этим боль. Зато они не понимают, как больно делают ему из-за своего запрета и осуждения, когда даже представить не могут, как счастлив их сын с тем, от кого они его пытаются отделить, разрывая насильно. Стоит подумать о Хосоке и о его теплых объятиях, в которых так хочется оказаться, как Юнги снова тихонько всхлипывает. Его не держат взаперти, но стоит выйти даже во двор, он чувствует следящие за ним взгляды, которые как лазеры пронзают затылок и спину. Не хочется и идти куда-то. Только прятаться в своей комнате и общаться с Хосоком через сообщения и короткие звонки. Его голос успокаивает, но временно. Хочется увидеть его в живую, уткнуться лицом в его грудь и забыть обо всем, но этой пытке все нет конца. Пока еще Юнги держался, не хотел Хосоку говорить о том, что решили за него родители, придумывал причины, по которым не может увидеться с ним, но сегодня не выдержал и со слезами на глазах признался в сообщении, ища помощи. То Кир, то Джисоб периодически приходят и с чередованием читают нотации на тему того, что это для его же блага. Юнги спорить устал, поэтому просто молчит, взрываясь изнутри. Один раз у него даже случается приступ удушья, с которым он кое-как справляется в одиночку, как делал раньше, когда не было Хосока, а лишь вынужденное одиночество, окутывающее холодом. Кажется, сейчас похожий момент пустоты, с которой Юнги жил много лет, и страшно даже представить, что будет, если он снова окажется там. Разве можно что-то доказать травмированным потерей людям? Юнги лежит в ворохе из одеяла и подушек и каждую секунду проверяет телефон в ожидании сообщения от Хосока, но того не слышно уже почти сутки, и это настораживает еще больше. В голову лезут различные предположения, но омега старается утешать себя. Он даже уже подумывает о плане побега, который постепенно созревает в мыслях и становится все более необходимым. Пусть родители расстроятся, но может хоть так поймут, насколько все серьезно, а их глупый запрет ничего не изменит. Не изменит любовь к Хосоку, только укрепит ее, хоть она и так уже давно крепка и непоколебима. Приготовившись к предстоящему уходу из дома, Юнги немного расслабляется и даже соглашается спуститься на ужин, потому что Кир не оставляет попыток сесть за стол всей семьей. — Сейчас иду, — сухо отвечает Юнги и вылезает из постели, предвкушая скорую встречу с любимым, по кому душа истосковалась так, что выть хочется. — Еще немного, — шепчет себе омега, поправляя взъерошенные волосы перед зеркалом, и выходит из комнаты спустя десять минут. Идя по коридору к лестнице, он застегивает пуговицы вязаного свободного кардигана светло-лилового цвета и вдруг поднимает голову, услышав звук открывшейся парадной двери внизу. А там Хосок стоит, весь сияет, а стоит заметить Юнги, еще ярче становится будто. У омеги отключается восприятие всего внешнего мира, остается только Хосок, к которому он тут же быстро бежит по ступенькам. Альфа ловит его на последней и прижимает к себе, наконец обретая душевный покой. — Хосок, — шепчет он имя альфы так, что оно собой легко может заменить слово «любовь», и утыкается лицом в его шею, жмуря глаза. Следом в дом заходит Джисоб, а из гостиной на шум выходит Кир, остолбенев от картины, развернувшейся перед глазами. Он хочет открыть рот и что-то сказать, но Джисоб молча мотает головой, прося ничего не говорить. Они оба видят, как в этот момент их сын искрится счастьем, а жизнь наполняет его до краев, стоит ему оказаться в руках любимого человека. — Нас никто не посмеет теперь разлучить, — шепчет Хосок на ухо Юнги и целует в висок. — А еще на нас твои родители смотрят. — Боже, — Юнги быстро отстраняется от альфы и растерянно смотрит сначала на удивленного Кира, затем на отца, который явно в курсе всего. — Отец… — Я предупредил его, — Джисоб кивает на Хосока и слабо улыбается. Юнги бросается к нему и крепко обнимает, шепча «спасибо» на повторе. — Папа, — шмыгает носом омега и переходит с объятиями к Киру. Тот гладит сына по спине и, хоть и не понимает, что произошло, успокаивается, видя, что Юнги в порядке. — Господин Мин, я поговорил с господином мэром и, надеюсь, вы тоже спорить не станете, — обращается к Киру Хосок, взяв за руку Юнги, который сразу же возвращается к нему, не насытившись родным теплом. — Что бы ни сказал мой муж, я соглашусь с его словами, — кивает Кир и коротко улыбается. Джисоб подходит к нему и обнимает за плечо. — Береги его. — Не обсуждается. Кир предлагает поужинать вместе, но Хосок извиняется и говорит, что уже забронировал столик для них с Юнги. Тот тоже отказывается, быстро убегает переодеться, а когда возвращается к ждущему внизу Хосоку, находящемуся в компании родителей, снова берет его за руку, готовый идти. — Осторожнее на дорогах, — предупреждает Джисоб. Хосок на это хмыкает и, попрощавшись с родителями Юнги, выходит. Омега одними губами шепчет им «спасибо» еще раз и, лучезарно улыбаясь, выходит за альфой. — Я будто в самом лучшем сне, не везет так в жизни, — говорит он, садясь в астон мартин. Альфа разворачивается к нему и, взяв его лицо в ладони, наконец-то глубоко целует. Юнги тает, прикрывает глаза и растворяется в этом поцелуе, готовый снова расплакаться, но теперь уже от счастья. — Для тебя я все прекрасные сны буду делать реальностью, — Хосок целует в уголок губ, не хочет отстраняться, но приходится завести автомобиль и ехать. У них теперь есть каждый миг вместе, и никто не встанет преградой. — Как ты убедил отца? — все еще не верит Юнги, который уже собирался впасть в отчаяние из-за непонимания родителей. — Просто сказал, как есть, — Хосок поглядывает на Юнги и улыбается уголком губ. — Дал понять, что пытаться разлучить нас бесполезно. — Я собирался бежать сегодня после ужина, — Юнги пододвигается к альфе и кладет голову на его плечо. — А ты сделал все так, что никто не пострадал. Я ранил бы родителей, но иначе уже не мог. — Теперь все хорошо, — Хосок целует Юнги в макушку. — Я знаю, что мне еще предстоит долгий путь к тому, чтобы они окончательно меня приняли, но сегодня я одержал победу над твоим отцом. — Ты невероятный, — негромко смеется Юнги, смотря на дорогу. — Кстати, куда мы едем? Надеюсь, не в тот злосчастный ресторан. — Нет, точно нет, — усмехается Хосок и качает головой. — Помнишь ту пиццерию, где ты, я и Сонун сидели после моего боя? — Правда? — выпучивает полные радости глаза омега. — Я очень хотел побывать там снова. Такое уютное место! — восхищенно выдыхает Юнги. — Один раз надо туда с тренером снова сходить. А еще с Джевоном. — Ты и твой Джевон, — шутливо закатывает глаза Хосок. — Ну или без тебя сходим, — хихикает омега. — Ну тогда давай уж вчетвером, — сдается Хосок, поглядывая на радостного Юнги. — А это лучше всего, — охотно соглашается омега. — Рядом с тобой чудесные люди. — Самый чудесный — ты. Юнги улыбается и кусает губу, снова укладывает голову на плечо Хосока и говорит негромко: — Люблю тебя, Чон Хосок. — Люблю тебя, Мин Юнги, — отвечает альфа, на миг забыв про дорогу впереди. Душа на место встала, а кислород наполнил легкие до краев.🩸
Чонгук возвращается домой после разговора с Тэхеном старшим и не удивляется, когда младший лежит на диване с ноутбуком на животе, попивая вино. Тэхен не мог лечь спать, не дождавшись Чонгука. На звук открывшейся двери он сразу же реагирует и тут же откладывает ноутбук в сторону. — Наконец-то, я соскучился, фараон, — он с блаженной улыбкой перелезает через диван, демонстрируя свои длинные обнаженные ноги, на одной из которых татуировка «hello death» чуть выше колена, которую Чонгук любит целовать, и, потянувшись, подходит, вешаясь на шею альфы. — Я тоже соскучился, пламя, — Чонгук обвивает руками его тонкую талию и прижимает к себе, сразу же затягивая омегу в долгий и медленный поцелуй. Тэхен подгибает колено и трется ногой о ногу альфы, кусает за губу, водит пальцами по затылку и стремительно начинает заводиться. — У меня ломка по тебе, — низким голосом произносит омега в поцелуй, скользя одной рукой по груди альфы вниз, к торсу, и останавливаясь на ремне на джинсах. У Чонгука все мысли из головы вылетают под чарами этого омеги. Не успел зайти в дом, как уже пропал и не думает сопротивляться. Он позволяет Тэхену расстегнуть свой ремень, путается пальцами в темных мягких кудрях, сжимает их, тянет, открывая для себя красивую песочную шею и впиваясь в нее поцелуем, после которого точно останутся багровые отметины, но именно так они оба и любят. Тэхен снимает с альфы куртку, тянет футболку вверх и сразу же припадает губами к свежим и старым шрамам, с трепетом целуя каждый, а у Чонгука дыхание спирает. Держаться все труднее. Он с легкостью подхватывает Тэхена, как будто тот ничего не весит, и укладывает на диван. — Ноут, осторожно, — напоминает Тэхен, приподнявшись на локтях и облизывая покрасневшие от поцелуев губы. Чонгук убирает ноутбук на столик и нависает над омегой, скользит пальцами по красивым стройным ногам, которые бы на мировой пьедестал, чтобы каждый знал, что значит искусство, и, подцепив резинку трусов на тазовых косточках, тянет вниз. Тэхен откидывает голову и приподнимает бедра, помогая избавить себя от нижнего белья. Омега тихо стонет и зарывается пальцами в светлые волосы альфы, тот припадает губами к колену, ведет ими вверх, заставляет крепкой хваткой развести в стороны и переходит к внутренней стороне бедра, отчего Тэхен воздухом давится. — Чонгук, боже, — с дрожью выдыхает он, в наслаждении прикрыв глаза. Тело мелко подрагивает от переполняющего его возбуждения, каждый поцелуй как удар током, но приносит безумное удовольствие. Чонгук целует низ живота, обхватывает зубами кожу и слегка кусает, вызывая новые стоны, скользит губами вверх и по очереди обсасывает каждый сосок, заставляя Тэхена скулить и извиваться под ним. Голова кругом идет уже не от выпитого вина. Тэхен шире разводит колени, пробегается пальцами по голой спине альфы и закрадывается под резинку трусов, сжимая пальцами крепкую ягодицу. Тэхен чувствует этот резкий и заполняющий его полностью толчок так, что его макушка упирается в ручку кресла. Чонгук двигается сначала медленно, затем начинает учащать ритмичный темп. Его крепкая хватка на бедре Тэхена наверняка оставит синяк, как и следы ногтей омеги на спине Чонгука. Они находят губы друг друга в кровавом полумраке и мокро целуются. От толчков губы соскальзывают, мажут по подбородку, по щеке или по носу. Тэхен посмеивается, лижет влажные губы и снова целует, чувствуя улыбку альфы, от которой еще больше заводится. Он вдруг давит ему на грудь, заставляет сесть на диван и перекидывает ногу через его бедра, обхватывает пальцами твердый и влажный от смазки член альфы и медленно опускается на него, возобновляя движения то вперед-назад, то вверх-вниз. Чонгук целует его грудь, мнет пальцами ягодицы, чуть разводит в стороны и насаживает на себя как можно глубже. Тэхен откидывает голову, замечает стоящий на столике бокал с вином и тянется к нему. Не переставая двигаться на члене, он пьет вино и расплескивает на себя и на грудь Чонгуку, смотрит хитро своими черными глазами, что похожи на ночь, какой в этом городе не бывало, легко затягивает — самый главный из демонов, а Чонгуку его разорвать хочется. Он собирает капли вина с его сладкой кожи, как будто кровь его пьет. Наверняка она у Тэхена вкуса вина, представить нетрудно. Тэхен возвращает пустой бокал на столик и снова набирает темп, прыгая на члене и приближаясь к разрядке. Чонгук тоже на грани, это видно по его стиснутым челюстям, видно по напряженным мышцам под влажной от вина и пота кожей. Тэхен не контролирует громкость своего голоса, сжимает свои волосы в кулак, другой упирается в грудь альфы и кончает на свой и его животы, смешивая сперму с вином. Чувствуя пульсацию внутри себя, он не останавливается, помогает достичь оргазма и Чонгуку, нарочно сжимает внутри себя, то замедляется, то ускоряется, и когда чувствует разливающееся внутри тепло, наконец обессиленно валится на Чонгука, тяжело дыша с ним в унисон. — Мое дикое пламя, — хрипло говорит Чонгук, лениво массируя пальцами кожу его головы. Тэхен прикрывает глаза и довольно улыбается. — Только для тебя горю, фараон, — Тэхен поднимает голову и целует Чонгука в скулу. — Повторим в душе? — предлагает альфа, стерев пальцем каплю вина под губой Тэхена. — Догоняй, — усмехается Тэхен, подмигнув, слезает с Чонгука и на носочках идет в ванную под пристальным взглядом альфы. После душа Тэхен решает открыть еще одну бутылку вина, а Чонгук занимается поздним ужином, стоя у плиты в домашних темно-синих шортах до колен и без футболки. Тэхен сидит за барным столом в футболке альфы и свободных пижамных штанах, выглядя уже не так горячо, а скорее мило, как одуванчик с почти высохшими после душа волосами. Разложив по тарелкам феттучини, Чонгук ставит одну перед Тэхеном и с наслаждением любуется восхищенным взглядом омеги. — Я бы без тебя с голоду умер, — Тэхен тянется через стол за поцелуем и приступает к еде. — Нанял бы себе повара, не драматизируй, — усмехается Чонгук. — Приготовленное твоими руками несравненно, фараон, — облизывается Тэхен после первой пробы и делает глоток вина, чокнувшись бокалом с Чонгуком. — Ешь больше, я тебе еще положу, — заботливо говорит Чонгук. — Хорошо, — как ребенок счастливо улыбается Тэхен. — Кстати, как посидели с Рики? Чонгук дожевывает пасту, отпивает вина и поднимает взгляд на Тэхена. Он знал, что этот момент придет. Портить ужин не хочется, но не хочется и утаивать, что было на самом деле. — Я не с Рики был, — начинает он, понимая, что самым верным будет сказать как есть, какую реакцию бы правда не дала. — Я виделся с твоим отцом. Тэхен звонко роняет вилку на тарелку и поднимает на альфу полный ужаса взгляд. — Он мог убить тебя, — тихо говорит Тэхен, но Чонгук знает, что это только начало рождающейся в омеге истерики. — Чонгук, он мог сделать с тобой что-нибудь… — Нет, не мог, — Чонгук смотрит на Тэхена твердым и внушающим контроль взгляд. — Просто послушай меня и не кричи. — Нет, это ты послушай! — повышает голос Тэхен. — Он чуть не убил тебя один раз! Какого черта! — он еле сдерживается, чтобы не перевернуть все, что лежит на столе, спрыгивает с высокого стула и, прижав ладонь к губам, идет в гостиную. Чонгук тут же за ним. — Это был не он, Тэхен. Не твой отец меня собирался убить, — Чонгук берет его за руку и разворачивает к себе, но омега уже на взводе, поэтому взбешенно выдергивает руку из слабого захвата альфы. — И ты поверил в это? — нервно смеется Тэхен. — Ты точно нормальный? — Я понял это до того, как он ко мне пришел, да будет тебе интересно, — Чонгук и сам начинает раздражаться. Он не ожидал, что Тэхен от одного упоминания отца будет с ума сходить. Безумие, они как будто местами поменялись. — Что ты понял? Что? — усмехается Тэхен, тыча пальцем в грудь альфы. — Он тебе мозги запудрил, вот и все. До меня не добрался, а до тебя смог. — То, что его кто-то подставил. Кому-то выгодно, чтобы я думал на него. Чтобы вся полиция города нашла веский повод его арестовать, — пытается объяснить Чонгук. Тэхен нервно ходит по гостиной у окна, сложив ладони вместе и приложив к губам. — Я искал то, что могло бы вывести меня на твоего отца, но ничего не нашел, Тэхен. — Он точит зуб на тебя, он хочет убить тебя, — как в бреду повторяет Тэхен, качая головой. — Он сам мне говорил, что хотел бы от тебя избавиться. — Это не новость, — пожимает плечами Чонгук. — Он и мне в лицо это сказал. Хотел бы, убил сегодня же. — Какое-то сумасшествие, — не понимает Тэхен. — Что он хотел? Зачем пришел? Поугрожать? — Он предложил сотрудничество, — говорит Чонгук, а у Тэхена снова глаза округляются. — Он хочет найти того, кто это устроил, а я хочу найти того, кто решил, что можно использовать полицейского для своих гнилых целей. — Господи, — Тэхен закрывает глаза, пытается уложить в голове все услышанное, но тревога никуда не уходит. Чонгук подходит и притягивает его к себе. — Я запутался. Я не знаю, что думать. Если он тебя не трогал, то я зря наговорил ему некоторые вещи. И все равно не могу поверить… — Мое с ним сотрудничество ни о чем не говорит. Я отношусь к нему так же, как и всегда. А если он действительно не виновен в покушении на меня, то ты должен сам понять, как быть со своим отцом, — спокойно говорит Чонгук, успокаивающе гладя Тэхена по затылку. — Если с тобой что-то случится снова… — шепчет Тэхен, закрыв глаза и слушая сердцебиение Чонгука. — Не случится, я тебе обещаю, пламя. У меня голова холодная, я подвох сразу почую. — Я психану, если сейчас задумаюсь об этом, — вздыхает Тэхен. Стук любимого сердца успокаивает как ничто другое. Это его личный мир, его особенный секретный уголок. — Ты должен сделать кое-что важное сейчас, чтобы не психануть, — вдруг говорит Чонгук. Тэхен неохотно отлепляет голову от груди альфы и смотрит на него вопросительно. — Что? — Поесть, Тэ, — Чонгук гладит Тэхена большим пальцем по щеке. — Ты мало ешь, мне это не нравится. Ты и так похудел из-за своих колес проклятых. — Покормишь меня? — слабо улыбается Тэхен, вновь прижавшись к альфе. — Конечно, — Чонгук целует в висок, и они в обнимку возвращаются на кухню. Если Чонгук прав насчет невиновности отца, то Тэхену перед сном будет о чем подумать. Сердце его никак не успокоится. Доверия нет никому.🩸
Чимин чувствует, что что-то в жизни начинает налаживаться. Он прислушивается к своим ощущениями, когда открывает глаза утром и закрывает их ночью. Несмотря на неугомонное переживание за брата, омега понимает, что его душа наконец-то успокаивается. Та часть, которая была из него жестоко вырвана, наконец заполняет его по новой, делая той цельной личностью, которой Чимин не был уже очень много лет, начиная с того самого дня, когда он узнал о первом предательстве, и в груди образовалась огромная дыра, что никак не могла заполниться и закрыться, оставшись едва заметным шрамом. Теперь Чимин чувствует, как дело к этому начинает идти, и сам тому не верит. Силой, что сумела это изменить, он зовет Намджуна, едва не отобравшего у омеги последние крупицы надежды, но именно он и воскресил все, реанимировав Чимина и чувства, которые чуть не показались тому ошибочными. Чимин наконец чувствует душевное умиротворение и смелость к дальнейшему движению на пути к мечте, но что-то в груди скребет и мешает, не дает спокойно функционировать. На краешке сознания мелькает образ того, кто когда-то спас и стал тем самым утешением и пластырем. Это образ друга, которого Чимин предал сам, но отказаться сил не имеет. Образ Джевона, из-за которого сердце никак не успокоится. — Я должен попробовать поговорить с ним, — вздыхает Чимин, стоя в центре небольшого магазинчика, арендованного Намджуном, в обнимку с радиоприемником. — Если тебя это гложет, то почему нет? — отвечает альфа, сидящий за рабочим столом, заваленным разными мелкими запчастями. Он сосредоточенно занимается сборкой очередного старого радиоприемника, а Чимин крутится вокруг и с любопытством все разглядывает. Кто бы мог подумать, что Намджун действительно в этом разбирается и так заинтересован. — Не знаю, станет ли он меня слушать, но в нашу последнюю встречу он меня не оттолкнул, и я вижу в этом надежду, — Чимин пожимает плечами и кладет приемник на полку. — Но если все же откажется, я пойму его. Хоть и будет тяжело, но я приму его решение. Ему ведь куда тяжелее… — Нет ничего мучительнее безответной любви, но поговорить вам и правда стоит, — Намджун поднимает голову и смотрит на омегу. — Не бойся, Чимин. Если не решишься, будет хуже тебе же. — Ты прав, — Чимин нервно грызет губу и, обойдя стол, подходит сзади и обнимает альфу за плечи. — Дай почерпну сил у тебя, — тихо говорит он, прижавшись щекой к макушке альфы. — Я готов отдать тебе все, — тепло улыбается Намджун и целует ладонь омеги. — Ты справишься с этим, какой бы исход тут ни был.🩸
Писать или звонить Джевону и просить о встрече Чимин так и не решается, боясь, что получит игнор или отказ, и вместо этого приезжает к университету, где учится омега. Прийти к нему домой было бы тоже слишком волнительно, а здесь — нейтральное место, где страхи Чимина рассеиваются в разные стороны, огибая толпы людей. Так куда легче. Чимин топчется у своей мазерати в темных очках, прячась не только от солнца, но и от лишних взглядов. Проходит около двадцати минут, как Джевон наконец появляется в поле зрения. Он выходит из университета с несколькими ребятами, ярко улыбаясь и о чем-то эмоционально разговаривая. Чимин невольно улыбается тоже. Как давно он не видел такого Джевона и как его ему не хватало. Он всегда был светом, им и остается. Как хорошо, что это в нем Чимин не убил своей невзаимностью. Глубоко вздохнув, он шагает навстречу омеге. Джевон почти сразу его замечает, и эта яркая красивая улыбка медленно исчезает, сменяясь замешательством и удивлением. Чимин видит, как он спешно прощается с друзьями, ускорив шаг в его сторону, что тоже уже успокаивает, ведь Джевон не уходит, не делает вид, что не заметил. Посреди снующих туда-сюда людей они останавливаются друг напротив друга на расстоянии двух метров. — Привет, — Чимин снимает очки и пытается улыбнуться так, чтобы при этом не выглядеть жалко. — Привет, Чимин, — кивает Джевон, быстро подняв ладонь и тут же сунув ее в карман светлых джинсов. — Пройдемся? — просит Пак, и Джевон пожимает плечами. Чимин оставляет машину у университета. Омеги оставляют шумный рой из людей позади и неторопливо двигаются по тротуару вдоль одной из центральных дорог города. — Как у тебя дела? — спрашивает Чимин самое простое, с чего можно начать диалог. — Все хорошо. Учеба, студенческая жизнь, иногда бокс, — Джевон царапает ногтем лямку рюкзака. Хоть и пытается выглядеть спокойным, но мелочи его выдают. — Бокс? — слегка удивленно приподнимает брови Чимин. — Хосок вдохновил? — В какой-то степени, — Джевон с прищуром от солнца поглядывает на рядом идущего Чимина. — А у тебя что нового? — Вожусь с Джином, помогаю ему перебороть зависимость. А еще занимаюсь новой коллекцией. — Круто, что ты решил идти дальше, — кивает Джевон. — А насчет Джина… Это паршиво, конечно, но он молодец, если решил взяться за голову. — Когда потерял, тогда и начал идти к прозрению, но работы еще много, — хмыкает Чимин. Джевон согласно мычит, и на какой-то миг повисает молчание, которое Чимин все же решает нарушить: — Слушай, я хотел поговорить о тебе и… — он решает не тянуть, чтобы не дать слабину, но Джевон прерывает. — Я в порядке, Чимин, — слабо улыбается он. — Правда. У тебя чувство вины прямо на лице написано, — омега очерчивает пальцем в воздухе свое лицо. — Да, было очень хреново, но я борюсь с этим, и у меня большие успехи. Плакать уже не хочется, смотря на тебя. Разве не прогресс? — Прости меня… — А еще я пришел к осознанию, что извиняться тебе не за что, — продолжает Джевон с легкой улыбкой на лице. — Ты не предавал меня, потому что ничего и не обещал. Я стараюсь быть здравым в этой ситуации, и вроде уже получается. — Я пришел к тебе, вероятно, с очень эгоистичными намерениями, — Чимин замедляет шаг. — Те отношения, что были у нас с тобой, как у друзей, очень ценны для меня, и я понимаю, что мне этого чертовски не хватает. Ты можешь прямо сейчас меня послать и уйти, и сделаешь все правильно, но я все равно безумно скучаю и с трудом представляю свою жизнь без тебя, — Джевон тоже замедляется и останавливается чуть впереди, оглянувшись на омегу и молча слушая с ярко реагирующим на слова сердцем. — Я хочу, чтобы ты просто знал: я не разделил твои чувства, но это не отменяет моей любви к тебе, как к важной частичке моей души. Отвернувшись, Джевон тоскливо улыбается, смотря куда-то вперед, на машины и людей, на здания и магазинчики, но только не на Чимина. Кажется, сейчас весь этот прогресс может обнулиться после слов, сказанных старшим. Одна минута, хотя бы эти шестьдесят секунд на то, чтобы собраться и не позволить себе вернуться в то, с чего он так мучительно начинал. Нельзя постоянно внутри себя жалобно скулить при виде Чимина. Но и отказаться от него тоже невозможно. — Может быть, мне нужно будет немного времени, чтобы принять это, — Джевон переводит взгляд на Чимина. — Нашу новую дружбу, — уточняет. — Мы можем попробовать. — Спасибо, Джевон, — Чимин выдыхает, хочет обнять омегу, но не решается сразу же на него налетать, поэтому ограничивается только благодарной улыбкой. — Я очень счастлив, что ты даешь нам шанс. — Ты все-таки дорог мне, я не мог иначе, — Джевон пожимает плечами, мягко улыбнувшись в ответ. — Если хочешь, можем зайти куда-нибудь поесть, — предлагает Чимин. — Ты наверняка голодный после учебы. — Да, мы с ребятами собирались поесть. — Не против, если я тебя накормлю? Как раз и про друзей расскажешь. Что-то я этих парней не помню, — щурится Чимин и вновь ускоряет шаг, чтобы скорее найти заведение, где можно хорошо поесть. — Любопытно же. — Я наконец взглянул на все вокруг другим взглядом и некоторое поменял, — жует губу Джевон. — Многим людям было не место в моей жизни. Чимин смотрит на него так, будто хочет что-то спросить, но не решается. Джевон коротко смеется и слегка хлопает его по плечу. — Тебе место есть, Чимин. И это самое главное.🩸
Тэгюн создал видимость. Видимость гордого, независимого и сильного. Таким он становится, как только выходит из своей комнаты и встречает этот мир. Такой он перед родителями и перед братом, перед остальным миром, который таким его и привык видеть. За дверью он опускает плечи, тяжело вздыхает и еле доползает до постели, где сворачивается клубочком и долго не может уснуть, прокручивая в голове все те моменты улыбок, что дарил ему один конкретный человек. Таких улыбок не было ни до него, ни после. Только с ним. И с ним же можно было закрыть глаза и лететь на огромной скорости без страха встретить преграду. С ним было плевать на все, что когда-то могло волновать и держать сознание омеги в плену днями и ночами. С ним вдыхать воздух было легче, и тот вкуснее казался. Теперь медленное удушье. Тэгюн как и всегда собирает себя, проснувшись утром, пару раз оскорбляет за свою ничтожность, дает пару мысленных пощечин и тащит вперед. Приводит себя в порядок, надевает любимые бежевые брюки и молочного цвета рубашку, лоферы и пиджак, хватает сумку и, завершив образ темными прямоугольными узкими очками, выходит, как и обычно, отказываясь от совместного с родителями завтрака. Он желает им хорошего дня и на лишние вопросы не отвечает, сославшись на то, что очень торопится, даже если торопиться некуда. Во дворе уже ждет джип с водителем. Тэгюн садится сзади, кладет рядом сумку и откидывает голову назад, прикрыв глаза. С каких-то пор поездки стали трудно выносимыми. Омегу начинает мутить, хоть его и никогда не укачивало даже в самолете. Он предполагает, что переживание из-за расставания прибавило ему новых болячек, а лекарства, которые он принимает от эпилепсии, из-за вероятного привыкания могли ослабнуть в своем действии или же из-за возможно ухудшающегося состояния. Тэгюн знает, что у него начинаются какие-то проблемы со здоровьем, но желание идти к врачу у него полностью отсутствует. Он и так знает, что разваливается, а услышать сейчас от доктора тому подтверждение не горит желанием. Радостного мало. Даже сейчас, летя по шоссе, Тэгюн начинает чувствовать, как к горлу подступает ком. Он старается думать обо всем на свете, не концентрироваться на неприятных ощущениях, но это мало помогает. В ушах будто бы звон, а на лбу выступает испарина. Он умоляет себя потерпеть до офиса, но в итоге не выдерживает. — Останови здесь, — просит он водителя, еле найдя силы говорить. — Господин… — Останови, говорю, — приказывает Тэгюн погрубевшим тоном. Джип замедляется и тормозит у обочины. Тэгюн распахивает дверь и медленно выходит из машины, прижав к губам ладонь и глубоко дыша через нос. Ему вдруг хочется расплакаться, что-нибудь разбить, на кого-нибудь наорать и остаться в полном одиночестве. Он пару раз проходится от одного конца автомобиля к другому и обратно, чувствует, что ком постепенно отступает, и становится легче дышать. Стоит так еще минуту, отвернувшись от города к длинной дороге, и наконец возвращается в машину, умоляя себя продержаться оставшийся путь. Любовь ломает, подкашивает, оставляя человека ползти по жизни дальше, и неважно как, ее это не интересует. Она сломала и пошла дальше. Тэгюн ненавидит то, что однажды познакомился с любовью. Она от него точно ничего не оставит по итогу.🩸
Чонгук барабанит пальцами по рулю, задумчиво смотря вперед. Рядом сидит Рики, дожевывая бургер. Ест он его долго, стараясь ни крошки не уронить, потому что Чонгук пригрозил, что если Ли хоть что-то из еды оставит в салоне, то больше в мустанг никогда не сядет. — Я все еще не могу поверить в то, что вы с Ким Тэхеном теперь дружбу вести будете, — с набитым ртом говорит Рики, а Чонгук устало закатывает глаза. — Какую, к черту, дружбу? От него мне нужна помощь в поиске реального виновника, — в который раз объясняет Чонгук. Так и хочется по затылку заехать младшему. — Мы арестуем и его следом, как только с тем разберемся, — решительно говорит Рики, сминая бумагу, в которую был завернут наконец съеденный бургер. — Хосок будет в шоке. — Меня не волнует его реакция, мне надо, чтобы он был в курсе, и поэтому мы здесь. Вы двое мне поможете в случае чего, — Чонгук следит за подъезжающим астон мартином, встающим напротив мустанга. — Местечко, конечно, тут не самое милое, — говорит Рики, синхронно с Чонгуком открывая дверцы форда с двух сторон. Чонгук решил назначить встречу с Хосоком на самой окраине набережной под мостом, где в основном собираются наркоманы или бездомные. — Чего это детективы полиции решили по помойкам ошиваться? — хмыкает вышедший из автомобиля Хосок, сунув руки в карманы темно-синих брюк и подходя к альфам. — Вот я так же сказал, — поддакивает Рики, пшикнув открывшейся банкой колы. После бургера самое то. — Просто заткнитесь, — каменно отвечает Чонгук, присев на капот мустанга и скрестив руки на груди. — Это для того, чтобы в случае нашей недоговоренности можно было труп в реку вышвырнуть без свидетелей и улик. — Вау, детектив, — усмехается Хосок. — Шутить ты умеешь. — Он не шутит, — не обнажая зубы, широко улыбается Рики и отпивает колы. — Короче, Рики это я уже сказал, — Чонгук трет пальцами лоб. — Кое-что изменилось. Хосок молча слушает все, что ему говорит Чонгук, с каждым словом все больше мрачнеет, хмуро смотрит в сторону и думает об услышанном, не зная, как реагировать. — Ким Тэхену нет доверия, — на удивление без ожидаемого всплеска злости говорит Хосок после слов Чонгука. — Ты можешь поиметь с него все, что тебе нужно, но верить ему нельзя. Он себя под удар не подставит. Может быть, и ты ему будешь где-то полезен. Личная выгода, — пожимает плечами альфа. — Я об этом сразу же подумал. По ходу сотрудничества с ним я, наверное, раскопаю больше и на него самого. А вы двое в случае чего мне подсобите, — Чонгук смотрит на Рики, затем на Хосока. — Пусть попытка меня убить, возможно, и не его рук дело, но он что угодно может выкинуть. — Я помогу с расследованием, — кивает Рики. — Слишком много вариантов того, кто хочет убрать Ким Тэхена. — Например, я, — тычет большим пальцем на себя Хосок. — Я тоже подозреваемый? — Вполне, — кивает Чонгук. — Но ты уже работаешь с нами. — Да ну, ты бы не стал через Чонгука на него воздействовать, — не хочет верить Рики. — Мы друг друга не особо-то и любим, так что, — Хосок переводит взгляд на Чонгука. — В любом случае, так грязно я не играю. Не путем человеческой жизни. Подумаю о вариантах. Подозреваемых действительно много. — Это мне и нужно от тебя, — соглашается Чонгук. — В мелочах я буду разбираться с Рики. — Ты только не проникнись любовью к своему тестю, когда мы вернемся к его аресту, — ухмыляется Хосок и идет к машине. — Звоните, если вдруг что, детективы. — Бред собачий, — цедит ему вслед Чонгук и садится в автомобиль. Рики за ним. — Преступник есть преступник, — пожимает плечами Ли. — Вот именно, — мрачно отвечает Чонгук и заводит машину. — Об этом никто никогда не станет забывать.🩸
Тэхен сидит в кресло-стуле, скрестив руки на груди, и враждебно настроенного выражения лица от отца не скрывает. Рядом сидящий Чонгук тоже напряжен, ни на секунду не расслабляется, сверлит отца омеги пристальным недоверчивым взглядом и даже не думает делать вид, что все иначе, раз они решили сотрудничать. И только старший Тэхен расслабленно ужинает, чувствуя себя легко и комфортно. Его одно делает счастливым — Тэхен больше не игнорирует его, и пусть он напросился пойти на встречу альф из-за недоверия к отцу, тот все равно безумно рад, что есть шанс вернуть веру сына. — Как успехи в расследовании, Чонгук? — спрашивает мужчина, благодарно кивнув официанту за налитый в стакан коньяк. — Вышли на подкупного охранника тюрьмы, — Чонгук накрывает ладонью бедро омеги под столом, чтобы немного расслабить. Тэхен мечет в отца молнии и даже к еде не притрагивается, зато к бокалу шампанского периодически прикладывается с большой охотой. — Что выяснили? — приподнимает бровь старший альфа. — Имя, адрес. Вот только он больше не проживает по месту жительства, как не работает и в тюрьме, — Чонгук отпивает воды и откидывается на спинку кресла. — Опросили его соседей. Знали его лишь несколько человек, и то не слишком хорошо, чтобы сказать, куда он мог сбежать. В тюрьме тоже ничего. О себе не распространялся. — Вот и тупик, — слабо улыбается мужчина. — Дай мне все на него, мои люди найдут этого охранника, — Тэхен переводит взгляд на тихонько хмыкнувшего и закатившего глаза сына. — Малыш, я вижу все, о чем ты думаешь. Тебе даже говорить для этого не надо. — Ты можешь найти подставного человека, чтобы отвести от себя подозрения, — озвучивает омега свои мысли. — Он выдаст чье-нибудь другое имя, и ты чист. — Тэхен, — старший чуть пододвигается вперед и смотрит в глаза сына, как в свои в зеркале. — Неужели ты думаешь, что мне заняться больше нечем, кроме как устраивать глупые игры, лишь бы себя отбелить? — Я не знаю, на что еще ты способен, — разводит руки в стороны омега. — Поговорим после, — мужчина коротко кивает и переводит взгляд на Чонгука, которому просто хочется взять и увести своего омегу подальше от причины его расстройства. — Все, что узнаю, я сразу же сообщу тебе, Чонгук. — Только без самостоятельного наказания, — предупреждает детектив. — Я сам допрошу его. — Разумеется, — соглашается Тэхен старший. — Больше в работу полиции лезть не стану, — усмехается. Тэхен и Чонгук не задерживаются в компании мужчины, и как только разговор по теме расследования сходит на нет, омега демонстративно подскакивает и выходит из-за стола, утягивая за собой Чонгука. — Спасибо за приятный вечер, — отец поднимается следом за ними. Тэхен игнорирует, а Чонгук, коротко кивнув, уже двигается с омегой к выходу, как старший окликает. — Тэхен, стой, скажу кое-что. Но омега и слышать не хочет, поджимает губы и крепко держится за руку Чонгука. — Ким Тэхен, — голос мужчины звучит как внезапная оглушающая гроза. К счастью, лишних ушей в отдельном для особых гостей зале нет, не то Тэхен точно бы взорвался. Он останавливается и стоит как вкопанный, не оборачиваясь. — Задержись на пару минут, будь добр, — требует отец. — Подожди в машине, — просит Тэхен Чонгука, и тот выходит, оставляя семью наедине. Тэхен разворачивается и с откровенным раздражением шагает обратно к отцу. Тот опускается в кресло и поднимает взгляд на сына. Долго стоять с едва что-либо чувствующей ногой тяжело. — Хоть папу навести. В последнее время ему часто снятся кошмары, он взволнован и нуждается в нашей поддержке. — Навещу, — коротко отвечает Тэхен. — Это все? — Я не могу убедить тебя на словах, что не стал бы поступать так с Чонгуком, но скоро докажу, что моей причастности здесь нет. — Вот когда докажешь, тогда и поговорим, — омега натягивает на лицо холодную улыбку, разворачивается и уходит. Чонгук, куривший у машины, бросает окурок в урну, как только Тэхен выходит из ресторана и садится на пассажирское сиденье. — Не расстроил тебя? — спрашивает альфа, сев за руль. Тэхен откидывается на кресло и поворачивает голову к Чонгуку. Его взгляд тут же теплеет. — Скорее, я его, — ухмыляется омега. — Скажи мне, что ты не веришь ему так же, как и я, — рука Тэхена скользит на бедро альфы и слегка сжимает пальцами. — Ни капли, но мне интересно, к чему это придет. Либо он хорошо играет, либо действительно невиновен. — Скоро посмотрим, — щурится Тэхен, отвернув голову к окну, но его тут же разворачивают, взяв за подбородок. Тэхен не успевает вдохнуть воздуха, как Чонгук грубым поцелуем нападает на его губы. — С ума сводит твоя ярость, пламя, — рычит в поцелуй Чонгук, взъерошив пальцами кудри на затылке омеги. — Поехали, я покажу тебе еще, — улыбается в губы альфы Тэхен и скользит по ним кончиком языка. — Взамен на твою. Альфа, вышедший из ресторана спустя пять минут после ухода сына, закуривает и провожает взглядом только отъехавший с агрессивным рыком мустанг детектива. Он не раз представлял и сравнивал Тэхена и Чонгука с собой и Элоном в молодости, и все не может перестать видеть некоторое сходство, что пугает и восхищает. Младший сын пошел в папу — за своего альфу готов убить, и неважно, кто встанет на пути. Чонгук же более сдержан, но опасен в сотни раз больше. Это слишком очевидно, что за своего омегу он по головам без раздумий пойдет, плюнув даже на священный для него закон. Тэхен долго думал, что Чонгук его сыну не пара, но чем чаще видит его или их вместе, тем больше убеждается, что сильнее, чем друг друга, любить они не смогут никого, и если бы Тэхен вздумал избавиться от Чонгука, как планировал изначально, значит, убил бы и своего сына. Оборвал бы то бесконечное, чего в этом проклятом мире не сыскать десятками и сотнями лет.