часть писалась до выхода соответствующих серий, поэтому герой немного отличается от канона (и да, мне жаль, что он не стал в каноне тем, кем стал у меня). Подробнее о проклятье - в другой моей работе, https://ficbook.net/readfic/8796633, но рекомендую читать после главы, для внимательных там спойлер.
Утром, когда Натаниэль прощался с гостеприимным семейством, он, обнимая Эмили, спросил, как же ей удалось так верно подгадать момент. Мадам Агрест всё с той же улыбкой ангела кратко ответила, что «уговорила Нууру», и Нейт понял, что ему ещё многому предстоит научится у первой владелицы Камня Павлина. По приезду в школу Адриана попыталась атаковать обнимашками Хлоя, но Натаниэль героически преградил ей путь, обнимая её сам. — Сестрица! — нарочно громко чмокнув ту в щёку, он широко улыбнулся. — Да, я тоже по тебе скучал! — Нейт! — о, кажется, семейные посиделки не прошли даром — кроме истеричных ноток Одри, художник явно различал отголоски шипения собственной матери. — Негодяй! Ты мне макияж испортил, весь хайлайтер размазал! — Потрясая в воздухе скрюченными руками (ну да, вцепиться сводному брату в лицо хотелось очень, но маникюр было жальче), Хлоя скрылась в школе, чтобы привести себя в порядок. Сабрина попыталось было тяфкнуть ему вслед, но заткнулась, поймав сытую акулью улыбку Нейта. Ему было слишком хорошо для того, чтобы всерьёз на кого-то злиться и кому-то угрожать. — Ловко ты её, — признал Адриан, кладя руку ему на плечо. — Будет приставать дальше — обращайся. Всегда буду рад напакостить дорогой сестрёнке. Адриан вздохнул, посмотрел на дверь в школу, на Натаниэля и тише произнёс: — Вы же вроде скоро станете одной семьёй. Неужели вы не способны ладить? — Честно? Я не испытываю к Хлое ни приязни, ни неприязни. Она — моя сестра, и с этим даже я уже не спорю, но… — Натаниэль хмыкнул, и на секунду Адриану привиделся Злолюстратор. — Я буду первым, кто придёт ей на помощь и защиту, если понадобиться. Потому что я, как ни крути, а её старший брат. А страшим братьям положено стебаться над сёстрами, особенно если они такие гадины! Считай это воспитательным процессом — я ещё сделаю из неё человека!***
Перед обедом у их класса и класса Марка был этюд*, поэтому Ансьель утащил его в студию сразу, едва Нейт вышел из класса. График выхода комикса они пока опережали, Нейт действительно несколько забросил рисование за другими делами. Нужно отдать ему должное — Марк был терпелив, и большую часть перерыва, хоть и сверлил Куртцберга взглядом, барабаня пальцами по столу, и только после обеда, на который они прервали работу, начал задавать вопросы. — Можно ли твой сегодняшний приезд в школу считать официальным признанием в том, что вы с Агрестом встречаетесь? Натаниэль покосился на друга, вздохнул, утянул недовольно завозившегося Марка к себе на колени, хрустнул руками, разминая их, и начал того щекотать. Ансьель визжал так, что даже Аликс, расписывающая стену в наушниках, сняла их, вопрошающе смотря на двух идиотов. — Нейт, он наконец-то тебя достал, и ты решил его убить или это у вас такие извращённые брачные игры с асфиксией? — Уж кто бы говорил об извращениях, броконщица! — фыркнул Натаниэль, прекращая шуточную пытку — Марк уже утомился и только попискивал. — Нет, просто Марк приревновал меня к Агресту. Кстати, откуда ты узнал, что я с ним приехал? — Хлоя вопила об этом на всю уборную, — отмахнулся, пытаясь отдышаться Ансьель. Пока он поправлял одежду, Натаниэель и Аликс быстро переглянулись, вскидывая кулаки, после чего проигравшая камню ножницами Кюбдэль спросила: — Марк, ты снова был в женской уборной? — Да всё в порядке! Утром я был девочкой. И вообще — я не ревную! — надув губы, скрестил руки на груди писатель. Судя по всему, гендер он ещё не сменил. Аликс фыркнула, махнув рукой с балончиком. — Брось, Марк! Ты ревнуешь Нейта даже к Леди Баг! И вообще, если бы было с чего, то я бы уже набила Натаниэлю морду, чисто из женской солидарности, — Аликс, как и большая часть девочек из класса Куртцберга, состояла в негласном клубе поддержки Маринетт к её любви к Агресту. Не то, чтобы она была хорошей подругой Дюпен-Чен (всё-таки, больше тусила Кюдбэль с парнями и тем же Нейтом), но Аликс по природе своей была за любой кипиш, а девчоночьи многоходовки давали его ей вдоволь. Она начала высказывать свою точку зрения довольно задорным тоном, но к концу фразы он потихоньку менялся. — Ну подумаешь начали они больше в школе общаться, подумаешь Агрест скинул с ним несколько фоток в твитере, приехали они сегодня на его машине вместе и… — Аликс внимательно посмотрела на художника и специально откинула балончик за спину, чтобы показать на него пальцем. — Только не говори, что это на тебе его одежда?! В этот момент Натаниэль всё-таки почувствовал смущение (потому что его одежда ещё не была приведена в порядок и Эмили действительно подобрала ему наряд из гардероба сына), а Марк, соответственно, брешь в его обороне и перешёл в наступление. — Ну да, ничего такого, особенно если учесть, что они занимались сексом. — Один раз не… что? Нейт?! — Кое-как пришедшая в себя Аликс снова вопросительно посмотрела на художника, тот — на Ансьельма, но тот раскаиваться не спешил. — Марк? — Ну что?! Ал же своя, она никому не расскажет! — Дело не в том, расскажет она или… — Куртцберг вздохнул, посмотрел на своих друзей и махнул рукой. Аликс деловито размяла шею и руки, подходя к нему ближе…***
— Это… Это Хлоя так тебе отомстила? — Не сдержав любопытства, но всё ещё удивительно деликатно спросил Адриан, когда Натаниэль подошёл к нему после уроков. — Это Аликс, моя лучшая подруга. Нет, лучше не спрашивай, просто знай: женская солидарность — страшная штука, — Нейт попытался улыбнуться, но щеку всё ещё саднило. До глаза, как грозилась, Кюдбэль попросту не дотянулась, в нос не попала, но скулу ему рассадила здорово — придётся пару дней походить с пластырем, сдерживая регенерацию. Аликс всегда сдерживала обещания, и маленький кулачок в защитной перчатке сделал своё дело. Что ни говори, но она действительно была классной, поэтому, после оказания первой помощи и подробного разговора, затянувшегося на половину следующего урока, сказала, что ничего «женскому клубу» не скажет. Во-первых, чтобы не присутствовать в тот момент, когда Маринетт свихнётся и впадёт в буйство, круша неловкостью и дикими планами всё на своём пути к Агресту. Во-вторых, так попросту было забавнее, и Аликс, как и Марк, получила место в партере на спектакле «Личная жизнь Адриана». Натаниэль в который раз убедился, что куда хуже сестры-стервы друзья-тролли. Первое место пока занимали герои-недоучки и мамы-сводницы, но утешало его то, что и сам Натаниэль, хоть в ипостаси рыжего художника, хоть лоа, был далеко не подарком. И пакостить тоже умел. — Я забыл у тебя скетчбук. Мне за ним зайти самому или ты завтра принесёшь? — Зачем заходить? — улыбнулся Адриан. — Поехали сейчас, у меня скоро тренировка по фехтованию, но мама попросила зачем-то заехать домой. Сказала, что у неё есть сюрприз. — Уже на упоминании мадам Эмили, Натаниэль ощутил, что ничем хорошим поездка не закончился, но кивнул. К его удивлению, сюрприз вышел не таким уж плохим.***
— Адриан. Натаниэль, — равными аккуратными кивками, степенно спускаясь по лестнице, поприветствовал их «сюрприз». — Феликс, — в тон ему, но с куда более широкой улыбкой, поздоровался Натаниэль. — Рад тебя видеть. — Удивительно, но я тоже рад. После твоего отъезда кузен был слишком похож на меня, — ответил англичанин. Понять шутку в его словах мог лишь тот, кто отлично знал обоих — и Адриана, и Феликса, которые были двоюродными братьями, но при этом были удивительно похожи друг на друга. При этом, даже незнакомые люди не путали, кто из них является кем. Адриан с самого детства буквально источал харизму и жизнелюбие, в то время как Феликс, то ли из-за врождённой флегматичности, то ли их британской сдержанности, попросту блёк на его фоне. Любовь же к классическому стилю одежды и темным тонам яркости ему не добавляли. Натаниэль и Феликс были знакомы, потому что кузен Адриана приезжал к нему каждый год. И, кажется, память о Куртцберге у него сохранилась, как и достаточно приятное мнение о художнике, скрыть которые не могла холодность поведения. — Феликс! — Адриан рванул было к нему, но Натаниэль вовремя придержал его за руку, а секунду спустя опомнившийся Агрест сам остановился. Настороженно замерший Феликс продолжил медленно спускаться. — Какими судьбами? — Мать, узнав о выздоровлении тётушки, отправила меня осведомиться о её здоровье. А так же посетить месье д’Аржакура для консультации. — Поэтому я и позвонила тебе Адриан. Ты же не откажешься сопроводить своего брата? — вышеупомянутая «тётушка» появилась следом и, первой спустившись вниз, передала Нейту скетчбук. — Как и Натаниэль, не так ли? А то я так беспокоюсь за своего племянника! Представляете, на Феликса чуть не упал книжный шкаф! Что ж, это объясняло медлительность Феликса — в первый момент Натаниэль подумал, что с годами тот отточил английскую манеру величественности во всём, но теперь стало ясно, что Феликс попросту всё ещё находился под влиянием произошедшего и старался быть осторожнее. Ещё сильнее обычного. Бытовое невезение и неловкость Феликса были известны всем, кто имел несчастье просто пробыть некоторое (от нескольких секунд до пары часов, в зависимости от личного везения) время рядом с ним. Близкие же не только об этом знали, но и привыкли жить, в каждую секунду готовые подставить руку, ногу и иную часть тела, чтобы смягчить очередное падение Феликса. Пусть тот и не лучился жизнелюбием, но жизнь и здоровье своё ценил и, что можно считать настоящим сокровищем — умел посмеяться над собой, хоть и делал это настолько тонко, что многие юмора и не понимали. — Конечно же, мы будем рядом с Феликсом и поможем ему. Лови! — Последнее слово предназначалось Адриану, рванувшему вперёд вместе с ним, подставляя руки. То ли по закону подлости, то ли от облегчения, но Феликс споткнулся на последней ступени, и, наверняка, разбил бы свой аристократический нос об пол, не поймай его Адриан и Натаниэль в четыре руки. Моргнув, Феликс выдохнул, с помощью парней вставая прямо. — Я ошибался. Я очень рад тебя видеть, Натаниэль. В одиночку Адриан меня наверняка бы уронил.***
В призрачном зрении Феликс тоже был близнецом Адриана — разве что вместо золота и бархатного рокота изумрудов у него был мифрил и голубой шёпот хризоколлы. Только вот, всю его душу, забирая удовольствие от наблюдения за резонансом братьев, портила отвратительная бурая, будто ржавая, сеть, оплетающая его с ног до головы. «Значит, проклятье?» — уточнил у квами Нейт. С проклятьями он ещё не сталкивался, но уже решил, что точно снимет его с Феликса — уж слишком мерзкая была эта штука. «Да, киддо. Родовое, из самых противных.». Натаниэль и сам вздрогнул от такого. Во всём этом было нечто настолько противоестественное, что он еле сдерживался от того, чтобы не стать Бароном прямо сейчас. «Спокойно, киддо, спокойно… За расчёты я уже взялся, так что скоро мы инстинкт исполним». «Какой ещё инстинкт?» — начав дыхательное упражнение, спросил художник, пока братья разговаривали между собой о грядущей тренировке. «Целительский. Проклятье — та же болезнь души. Хотя, учитывая его природу, вернее будет назвать это паразитом». Ну спасибо, Вууду! Живое воображение Натаниэля тут же пририсовало к сетке пару злобных глазок и множество жадно перебирающих по душе Феликса лапок. Кое-как проморгавшись от наваждения, Натаниэль первым вышел из машины. До раздевалки Феликс дошёл ни разу не запнувшись, и Адриан с Нейтом переглянулись — если кузен Агреста не спотыкался на каждом шагу, значит невезение копилось на нечто крупное.***
— Мда, такого я точно не ожидал… — тихонько пробормотал Адриан, но Натаниэль его услышал и согласно кивнул: — Нашёлся второй корсар**, будто нам первого было мало. Оным оказалась прекрасная дама с не менее прекрасными именем Кагами Цуруги. Остальное, включая талант, можно было смело вносить в категорию «ужасающее». То ли невезение Феликса с годами стало ещё мощнее, то ли он успел накопить его после шкафа, но встреча с этой юной особой стала неудачей для всех них, особенно для Натаниэля и Феликса. Адриану ещё повезло — пусть девушка и испытывала к нему определённые чувства, но была слишком умна и хорошо воспитана, чтобы причинять своему избраннику этим проблемы. Но вот другим доставалось по полной. Вообще-то, Натаниэль думал, что самым жутким ревнивцем в его окружении является Марк — у него даже цвет глаз был подходящим. Однако, устраиваемых им взбрыков было далеко даже до одного-единственного взгляда интуитивно почуявшей неладное японки — Натаниэль всерьёз обернулся, проверяя, не находится ли у него за спиной дракон, клацнувший зубами у его уха. После того же, как представивший их Адриан сообщил, что Натаниэль и вовсе не является фехтовальщиком, подозрения в его взгляде стало ещё больше. Как и удивления, когда он со всем тщанием поприветствовал его на японском по всем правилам этикета. — Хотя, то, что она использует боку***, многое объясняет… — теперь уже сам Натаниэль пробормотал под нос. — Кстати, об этом — японский, серьёзно? — улыбнулся Адриан, и Куртцберг вздохнул, умоляюще на него смотря. — Только Марку не говори. Он ужасно злится, когда я по привычке называю наш комикс мангой. А если узнает, откуда она взялась… — Не буду. Просто… есть столько вещей, которых я о тебе не знаю. Это одновременно и весело, и печально. Адриан хохотнул, но кивнул, и они снова уставились на бой Феликса и Кагами. Фехтование было одной из тех вещей, в которых Феликс явно был лучше Адриана, и даже проклятая неуклюжесть не могла противится его тяге к этому искусству. Кагами же явно унаследовала страсть к клинку от своих предков, так что, в бою они друг-друга стоили. И то, что этот бой тянулся для фехтовальщиков неприлично долго, это доказывало. Однако, всё заканчивается, и этот бой завершился победой Феликса. Сняв шлемы, противники пожали друг-другу руки, не прекращая беседы, что начали в самом начале дуэли, после чего Кагами скрылась, напоследок… воткнув рапиру прямо в асфальт? — Ой-ей… — подтвердил его опасения Адриан. — Что не так? — Когда Кагами в последний раз так сделала, проиграв мне, она стала Уколом… — протянул Адриан, смотря куда-то вверх. Натаниэлю же даже головы не пришлось поднимать — тёмная бабочка как раз спустилась ниже, следуя за решившим по-джентельменски вернуть оружие даме Феликсом. Не сговариваясь, Адриан и Натаниэль побежали следом, но только и успели, как стать свидетелями рождения нового злодея.***
— Два Кота? Выглядит как исполнение моей любимой эротической фантазии, — смысл сказанного бархатистым голосом был настолько дик, что замер не только Нуар, но и Ша Блан, оборвав удар белой лапой. — Барон, ты совсем свихнулся? — возмутился Нуар, увеличивая прыжком дистанцию между собой и своим светлым двойником. — Кстати, помочь не хочешь? Расположившийся по-турецки на одном из перевёрнутых на бок шкафов Барон Бриджит склонил голову вбок, тряхнув косичками, спросил: — А надо? Нуар зарычал, уворачиваясь от очередного удара. Как бы в первую секунду он не был рад видеть Барона, но его слова и поведение делу не помогали. — Где же твоя пятнистая миледи, почему не идёт тебе на помощь, Нуаретте? — всё-таки спускаясь со шкафа, подходя ближе, спросил он. — Она призвала Супер-шанс, но не успела им воспользоваться и сейчас копит силы на повторную трансформацию. Осторожно, он забирает удачу и ловкость у любого, кто на него нападает! — предупредил его Кот, сам, будучи символом невезения, к этому свойству акумы иммунный. Именно из-за этого Леди Баг и не смогла победить и едва не пострадала Кагами. Акуманизировавшийся Феликс из магнита для неприятностей стал их источником. Только Феликс мог умудриться подхватить акуму… из-за недоразумения. Адриан и Натаниэль как раз успели в раздевалку к самому интересному, шаблонно-манговому моменту, когда в очередной раз запутавшийся в своих ногах Феликс упал прямо на Кагами, переодевающуюся в блузку. Куртцберг не зря упомянул мангу: упал Феликс по всем правилам этти, все ояши могли бы им гордиться. А вот Кагами, наоборот, в который раз доказала, что является исключительной девушкой. И вместо того, чтобы визжать, вопить, стесняться и отвешивать пощечины упавшему ладонями на её грудь Феликсу, она просто дала ему в нос так, что он отлетел к шкафчикам, по пути поймав спиной акуму. И, Адриан был готов признать, сражаться со ставшим Ша Блан Феликсом было куда сложнее, чем с Копикэтом. «Что ни говори, а недостаток личной удачи иногда оборачивается большим везением для всех», — пробормотал Вууду. — «Киддо, ты хотел поскорее снять проклятье? Вот тебе отличнейшая возможность!» «Хочешь сказать, акума…» «Значительно облегчит дело. Хотя, попотеть всё-таки придётся. И не только тебе…» — Кто сказал, что я собираюсь его атаковать? — фыркнул Барон, еле заметно кивая плану Вууду. — Нуаретте, я не боец. Я — лекарь. — Напомнил он, сгибая ноги, отталкиваясь от земли. Натаниэль действительно не был бойцом. И когда пояснял Кагами, что не фехтовальщик, а художник, говоря, что кисть ему ближе рапиры, не врал — у него даже клинок в трости был не рапирой, а шпагой. Но, между воином и лекарем есть нечто общее — им нужно побеждать, чтобы сохранить жизнь. В следующую секунду он приземлился между отпрыгнувшими котами, вонзая трость в пол. Кость зазвенела, распространяя по полу ветли аметистового сияния, а вся библиотека мгновенно погрузилась во мрак. — Как только я скажу, — раздалось за спиной Нуара, — закрывай глаза и ни за что не смей подглядывать! Натаниэль вздохнул, закрыл глаза и хлопнул в ладоши, делая первый шаг. Уже опомнившийся от неожиданности Блан собирался снова кинуться в атаку, но замер, как и Нуар, услышав вслед за хлопком рокот барабанов. Сначала далёкий, но усиливающийся с каждым ударом сердца. А потом он увидел Барона. Он возник неподалёку на той зыбкой, невидимой кромке между полной темнотой и лиловым сумраком. Возник росчерком, живой, причудливо изогнутой тенью, начавшей свой диковинный танец. Мир задвоился, заметался языками колдовского пламени, то гротескно-монохромный, как сам Кот с его двойником-акумой, то полный глубоких, слепящих неоновых оттенков. А рокот становился всё ближе и ближе, вот уже можно было различить всё пятигласие звонких бата**** с тонким колокольным перезвоном: строгий в ритме оконколо, басовитый ийа, полную гармонии, даже плавности, песню итотеле… Растворился дымкой при очередном повороте цилиндр, насытив воздух запахом лиловых роз и жгучего перца, вспыхнули на миг за чертой огня тысячи глаз и угасли, передав своё сияние белым адулярам слепых глаз танцора. Тонкие костяные пальцы, сомкнувшись щепотью, вытаскивали из гри-гри на поясе серебристую нить пепла, смыкая ею обрядовый круг. Рокот смолк, всего на миг, но Бриджит хватило этого, чтобы замереть, вытянувшись струной, высоко вскидывая руки. Остановка породила вздох, а вздох — искру, заплясавшую по крупинкам пепла белым бездымным огнём, и Натаниэль затанцевал уже с ним, ступая прямо сквозь языки огня. Пламя слизывало с его кожи темноту и ткань, оглаживало своими объятьями мускулы, завораживала страсть каждого прикосновения, так что в себя Кот пришёл только после окрика Барона. — Закрывай, давай! И уши тоже! Кот послушался, сжался в клубок, закрывая ладонями уши и зажмуривая до слёз глаза. Но этого было мало, слишком мало для того, чтобы он не слышал, не видел, не знал, что происходит. Его сердце стало барабаном. Его кровь стала пламенем. Кожа его — воздухом, густым и чутким, наперед ловящим каждое движение Барона, каждое его прикосновение. Натаниэль, не прерывая танца, подошёл ближе к Ша Блан. На него тоже подействовали чары, но, почуяв сквозь них угрозу себе, тот сжал лапы, собираясь ударить. Барон не стал ему мешать, только уклонился, но подходить ближе не перестал.Он словно наперёд чувствовал каждый удар, подстраивался под него, но шел к своей цели, пока не оказался совсем близко с Ша Бланом. Кожа — к коже, тело — к телу, так плотно, так близко, что ритм чужой крови становится твоим, оборачивая бой в танец. Глаза в глаза — зелёные, одержимые, проклятые — в бездонную белизну… Руки — к рукам, по телу, своему и чужому, лицом к лицом, грудью об грудь. Мечется белый хвост, опутывая чужую лодыжку, к себе привязывая, намертво. Накрепко. — Можешь открывать, — Адриан еле опознал голос Барона, на свой привычный мурлыкающий и насмешливый тон он походил мало, глухой и трескучий, точно хворост, осыпающийся угольками. Он стоял, но шатало его даже сильнее, чем когда он танцевал, поэтому, сделав несколько шагов назад, Бриджит сел на тот же шкаф, на котором появился в начале — благо, он входил в очерченный пеплом круг. Пламя по его черте ещё было, но сменило оттенок на более мерный, пепельно-серый, и теперь ветви тянулись от него к трости, тоже словно покрывшейся солёно-пепельной коркой. У самой трости был Ша Блан. Он стоял на коленях, опустив руки на бёдра, ладонями вверх и высоко подняв голову. Как и Барон, он был обнажён до пояса, даже маска стала полупрозрачной, позволив различить черты лица Феликса. А ещё он, кажется, и вовсе не дышал, точно впав в молитвенный экстаз. — Что с ним? — Подготовительный транс для ритуала. Это ненадолго и совершенно безопасно — я не собираюсь в него никого вселять, просто избавить от проклятья, — всё так же устало, но уже переведя дух, ответил Натаниэль. — Странно, раньше тебе для того, чтобы вытащить акуму, не нужны были такие сложности. — Акума — это не проклятье, хоть их механизм и схож. Я говорю о настоящем — мальчишка проклят, — безжалостно ответил Натаниэль. Сейчас было некогда разжёвывать, ему нужна была энергия, очень нужна, для того, чтобы вытащить эту пакость из Феликса. И в этом Кот должен был ему помочь, буквально обязан — всё равно, иначе акуму без смерти носителя было не вытащить. Несомненно, физический носитель был очень важен для акумы, но главным всё ещё оставалась энергетическая часть. И в этом с Феликсом акуме невероятно «повезло» — проклятье, опутавшее душу, превращало его самого в предмет одержимости, а не какую-то личную вещь. Об этом он и сообщил Нуару, даже ухмыляться не стал, когда тот вытаращил глаза, что сильнее прочего убедило Адриана в серьёзности. — Неужели как-то иначе не получится? — Теоретически, твой Катаклизм может помочь… Но только в этом случае ты убьёшь его, а этого я не позволю. — Да я сам такого не допущу! Уж лучше… — знакомые, до стона, до благостного вздоха в поцелуе ноты разбередили сознание. Натаниэль вскинул голову на мнущегося рядом, но полного уверенности сохранить каждую жизнь, что ему доверилась, Нуара. Причудливо, что ни говори, всё складывается: в первый раз он был с Адрианом, первым красавцем Парижа, второй собирался провести с негласным подростковым секс-символом города… Вот тебе и тихоня-тире-вечный-девственник Куртцберг. — Разве Леди Баг не должна помочь? — Она может очистить акуму, лишённую предмета. А тут — живой человек в качестве сосуда. Вам просто не вытащить акуму, пока Ша Блан не перейдёт в разряд «неживого». — А как ты собираешься с этим справиться тогда? — Нейт то ли выдохнул, то ли грустно хохотнул, откидывая голову. — На наше счастье, тут есть второй кандидат на звание живого трупа, — Натаниэль в который раз порадовался, что Вууду принадлежит к роду Геде, частично вводя в него и его, как ученика. И уже куда серьёзнее, резко повернувшись, чтобы посмотреть в лицо Нуара, Бриджит произнёс: — Главное — ничего не бойся. Я сделаю всё, чтобы не причинить кому-либо ни боли, ни вреда. Доверься мне, Нуаретте, — прошептал он, и Адриан едва не заплакал, но лишь охнул, как от боли. Бриджит почти слово в слово повторил просьбу, что озвучил Адриану перед ритуалом исцеления матери, а значит, дело серьёзное, и подвести он не мог. — Будет совсем уж противно, можешь меня бить, но не слишком сильно — мне нельзя терять сознание и выбираться за границы круга, — улыбнулся он, опуская веки. — Так что, закрой глаза и просто представь кого-нибудь, хорошо? Наверное, будь Котом Нуаром кто-нибудь другой, а не Адриан, то он бы и не понял, о чем говорит Барон, но когда тот положил свою ладонь ему на грудь, никаких сомнений не осталось. Не у него — точно. Поэтому, всего миг промедлив, Адриан сам положил ладонь на грудь Барона. Бриджит распахнул глаза, но тут же их лукаво сузил, кивком принимая его выбор. Кошачья упрямая натура потихоньку проявлялась вовне, тесня опаску и неуверенность. Хвост поднялся по чужой ноге вверх, кончиком поглаживая бедро. Бриджит погладил его, после чего искоса посмотрел на Нуара, с улыбкой спрашивая: — Ты и мурлыкать умеешь? — Это… непроизвольная реакция, — почему-то собственное кошачье поведение смущало больше, чем вся ситуация в целом. Возбуждение медленно, текуче, затапливало тело теплом, распространяясь до рук, скользящих по коже. Натаниэль гладил, разминал, нежил, стараясь успокоить, попросту не зная, что Адриан уже ему доверяет, даже не зная, чьё лицо скрывает рисунок черепа. И следовать совету Барона он просто не мог. Не то, чтобы фантазия его подводила, но… Он мог представить. Например, одну из множества его напарниц по съемкам — таких разных, но одинаково прекрасных и совершенно чужих, перед которым он точно не испытывал стыда при встрече после. Или его дорогую Леди, руки у её с Бароном схожи — тонкие запястья и изящной формы ладони, только у Бриджит они миражно-хрупкие из-за рисунка фаланг и очень бережные, словно он действительно боится, что костяные пальцы сотрутся в пыль от прикосновения. А то и вовсе Натаниэля, в объятьях которого он так же спокойно и мирно чувствовал себя, засыпая, как и сейчас. Нуар рассмеялся — то ли от облегчения, то ли от лёгкой щекотки, когда Барон поцеловал его там, где шея переходит в плечо. Адриан скосил взгляд и увидел шрам на его плече, тот самый — ровной и узкой алой нитью рассекающий тело и костяной рисунок чуть наискось. Трудно было поверить в то, что всего сутки назад на его месте была жуткая рана. Кот провел кончиками пальцев, задумчиво по нему скользя, спрашивая: — Больно? Барон на секунду прекратил его целовать, задумавшись. — Скорее, утомительно. Ты же знаешь, что мы не чувствуем боли от ран, полученных в этой форме, пока не отзовём квами. После было больно, но не так долго, я быстро срастил рану. Плохо только, что себя лечить всегда тяжелее, чем других. Адриан вздохнул за него, прикасаясь губами к узкой алой нити новорождённой плоти. Такая тонкая, почти незаметная, но чуть не лишившая его жизни. Совсем как акумы — тёмные мотыльки, такие хрупкие, но такие опасные… Каждый день он рискует собственной жизнью и жизнью других. Это понимание было внезапным, но не шокировало и не страшило, потому что Адриан ещё в первый раз уяснил — того, кто называет себя барон Бриджит, не стоит бояться, как бы устрашающе он не выглядел и не вёл. Целители не убивают, если только речь не идёт о гибели недуга. Этот же человек… не раз рисковал жизнью и честью для того, чтобы ему помочь, пусть сам о том не знает. Разве этого было мало, чтобы довериться ему? Чтобы его полюбить? Быть влюблённым в Леди Баг — это как мечтать. Она умная, сообразительная, смелая, красивая… идеальная. Она окрыляет, вдохновляет его на борьбу с акумами и так же, как и победа над Бражником, недосягаема. Потому что её сердце отданно другому и… теперь Адриан знает точно — если он хочет, чтобы она была счастлива, ему нужно найти своё счастье с кем-то другим, потому что этой любви имя Агапе, любовь скорее к идее, к образу, чем к живому человеку. Полюбить Барона Бриджита — самая странная вещь, что случалась в его жизни, а их было действительно много даже без акум — спасибо безумным фанаткам. Но, к счастью, тот, кто на небе соединяет судьбы, знает больше, видит дальше, и точно не спрашивает мнения будущих влюбленных. Они похожи, как похожи все существа, предпочитающие свету тень. Только если Нуар, как и любая чёрная кошка, может в ней раствориться, становясь незаметным, то Барон — и есть тень, одна из них и все сразу. Он остёр на язык, улыбчив, заботлив и несносен в своей искренности. Он — Эрос, они — Эрос, в самом лучшем из смыслов слова, потому что Адриан чувствует, что когда Бриджит к нему прикасается — не важно, как к Нуару, или как к Адриану, он ощущает его любовь. Его заботу и его преклонение — Барон касается его так, словно воздаёт хвалу каждым поцелуем и лаской, точно Адриан — и есть божество, лоа, которому он служит, и встречи с которым жаждал всю свою жизнь. Он отдаёт должное, но не идеализирует, ни себя, ни людей, но принимает их такими, какие они есть, восхищаясь каждой их чертой как любовной выточенной гранью драгоценного бриллианта. И это — наибольшее, что любой жрец может сделать для своего бога. Любить Натаниэля — это быть согретым его теплом, душой и телом каждую секунду. Появившись, он стал якорем в жизни Адриана, чем теплее и крепче становились отношения между ними, тем стабильнее она становилась — вернулась мама, Феликса сейчас от проклятья избавят, Маюра перестала напускать амоков, ещё чуть-чуть, и, может быть, они с Леди победят Бражника. Он — само воплощение Филии, той любви, что сродни дружбе, и может брать из неё начало. В ней, в этой любви, Адриану признаться себе легче всего, потому что он осознал не то, что он любит Натаниэля, а как долго это длится, и что он тоже его любит. Забыть о том, что ты любишь — можно, но если тот, кого ты любишь, рядом, долго не помнить не получится — ты попросту влюбишься в него снова, как случилось с ним. Любовь к Леди Баг научила его быть героем. Любовь к Барону учит его быть самим собой, принимать себя и любить таким, какой он есть. Любовь к Натаниэлю не даёт ему забыть о том, что ему на самом деле важно и дорого. Кстати, о памяти. — Я забыл поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь… — Бриджит треплет его по волосам, одновременно крепче обнимая другой рукой. — За такое — не благодарят. Так, а теперь, помолчи, пожалуйста, и получай удовольствие. Ты же Катаклизм не использовал? — Нет. Не хотел, чтобы Блан научился его призывать. — Отлично, значит, одного раза должно хватить… — сам себе кивнул, закончив подсчёт, Барон, целуя его в уголок губ. Усадив Нуара на тот самый шкаф, чем снова вызвал его смех (который пришлось обрывать очередным поцелуем — не сказать, что кто-то из них был против), Натаниэль поцеловал поочерёдно его запястья, там, где их скрывали отвороты перчаток, словно ставя невидимые клейма. Адриан задыхается стоном в очередной раз. Возможно, всё это из-за влияния Плагга, обостряющего все его чувства, но сейчас он как никогда остро ощущает магию, пропитывающую всё вокруг. Бриджит выпивает из него душу каждым поцелуем. Нет, не душу — энергию, которая нужна ему, чтобы спасти Феликса. Прикосновение к паху сначала еле ощутимо, пока ткань костюма, в который раз подчиняясь воле Барона, не расходится, обнажая тело. Адриан скашивает взгляд вниз, заливаясь под маской румянцем, видя, как рука Натаниэля обхватывает его член, пару раз, примериваясь, проведя от основания к головке. Мимолётно нахмурившись, он снова потянулся к своему мешочку, вытаскивая их него небольшой филиал с карамельного цвета жидкостью. Ловко, одной левой, открыв его, Бриджит вылил себе на ладонь несколько капель масла, источавшего сложный, но знакомый по работе с парфюмерами, ароматом. — Бензоин(*)? — Одно из лучших средств для ритуалов очищения, — Адриан снова хохотнул, но тут же застонал, когда Нейт обхватил его крепче, ускоряя движения. Ему казалось, что уже этого достаточно, чтобы достигнуть пика, да и сам Бриджит говорил о том, что хватит одного раза, но почему-то не получалось — Нуар чувствовал внутри себя пустоту. То ли из-за обиды, то ли из-за того, что это не было похоже на предыдущий раз, когда сам Адриан кончил трижды, правда, Барон — всего один, но будучи уже внутри него. Кот прикусил изнутри губу, ощущая, как голодно сокращаются мышцы — тело слишком хорошо запомнило, как это приятно — принимать целителя в себя. Несколько минут спустя осознав, что обойтись так просто не получится, Натаниэль исподлобья кинул взгляд на Нуара, возбужденно прижавшего искусственные уши к голове и прикусившего губу, и хмыкнул, опускаясь на колени, обхватывая ртом головку. Вкус был непривычным. Точнее, привкус, из-за масла, и в первую секунду Нейт даже растерялся, но стон Нуара привел его в чувство. Аккуратно, продолжая одной рукой надрачивать, он провёл по кругу, облизывая головку, после чего поднял взгляд вверх. На секунду, всего на секунду, из-за бликов пламени, Адриану показалось, что глаза Барона отливают бирюзовым, и это оказалось точкой невозврата — особенно, когда Нуар заметил, что другой рукой Бриджит ласкает самого себя. Только призрачное зрение позволило Натаниэлю вовремя поймать момент, убирая губы, ловя семя ладонью. Сам он продержался не дольше Нуара, парой движений спустя добавляя к белёсым каплям на ладони ещё один росчерк. В себя Адриана привёл звук перстня, мигавшего всего одной подушечкой от лапы. — Неплохо, — в теле действительно чувствовалась усталость, но она была приятной, ленивой истомой. Адриан тряхнул головой, пытаясь встать на ноги, и покачнулся, но Баорн подставил ему плечо. — Спасибо. — Всегда пожалуйста, — с улыбкой отозвался тот, ещё секунду посмотрел на свою руку и… Нуар, конечно же, знал, что подростки быстро возбуждаются, даже если не в первый раз, но не думал, что настолько близко, пока не увидел, как Бриджит слизывает со своей ладони их перемешанное семя. — В нём слишком много энергии, — словно оправдываясь, пробурчал тот, и Адриан понял, что он… смущается. Смущается собственного, такого естественно, бестыдства, а потом Агрест вспомнил, что этот парень всего несколько дней как сам перестал быть девственником. — Всё. Осталось главное, — Натаниэль подошёл к Феликсу, наклонился, шепча «Поцелуй лоа» и прикоснулся к его губам. Нуар в который раз открыл рот, но на этот — от возмущения. Насколько он помнил, его мать Барон целовал в лоб, так какого… Невинным поцелуем, которым принц в диснейеских мультфильмах избавляет принцессу от проклятья, это точно не было. Бриджит действовал жадно, без проса втрогаясь в рот пребывающего в трансе Ша Блан. От того, чтобы силой с шипением оттащить Барона от кузена, Адриана остановило только одно — замешательство от того, что он понял, насколько они были похожи, и, лично ему казалось, будто он смотрит на то, как Бриджит целует его самого. Несколько долгих секунд, в течении которых Адриан начал подозревать себя в нарцисизме, ничего не происходило, а потом Феликс вздрогнул всем телом, распахнул глаза, отвечая на поцелуй, сам хватаясь за Барона. Но тот уже сделал всё, что должен был — медленно, но неотвратимо оторвался от чужих губ, всё ещё поглощая поток энергии проклятья и вылетевшую последней из тела одержимого акуму. Тёмные крылья с лиловыми искрами мелькнули между губ и скрылись. Бриджит облизнулся, на ходу поворачиваясь к Нуару, и оба замерли, полуобнажённые, расхристанные, всё ещё возбуждённые… … Когда Леди Баг и Рюко добрались до библиотеки, то их встретил только начавший приходить в себя Феликс.***
— Как ты? Феликс несколько секунд прислушивался к себе, ища ответ на вопрос художника, после чего честно сказал: — Если так себя чувствует каждый после ваших «акум», то я хотел бы быть одержимыми ими каждый день. Представляешь, я до сих пор ни разу не споткнулся! И хоть Куртцберг сам видел, что проклятье с его души пропало, он искренне улыбнулся этому факту. — Задержишься в Париже подольше — обязательно будешь. Есть у нас один Месье Голубь, так он уже двадцать четыре раза ловил акуму! — Было бы неплохо… — с белой завистью прошептал Феликс. — А ты сколько был? — Трижды, но один не считается — меня призвал Кукловод, другой одержимый. Феликс снова кивнул, после чего обернулся, спрашивая: — Он вообще собирается с нами ехать? Адриан задерживался, потому что: а) о чем-то разговаривал с Кагами, б) одновременно с этим пытался понять, что от него хочет Маринетт. Откуда она вообще здесь взялась, Нейт не понял, но ему и не до того было — он едва снова не сорвался, второй раз за сутки, на этот раз — едва не продолжив то, что они с Нуаром начали. И ему уже было почти плевать на то, что его самого шатало от усталости, а Кот должен был через пару минут перевоплотиться. — Какая жуть, — Натаниэль моргнул, возвращаясь из мыслей. — Ты о чём? — Об этой… особе, — со стороны лицо Феликса выражало презрение, но Нейт знал, что тот в ужасе пополам с когнитивным диссонансом — бывший проклятый не представлял, как вообще можно себя вести так же, как Маринетт перед Адрианом, и смущение девушки для него не имело смысла — он был в ситуациях и похуже. — Маринетт — хорошая девушка. Только вот, в присутствии Адриана ей срывает башню, — выдохнул, признавая очевидное, Куртцберг. — Если все девушки в его окружении ведут себя так же, как эта Маринетт или Хлоя, то, пожалуй, ты действительно являешься наилучшим вариантом, — на прищур Нейта Феликс ехидно хмыкнул. — Память у меня на детские воспоминания действительно лучше, и я отлично помню, сколько раз вас «женил». Ты хотя бы положительно действуешь на его психику, не разрушая её иррациональностью, называемой женской логикой. Нейт хохотнул, произнося: — Всё понятно, не твой типаж. Тебе вообще девушки нравятся или… — ещё одно сходство кузенов заключалось в том, что краснели они одинаково забавно. — Ясно, девушки. А какие? Феликс поджал губы, и Куртцберг даже подумал, что тот решил воздержаться от ответа, когда тот прозвучал, неуверенный и тихий, но набирающий твёрдость. — Мне нравятся… стойкие. Яркие, но менее вызывающие, твёрдые, уверенные в себе и своих силах, храбрые и смелые, — Натаниэль повернул голову в ту же сторону, что и он, провёл прямую линию и уткнулся в Кагами. Посмотрев на неё, на Феликса, всё ещё розового, снова на японку и выдохнул, оглашая диагноз: — Феликс, ты мазохист. Тот пожал плечами, улыбаясь — неумело, но старательно и легко, как бывает у человека, избавившегося от огромного камня, упавшего с души. — Не без этого. Я люблю жизнь, Нейт, даже после всего, что в ней со мной случалось.***
— Кажется, у тебя получилось, — тихо произнесла Кагами, когда Маринетт убежала. Адриан даже не понял, о чём она говорила, пока девушка не пояснила. — Твой взгляд изменился. Ты изменил свою цель. Агрест прислушался к ней и к себе, после чего кивнул. — Скорее, выбрал новые. — Тоже хорошо. Только… — голос Цуруги снизился. — Я должна перед тобой извиниться. — За что, Кагами? — Я обещала, что буду ждать, когда ты изменишь свою цель, но сейчас понимаю, что сама сменила собственную, — обычно спокойно смотрящая ему прямо в лицо, Кагами отводила взгляд, будто смущалась. И только пару секунд спустя, проследив его, Адриан понял — не смущалась, нет. Просто смотрела не на него. Оу… Называть садисткой девушку, которая могла выиграть у него бой всухую, было попросту опасно, не говоря уже о том, что неприлично, поэтому Адриан только напомнил ей. — Вообще-то, ты едва не сломала ему нос за то, что он случайно на тебя упал. Девушка замялась на секунду, после чего сказала: — Что ж… значит, в следующий раз у меня будет повод подойти к нему и поговорить. Хотя бы для того, чтобы попросить прощения должным образом. За подобными разговорами обе пары не заметили, как подошли ближе друг к другу, точнее, к припаркованным машинам. Феликс, сообразивший это первым, подскочил к алой, распахивая для Кагами дверь. Та, секунду помедлив, села, кивнув ему на прощание. Улыбающийся Адриан повернулся к Натаниэлю, спрашивая его: — Ну что, поехали? — Езжайте. Я — домой, уже сутки там не было, — в ответ улыбнулся Нейт. — Нужно отдохнуть в своей постели, а то совсем разучусь спать один. Адриан кивнул, принимая его выбор. Попрощавшись с кузенами, Натаниэль помохал им вслед и тяжело выдохнул. В животе трепетали бабочки и отнюдь не в переносном смысле — проглоченная акума порхала внутри, ощутимо щекоча крыльями диафрагму. — Вууду, и что с этим делать? — сдерживая тошноту, спросил он. — Очищать, — квами присел к нему на плечо. — Причём, самим, к пятнистой дорогуше с таким не подойдёшь. — Значит, ещё один ритуал? — Значит, ещё один ритуал, — кивнул Вууду. — Только на этот раз — с нормальным жертвоприношением, а то совсем затрахаешься. Нейт кивнул и достал мобильный, звонить Габриэлю. С час спустя невозмутимый водитель отвёз его в пригородный хунфорт, вудуистское святилище,(мать строго-настрого запретила ему проводить ритуалы дома, сказав, что не потерпит в квартире никаких кровопролитий), и, выгрузив живого спеленатого по ногам козлёнка у столба в центре, оставил одного, закутанного, как в тогу, в белую простынь. Помянув про себя ритуалистические нормы, Натаниэль приступил к ритуалу. В простыне поддувало, босые ноги мерзли, но лучше было так, чем ехать в метро в окровавленной одежде. * - свободный урок, когда ученики должны сидеть тихо и заниматься собственными делами, например, делать домашнее задание. ** - здесь ссылка на французскую идиому в переводе означающую, что беда не приходит одна. *** - местоимение в японском, обычно используемое молодыми людьми. Девушки используют его редко, в качестве показателя самостоятельности, упрямства или просто силы. **** - Бата́ — барабан в форме песочных часов, с двумя мембранами. Оконколо (Okónkolo) — маленький барабан, с простой партией, который просто держит ритм. Его обычно поручают не очень опытным исполнителям. Итотеле (Itótele) — средний барабан. Он ведёт диалог с барабаном ийа. Ийа (Iyá) — большой барабан басового тона, играет солирующую партию ансамбля. На концах этого барабана, у мембран закреплены бубенцы. На нём играет олубата — самый опытный барабанщик, который аккомпанирует певцу akpwon и задает мелодию остальным музыкантам. В Вуду каждый барабан может быть закреплён за отдельным духом, участвующим в ритуале. (*) - вещество, используемое в парфюмерии, кондитерском деле и фармацевтике (ну, и магии, да). Бензоин обладает сильнейшим антиоксидантным действием. Он омолаживает кожу, тонизирует сердце, стимулирует работу мозга. При этом вещество на нервную систему действует успокаивающе, снимает стресс и расслабляет чувства. Бензоину приписывали свойства отгонять злых духов, его называли "молоком девственницы". Считалось, что растворенная смола способна возвращать детородные функции и увеличивать либидо. Обладает сладковатым вкусом, но кое в чем Нейт ошибся - бензоин, хоть и является афродизиаком, и помогает возбудиться, оттягивает кульминацию.