Принцесса Корделия

      Он об этом не мечтал — о девушке с яркими рыжими волосами, заплетёнными в две косички, с чудесными веснушками, делающих её непохожей ни на кого знакомых ему до неё. Гилберт и не думал о таком ни разу, но несмотря на все препятствия, выпавшие на его долю после появления Энн Ширли в Эйвонли, он не жалел. Ни в тот день, когда об его голову разбилась грифельная дощечка, ни в тот вечер, когда она отказала ему, признавшись, что её чувства к нему только дружеские. Гилберт не ощутил желания впредь не видеть Энн, или и вовсе никогда, а вот от боли и пустоты, пришедшей позже, не сбежал. И видя, как любимая девушка — больше не подруга, никогда не возлюбленная и не жена, предпочла ему богатого юношу, он осознал, что его сердце разбилось. И даже тогда ничего не изменилось. Он всё так же не проклинал рыжеволосую мечтательницу, оставившую его — Блайта, на произвол судьбы.       Он помнил, как впервые повстречал её в лесу, как пришёл на помощь, а она не поспешила поблагодарить. Как бежал за ней просто потому, что рыжая девчушка не назвала своего имени. Как принёс ей яблоко с фермы отца, а она проигнорировала, прося уйти и не заговаривать с ней больше. Гилберт тогда не понимал, почему новенькая не отпускала его, заставляя желать её внимания. Он был слишком юн и неопытен, да и времени после их нелепого знакомства прошло слишком мало, чтобы догадаться. Ему казалось, что из Энн Ширли вышла бы хорошая подруга — она любила поговорить о темах, которые ни одна из Эйвонлийских девочек и шёпотом не упомянули бы. Энн Ширли умела мечтать и не стеснялась этого, и Гилберта тянуло к ней, этого он отрицать не смел.       Она догоняла его в учёбе, прекрасно произносила слова по слогам и морщась при виде победы Гилберта, выглядела милее, чем любая из одноклассниц. Энн с чувством читала стихи — не просто с выражением и сохраняя правильную интонацию, а словно проживала каждое из них, и пока остальные ученики посмеивались над её способностями, Гилберт не мог оторвать взгляда от счастливой девочки. Она завладела им задолго до того, как он это осознал.       Гилберт влюбился в миг, когда грифельная дощечка опустилась на его голову. Энн смотрела на него со злостью в ясных глазах и плотно сжимала губы после, когда учитель приказал стоять перед всеми у доски. Конечно же, он пожалел, что назвал её морковкой — судьбоносное слово сорвалось не без ведома Гилберта, но он его не обдумал, а потом стало слишком поздно. В дальнейшем иногда ему казалось, что не произнеси он то роковое слово, так задевшее Энн, они не потеряли бы столько времени. Не рассердись Энн в то утро, не причини ему лёгкую головную боль, он всё равно, рано или поздно, полюбил бы её. Гилберт в этом не сомневался. Ему стоило обратить на себя внимание новенькой другим способом — больше ей улыбаться, помогать и дальше, возможно ошибиться несколько раз в учёбе… Она запомнила бы его не как мальчика, ранившего её до глубины души, а как мальчика, который с первого дня знакомства проявлял к ней дружелюбие и доброту. Но менять прошлое никто не умел. И «морковка», сказанная им в порыве стать ближе, не стёрлась из их памяти.       До своего неудавшегося признания, до её безуспешных попыток притвориться, что они лишь друзья, Гилберт уже пытался признаться Энн. Поначалу он делал это неумело — влюбившись впервые, Гилберт не ведал, как показать девочке степень своей привязанности. Сделать первый шаг ему помогли родители. Отец посоветовал проявлять к ней больше внимания — Гилберт не понимал, что ему такого ещё нужно сделать, ведь он и так следовал за Энн, пока она его отсылала прочь. Мать же сказала, что Гилберт должен стать ей другом, а уже после возлюбленным. Во все последующие годы он всё сильнее убеждался, что она была права, но ей следовало дать этот совет до того, как её сын совершил самую глупейшую ошибку.       Он тепло улыбался Энн, а она всегда отворачивалась. Желал ей доброго утра и хорошего вечера, а она морщилась и уходила. Гилберт специально ошибся в нескольких словах, произнеся их неправильно, чтобы Энн обыграла его посреди заполненного класса. На краткий миг она посмотрела на него и широко улыбнулась, запоздало вспоминая, что в её глазах они враги. Он всё равно ответил улыбкой, поздравив с победой и ещё некоторое время, после того, как они сели на свои места, смотрел на неё, ощущая небывалый подъём. Гилберт не надеялся, что завтра Энн предложит ему дружбу и оставит в прошлом недомолвки, но в тот день он был счастлив.       Всю следующую неделю Гилберт прожигал её взглядом, а она оглядывалась на него — больше заинтересованная, чем раздражённая. В последний день учёбы он слишком долго собирал книги, а Энн, увлечённая книжкой, не спешила домой. Ему повезло, что Диана заболела и некому было сопровождать её в пути. Гилберт собирался предложить Энн проводить её, неся чужие книги, возможно, они смогли бы поговорить и чуть лучше узнать друг друга. Когда он поднялся и подошёл к парте девочки, его руки немного, но дрожали. Гилберт не желал показаться ей стеснительным или запуганным, но сомневался, что ему удастся сохранить спокойствие.       — Мисс, — начал он и запнулся, когда она вздрогнула, но не отреагировала. — Энн Ширли. Энн?       — Чего вам, мистер Блайт? — холодом в её голосе можно было убивать, но он лишь преисполнился надеждой.       — Диана заболела, а нам по пути, не согласишься прогуляться со мной?       Он удивил её. Энн больше не читала или не притворялась, что читает. Она подняла на него глаза и, подумать только, кивнула. Гилберт не верил своему счастью, впрочем, оно не продлилось достаточно долго, чтобы окончательно воспрянуть духом. Они даже не успели выйти за дверь, как та распахнулась и запыхавшийся мальчишка-француз ворвался в школу. Он работал у семьи Энн и пришёл по приказу Мариллы, которая устала ждать свою приёмную дочь, ведь: «Энн, неужели ты забыла, что мы должны испечь несколько лимонных пирогов к выходным?» И Ширли действительно забыла о пирогах, как и о Гилберте Блайте в следующую же секунду. Она даже не попрощалась с ним, и в тот день Гилберт шёл в одиночестве.       Диана выздоровела и в понедельник они пришли в школу вместе, поэтому он оставил попытки проводить её, но не сдался.       В следующий раз им удалось поговорить, когда Энн оказалась в беде и он, проплывая мимо по реке, спас её от неминуемой гибели.       — Я не была в опасности, — уверяла она его, выкручивая подол полностью промокшего платья. — Помощь позвали и вы, мистер Блайт, могли спокойно плыть себе дальше.       — Мисс Ширли, знаете, что случается, если провести долгое время в холодной воде?       — Она чуть прохладная, мистер Блайт, вовсе не холодная, как вы уверяете.       Они спорили с первой встречи и Гилберту начинало это нравиться. Не из-за ссор, а по причине того, что Энн в эти мгновения смотрела прямо на него и не молчала. Её серые глаза сверкали, а руки сжимались в кулаки. Рыжие волосы трепал ветер, а мокрое платье облепляло худое тело. Гилберт заставил себя отвести взгляд. Помощь за Энн на самом деле послали и вскоре они увели её в тёплый дом, а Гилберт вновь возвращался в одиночестве. Следующие несколько недель во снах ему снилась Энн. Он пообещал себе, что никогда ей об этом не расскажет.       Отец поспособствовал новой попытке сына отыскать расположение Энн Ширли. Несмотря на то, что лимонные пироги рыжая девушка готовила достаточно часто, яблочные также не были редким гостем на их ферме. В воскресное утро, ещё до посещения церкви, он поставил перед Гилбертом корзину с яблоками, со словами:       — Ты ещё не сдался, сын? Катберты уехали в Шарлоттаун, все, кроме Энн. Возьми корзину и передай её юной мисс, уверен, она не сможет отпустить тебя, не угостив чем-нибудь.       — Если тебе повезёт, Гилберт, и ничего съестного в доме не окажется, Энн приготовит пирог или печенье из этих яблок и у тебя будет время поговорить с ней, — поддержала мать. — Поспеши.       В то утро он окончательно уверился, что любовь к Энн никуда не исчезнет, даже если она однажды откажет ему. Девушка долго не отвечала на стук в дверь, а после Гилберт услышал её голос и последовал за ним. Энн отыскалась в конюшне, лёжа в сене она сначала напевала незнакомые ему песни — наверняка придуманные ею же, а после разговорилась с лошадьми, обращаясь к ним с таким уважение и теплотой, о которых он и мечтать не мог. Гилберт сдержал смех и только улыбнулся, покинул конюшню и уронил топор, чтобы Энн не показалось, что он подсматривал за ней.       Яблоки она приняла, была не такой холодной, как раньше и поинтересовалась, хотел ли Гилберт пирога именно из своих фруктов или испечённый вчера бисквит тоже устроил бы. Он не прочь был согласиться и на бисквит, но побоялся, что Энн завернёт его ему в дорогу, поэтому следующие два часа Гилберт провёл на кухне. Девушка пыталась прогнать его в комнату, но не этого же он добивался, чтобы тратить драгоценное время. Они испекли яблочный пирог вместе и съели его с холодным молоком, обсуждая прочитанную ранее Энн книгу. Она раскраснелась, её губы не покидала улыбка и сердце Гилберта стучало до того сильно, что ему постоянно казалось, что девушка слышала каждый стук.       — Я люблю трагичные истории любви, — громко произнесла Энн, когда Гилберт упомянул, что ни в какой из книг девушки пары не счастливы.       — И что же в них такого прекрасного? — спросил Гилберт. — Они столько проживают вместе, чтобы в конце книге погибнуть или расстаться.       — Но это так захватывающе. И душераздирающе. И ещё волнующе. Но не все истории должны так заканчиваться.       Гилберт хотел спросить такой ли Энн представляет свою историю любви, но он не решился. Намного позже этого разговора она сказала ему, что не надеется на настоящую любовь в жизни, но если такая когда-то и случится, вероятнее, закончится трагично.       — Не потому, что мне нравятся именно трагичные, — пояснила Ширли. — Даже представляя себе того, кому я могла бы понравиться, не могу поверить, что он не устанет от меня. Проснётся однажды, взглянет на эти рыжие волосы и веснушки, и изменит мнение.       — А если его не будут волновать ни цвет твоих волос, ни веснушки?       — Вы такой наивный, мистер Блайт. — Энн рассмеялась. — Ни один юноша не сможет игнорировать нечто настолько яркое.       Гилберт невесело усмехнулся, а Энн не выглядела разочарованной. Она вздохнула и прошептала:       — Гилберт, мой удел приключения и я практически смирилась. Посмотришь, пройдёт ещё несколько лет и отсутствие романтики полностью перестанет меня волновать.       Он всё же добился её дружбы, но не любви. О нет, Энн, отказывая ему не сказала, что не любит, но это разительно отличалось от чувств самого Гилберта. Но до этого, получив расположение Энн, он не бросал попыток понравиться ей в ином амплуа. Гилберт отдал девушке место в школе Эйвонли, а сам согласился преподавать в другом городе. Он сделал это не столь по причине заслужить её дружбу, а из-за того, что не мог иначе. Энн была так ему благодарна, что на краткий миг обняла, прижимаясь к его груди, чтобы в следующую секунду отстраниться. Её щёки пылали румянцем, и это совсем не сочеталось с рыжими волосами и веснушками, но для Гилберта Блайта Энн Ширли являлась самой красивой во всём мире, и эта девушка улыбалась ему и больше не кривилась от одного его присутствия.       — Гил, тебе не стоило, — потирая щёки руками, шептала Энн, — но спасибо. Для меня это много значит.       — Всё в порядке. — Гилберт пожал плечами. — Мне это ничего не стоило.       — Не говори ерунды, это хороший поступок и я останусь благодарна тебе всю жизнь.       Гилберту не нужна была её благодарность, но большего Энн дать не могла. За все те годы, пока он старался, чтобы она его заметила, девушка ни разу не поняла ни одного его намёка. Энн не солгала, сказав, что ей не быть романтической героиней, но вовсе не потому, что ни один мужчина не обратил бы на неё внимания, а потому, что она не позволяла этому случиться. Как бы Гилберт не доказывал своих сильных чувств к рыжей девушке, она видела в нём всё того же мальчишку, который в начале их знакомства назвал её морковкой. Только Энн больше на него не сердилась.       Она прогуливалась с ним по Эйвонли, пила чай с пирогом, смеялась и рассказывала истории, но не осознавала очевидного. Пока остальные жители понемногу шептались о том, какая они красивая пара и интересовались, когда же будет свадьба, Энн не желала взрослеть и отпускать прошлое. Она так крепко вцепилась в него, что попытки Гилберта терпели крах. Он никогда не был глупым и понимал, что Энн начинала догадываться и именно поэтому избегала любого упоминания о чувствах. В её мире они оба оставались прежними, и потерять дружбу, возникшую спустя столько лет вражды, для неё было сильным ударом.       Легче не стало и с поступлением в колледж. У Энн нашлось намного больше причин, чтобы избегать ненужных ей разговоров. Правда, и у Гилберта прибавилось учёбы, но она нисколько не помогала забыть о несчастливой влюблённости в подругу детства. Он стал невольным наблюдателем её расцвета для остальных юношей и как бы ни пытался это скрыть, у него не выходило. Гилберт ревновал, страшась, что однажды один из этих незнакомцев станет трагичным героем в жизни Энн Ширли. Тем принцем из ярких мечтаний подруги, о которых она с ним не говорила, но он об этом всегда догадывался. Гилберт понимал, что собственное молчание не поможет ему, поэтому всё чаще заговаривал с девушкой о теме, так нелюбимой ею.       Вначале Энн ссылалась на загруженность в учёбе, после выходила к Гилберту с кем-то крутящимся рядом, а закончилось это в момент, когда он встретил её сидящей в одиночестве. Прошло много времени с их знакомства. С первой помощи, с первой недосказанности, с первой ярости со стороны Ширли, с начала влюблённости Гилберта в мечтательную девчушку. Энн вытянулась, её волосы потемнели, но всё ещё сияли рыжим — впрочем, она предпочитала называть их каштановыми. С лица Ширли не исчезли веснушки и в глазах Гилберта Блайта она оставалась прекрасной. Ступая по мягкой траве, он услышал испуганный окрик Энн и увидел, как она дёрнулась, но не отступил. Убегать и дальше никто из них не мог, поэтому он принял решение за двоих.       — Энн, — позвал он, пока её взгляд метался в поисках кого-то из подруг.       — Гилберт, — девушка произнесла это с молящей интонацией, но он не послушался.       — Энн, — повторил Гилберт увереннее, — мы знакомы уже много лет и я всегда считал тебя самой прекрасной…       — Нет, — выкрикнула Ширли, подскакивая на ноги. — Гил, не надо, пожалуйста.       Слыша, как она называет его своим другом, как признаётся, что никогда не сможет полюбить так же, как и он её, Гилберт умирал. Глядя на Ширли он вспоминал, как она на него обижалась, как изредка смеялась, и как радовалась, обыгрывая Блайта. Отворачиваясь от неё в тот вечер, он ещё долгое время не обращал на Энн внимания, не говорил с ней и даже не писал. Этим он не добивался отмщения, ведь не винил Ширли ни в чём, просто не мог переступить через своё разбитое сердце и жить, как прежде.       С мига, когда Гилберт Блайт осознал, что любит Энн Ширли, он всегда видел их вместе, и всё это рухнуло после её слов.       Когда появился Рой Гарднер, он уже ни на что не надеялся.       Гилберт ничего не сказал матери, а она ещё какое-то время была уверена, что у них с Энн есть общее будущее. Вернувшись в Эйвонли и серьёзно заболев, он в не особо тяжёлые часы читал в её глазах разочарование, но лишь слабо улыбался. Гилберт сделал всё, чтобы Энн выбрала его героем своей романтической истории, но богатый и поэтичный Рой Гарднер больше походил на принца из сказки. В бреду, когда руки матери гладили его по волосам, он слышал, как она уверяла, что всё обязательно наладится. Гилберт не верил, но молчал не только из-за слабости, но и из-за нежелания лишать её крупиц надежды.       Ему снилась Энн в тот день на реке — нахохлившаяся, как птичка, прижимающая к телу мокрое платье и глядящая на него нервно и раздражённо. И та Энн, готовящая яблочный пирог, пока приёмных родителей не было в доме. В её волосах затерялись листики и обломки соломы, на которой она ещё совсем недавно лежала. Энн просеивала муку, громко смеялась и просила его поспешить с яйцами. Энн возле доски, Энн на балу, Энн с кружкой чая в кресле, Энн погружённая в очередную книжку… Гилберт засыпал и просыпался с её именем на губах, а мать — бледная и осунувшаяся, стирала с его кожи пот.       За всю свою жизнь он был благодарен многим людям, но одну из них запомнил навеки. Она прислала ему письмо: длинное и легкомысленное, насыщенное ненужными моментами из чужой жизни, но Гилберт выслушал каждое слово. Он был знаком с Филиппой Гордон, красивой подружкой Энн. О ней в колледже много судачили и ещё чаще приглашали на свидания, но Гилберт не догадывался, что однажды она сыграет важную роль в его будущем с Энн.       «Мистер Блайт, нет, Гилберт, ты будешь самым глупым человеком на всём белом свете, если умрёшь так легко, даже не попытавшись ещё раз добиться ответного чувства от моей лучшей подруги Энн, которая, к сожалению, оказалась крайне непонятливой. Принц из её романтических мечтаний сделал ей предложение, представь только, а она ему отказала. Взяла и разбила юное сердце, но не переживай, Рой отходчивый. Гилберт Блайт, Энн прекрасная девушка, но она совершенно не разбирается в чувствах настолько ярких, как любовь. Не дай ей, да и себе, загубить ваше будущее. Я верю, что вы будите бесконечно счастливы, надеюсь так же сильно, как и я со своим замечательным Джо».       Энн отводила взгляд, сжимала в руках корзинку с яблочным пирогом и горестно вздыхала. Гилберт улыбался.       — Трагичная романтическая влюблённость, Энн? — подразнил он её, а она вспыхнула.       — Нет, — не согласилась она, хмурясь. — Проявление забывчивости и излишняя мечтательность в осознанном возрасте.       Энн наконец-то посмотрела на него, поправила растрепавшиеся волосы и протянула корзинку.       — Гил, спасибо.       — Пожалуйста, Энн.       Пару месяцев спустя Филиппа Гордон подмигнула ему, а Энн треснула её по голове деревянной ложкой. Широкая улыбка расплылась на красивом лице девушки, которая и не думала исправляться. Гилберт крепко сжал ладонь Энн, сразу же ощутив ответное пожатие. Филиппа расхохоталась.