Запретный плод вам подавай

— Как же я хочу сдохнуть, — проговорил Евгений, выдохнув. Француз бросил на него совершенно неудивленный взгляд. Он думал, Онегин спит. — Еncore? — спросил старик, слегка улыбнувшись. — Да, опять! — раздраженно ответил Евгений. — Не хочу говорить по-французски, мне грустно! Я хочу вина, — он сел на кровати, устало уронив голову на кулак. — Еще только девять часов, — старик улыбнулся, поднявшись. — Вот увидишь, сегодня будет хороший день. Здесь так чудесно! — Ну, мне радостно, что тебе здесь хорошо. «Неужели, меня хватило всего на три недели? — думал он за завтраком, сидя на веранде, — Три недели… Не год, не даже месяц… И меня уже воротит от этого места: от воздуха, спокойствия, зелени… Как же все осточертело!» И здесь не его место. Не его… Веселье Санкт-Петербурга изжило себя, спокойствие деревни тоже. За три недели силы, копившиеся в нем годами, пламенем вырвались из груди и вдохнули жизнь в это поместье. Он был неумолим, не уставал и не спал ночами. С лица старика не сходила улыбка. Не верилось, что все налаживается. Но пламя потухло, даже не дав возможности насладиться проделанной работой. Вновь наступила эта, ненавистная всем сердцем, пора тишины. «Как прошел ваш день, барин? — Оо, мой день, хм, ах да, я проснулся в десять, потом стало пять вечера, а потом загорелись звёзды. Я не знаю, как прошел мой день!» Бросив взгляд в окно, он заметил рыжие волосы Гильо в тени елки. Рядом с ним стоял незнакомый хозяину молодой человек. Он был одет в простую рубашку и балахонистые штаны. Онегин бы не обратил на это внимания, если бы не бумага, переданная в руки французу. Все повторилось: Евгению пришло приглашение отужинать в доме невероятно обрадовшихся его пребыванию здесь соседей, где должны быть очень привлекательные, и, разумеется, ничуть не заинтересованные в богатом молодом человеке, дочки. Даже не закончив трапезу, Онегин вышел из-за стола, направляясь навстречу к старику. Ужасно хотелось повозмущаться, но Гильо вошел в усадьбу с письмом в кармане жилета, а в руках корзины, накрытые белыми тряпками. Зеленые глаза француза на мгновение остановились на лице Евгения. Он тихо вздохнул, заметив опять плохой настрой. — Ты все ещё не хочешь говорить по-французски? — с издевкой спросил старик, наблюдая, как высокая фигура приближается. — Нет, не хочу. По крайней мере, пока все норовят испортить мне день и жизнь, — он аккуратно забрал тяжелые корзины из смуглых рук и быстро, чтобы никто этого не увидел, направился вперед.- Чего ты поднимаешь их? Здесь же всего семь сотен душ! Больше некому! — Ты чересчур много ворчишь, — донеслось позади.- Тебя приглашают в дом Винокуровых. — Пошли к ним кого-нибудь с горестным известием, что я слег от аллергии. Сколько станов согнулось под этой летней болезнью! Вместе они прошли в огромную, светлую и пустую залу. Ее вид уже не радовал хозяина. Она казалась чем-то просто занимавшим место, как тумба, что он выбросил. Будет ли здесь когда-нибудь бал? Француз сел на длинный красный диван у окна. Его старческий наказ вот-вот должен был вырваться, и ничто не могло это остановить. Должно быть, это становится их, стариков, целью: говорить как можно больше в этот период жизни. Нельзя, наверное, давать знания и советы постепенно. Онегин поставил на фортепиано два бокала и бутылку красного вина. Его пальцы аккуратно ее открыли, а рука быстрыми движениями разлила жидкость. Старик не мог отвести грустного взгляда от Евгения. Каждый раз его голову поглощали радостные воспоминания, от которых всегда сжималось сердце. Мальчишке уже давно за двадцать, и уже скучно жить. Сколько он мучался в Петербурге, сколько будет мучаться здесь. Его сила бесполезна, его деньги бесполезны, его ум бесполезен. А ведь каким он был неугомонным. При этой мысли на лице появляется улыбка, а на морщинистых щеках показываются ямочки. Евгений подходит к дивану и протягивает бокал. Плавным движением, откинув подол сюртука, он садится на твердый диван, развернувшись полубоком. — Скажи, что обо мне говорят, — попросил он, делая глоток. — Тебе правда интересно? — старик изогнул бровь. — Да. Это очень странно: я ведь ничего, абсолютно ничего, не делаю. Какие могут пойти слухи? Их даже не из чего писать, — Онегин усмехнулся и заинтересовано наклонил голову на бок. - Но я слышал некоторые. Я нелюдим? — Думаешь? — Гильо рассмеялся.- У них больше поводов говорить о тебе. Только представь! Ничего не известно, они могут придумать, что угодно! Ты опаснейший чудак! — Правда? Не замечал за собой. — Почему тебя это интересует? — Потому что это весело. Хочу ещё. Ты слушаешь сплетни? — Как и ты, — ловко парирует старик, делая глоток красной жидкости. — Чудак! — почти вскрикивает Евгений, резко поднявшись. — Мне начинает это нравится! Для чего же эти приглашения? Для чего визиты…- он осекся, замерев. Его взгляд остановился, рассматривая в окне что-то непонятное. Темное облако бросило тень на листву. — Это… Это карета? — взгляд голубых глаз перебежал с окна на француза и обратно. — Мое зрение не такое, как прежде, — Гильо даже не обернулся. — Прикажи Екатерине оказать хороший прием, — он поставил бокал на подоконник. Его пальцы начали в панике перебирать пуговицы на сюртуке. — Проследи, пожалуйста, за всем. Француз, привыкший к подобным сценам, и ухом не повел. Спокойно сидя в диване, он наблюдал, как напряженно Онегин следит за приближающимися гостями. Вот на диван слетел сюртук. — А ты…? — А я рано уехал, куда - не сказал. Почти прыжками он пересек комнату, подбираясь к противоположному окну. Эта стена окружалась высокими и густыми елками, поэтому увидеть, как мужчина через окно выбирается из усадьбы нельзя было. — Почаще из окна сбегай, — донеслось позади. — Тогда все поймут, что ты не нелюдим. Фыркнув, Онегин перемахнул через окно и быстро обогнул дом. Ждать, когда гостей проведут в усадьбу, долго не пришлось. Все в имении работало, как часы. Огибая стволы деревьев, Евгений направился прочь из поместья в сторону, противоположную направлению кареты. Евгений старался сбавить шаг и идти естественно, но странно для себя, постоянно ускорялся. Привычная размеренная походка непроизвольно изменялась. В голове была лишь одна мысль: только бы никто не попался на пути. Его дыхание успокоилось, только когда было пройдено порядком двух верст. Теперь пульс в ушах стих, и можно было услышать это спокойствие природы. Пение птиц, шорох листвы… Каждый день одинаковый, и хуже этого постоянства ничего быть не может. Хотелось было прислушаться к своим мыслям, но и это не удалось. Треск веток заставил его остановиться. Прислушавшись, удалось уловить редкое тяжёлое дыхание. Евгений с раздражением уставился между стволами, надеясь хоть что-то увидеть. Но деревья росли слишком тесно, и тени скрывали человека внутри, позволяя увидеть лишь высокий силуэт. Прищурившись, Онегин смог уловить светлую ткань. Последнее дерево было обогнуто молодым человеком. Не успев сбавить скорость, он почти налетел на Евгения, но во время затормозил, неуклюже остановившись. Оба они сделали быстрый шаг назад. Незнакомец плавным движением руки отбросил черные, как смоль, кудри с лица. Онегин, не скрывая удивления и раздражения, осмотрел стоящего перед собой юношу оценивающим взглядом. Это его жемчужно-серый жилет был виден в тени, его длинные коричневые брюки сливались с темнотой. Несмотря на его марафон, одежда осталась в прекрасном состоянии, словно он не касался ни листвы, ни стволов, ни земли. Внимание Евгения остановилось на испуганном и смущенном лице юноши. На бледной коже появился легкий румянец. В черных глаза можно было рассмотреть отражение Онегина. — Прошу прощения, — негромко начал юноша. — Не стоит, — Евгений небрежно отмахнулся и вновь перевел взгляд в сторону леса.- Могу я узнать, что там? — Вам не стоит переживать, сударь, — тот слабо улыбнулся. — И все же позвольте мне узнать, отчего вы бежали. — Как пожелаете, но должен вас предупредить: ответ вас неудовлетворит, он скучен, и просить: уйдем отсюда. Куда вы направляетесь? — Я просто шёл. — Это чудесно! Просто пойдём куда-нибудь вместе, — все так же поспешно отвечает брюнет. Онегин слабо кивнул и направился дальше по дороге, так словно нет никого рядом, на деле же сгорая от любопытства. Евгений выразил удивление лишь словами, и юноше было тяжело понять: из вежливости он спросил, или нет. Он шел чуть позади своего попутчика, что дало ему возможность немного осмотреть его, но не сделать себе выводы. Этого человека он не знал; он шел, слегка подняв подбородок, смотря куда-то вдаль, кажется, совсем забыв о юноше. — Если вы думаете, с чего начать, — вдруг произносит низкий голос, в котором еле заметна усмешка. — Представьтесь. Брюнет нагнал Евгения. Онегин шел, сбавив свой темп, но все же заставляя попутчика делать неудобные для него шаги. — Мое имя - Владимир Ленский. Я задумался, потому что не встречал вас здесь прежде. — Я живу здесь меньше месяца, Владимир. — Мне бы написали, что появился новый сосед. — Конечно, если бы знали, что писать. Я не нанес ни одного визита. — Тогда мне писали о вас! — почти воскликнул Ленский. Евгений тихо рассмеялся: — Как быстро здесь разлетаются сплетни. — Весьма. Деревушка небольшая. А ваше имя? — А «опаснейший чудак» вас не устраивает? — Онегин повернулся к Ленскому, по-доброму щурясь. — Онегин Евгений Александрович - мое имя. Я получил в наследство имение, недалеко от озера. — Боже, примите мои соболезнования. Я слышал о кончине. — Благодарю, но вернемся к вашему марафону, — быстро ответил Онегин, не желая слушать слов-переживаний, хоть из уст юноши они и казались искренними. Владимир слегка растерялся от подобной реакции, но быстро вернулся в диалог. — Я вернулся домой, сюда, спустя четыре года обучения в Германии. Мне пришло множество приглашений на обед и ужин, я не могу так быстро вернуться в колею. Сейчас приехал с неожиданным визитом старый друг моего отца. — И вы сбежали? — Онегин резко остановился, с интересом смотря на Владимира. — Да, мне жаль, но я сбежал, — быстро выпалил Ленский, чувствуя, как щеки снова краснеют. Евгений долго смотрел на него. Владимир молчал, пытаясь прочитать это лицо, но Онегин не мог этого позволить. Он улыбался про себя, сохраняя перед незнакомцем пелену тумана. «Неужели я храним судьбой? Запоздавшее спасение от скуки?!» Они продолжили путь медленнее. Онегин все так же смотрел перед собой, но уже старался следить за шагом. — Вам нужен был отдых от поездки? — Не совсем, тех, кого хотел, я навестил в первый же день. Тех кого люблю, чье общество меня радует. Мне не хочется видется с другими, скучно с ними и тяжело. Ответ удовлетворил Евгения более чем. — Могу я спросить о вашем обучении? — Извольте, только… с вашего позволения, можем мы скрыться в тени? — Зачем? Солнце скрыто за облаками. — Я прошу вас, Евгений, — взгляд Владимира устремился в появившийся вблизи поднятый клуб дыма. Последовал шум колес, и вскоре появился темный квадрат.- Уйдем же. Вдвоем они быстро сошли с тропы и скрылись меж стволов. Шум копыт и возгласы извозчика все усиливались. Быстро проехавшая карета подняла вверх пыль. Евгений закрыл глаза, мысленно проклиная Ленского, занесшего их сюда. Он почувствовал мелкие удары камней по лицу и коже рук, почувствовал, как пыль оседает на губах, и уже попрощался с укладкой, которая заняла часы. Когда шум колес и топот копыт затих, Онегин открыл глаза и гневно посмотрел на Ленского. В его голубых глазах загорелись злые огоньки. Владимир перевел взгляд на свои брюки. — Как далеко нам идти до вашего поместья, Ленский? — как можно сдержаннее произнес Онегин, но скорее отчеканил. — Впрочем… Все равно ближе, чем до моего. Мы идем туда. — А если гости еще не ушли. Он старый и хороший друг. Он может прождать до ночи. — Прекрасно. Значит, нам придется идти в таком виде до моего имения из-за вашего гостеприимства. — Евгений вышел обратно на дорогу и дождался Ленского. Они повернули назад. — А что насчет вас, сударь? Вы решили прогуляться в жаркий день вот так? Без фрака, сюртука, трости, перчаток… Думается вы тоже ушли в спешке, — Ленский хотел защититься, но его смирил холодный взгляд. — Правильно вам думается, — отрезает блондин.- Мы говорили о вас. Так вы живёте здесь давно? — С самого рождения. После я отправился в Геттингенский университет. — Вы молоды. Неужели вам не было интересно вернуться в Москву или в Петербург? — Здесь мой дом, я скучал по нему. Здесь мои друзья. — Которых вы избегаете. — Повторюсь: самых близких я навестил, — скрывая обиду от укора произнес Владимир. — Может, вы слышали о Лариных. — Нет, не слышал. Так вы близки с ними? — Да, я воспитывался у них с раннего детства… родителей рано не стало, и Ларины это моя семья. — внезапно радостно произнес Ленский. — Вы же ничего не знаете о молодой невесте и моей подруге, Ольге Лариной! Мне не верится! Вы должны ее увидеть. «Как резко, однако, меняются его эмоции! Значит, он еще и помолвлен, в столь юном возрасте.- Онегин усмехнулся себе.- Многих ли женщин он знал?» — Она прекрасна, словно роза, Онегин! — Розы больно колются. — Это того стоит. Вы поймете когда увидите, я уверен, поймете! Ради нее хочется истекать кровью. Владимир, забывшись, принялся перечислять достоинства младшей Лариной, а Евгений не хотел перебивать. Сколько Евгений знал таких дам! Все как одна! Да и, кто еще мог закрасться в сердце юного красавца? Только очаровательная пустышка. Онегин повернул лицо к юноше, чтобы увидеть его горящие глаза, пылающий румянец и еще немного посмеяться. Ленский же принял эту еле заметную улыбку за признак интереса и продолжил рассказ. У имения Онегина уже и след простыл кареты. Это очень обрадовало хозяина, и он провел гостя в усадьбу. Они шли, стараясь игнорировать на себе удивлённые взгляды. Гильо сидел в своей спальне, когда ему пришло известие: хозяин пришел не один. Француз подошел к окну, опираясь на подоконник. На его лице появилась улыбка, почти вырвался смех. Когда молодые люди прошли к крыльцу, в беседке уже стоял стол с явствами. Онегин приказал мальчишке-французу сопровождать гостя, а сам поднялся в спальню. «И почему же сейчас никто не спрашивает: как прошел ваш день, хозяин? — думал Евгений, одеваясь. Ему принесли новую белоснежную рубашку, тёмно-синий короткий фрак. — Не попадись мне на пути Владимир, день прошел бы куда хуже. Сколько ему лет? Восемнадцать? Точно не больше двадцати. Он слишком юн, вот и нециничен.» Евгений сошел вниз и застал Ленского в тени беседки, рассматривавшего розы и ведшего беседу с Гильо. Владимир увидел приближавшегося хозяина и выпрямился. Француз оставил их. — Что интересного он обо мне рассказал? — Евгений подошел ближе, беря в руку бутылку красного вина. — Я не расспрашивал о вас. — Не обязательно расспрашивать, — улыбнулся Онегин, разливая в бокалы жидкость. Владимир тихо рассмеялся и опустился в кресло. — Мы разговаривали о саде. У вас тут очень красиво, даже не верится, что вы занимаетесь хозяйством всего… Сколько вы сказали? Меньше месяца? — Три недели, если быть точным. Я приехал сюда с огромным желанием работать и, да, все дела закончились очень быстро… к сожалению, — Онегин опустился в кресло напротив. — К сожалению? Многие мечтают закрыть сроки в такое короткое время, — Ленский удивленно улыбнулся, беря талию бокала. — Многим непонятен весь ужас безделья. Они просидели в беседке до заката. Гильо наблюдал за ними через окно кабинета Онегина. Он был очень рад видеть что-то живое в лице Евгения. Его улыбка, его смех и незамолкающий голос — все это он видел не так часто, как хотел бы лет с 15. Но радость француза быстро омрачилась, что-то плохое тронуло чувствительное сердце старика. Как скоро интерес пропадет? До того ли как молодые люди станут хорошими друзьями? Как долго юность и жар будут представлять что-то значительное?