***
— ЗДРАВСТВУЙТЕ, КИМ НАМДЖУН! — приветствовали старшего охранники тюрьмы. — Не орите. — шикает он, понимая, что уже второй час ночи, все его коллеги давно сопят в подушку, а он направляется к очередному задержанному, с которым ему приспичило побеседовать, устроить ему допрос. — Ключи и наручники, — требует Ким, протягивая руку. — Какая...? — 26. 26 камера. — уточняет он, принимая ключи от конвоев. — Меня не тревожить часа 3, разговор явно будет долгим... — устало вздыхает, не представляя, что можно ожидать от этого садиста. — Есть. — приняли указания младшие по званию, дав пройти начальнику в глубь камер.***
Комиссара "немного" стесняет поведение заключенного, что, несмотря на то, что тот сидит в наручниках, умудрился расстегнуть пуговицы на рубашке, позволяя лицезреть накаченное тельце и огромный шрам "WH" на левой исцарапанной груди. — Прекратите, давайте начнем. — вежливо просит Ким, стараясь не обращать внимание на действия заключенного, лицо которого застыло в хитрой ухмылке, что не сводил с комиссара глаз ни на секунду.. — Где вы были ночью с 16 по 17 число? — прокашливаясь, начинает из далека, отводя взгляд от прекрасного тела, когда понимает, что его засекли. —Хммм... Дайте-ка подумать... Я был дома..? А какая, собственно, разница, офицер? — поганенько улыбается Сокджин, разваливаясь на скрипучем стуле, как на троне. — Я Генеральный Комиссар всего Сеула. — недовольно рыкает Джун. — Где вы были ночью с 16 по 17 число? — снова, как на репите, цедит. — Вау~, — тянет задержанный, что пытается поудобнее устроиться на стуле, закидывая ногу на ногу. — Мной занялся сам ГенКомиссар, удивительно. — пытался хлопать в ладоши, но из-за наручников все получалось, мягко говоря, ужасно. — Гражданин, прошу, отвечайте на вопросы с уверенностью и точно. За ложные показания Вы будете наказаны по всей строгости закона. — нервно крутит ручку в руках, сглатывая слюну. — Хорошо, Вам что-нибудь известно о Чон Чонгуке? Где он находится в данный момент? — сразу приступает к главному, все еще терпя такое поведение, пытаясь быть вежливым. — Я не против быть наказанным. — хмыкает парень, поглаживая носком туфлей ногу комиссара, играя бровками. — Что? — явно не понял, надламывая пластмассовую ручку в руках, из-за чего тот лишь кусает губы, зализывая их, наблюдая за реакцией сотрудника правоохранительных органов. — Ничего. — язвит Сокджин, пытаясь встать со стула. — Гражданин, сядьте на место. — злобно прошипел. — Одно лишнее движение и Вы будете повязаны прямо тут, а после Вам покажут, где раки зимуют. — ухмыляясь, объясняет он. — Вы не ответили на мой вопрос: Вам что-нибудь известно о Чон Чонгуке и о его местоположении? — Ким Намджун~, — тянет заключенный. — Комиссарчик~, почему Вы такой злой? — хлопает тот ресницами, выглядя совсем невинно для человека, что лишал и, возможно, еще бы лишил десяток жизни; для человека, чьи руки покрыты старыми и свежими шрамами от ножа, чьи костяшки избиты в кровь. — Работа совсем надоела, да? Сложно? Могу ли я помочь Вам расслабиться..? — подлизывается тот, прикусывая пухлые губки. — Господин, Ким Сокджин, не уходите от темы. — нервно сглатывает, ерзая на стуле. — Если Вы не ответите на мой вопрос, я буду вынужден закрыть вас до выяснения обстоятельств, подозревая не только в причастие к преступлению, но и за воспрепятствование осуществлению правосудия. — угрожал он, предполагая, что это хоть что-то изменит. — В каких Вы отношениях с Чон Чонгуком? — Не в таких, как хотел бы испробовать с Вами. — ухмыляется, пробираясь ногой к паху, слегка надавливая, чувствуя, как тот рычит, а его детородный орган заметно твердеет. — Я так понимаю, что Вы вообще не понимаете в какой дерьмовой ситуации оказались? — вспылил Джун, откидывая ногу парня. — Вы замешаны в ужасном изнасиловании и убийстве невинного парня! — если бы он был чайником, его крышечка давно бы издавала ужасно громкие звуки закипания, однако Ким человек, а голова не позволяет своему жителю, головному мозгу, покинуть ее, кинув на последок "иди нахуй, я устал". — На камерах видеонаблюдения прекрасно видно, как Вы с Чон Чонгуком тащили безвольное тело в подвал, где после его обнаружили всего в крови, изнасилованным, с твоей гребаной подписью "WH"!! — как девчонка начинает истерить комиссар, желая убить всех тех, кто лишает жизни людей. — Ахах, — закатился тот смехом, сгибаясь в три погибели. — А что, уже развлекаться нельзя? Нам всем было весело, я уверен, парень остался довольным. Ах, а как он молил о пощаде, когда я разогревал паяльник, ммм~. — стонал Сокджин, вспоминая испуганное личико парня, которого яростно трахал Чонгук. — Повеселились?! — Ага~, весело же. — хмыкает тот, пожимая своими широкими плечами, демонстрируя изгибы своей шеи и глубокие ключицы. — Пишите! — рыкает Ким, стукая по столу рукой, подавая листок бумаги и ручку. — Все ОТ и ДО, а также местоположение вашего союзника. — Хуй тебе. — саркастически кидается словами заключенный, наблюдая за комиссаром, что начал ходить вокруг стола. — В жизни не дождешься, наивный. — Что?! — окей, он держался, как мог, но, кажется, без рукоприкладства тут невозможно. — Не прихуел ли ты?! — шипит он в личико Worldwide Handsome, вцепившись крупными, сильными, мужланскими ручищами в эстетичную шейку парня. — Всё возможно, знаешь ли. — расслабляется Сокджин, пытаясь смокнуть выпирающие венки на руках сотрудника полиции, что угрожает ему расправой. — Я таких, как ты... — скалится, разглядывая гаденькую улыбку. — на хую вертел, понятно?! — образно дополняет он, сильнее сжимая шейку, надавливая на кадык. — Сученыш. — Какие мы грозные. — усмехается тот, постанывая от прикосновений комиссара. — Ну, что же, поверти и меня на своем хуйце. — заливается истеричным смехом, наблюдая за стояком Кима, что "смотрит" ему прямо в глаза. — Да ты в край обдолбанный. — прыскает Ким, отталкивая парня, из-за чего тот падает на холодный пол, а его рубашка оголяет плечи. — Где Чон Чонгук?! — злится, яростно хватаясь за шевелюру заключенного. — Боже, малыш, ты только понял? — хмыкает он, чувствуя горячее дыхание комиссара на своей щеке. — Иди сюда~. — тянет Сокджин, еле-еле обхватив шею парня руками, что покоятся в наручниках. — Какой ты злой. — надувает щечки, примыкая к губам сотрудника полиции.***
— Мразь. — в очередной раз шипит Намджун, избивая заключенного, что разлегся на столе. — ГДЕ НАХОДИТСЯ ЧОН ЧОНГУК?! ТЫ БУДЕШЬ ПИСАТЬ ПРИЗНАНИЕ ИЛИ МНЕ ПРОДОЛЖИТЬ?! — Продолжай. — смеется тот, массируя своими руками свою плоть через штаны, обхватив ногами комиссара, притянув к себе. — Возьми меня, комиссар. — шепчет он, перебирая пальчиками по бляшке ремня полицейского. Только его помощник знает, что он, генеральный комиссар Ким Намджун, очень жесток в своей профессии и никого не щадит. Множество раз его предупреждали, что если будет избивать, порой насиловать, подозреваемых, сам окажется за решеткой. Пять лет. Пять лет он держал свое обещание, пока начальство и коллеги не поменялись, сменив место работы, пока к нему не заявился подобный подозреваемый, выводящий из себя. Пять лет даже не кричал на заключенных, заставляя тех повиноваться лишь взглядом и глубоким голосом, пробирающим до мозга костей. Пять лет насмарку. — Мха~. — издает протяжный стон, когда комиссар скручивает его соски до боли. Сокджин мазохист. Психопат. Садист. Он знает, ему нравится; на это есть причины. — Комиссарчик~, ещё~... — Заткнись! — орет Намджун, проезжаясь кулаком по красному от возбуждения и прошлых пощечин лицу подозреваемого. — ГДЕ ЧОН ЧОНГУК?! — снова заладил Ким, расстегивая штаны Джина. — Выеби меня. — приказывает, пытаясь ухватиться за стол, дабы не скатиться, когда сотрудник правоохранительных органов с рыком избавляется от его штанов, спуская их до колен. И без того изуродованное тело подозреваемого покрывается яркими отметинами, укусами, щипками. Сокджин истерически смеется, чувствуя, как комиссар слетает с катушек, как рычаг, на который тот себя поставил пять лет назад, чуть не загремев в тюрьму, ослаб, как он яростно снова и снова замахивается на Джина, проезжаясь по его изумительному, в какой то мере эстетичному, личику, на котором нет не тронутого шрамами места. — ГДЕ ЧОН ЧОНГУК И ВСЕ, КТО ЗА ВАМИ СТОИТ?! — звереет Намджун, расстегивая ширинку, вынимая свой детородный — "палочку-выручалочку" для подобных случаев — орган. — ОТВЕЧАЙ! — еще громче орет Ким, входя в подозреваемого на сухую, без подготовки, без предупреждения. — А~! — хотел было закричать тот от боли, пронзающей его внизу. — Ахах~... — тут же заливается смехом, откидывая голову назад, замечая листок бумаги с ручкой на столе, что начинают трястись, будто баллы "землетрясения" достигают 7-8, а то и больше. Комиссар с гадкой улыбкой наблюдает, как его орган пропадает в неизвестности организма парня. «А если он чем-то болен?» — «Он наверняка чем-то болеет.» — «Какой-же он узенький, тепленький~...» — «Что я творю?» — в разброс идут мысли в голове парня. Зрачки расширяются, как у кота из Шрэка, когда Ким залипает на тугую дырку, что с трудом обволакивает его пенис. Намджуна накрывает с головой, когда он ловит ушами первый, самый явный и искренний, стон от подчиненного, что царапает деревянный стол своими коготками, заведя руки за голову. Накрывает так, будто не Worldwide Handsome накачал себя наркотой до отвала, а он. Кажется, что хлюпенький столик, стоящий ранее одиноко в этой изолированной камере, в которой все громче и громче раздаются довольные всхлипы и звонкие стоны парня, что извивается под ГенКомиссаром, сломается в эту же секунду, сложившись в три погибели. Ким всегда знал, что он в какой-то мере скорострел, особенно когда это касается работы. Спалиться, опозориться, потерять работу, статус, друзей — это то, чего он действительно боится, это то, что с ним может произойти, узнай кто про этот инцидент. Разум возвращается не скоро, спустя долгих и мучительных двадцать минут для неразработанного ануса парня или волшебных, доводящих до пика двадцать минут наслаждения для самих парней, что кончив на себя и стол, пытаются отдышаться, облокачиваясь, укладываясь на стол. Понимая, что он натворил и что теперь станет главной новостью всей Кореи, у комиссара начинается нехилая паника, в которой он лишь мычит и открывает рот, как рыба, оседая на пол, зарываясь руками, что ноют от боли в костяшках, в растрепанные волосы. Забывшись о том, кто он, где он, что он вообще делал, Намджун проваливается сквозь реальность, не замечая, как подозреваемый стал активно шевелиться, брякая наручниками. Он совершенно теряет бдительность, не замечая, как тот крадет из кармана пиджака, лежавшего на столе, ключи, как Джин моментально расстегивает наручники, не смея их куда-то откидывать, а лишь крутит их рядом с лицом "ебыря", что, кажется, забыл, как дышать, уставившись в одну точку на злосчастной, облезлой, бетонной стене. — От оргазма отойти не можешь, комиссарчик? — саркастически шептал на ухо Сокджин, спрыгивая со стола. — Ау~... — усмехался он, вертя наручники в руках. — Нет~... — тянул Ким, пряча голову в коленях, не обращая внимание на подозреваемого, что сел за стол и стал что-то усердно писать ручкой на листке бумаги. — Я не мог... не должен был... нет~, такого не могло произойти... — Могло. — ухмылялся Worldwide Handsome, разглядывая довольно острую ручку, вертя ее в руках. — Не отрицай то, что уже произошло, Ким Намджун. Так сильно боишься за свою пригретую задницу в этом уебищном местечке? — расспрашивал Джин, оперевшись на кулак, наблюдая за ошарашенным взглядом комиссара. — Что ты так смотришь? Думаешь, что об этом никто не знает? Пф, я тебя умоляю, нам, преступникам, было это известно сразу же после твоей "первой жертвы", Пак Чимин, помнишь? — Я не... — Ну-ну, не заливай мне тут: "Я не хотел. Это не я. Он сам виноват." Даже если ты ебешь все, что видишь, не дает тебе повод так издеваться над нами, трахая "преступников". — цедит парень, хмуря брови от воспоминаний о лучшем друге, что скончался в тюрьме из-за тогда еще просто комиссара Ким Намджуна. — А ведь он был готов написать признание в содеянном, готов был отсидеть свой срок, готов был! Что сделал ты?! — зверел Сокджин, желая отомстить за друга, приближаясь к растерянному комиссару. — Я... Он... — Что "Я... Он..."?! Ты лишил человека жизни. — заключил он. — Ты лишил его и без того жалкой, бродячей жизни. Не его надо было задерживать, не его надо было насиловать, — повышал голос подозреваемый, впиваясь пальцами в шевелюру сотрудника полиции. — НЕ ЕГО НАДО БЫЛО УНИЧТОЖАТЬ МОРАЛЬНО, НЕ ЕГО НАДО БЫЛО ДОВОДИТЬ ДО ПИКА, НЕ ЕГО! — взорвался Джин, со всей силы ударяя комиссара головой об ножку стола. — НЕ ЕГО! НЕ МОЕГО ЧИМИНА! НЕ НАШЕГО ЧИМИНА! ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ ЧЕРЕЗ ЧТО НАМ, ВОРИШКАМ, ПРИШЛОСЬ ПРОЙТИ?! ТЫ ЗАГУБИЛ ЖИЗНЬ НАШИХ ПАРНЕЙ, А МЫ ЗАГУБИМ ТВОЮ. — плевался разъяренный Worldwide Handsome. — Помнишь ту встречу с тройкой парней в переулке около твоего дома, ПОМНИШЬ?! — требовал ответа, проезжаясь кулаком по, по его мнению, смазливому личику, что не выражало никаких эмоций, а тело комиссара валялось, не подавая признаком сопротивления. — Дха~. — с хрипотой выдавил из себя Намджун, вспоминая, как тот самый парень молил о пощаде, пытался что-то накалякать на бумаге, когда он безнравственно вдалбливал того в тот же самый хлюпкий стол, на котором остались царапины от ручки, которой Пак Чимин, жалкий семнадцатилетний воришка, жизнь которого стояла на кону, жизнь которого была адом, родители которого издевались над сыном больше пяти лет, а после выгнали из дома, судьба которого стала налаживаться благодаря своим друзьям-воришкам, что не бросили его, пригрев под боком, заботясь, пытался спастись, удержаться на столе, задержаться в этом жалком мире. — Помнишь того парня, что хуярил тебя со всей злости, пока двое других сторожили?! — Да... — А представь себе, что это тот человек, у которого ты забрал самое дорогое, ПАК ЧИМИНА! — снова вспыхнул Джин, пиная комиссара ногой под ребра. — ПОМНИШЬ ЗАКЛЮЧЕННОГО, ЧТО ПОВЕСИЛСЯ У ВАС В КАМЕРЕ, НЕ ДОЖДАВШИСЬ СУДА? ПОМНИШЬ?! Это Мин Юнги. — пытался сдержать слезы парень, запрокидывая голову назад, тяжело дыша. — Ты забрал у него всё: Чимина, счастье, надежду, свободу, жизнь... — Ты... — хотел вякнуть сотрудник полиции, приходя в себя, поднимаясь. — ЛЕЖАТЬ! — рыкнул Сокджин, пиная того в грудь, из-за чего тот падает на пол, ударяя затылком. — Как же долго мы с Чонгуком продумывали план мести, мм... А тот парнишка, Ким Тэхен, никого тебе не напоминает? Например, двоюродного брата, которого ты видел в последний раз года три назад? — саркастически улыбался он, заглядывая в округленные глаза. — Убивать его — счастье. Счастье понимать, что мы доставим такую же боль тебе и твоим родственникам, как и ты нам. Ты не ГенКомиссар, а убийца. Настоящий. — цедит Worldwide Handsome, приближаясь к шее парализованного шоком Намджуна. — Прощай. — кинул он, резко одним рывком проезжаясь по артерии острым концом ручки, чмокая комиссара в щечку. — Красивый, но мразь. — усмехается, нанося повторные удары, наблюдая за хилым сопротивлением Кима. — Какого... — шепчет Намджун, падая на холодный пол, хватаясь на кровоточащую шею. — Ну, а теперь коронное. — смеется Джин, расстегивая рубашку на жалком человечке, что с минуты на минуту скончается в муках, не таких как Юнги или Чимин, но скончается, чему он с Чонгуком несомненно будут рады. Замахиваясь со всей силы, Ким Сокджин протыкает кожу ручкой на груди комиссара, раздирая ее, выводя "W". — Это за Чимина. — хмыкает он, в десятый раз проходясь по кровоточащей букве. — А это за Юнги. — цедит он, снова замахиваясь, протыкая тело, дабы высечь "H". — А это... — задумался Джин, воткнув ручку между ребер. — За... всех наших собратьев, которых ты загубил, отправив за решетку. — шепчет тот, высекая символ Анархии.***
— Спасибо. — прошептал Сокджин, подправляя полицейские штаны, снятые с трупа. — До встречи... — ухмылялся он, скрывая лицо под кепкой, прикрывая рот, будто зевая. — Он сознался? — с насмешкой крикнул вслед конвой, смеясь над шоу в телефоне. — Долго как-то Вы. Ким лишь покачал головой в знак согласия, покидая полицейский участок, поражаясь работе сотрудников полиции, что спят на рабочем месте. — Чонгук, это я. — прошипел он, ловя такси. — Дело сделано, ты все подготовил? — Да. Молодец, Worldwide Handsome. Я в тебе не сомневался. — послышался прокуренный голос по ту сторону телефона. — Завязывал бы с курением, как от ментов будем убегать? — с ухмылкой шептал Джин, садясь в такси, кидая водиле деньги и листочек с адресом. — Ладно, буду ждать около аэропорта. Нельзя нам тут оставаться, дело сделано, можно и для себя пожить. — грустно улыбался он, засматриваясь на ночное небо, в котором ему казались явные силуэты благодарных, ярко улыбающихся Чимина и Юнги. — Я уже в пути~, хён. Вещи собраны. Жди...Мне нравится убивать людей, потому что это весело. Это гораздо веселее, чем убивать дичь в лесу, потому что человек — это самое опасное животное из всех. И я рад, что уничтожил самое опасное животное в Сеуле, находившееся у всех на виду, я рад, что такая мразь, как Ким Намджун, погубивший жизни парней, которых помотала жизнь, мертва. Мертв от моих рук.
Worldwide Handsome.