Черная вдова

      Если честно, у Юнги негодование до сих пор сочится из всех доступных ментальных отверстий.       Вчера, промучившись после разговора с Квон Джиеном всю ночь, а потом еще и целый день, вечером он направился прямиком к Джину и заставил его устроить несанкционированное мероприятие, основной целью которого было сидеть рядом с Юнги и выслушивать его жалобы на Квон Джиена, Юн Ынчжи, Пак Чимина и жизнь в целом, пока тот заливает свой стыд и гнев слабым алкоголем. Заехавшие к Джину Намджун с Хосоком оказались как нельзя кстати: больше впечатленной публики — больше отдача.       После получасового юнгиного нытья и рассказа о своей нелегкой судьбе начинающего айдола стало понятно, что Квон Джиён обыграл Юнги по всем фронтам, и теперь Мин Юнги бесится сразу по нескольким поводам. — Я считаю, надо продолжить за ужином, — завздыхал Джин. — Так быстро этот фонтан жалоб и обвинений не иссякнет. — Мы можем сходить в магазин купить что-нибудь к ужину, — предложил Хосок. — И колу! — поддакнула Джинхо. — Тебе колу не желательно бы, — покачал головой старший брат, — ты в ней меры не знаешь. В прошлый раз, пока не выпила бутылку, не успокоилась, а потом на щеках высыпало… — Колу хоцю, — расстроилась сразу всем своим маленьким организмом мелкая. — Давно не покупаи… — Ладно, но только маленькую баночку, — вздохнул Джин. — Бойсюю, — поставила руки в боки Джинхо. — Маленькую, — точно так же уперся руками в бока старший брат. — Или вообще не получишь. — Бутиёцьку, — предложила Джинхо компромисс.       А затем взяла карандаш и обрывок какого-то малинового листка и объявила, что готова записывать список покупок. Хосок присел рядом, чтобы заодно дублировать список в заметки в смартфоне, а то каракули Джинхо разобрать — тут минимум криптограф нужен. — Оппа, сьто исё покупаць? — Ну, если ты так хочешь, купим тебе колы. И Юнги купим колы… — Что, только колы, что ли? — возмутился Мин Юнги из своего депрессивного угла, — Мы сегодня не пьем что ли? Надо еще что-то к коле купить. — Оппа, купить колы, — снова затеребила брата за штанину Джинхо, — а сьто есё купиць к ёй?       Юнги замер, хлопая глазами, а потом расползся в улыбке. — Подожди, мелкая, Юнги-я пойдет с вами и сам купит «к ёй». «К ёй» — это прям обязательно надо купить. — Оставайся дома, следи за Джинхо, — пробурчал Джин, подталкивая Хосока к выходу, — а то я тебя знаю — ты сейчас с расстройства полмагазина скупишь и красиво уйдешь в запой, не выходя из моей квартиры. А мне алкоголик-квартирант не нужен, мне и без тебя есть, за кем присматривать.       И, захлопнув за собой дверь, тут же вжал Хосока в стену подъезда, находя его губы своими, соскучившимися по поцелуям, губами. — Пидайё! — встретила Джина с Хосоком в прихожей мелкая, когда они втаскивали в квартиру огромные пакеты с продуктами. Следом вошел Намджун, которому наконец-то удалось припарковать во дворе машину так, чтобы никто из соседей Джина не считал его кровным врагом за перегороженный выезд со двора. — Чего-о? — у ребят хором лезут брови под челки, потому что начинать уютные дружеские посиделки с друзьями за спиртным с таких оскорблений как минимум неожиданно. — Юнги-хён ськазай, сьто вы с Сёк-сёкой — пидайё, — спалила контору Джинхо и деловито нырнула внутрь принесенных пакетов, тут же разочарованно вынырнула обратно, — А ципсики? — Закончились в магазине чипсики, — попытался уговорить ее, поглаживая по спине, Хосок, пока Джина выносит на гребне праведного негодования в комнату, где Юнги прикорнул на диване. — Завтра купим. — Ты чего, вообще охуел? — заорал Джин, пытаясь прикрыть дверь, чтобы хоть как-то оградить сестру от шоу-представления в виде скандала с последствиями. — Извини, вырвалось! — пробурчал Юнги, на всякий случай прикрываясь диванной подушкой. — Нехер было у подъезда зажиматься, когда я вас тут с выпивкой жду! — Нехер было в окно пялиться, когда тебя с ребенком оставили, — возмутился Джин, выхватывая подушку из рук Юнги. — Ты не можешь требовать от меня вменяемости, у меня был тяжелый день, тяжелый разговор и тяжелая жизнь! — Это твои личные трудности, которые ты нажил себе своим личным пиздапротивным характером, а если моя сестра начнет называть в детском саду всех, кого ни попадя, плохими словами, нас просто-напросто исключат. И тогда, — Джин помахал перед лицом Юнги своим кривоватым указательным пальцем, — имей в виду, мы с Джинхо переедем жить к тебе и сядем тебе на голову как злостные иждивенцы, потому что работать я не смогу, а жить нам будет не на что, понял? Ничего, ты у нас звезда, прокормишь! — Ну пиздец, — уже чуть не плакал Юнги, — ну убей меня теперь! — Я тебе хуже казнь придумал: вот иди теперь и объясняй мелкой, что это нехорошее слово, что его произносить нельзя, и чтобы она не смела…       Юнги отмахнулся и поплелся на кухню.       Джинхо, сидя на кухонном столе, красиво раскладывала морепродукты и маринованные овощи по тарелкам. Хосок подбирал следы от этого раскладывания в виде капустных листьев и кальмаровых полуколец и пристраивал тут же. Намджун стоял у окна и задумчиво наблюдал за этой картиной. — Слушай, ребенок, — присел на табурет рядом Юнги. — Забудь, что я сказал, поняла? Это приказ. — Поняя, — кивнула Джинхо. — Пидайо ти ськазяй. — Я сказал, чтобы ты забыла и как это звучит, и что это такое. — А сьто ета такое?       Джин встал у входа в кухню, привалившись плечом к дверному косяку, и внимательно наблюдал. — Ну… это плохое слово. — Ти зацем назвай оппу с Сёк-сёкой пьяхой сьёвой? Ти сам пьяхой! Я сяс поицию визяву. Де нась Ким? — Не надо Кима вызывать, — засмеялся Намджун. — Он устал, у него сегодня выходной. Мы тут сами справимся. — Биць будем? Зя пьяхую сьёву надо бить, — со знанием дела заявила мелкая. — Ну, — Юнги покосился на зловещую фигуру Джина в дверном проеме и решил немного сменить тактику, — Это не совсем плохое слово. Даже скорее хорошее. Так называют хороших мальчиков. Слишком хороших. — Угу, — кивнула Джинхо. — Я в сядике так Сюбина буду називаць… — У Субина папа — прокурор, — на всякий случай проинформировал Джин. — Не забудь, когда будешь называть, рассказать, кто тебя этому слову научил. — Нет, не надо так Субина называть, — попросил, прижав руки к груди, Юнги. — Этим словом не всех можно называть. Только некоторых. А больше никого нельзя… — Кого мозьна? — серьезно уточнила Джинхо. — Лучше никого не называй, — нахмурился Юнги. — Поняла, мелкая? Вообще это слово не произноси, поняла? А то тебе Санта подарки не принесет. — А тебе тепей тозе не пьинесет? — Джинхо посмотрела на Юнги с жалостью. — Увы, — вздохнул Юнги больше с облегчением. — Вот я сказал такое слово, и мне теперь лет десять Санта точно ничего приносить не будет. — Ой, — Джинхо схватилась ладошками за собственные щеки, — я този тогда бойсе не буду.       И пиздострадальческое мероприятие, организованное Юнги, пошло своим ходом.       Правда, Джин еще в порядке предосудительной самодеятельности взял на себя смелость добавить в программу мероприятий глумление над несчастным Мин Юнги, но это пришлось списать на шок и плохой характер, так что Юнги не в обиде. Правда, мелкая дрянь Джинхо пыталась подхихикивать рядом, за что тут же была изгнана в компанию к мультикам, возле которых вскоре беспризорно заснула. А у Юнги, несмотря на высказанные Джину жалобы, до сих пор крутились в голове подробности вчерашнего разговора.

***

— Итак, Мин Юнги, — Квон Джиён тогда пригласил Юнги в кабинет, уселся в свое кресло вальяжно, устраиваясь поудобнее, словно желая продемонстрировать лишний раз, кто в доме хозяин, — ты задолжал мне неприятный разговор. Думаю, ты получил копию своего контракта, в котором мои юристы отметили для тебя, какие именно пункты ты нарушил последней своей выходкой? — Получил, — кивнул Юнги холодно. — Только ведь и у меня есть претензии. — Интересно, какие же?       Квон Джиён маякнул секретарю, и тот принес в кабинет чашечку дымящегося кофе. Юнги Джиён кофе не предложил. Юнги, кстати, выпил бы. Поэтому этот момент закусил. — Ну, например, меня не устраивает расписание, — поднял Юнги папку с контрактом и многозначительно помахал ею в воздухе, — оно противоречит действующему законодательству.  — В чем же? — нахмурился Квон Джиен. — Ну как же? Каждый человек в нашей стране имеет право на отдых, — пафосно заявил Юнги, наклонился, взял со стола чашечку кофе Джиёна и отхлебнул с удовольствием большой глоток. — Спасибо, кстати. Вкусный кофе. А в моем контракте не оговорены мои выходные и отпуск… — Да ты еще даже работать не начал, засранец, — захохотал Джиён. — Какой отдых? — А уже устал, — откинулся на спинку кресла Юнги. — Ладно, — вздохнул Квон-пиди, — пойдем другим путем. Сейчас я немного расскажу тебе о том, сколько и на что я трачу деньги сейчас, чтобы ты смог зарабатывать их потом.       Он открыл в ноутбуке что-то, пару раз кликнул мышкой, и на большом экране за его спиной развернулась большая таблица, мелко усеянная ячейками с цифрами. — Вот, смотри, Мин Юнги, — ткнул Джиён указкой в таблицу. — Вот это мои затраты на ваши инструменты, одежду, музыкантов, аппаратуру, съемочную группу, гримеров. Вот это — деньги, потраченные на промо. Вот это — стартовый пакет вложений для раскрутки вас на видеохостингах. — Впечатляет, — против его воли вырвалось у Юнги. — Еще как, — согласился Квон Джиен. — А еще прибавь сюда оплату ротации на музыкальных каналах, сумму, в которые нам встало ваше появление в новостях, вот взятка за интервью. Вот это — плата людям, которые занимаются организацией и раскруткой ваших фандомов. Ты что, думаешь, что восторженные девочки и мальчики сами по себе восторженно собираются группами и внезапно превращаются в огромные мощные фандома? Увы, мой друг, этим занимаются специально обученные люди за отдельную плату. — Ладно, я не дурак, знаю, что к чему, — пробурчал Юнги и отвернулся от экрана. — Погоди, пока не отворачивайся, — засмеялся Джиён. — Я хочу, чтобы ты посмотрел еще одну колонку, вот эту.       Юнги оборачивается. — Здесь пусто, — сказал он, почесывая затылок. — Вот именно, здесь пусто, — кивнул Джиен. — Это колонка доходов. Пусто. Это именно столько вы с Чимином пока мне принесли дохода. Ты слишком рано начал корчить из себя звезду, Юнги. Я на тебя УЖЕ затратился, а ты мне еще НИЧЕГО не отбил. Понимаешь, к чему я клоню? — Да чего тут непонятного, — засмеялся Юнги немного растерянно, — если я буду выебываться, то ты меня попрешь и высчитаешь с меня все бабки, которые на меня затратил. — Если сильно разозлишь, — кивнул Джиен. — Думаю, мы поняли друг друга, Мин Юнги, и больше подобных эксцессов не произойдет. Но вообще, между нами, коллегами, говоря: я могу понять и принять очень многое. Просто со мной надо по-человечески. И тогда все получится.       Юнги поднял на него пристыженный взгляд. — Ну… мне очень надо было, правда, — вздохнул он. — Так и надо было сказать, — кивнул Джиён. — Допивай кофе и катись домой высыпаться, а то в твоих мешках под глазами уже можно ящериц хоронить. Или у тебя еще ко мне какие-то претензии? Озвучивай сразу, пока контракт перед глазами. Что еще не устраивает кроме расписания? Будем решать по мере возможности.       Юнги замялся и покраснел немного. — А можно мне… можно мне какого-нибудь другого охранника, а? Серьезно, этот японец внушает мне еще больший ужас, чем толпа. Ты замечал, он может вообще весь день смотреть и не мигать. Это ненормально, я считаю. — Господин Араки работает с нами очень давно, и в его профессионализме нам ни разу не пришлось усомниться, — покачал головой Джиён. — Ну ладно, раз уж ты так боишься собственного телохранителя, я подумаю, что можно сделать. Мы уберем господина Араки от тебя, а пока….       И вдруг Квон Джиен прищурился и улыбнулся как-то настолько нехорошо, что у Юнги мурашки поползли по спине. — А пока, — продолжил Квон-пиди, — за тобой присмотрит лично начальник нашей службы безопасности. Это наш новый коллега, будет полезно ознакомиться с работой, так сказать, на передовой. Посидишь минутку, сейчас я организую вашу встречу.       Юнги кивнул и выдохнул. Японец его, реально, пугал. — А Чимину? — А Чимина Араки пугает тоже? — усмехнулся Джиён, что-то набирая в смартфоне. — Вроде, нет, надо его спросить, — пожал плечами Юнги. — Ну тогда пока пусть остается при Чимине. Пока вам особой опасности не угрожает, так что обойдемся малым составом. До серьезного уровня охраны вам, ребята, еще расти и расти.       В дверь постучали пару раз, и Джиен развернулся в кресле: — А вот и наш новый начальник службы безопасности.       Дверь открылась, и в нее вошли менеджер Чхве и…       И госпожа Юн.       Юн Ынчжи.       Собственной персоной.       В черных джинсах и белой простой рубашке, с волосами, затянутыми в вечный хвост.       С челкой своей дурацкой.       И Юнги улыбнулся.       Совершенно неожиданно для себя. — Знакомься, Юнги, — о самодовольное ехидное лицо Джиёна захотелось что-нибудь разбить, — Впрочем, вы же знакомы, кажется, да? Ынчжи теперь работает с нами. Мне с трудом удалось переманить ее из вашего университета, так что теперь мы вместе, и я не устаю благодарить ее за этот выбор. — Здравствуйте, Мин Юнги.       Голос госпожи Юн будто ударился о виски и прокатился по всему телу слабой лихорадкой. Волосы на затылке мгновенно стали мокрыми. — Что??? — У Юнги аж горло перехватило от такой новости. — Она — начальник службы безопасности? Почему она? В смысле, какой из нее телохранитель, господи, это же смешно! — Я бы не судил так легко о госпоже Юн на твоем месте, Юнги, — рассмеялся Квон Джиен. — Философия — далеко не единственная ее профессия — это во-первых. Степень по философии — это так, баловство, хобби, можно сказать. Да, Ынчжи?       Юнги вытаращился на девушку как на странное и непонятное науке существо, от которого неясно, что еще можно ожидать. — Юн Ынчжи — лучшая ученица крупнейшей школы Нга Ми в Корее, у нее разряд по тэквон-до и чемпионский титул по женскому кунг-фу, — продолжил Джиен, — Я не говорю уже о том, что она владеет в совершенстве таким ассортиментом видов оружия, что я даже перечислить все не берусь. И потом, опыт в работе телохранителя у нее уже есть — она меня самого охраняла года три назад, когда была еще совсем девчонкой. Как видишь, я цел и невредим.       И вот сегодня Юнги предстоит встретиться с этой самой Юн Ынчжи, которая заедет за Юнги и отвезет его в агентство на съемки фотосета для какого-то молодежного онлайн-журнала. И Юнги, если честно, не знает, как себя вести. Потому что этот говнюк Квон Джиен ударил по самому больному: жить каждый день и понимать, что тебя защищает девчонка, которая меньше тебя в два раза, в пять раз умнее, и, как выяснилось, в десять раз сильнее, — крайне унизительная штука.

***

      К бабушке Пак Намджун с Хосоком решают ехать с утра. Выходной день радует хорошей погодой, и район, в котором живет женщина, благодаря своим запутанным узким улочкам, закрывается от осеннего ветра черепичными крышами и высаженными во дворах деревьями. Здесь уютно и теплее, чем в дорогих новых районах с их выхоложенными на ветру небоскребами.       Хосок точно знает, что сегодня он обязательно расскажет бабушке, что ее внук. Он пока не знает, как, и не совсем уверен, как она это воспримет, но ему нужно сказать обязательно.       Ему нужна семья.       Потому что теперь, после всех прошедших дней, он точно знает, что это такое. И ему очень хочется, чтобы она у него была. Такая — как у Тэхена, как у Джина с Джинхо, как у Намджуна, у Чонгука…       И чтобы в этой большой семье и ему, и Джулии, и бабушке Пак, и могилам его родителей — каждому было в этой большой семье место, и чтобы вот этого всеобъемлющего чувства связи и защищенности досталось каждому.       И Хосок с самого утра напряженно думает об этом, пытаясь отогнать от себя предательские сомнения в том, захочется ли бабушке Пак того же.       Но он должен попробовать.       Попытаться.       Бабушка Пак распахивает дверь, как только подъезжает и останавливается автомобиль, и Хосок успевает смущенно подумать, что, может быть, женщина куда-то собралась с утра, и они застали ее на пороге, но: — Доброе утро, внучок.       И Хосок вздрагивает, а Намджун чуть слышно хмыкает за его спиной, закрывая мягко дверь автомобиля. — А я тебя ждала, — кивает старушка и приглашает поскорее пройти в дом, чтобы не стынуть на холоде. — Знала, что Хосок-и придет обязательно еще, раз обещал.       У Хосока много мыслей, он думает, как лучше спросить, но Намджун вручает бабушке Пак пакет с подарками, кланяется, представляется, давая Хосоку время собраться с мыслями. — А я сразу поняла, кто ты такой, — говорит женщина просто, в ответ на его изумленный взгляд, наблюдая за хосоковыми метаниями из-под приправленной сединой челки. — Но ты промолчал, а я решила не торопить. — Я… — Хосок совсем смущается и мнется, немного краснеет. — Да ты не волнуйся, — смеется женщина очень по-доброму, — нечего тут волноваться. Встретились же вот, и уже хорошо.       Они снова проходят в теплую кухню, и со стены на Хосока снова смотрит лицо женщины с такой же родинкой на губе, его матери Давон. И под ее взглядом Хосок теряется еще больше, присаживается на простой табурет и замирает. — Вы… — начинает он, — я… Я не знал, что у меня есть бабушка. Мне не говорили никогда, и я не знал, а когда узнал, подумал, что…       Бабушка пристально смотрит на него долго, потом встает, подходит близко-близко и протягивает к Хосоку руку, как ему кажется, немного нерешительно.       И Хосок вдруг тянется к этой руке, а когда сухая старческая ладонь касается его запястья, вздыхает с облегчением. — Обнять тебя хочу, — поясняет старушка хрипловато, и Хосок встает и первым влипает в крепкие объятия.       Стоят так долго. Где-то в глубине дома тикают часы. Там Намджун что-то обсуждает по телефону, за окнами где-то шумит чужая жизнь, и Хосоку так спокойно в этих крепких объятиях и так тепло, что хочется, чтобы этот момент замер в реке времени и закольцевался. — Я знала твою маму с самого ее рождения, знала каждую родинку на ее лице, каждую черточку ее лица. Я видела твоего отца, и такие лица, знаешь, не забываются. Как же я могла не узнать тебя? — говорит бабушка Пак, и ее слова щекочут Хосоку волосы за ухом. — А я вот никого из них не знал, — вздрагивает Хосок, и вдруг веки по самой кромке ресниц начинает жечь нестерпимо, так, что слезы сначала несмело наворачиваются, а потом выплескиваются лавиной на щеки, текут и текут, и Хосоку немного стыдно за них, он поднимает руку, чтобы стереть их, но бабушку Пак вдруг ласково вытирает их своим чистым светлым передником. И от этого плакать хочется еще больше.