***
Хосок тогда смотрел на это фото, там, в переулках дворца Кенбоккун, и не мог заставить себя произнести вслух то, что, видимо, должен был произнести. — Это… — Это Чон Хосок, да, — кивнул ректор. — Вот, как раз тогда я его и фотографировал. В тот день, когда мы познакомились. Я, когда тебя впервые с Джулией увидел, честно сказать, даже немного ошарашен был. Понятно, что дети похожи на своих отцов, Тэхён-а на меня тоже похож в чем-то, но чтобы так… Хосок разглядывал фото в руке, снова смотрел в экран фотоаппарата и не знал, что сказать. Но ректор и не ждал. Он спрятал фотоаппарат и продолжил неспешно прогулку по дорожке, посыпанной ракушечником. — Я тогда сфотографировал его, он даже не заметил, но я подумал-подумал, проявил фотографию и отдал ее Хосоку (подкараулил в университете). Думал, ему приятно будет. Для меня это честь тогда была — такой знаменитый старшекурсник ко мне в объектив попался. Его портреты украшали и доску почета у ректората, где вывешивали фото отличников, и стенд с лучшими спортсменами вуза, и альбом театрального кружка, и на фотографиях из турпоходов он тоже был… Я, честно сказать, всегда удивлялся: и как у него времени на все хватало? Когда я спрашивал у него об этом, он смеялся и говорил, что просто хочет успеть попробовать заняться всем, что ему интересно. Я не придавал значения этим словам, но потом Джихун рассказал мне, что у Хосока было больное сердце: он родился с пороком сердца, и его родителям врачи сказали, что с такими проблемами дети редко доживают до пяти лет. Но Хосок дожил. И продолжал жить дальше. Но всегда, наверное, помнил о том, что в любой момент все может закончиться. Чон Хосок вообще был уникальным: он в нашем научном обществе просто блистал, у него уже с первого курса свой проект был глобальный, и он носился с ним, как с писаной торбой. — А что за проект? — поинтересовался Хосок. — А вот сейчас как раз об этом речь и пойдет, пройдем-ка вот сюда, — ректор махнул куда-то вправо от дворца, и Хосок немного с облегчением выдохнул (ну не особенно он экскурсии любил, чего уж). — И вот подхожу я, весь такой смущенный первокурсник, к Хосоку, протягиваю фото, а он так обрадовался! Много слов хороших мне сказал, улыбался, и рядом с ним стояла Джулия Мортимер и улыбалась тоже, и потом подошел Джихун, и Хосок говорит: «Смотри-ка, этот парень — то, что мне и нужно!». Мы познакомились, и он предложил поучаствовать в своем научном проекте. В чем заключался это проект, мне толком тогда не объяснили (всем нужно было на занятия разбегаться), но Хосок назвал адрес, куда надо вечером прийти и все обсудить. Естественно, я не мог дождаться вечера, летел туда как на крыльях! Ректор Ким засмеялся, и улыбка вдруг превратила его в совсем юного человека, словно от этих воспоминаний стерлись, как морщинки в фотошопе, долгие годы, прошедшие после этих событий. Они подошли к какой-то фольклорной деревеньке, обошли неказистые домишки, каменную кладку оград, и Хосок все это вяло рассматривал, больше слушал, а Намджун смотрел по сторонам внимательно, но уже с чисто профессиональной привычкой. — И вот так я впервые попал в их компанию. В маленькой квартирке народу было — не протолкнуться, шумно, накурено, кто-то в углу бренчал на гитаре, кто-то пиво на кухне раздавал, Джулия, я запомнил, сидела на подоконнике на фоне распахнутого окна и улыбалась Хосоку так, что я подумал тогда, что так может улыбаться только очень влюбленная женщина. — Они все-таки были вместе? — уточнил Хосок. — Нет, вместе они не были. Это меня уже потом Джихун в курс дела ввел. Джулия очень его любила, а он… он держал ее, как это у вас сейчас говорят? Во френдзоне? Ну да, наверное, так. Но ей, кажется, и этого было достаточно. В общем, в тот вечер мы тоже толком не поговорили, потому что на кухне спор зашел о каком-то новом студенческом манифесте (тогда такие вещи страшно любили, на пикеты выходили чуть не каждый день), и, помнится, Джихун просто до хрипоты доказывал, что нельзя идти на поводу у полиции и сдаваться на милость властям. Так смешно, особенно если учесть, что после университета Ким Джихун и сам стал офицером полиции. Намджун закашлялся. Ректор Ким обернулся: — Что такое? Намджун помолчал, что-то обдумал и махнул головой, мол, ничего, потом. — Ну, а на следующий день Джулия ждала нас с Хосоком у ворот университета на своем автомобиле, и мы все вместе отправились в Лёндон. И вот тогда-то Хосок мне и рассказал про свой проект. Оказывается, ему хотелось восстановить кусочек Сеула, каким он был во время юности его родителей. Сам-то Хосок вырос с бабушкой, отец его умер еще в молодости от инфекции какой-то, а мама — позже, сорвалась с обрыва, туризмом занималась. Да и бабушка умерла тоже, когда Хосок учился на первом курсе. Не повезло ему, чего уж, только та квартирка и осталась от родителей, да альбом с фотографиями. И вот ему вздумалось восстановить старый Сеул, он даже мечтал, что в университетском музее ему выделят уголок, если он найдет что-то действительно ценное. И вот мы с ребятами прочесывали старые кварталы города, там, где раньше располагались ремесленные лавки и маленькие магазинчики, и он просил меня снимать все подряд, расспрашивал людей, выпрашивал раритетные вещи. И он был настолько воодушевлен, что и я невольно загорался его вдохновением. Джулия помогала ему, как могла, и это было такое веселое время! Хосок зажмурился и представил отца… наверное, ему все-таки рисовалось свое собственное лицо… и как он ходит по этим улочкам, что-то пишет в блокнотике, расспрашивает людей… и эти давно ушедшие года представляются ему какими-то уютными и очень светлыми, как на выцветшей от времени фотографии. — И вот в одной из таких «экспедиций» (так Хосок любил называть наши вылазки за раритетами, и мы это воодушевленно поддерживали, потому что так казались сами себе важными учеными) Хосок и познакомился с Чон Гонсоком. Хосок заметно напрягся, и Намджун начал прислушиваться с большим интересом. — Я… — Хосок не знал, как это сказать, как сформулировать, — я… в некотором роде… познакомился с ним недавно. Ректор Ким кивнул и предложил присесть на скамью у небольшого крестьянского домика, рядом с которым громоздились огромные глиняные чаны для закваски кимчи. — Владелец одной из лавок рассказал нам, что по соседству с ним раньше располагался небольшой театр, в котором студенты из местного университета любили давать представления, и мы отправились туда в надежде найти что-то интересное. Но набрели на стройку. Как оказалось, здание театра недавно снесли, потому что участок купила крупная корпорация Чон Файнэншл групп. Мы уже успели расстроиться, как вдруг на стройплощадке увидели высокого мужчину, который оказался как раз владельцем этой корпорации. А рядом с ним увидели парня. Красивый был парень, такой, немного надменный, правда, но очень приятный. Владелец корпорации господин Чон, расспросив, чего это мы тут шатаемся по его стройке, поручил сыну узнать, куда свезли мебель и вещи из театра, мол, мало ли, вдруг, там осталось что-то интересное? Гонсок взял адрес Хосока и пообещал сообщить, если что-то узнает. И через пару дней приехал к Хосоку домой в самый разгар очередной студенческой вечеринки. Он приехал сообщить, что вещи театра вывезли на свалку только недавно и что, если покопаться, можно там что-то найти, да так и остался с нами. Пел под гитару, веселился, и ему так все нравилось… И больше всего нравился Хосок. — В смысле? — поднимает голову Хосок. — Ну, — ректор смущенно улыбнулся, — в том самом смысле. Это мы не сразу поняли, но после того, как он излазил с нами всю свалку и радовался как ребенок каждому найденному раритету, а потом неизменно стал сопровождать нас и во все остальные «экспедиции», я лично начал присматриваться к нему. И начала присматриваться к нему Джулия. И по тому, как она была недовольна всякий раз, когда Гонсок появлялся в квартире Хосока, и по тому, как был доволен сам Хосок, становилось понятно, что между этими двумя что-то есть. Хосок остановился. В смысле, что-то есть? Почему-то вместо раздражения или злости, разочарования или ненависти, он испытывает… испуг? — У них… — Хосок смотрит на ректора Кима внимательно, краснеет очень сильно, но все-таки выдавливает из себя это слово, — был роман? — Да, — кивнул ректор Ким. — Между ними вспыхнул роман. Хосок вскоре признался мне в этом сам. Мне кажется, он рассчитывал на мое понимание и поддержку, а еще он хотел, чтобы я помог ему объясниться с Джулией. Наверное, ему просто нужна был хоть чья-то поддержка, потому что его лучший друг Джихун не понял его и не поддержал.***
Намджун входит в кабинет, спустя десять минут, как и обещал, и следом входит человек, который своим серьезным, даже суровым видом, немного внушает страх. Но Хосок разглядывает в этом человеке черты Намджуна и понимает, что перед ним его отец. Поэтому встает с кресла и вежливо здоровается. — Здравствуйте, Чон Хосок, — кивает отец Намджуна. И глаза у него бегают немного, и Хосока это настораживает, и он смотрит на Намджуна. Но Намджун спокоен, слегка улыбается, наблюдает за отцом, а потом спохватывается, приобнимает отца за плечи и говорит: — Да, Хосок, знакомься, мой папа. Ким Джихун. — Ким Джихун? — вздрагивает Хосок. Это имя он слышал сегодня очень много раз. — Тот самый? Намджун смотрит на отца, ждет, что тот кивнет или хотя бы переспросит, но отец просто молча смотрит на Хосока и, кажется, собирается с силами. — Я не совсем уверен, — все еще улыбается Намджун, — но я знаю, как это проверить. И потом он идет к шкафу, открывает дверцу и достает с полки толстый старый фотоальбом, обтянутый зеленой бархатной бумагой, с выгравированными по углам золотыми вензелями, такой альбом, который обычно оформляют выпускники университета на память или солдаты перед дембелем. Намджун листает плотные картонные страницы, проводит пальцами по фотографиям, и его отец пристально следит за его пальцами. Следит за ними и Хосок. — Вот, — говорит Намджун, останавливая пальцы на большом фото, — теперь я уверен полностью. Тот самый Ким Джихун. Знакомься, Хосок, лучший друг твоего отца, мой папа. И тычет в фотографию, на которой стоят, обнявшись, два молодых человека: Чон Хосок и парень, очень похожий на Намджуна. У Ким Джихуна бледное лицо, у него немного холодные пальцы, и Хосок ощущает его цепкую хватку, когда тот аккуратно берет его за плечи и обнимает, немного стеснительно, но взволнованно. — Простите мне мой ступор, ребята, — говорит он потом, когда все трое, спустившись в кухню, пьют чай за обеденным столом. — Я, конечно, видел Хосока и раньше, на фотографиях, и мне думалось, что я готов, но я оказался не готов к тому, насколько сильно он похож на своего отца. — Ты видел его на фотографиях? — уточняет Намджун и хмурится. — Да, меня нанимал Чон Гонсок для слежки за… — … за мной? — вскидывается Хосок. — Нет, за Сокджином, — качает головой господин Ким. — Он поручил мне собрать материал про Сокджина, найти его слабые стороны, он хотел подобраться к Хосоку через него. — Почему через него? — не понимает Хосок и краснеет очень сильно. — Ну, во-первых, потому что Джин кинулся с кулаками защищать твою честь, насколько я видел на камерах видеонаблюдения, — поясняет отец Намджуна. — А во-вторых, если ты будешь так краснеть всякий раз при упоминании имени Сокджина, то здесь и без слежки можно будет все понять. Хосок краснеет еще больше. — Итак, вы поговорили с ректором Кимом? — уточняет Джихун. — Ты знаешь и об этом разговоре? — Намджун хмурится еще больше. — Скажи еще, что и следил за нашим автомобилем тоже ты. — О разговоре я знаю, я сам попросил Кима поговорить с Хосоком, — мягко треплет его по руке господин Ким, — а вот о слежке давай подробнее. Это может быть Гонсок, но надо быть уверенным. Кстати, о Гонсоке. — Этого человека как-то слишком много в моей жизни, — Хосок раздражен, ему немного страшно, и при упоминании имени Гонсока у него поднимается волна ненависти. — И самое обидное, что я о нем ничего толком не знаю. — Подожди-ка, — оборачивается к нему отец Намджуна. — Ректор Ким не рассказал тебе о нем? — Кое-что, немного, — мотает головой Хосок, — ему позвонили из ректората, что-то там срочное, и он пообещал еще поговорить позже. — Вот же засранец! — фыркает Ким Джихун, — как всегда, все дерьмо разгребать оставляет мне! — Он рассказал мне до того момента, как между моим отцом и Чон Гонсоком вспыхнул роман, и как мама… Джулия ревновала его и сходила с ума, — поясняет Хосок и добавляет, — А еще он рассказал мне о том, что лучший друг моего отца Ким Джихун не понял его и не поддержал. Ким Джихун молчит какое-то время. Намджун вздыхает, сидя за его спиной. — Да, это так. Не поддержал. И не понял. И, наверное, это было моей долей вины во всем, что случилось после. Вы условились встретиться еще раз? — спрашивает господин Ким. — С ректором Кимом? — Да, мы договорились, что встретимся снова в этом дворце, боже, не люблю я музеи, ну, правда, — бормочет Хосок, и ему неудобно немного из-за своего обвиняющего тона. — Обязательно нужно встречаться там? — Думаю, обязательно, — кивает Джихун. — Поверь, мальчик, в этом месте ты найдешь больше своего отца, чем где-либо еще в Сеуле. Ну, а мне, видимо, придется все-таки рассказать тебе оставшуюся часть истории. Намджуни, давай может, закажем еду? — Я уже заказал, — кивает Намджун. И почти в этот же момент у двери раздается звук колокольчика. — Еда прибыла, — кричит с порога Чимин. — Сейчас я сварю рис, и будем кушать. — Чимини? — встает отец Намджуна. — Здравствуй. Он как-то скованно кланяется, и Чимин тоже кланяется в ответ, и между этими двумя такое напряжение, что можно рубить его на куски топором и использовать в качестве топлива. — Здравствуйте, господин Ким, — бормочет Чимин, кивает сдержанно Намджуну, проходит мимо него, делая большие глаза и пиная его по лодыжке, и встает у плиты, приступая к приготовлению ужина. — Видишь, — Намджун кивает в сторону отца, — столько лет прошло, а ничего, в общем-то, не изменилось. Мой отец до сих пор «этого» не понимает.