***
Когда они садятся в машину, воцаряется тишина. Хосок предусмотрительно садится сзади, понимая, что этим двоим нужно поговорить. Но Намджун молчит. А Чимин вдруг фыркает и начинает изо всей силы колотить Намджуна по плечу. — Ты опять? Опять? — верещит он, весь красный и злой, — Мы же договаривались! Ты обещал, Ким Намджун! — Да я не сделал ничего, — смеется Намджун, уворачиваясь. — Что я сделал-то? — Ведь. Просил. Же. Тебя! — колотит Чимин, а потом прижимает к себе руку, растирая запястье. — Откуда ты такой плотный взялся-то на мою голову, руку сломал об тебя. — Ну все, угомонись, — миролюбиво вздыхает Намджун. — Поехали, а? Наклоняется и целует Чимина во взмокший лоб. — О чем мы договаривались? — не унимается Чимин. — Говори! Повтори мне все, иначе я никуда с тобой не поеду! — Ох, — Намджун оборачивается на Хосока виновато, — Чимин, я же на работе… — Вот именно! — орет Чимин, но уже больше по инерции, чем со зла. — Ты на работе! А со своими делами я сам разберусь. Я могу за себя постоять! Как мы договаривались? Что я… — Что ты будешь решать свои проблемы сам, — кивает Намджун и заводит машину. — И что ты взрослый самодостаточный мужчина и умеешь бить не хуже меня. — И что ты сам… — И что я сам тебя всему обучил… — То-то же. — А чего ревел тогда? — улыбается Намджун и выруливает с университетской парковки. — Соскучился, — опускает голову Чимин, и даже Хосоку с заднего сидения видно, как он улыбается.***
— Подниметесь к Сокджину? — оборачивается Чимин, хитро прищурившись и глядя на Хосока уж слишком заинтересованно, когда Намджун паркуется на стоянке у дома Сокджина. — Поздороваться. Заодно подвезете его на работу. — Ты как? — интересуется Намджун, кидая взгляд на Хосока в зеркало заднего вида. Хосок не знает, как он. Знает только, что весь день искал Сокджина глазами, а теперь, когда выпала возможность с ним увидеться, почему-то заробел. — Пойдем? — он ищет поддержки в глазах Намджуна, но Намджун молчит, зато Чимин уже вытягивает его за руку из машины. — Пойдем, пойдем, у него сегодня, наверняка, вкусные рогалики… Дверь в квартиру Сокджина тусклая и обшарпанная. На лестничной клетке чисто, но краска кое-где облупилась, и в целом обстановочка скромная. Хосок в таких зданиях никогда не бывал. Но когда Сокджин открывает дверь, Хосока обдает чем-то теплым и волшебным. И он даже не сразу понимает, что это запах. Запах. Что-то очень приятное, теплое… неуловимое… Хосок так увлекается им, что не сразу отвечает на приветствие Сокджина, но потом поднимает взгляд и… спотыкается, перешагивая через порог. Сокджин стоит в тесном коридорчике, между тумбочкой с зеркалом и настенной вешалкой, увешанной детскими курточками и пальто, и на нем только домашние шорты, а на шее — полотенце. И он, наверное, только что из душа… и это понятно… человек собирается на работу, наверное, и… И вот почему Хосок так краснеет — это как раз непонятно. Смущается сильно, и приветствие выходит хриплым и скомканным, таким, что даже Намджун оборачивается, а Чимин как-то загадочно хихикает. — Я… — Сокджину, кажется, тоже не по себе. — Я сейчас… я быстро, проходите. И скрывается в ванной. — Джинхо, где моя девочка? — зовет Чимин ласково и проходит в комнату. — Пойдем, кофе выпьем, — зовет Намджун Хосока, похлопывая по спине. — Ну ты чего застеснялся-то? А Хосок и не знает, чего он так… застеснялся. Знает только, что от этого запаха мурашки по коже бегут, и он так обволакивает, что хочется закрыть глаза и остаться в нем как можно дольше. В комнате на полу сидит маленькая девочка. Тогда, в машине, Хосок плохо ее разглядел, а сейчас смотрит и любуется — до чего же хорошенькая. Большеглазая как Сокджин, и очень на него похожа — такие же губки пухленькие, такие же пышные волосы, завязанные в смешные хвостики. — Привет, — Хосок присаживается на корточки рядом с ней. Девочка поднимает глаза, смотрит пару секунд внимательно, потом переводит взгляд на Чимина, мол, это кто у нас тут еще? — Это Хосок, Джинхо, знакомься, — смеется Чимин и расправляет покрывало на кровати. — Не бойся, он хороший. Джинхо кивает и продолжает на полу свое занятие: она пытается отколупать пуговицу у мягкого медведя на штанишках, но пуговица не поддается. И это Джинхо страшно злит, она что-то там бормочет, фыркает смешно и крутит пуговицу в разные стороны. — Она хочет расстегнуть ее? — спрашивает Хосок, внимательно наблюдая за действиями девочки. — Оторвать, скорее, — смеется Чимин. — Это же маленький разрушитель. Наверное, вырастет — будет дома сносить или что-то типа того. — В этой профессии тоже люди нужны, — кивает Хосок серьезно. И Джинхо, будто слыша в его словах поддержку, снова поднимает на него глаза, а потом молча протягивает Хосоку мишку. И ждет. Хосок аккуратно берет пуговицу кончиками своих тонких длинных пальцев и расстегивает. — Ух, — с облегчением выдыхает ребенок. Отнимает мишку обратно, стягивает с него штанишки и усаживает в какую-то пластиковую чашку. — Ну вот, — кивает Хосок Чимину, — а ты говоришь: разрушитель, дома сносить. Мишка просто хотел на горшок, да, Джинхо? Джинхо смотрит на Хосока своими глазищами, кивает, а потом вдруг поднимается, подходит и усаживается к Хосоку на коленки. И Хосок замирает. Потому что тот самый запах — чего-то сладкого, теплого, хорошего и доброго, снова обволакивает его с головы до ног, и от макушки девочки тоже так пахнет. И Хосок еле удерживается от того, чтобы не вдохнуть его поглубже. — Спать хочет, — раздается сзади тихий голос Сокджина. — Можешь посидеть так с ней немного? Я принесу ей чаю и уложу. Хосок кивает. Он не видит Сокджина, тот стоит где-то за спиной, но слышит его голос и, кажется, чувствует кожей его взгляд на своей спине. — Надо же, — шепчет Чимин, — а ко мне она долго привыкала. И в его голосе, кажется, слышится немного детская обида. Хосок улыбается. И от тяжести тела маленькой девочки, уложившей голову на его плечо, разливается тепло, от которого так приятно, что даже немного больно — Намджуни, — говорит тихо Джин, закрывая дверь на кухню. — Есть разговор. Ко мне приезжал этот Чон Гонсок. — Да? — Намджун оборачивается, попутно снося со столешницы пачку печенья. — Ой, извини. — Да ничего, Джинхо ее сегодня уже раз пятнадцать роняла. — И чего хотел? — Предлагал денег. Много. Просил помочь устроить его встречу с Хосоком, уговорить его встретиться. Сокджин смотрит на Намджуна внимательно, ожидая его реакции, но лицо напротив спокойно заинтересованное. — И что он сказал, когда ты ему отказал? — Намджун присаживается за стол. — А ты так уверен, что я ему отказал? — смеется Сокджин. — Думаю, да, — кивает Намджун. — Не первый год тебя знаю. — Ничего не сказал. Покачал головой, попросил подумать. Как думаешь, он не опасен? — Не знаю, но мне он опасным не кажется, — пожимает плечами Намджун. — Во всяком случае, в общеизвестном криминальном смысле. Запутавшимся — да, не знающим, что делать — да. Он совершает одну глупость за другой, как человек, которым движут сильные эмоции. Или нестабильная психика. Цепляется за гнилые соломинки и кидается в крайности. Эх, знать бы, что там у него за история с Хосоком… — А ты не знаешь? — Сокджин достает из шкафа тарелку с рогаликами. — Сейчас Джинхо уложу, и будем пить чай. — Не знаю, — качает головой Намджун. — Но что-то мне подсказывает, что скоро вся эта история полезет наружу как черви из ямы. И вот только бы Хосока от этих червей уберечь. Он очень хороший, знаешь. Сокджин смотрит пристально, испытующе, и Намджун немного краснеет. — И ты туда же? — Ну, ты с ним поласковее, что ли? Эти его смущения, чертыхания при виде тебя не заметить невозможно. Кажется, ты ему нравишься. Сокджин встает, резко отодвигает стул. — Не начинай! Ты прекрасно знаешь, что… что… что я в этом во всем больше не участвую. И знаешь, почему. — Человеку всегда нужен кто-то рядом, Сокджин, — говорит Намджун тихо, помешивая ложечкой чай. — Одному на свете трудно. — Я не один, я с Джинхо, — Сокджин отворачивается, и глаза его поблескивают от навернувшейся влаги. — Я уложил ее на кроватку и прикрыл покрывальцем, — дверь в кухню приоткрывается и в дверной проем просовывается немного взъерошенная голова Хосока. — Ничего, что она чай не попила? — В смысле, уложил? — Сокджин выходит в комнату резко, отодвигая Хосока. — Я сделал что-то не то? — Хосок испуганно моргает и почти виновато смотрит на Сокджина, который сразу же возвращается в кухню. — Она просто заснула… — Да нет, — бормочет Сокджин и смотрит на Намджуна как-то странно, — все ты правильно сделал. Вопрос только в том, как? — Обычно, чтобы Джинхо уложить днем спать, нужно минимум танцы с бубнами организовать и перепеть мировую коллекцию колыбельных, — поясняет Намджун. — Так быстро ее угомонить обычно никому не удается, даже Сокджину. — А, — с облегчением выдыхает Хосок. — А я уже испугался.***
— Зайдете? — приглашает Сокджин, когда Намджун с Хосоком подвозят его до кафе Хенсана. — Сегодня, кажется, день штруделей… — Нет, спасибо, — Намджун мотает головой, поглядывая в окно на Хенсана, стоящего в дверях кафе, и тот, судя по всему, в плохом настроении. — Иди, работай, хозяин уже все глаза проглядел, тебя поджидаючи. — Пошел ты, — улыбается Сокджин. — Спасибо! Намджун кивает, и автомобиль трогается с места. — Это хозяин кафе был? — оборачивается Хосок, когда они отъезжают. Он видит, как Сокджин подходит, как этот хозяин что-то говорит ему, размахивая руками, и ему почему-то неприятно смотреть на это. — Ага, — Намджун чешет затылок смущенно, — Он, вообще, Сокджина друг детства, ну вот, дал ему возможность поработать в кафе. Сокджин ему благодарен. Мало какой хозяин еще позволит работать по графику «когда смогу». — А почему Юнги тогда сказал, что Хенсан смотрит на Сокджина как на свою будущую невесту? — хмуро интересуется Хосок. — Нравится ему Сокджин. Очень, — Намджун усмехается. — Правда, он думает, что умело это скрывает, но, сам понимаешь, такие вещи обычно очевидны для окружающих, и только ты сам о себе узнаешь об этом в последнюю очередь. Ну еще и объект твоей любви тоже. — Правда? — Хосок краснеет. — Так очевидно? — Правда, — кивает Намджун. Хосок отворачивается и смотрит в окно, как проплывает мимо гладь Хангана, которую они как раз пересекают по серой широкой ленте моста. — И, потом, Хенсан знает, что из этого никогда ничего не получится. По двум причинам. — По каким? — отзывается Хосок, все так же уставившись в окно. — Во-первых, сам Хенсан из богатой авторитетной семьи, его родители — уважаемые люди старой формации, они этого никогда не примут и не поймут, и Хенсан это знает. Во-вторых, Сокджин вряд ли подпустит его близко. Хенсан для него просто друг, к тому же, у Сокджина выработалось стойкое отвращение к любой романтике, мы тебе рассказывали, почему. Правда, я думаю, если Сокджин встретит человека, который ему понравится, он, наверное, оттает, но пока… И Хосоку почему-то так невыносимо грустно, что хочется плакать прямо здесь и сейчас. И почему день, который начинался так хорошо, вдруг заканчивается тяжелой тоской?***
«Знаешь, мама, мне так на душе тяжело. Так одиноко по вечерам в этой квартире. Кажется, я уже должен был привыкнуть быть один, но почему-то именно сегодня грустно до жути. Помнишь, когда я был маленьким, мы с тобой ездили в гости к твоему кузену в Кентукки? У которого ферма и большая семья, и девчонки эти, тройняшки, которые все время ревели. Я помню, что у них дома так приятно пахло, что я не мог надышаться — чем-то таким сладким, вкусным, радостным, мам? Что это был за запах? Я сегодня еще раз почувствовал его у Сокджина дома. Сразу не мог вспомнить, что это и откуда, а теперь вот вспомнил. Мне хочется, чтобы у меня дома тоже так пахло. Чтобы приходить домой и вдыхать его, вдыхать, и чтобы этот запах, как счастье, затапливал вены. Я глупый, да, мам? Ты прости, что я тебе всего этого наговорил. Просто мне так… так сильно тебя не хватает… У Сокджина замечательная сестренка. Маленькая пока, но уже очень смышленая. Она, представляешь, мам, сама подошла и села ко мне на колени. И уснула. А я сидел и боялся пошевелиться, потому что от ее макушки тоже так пахло. У тебя все хорошо, мам? Я каждый день молюсь, чтобы у тебя все было хорошо». Хосок отправляет голосовое сообщение и откладывает телефон на подушку. Спать совсем не хочется. Он включает телевизор и листает каналы, даже не вглядываясь в экран. Что же это за запах? Он шлепает босыми ногами на кухню, открывает банки со специями и вдыхает каждую, пытаясь услышать хоть что-то похожее. Но все, конечно, не то. А когда он возвращается в спальню, телефон мигает оповещением. «Малыш, — раздается в телефоне мамин голос. — Завтра буду в городе и позвоню тебе. Что-то совсем загрустил там мой Хосок-и… Ну конечно ты не глупый, просто, соскучился? Это хорошо, что у тебя есть друзья, Сокджин, ты обязательно привыкнешь со временем. К тому же, если решишь, ты всегда можешь вернуться, ты же знаешь? Засыпай скорее, мой родной, и пусть тебе приснится что-нибудь обязательно очень хорошее. Наговариваю тебе это сообщение и, честно сказать, не уверена, что оно отправится — я все еще в жуткой глуши, не в такой жуткой, как была до этого, но пока со связью все плохо… Пообещай мне, что не будешь грустить?» Джулия Мортимер откладывает телефон и всхлипывает. — Это запах дома, малыш, — говорит она, глядя в погасший экран телефона. — Запах дома. Прости, что так и не смогла подарить тебе такой дом, в котором был бы такой запах.