Хорватские шашки на мировой доске

      Забавно почти в тридцатник обзавестись новой вредной привычкой. Кто бы мог подумать что он, чертову прорву лет выступавший за «Хайдук», внезапно начнет следить за «Динамо»!       А вот, следит, держит в уме календарь, после матчей динамовцев смотрит оценки, кто как сыграл, даже — Господи, прости! — читает интервью динамовцев и поглядывает несколько раз в неделю в официальный инстаграм команды. Виноват в этом ровно один человек, который оказался — почти как наркотик, вызывающий эйфорию и мгновенное привыкание. А еще — мучительное похмелье.       Дино — один из немногих, кому Ловре может смотреть прямо в глаза. Худощавый, высокий, смешливый Дино Перич. Фантастически эмоционально открытый мальчик, так искренне радовавшийся попаданию в сборную — как кот разлитому на землю литру валерьянки, если, конечно, этот литр валерьянки сверху еще присыпать кошачьей мятой. В сборной рядом с каждым новым игроком должен находиться кто-то из «стариков», чтобы если что подсказать, поддержать, помочь, и Ловре неожиданно для себя самого начал опекать Дино. Марьян Мрмич только посмеивался, что в каждом поколении должна быть своя связка вратарь-защитник не только на поле, но и за его границами. Ловре, правда, пропускал эти смешки мимо ушей.       Во время матчей сборной против Венгрии и Уэльса Дино сидел на скамейке рядом, и Ловре поражался, насколько ярко Дино реагировал на все, происходящее на поле. Сам он тоже переживал за команду, но легко скрывал собственные эмоции. «Как он вообще живет с такой эмоциональной открытостью?!» — снова и снова спрашивал себя Ловре.       Именно после тех игр Ловре впервые за много лет посмотрел матч «Динамо». Он придумал себе десятки оправданий, и каждое из них звучало катастрофически логично: в конце концов, это Лига чемпионов. В конце концов, «Динамо» — единственная хорватская команда в Лиге. В конце концов, это для нее критически важный матч. И все же Ловре никак не мог отделаться от ощущения, что он — чертов вуайерист, следящий исподтишка за извечным соперником. И к тому же он умудрялся за этого вечного соперника болеть! Узнай кто о таких переживаниях бывшего капитана «Хайдука» — засмеял бы. «И был бы абсолютно прав», — мрачно заключил Ловре, хмуро смотря, как после финального свистка Дино обессиленно сел на землю у кромки поля, натянув футболку на голову, и обхватил голову руками. Это была не просто эмоциональная открытость, но невероятная эмоциональная незащищенность, смотреть на это было невыносимо неловко. Ловре поспешно выключил трансляцию.       С тех пор матчи «Динамо» он не смотрел: перед сном или утром следующего дня читал текстовые трансляции или просто быстро кидал взгляд на статистику.       После победы над Словакией все сходят с ума, и Ловре не исключение. Эйфория накрывает команду, штаб, болельщиков с головой, искрится в венах пузырьками шампанского и никак не отступает. Трибуны поют, команда — поет, и кажется, в этот огненный хор вплетаются отзвуки прошлых и грядущих побед, которыми пропитан Максимир. Когда Далич гонит всех с поля — в раздевалку, в душ, в автобус! Празднование продолжится в отеле! — Ловре ждет, что сейчас-то на него накатится апатия, отходняк после взрыва адреналина. Не накатывает, победа бурлит в крови, требует выхода.       Он спотыкается, входя в подтрибунку и наталкиваясь взглядом на совершенно бледного, ссутулившегося Дино, который вцепился в плечо изображающего гордую ледяную статую Бруно Петковича. Они стоят, не обращая внимания ни на что вокруг, словно ведут безмолвный диалог.       — Ну и что вы зависли? — Ловре подходит к ним, надеясь разбить широкой улыбкой это ледяное молчание и дуэль взглядов. Бруно и Дино отшатываются друг от друга. «Все нормально», — коротко кивает Бруно, чеканным шагом уходя в раздевалку.       — Все нормально, — выдавливает из себя Дино, пряча взгляд. Ловре видит, что ничего не нормально, Дино чем-то придавлен да так, что с его-то характером — почти насмерть.       В автобусе он словно невзначай садится рядом с Дино, смотрит, как тот беспомощно смотрит на сходящую с ума от радости команду, и вдруг понимает: Дино больше всего сейчас хочется исчезнуть, спрятаться ото всех. «Впрочем, в желании тишины нет ничего страшного», — усмехается он про себя. Взялся опекать Дино — опекай. Хорошо, что в номере ждет пара бутылок белого вина. Можно будет посидеть, поговорить. Заставить Дино расслабиться и выдохнуть.       На банкете Ловре отлавливает Юрановича — двум представителям Хайдука, пусть даже один из них и был таковым очень давно, всегда есть о чем пообщаться.       — Да глупости, — отмахивается Йосип от вопроса, что могло произойти между Петковичем и Перичем на поле, со стороны-то все выглядело более, чем нормально, — подумаешь, поцеловал Бруно, никто не видел, их оперативно прикрыли.       Увиденная сцена мгновенно наполняется смыслом. Ловре смотрит на долговязую фигуру Дино, ловит умоляющий взгляд. Коротко предупредив Далича, что они с Дино линяют с банкета, он аккуратно выводит Перича из ресторана, ведет к себе. Он понятия не имеет, что делать, что сказать такого, что будет правильным, и решает: будь, что будет. Хотя бы просто выслушает.       Разговор получается странным донельзя, ночь получается странной донельзя, Ловре сам не понимает, в какой момент эмоции Дино — отчаяние пополам с надеждой — накрывают его самого с головой, в какой миг кровь в его жилах превращается в нежность по отношению к этому невозможному мальчику, как так получается, что он чувствует, будто они оба — восковые заготовки, которые перетапливаются в одну в едином огне. Вся ночь — безумие, замешанное на нежности. Все следующие четыре ночи — такое же безумие.       Кажется, на прощание он ровно, почти равнодушно сказал: «До марта». Кажется, ему почти получилось спрятать за этим напускным равнодушием страх. Ловре в этом не уверен. Впрочем, он неожиданно для себя почти ни в чем не уверен.       Далич выразился однозначно: если Ловре не разберется с проблемами в клубе, если не будет получать больше игровой практики, он потеряет место в сборной. Дино не выразился никак, только смотрел шальными глазами.       В клубе у Ловре ничего не ладится, в клубе у него — ни минуты на поле, внутри копится раздражение. Ловре молчит, никак не комментирует в прессе всю эту ситуацию. Помнит, как долго после ряда интервью Ивану Перишичу пришлось избавляться от клейма плаксы. Он пытается отвлечься, следя за успехами Дино, и ничьей в Вечном дерби Динамо и Хайдука неожиданно для себя даже радуется. В этой радости — что-то болезненное, ненормальное, отзвук предательства.       Под Рождество Ловре ловит себя на совершенно идиотской идее скататься в Хорватию на праздники. Он задвигает эту мысль подальше, потому что ну не может же он, взрослый серьезный человек… Да и как-то нелепо выглядит эта его зацикленность на Дино. Пусть даже он приедет, позвонит, пусть даже они встретятся. Ловре никак не может отделаться от ощущения, что произойди их встреча вне сборов, она превратится в парад неловкости. Во всяком случае, с его стороны.       Под конец января все, вроде, начинает налаживаться. Контракт с «Тулузой» — это гораздо лучше, чем просиживание на лавке в Англии.       Тулуза очаровывает Ловре, Розовый город в лучах рассвета кажется нереальным, невозможным, Ловре никак не может им надышаться, насмотреться, находиться от катарского креста к витражам Сен-Этьена, от графских ворот до Нотр-Дам дю Тор. Он даже на время забывает следить за «Динамо», и твердо обещает себе: все будет хорошо.       Девяносто. Девяносто. Девяносто. Минуты падают в его копилку, словно монетки на оплату вызова в сборную.       В среднем — один пропущенный гол за игру. Ловре сжимает зубы и пашет, как проклятый.       Матча с «Марселем» он ждет, внутренне хихикая: вот ведь тоже «хорватское сборное дерби», встреча дна и верхушки таблицы. К счастью, Чалета-Цар из «Шибеника», он не имеет никакого отношения к «Хайдуку» или «Динамо», так что никаких принципиальных противостояний. Меньше чем через двадцать минут Дуе бьет по воротам Ловре, и улыбается, когда Ловре уверенно забирает мяч. В этом нет никакой игры в поддавки, право слово, удар был неплох, да и его выход из ворот был неплох. Ловре улыбается в ответ: они еще сыграют!       Тридцать четыре.       Боль в бедре после прыжка валит Ловре на газон. «Пусть будет потянута мышца, — мысленно рычит он. — Пусть ничего серьезного». Еще три минуты, которые требуются, чтобы его унесли с поля, падают в копилку. Дуе провожает его с поля долгим взглядом.       Врачи говорят — на восстановление нужен месяц. Может быть, полтора. Услышав вердикт, Ловре долго смотрит на телефон, будто ждет, что тот взорвется у него в руках. Не взрывается, просто тихонько пиликает десятками доставленных пожеланий выздоровления. И среди них — неожиданное: «Ты обещал, что мы встретимся в марте!»       Это первое сообщение от Дино за все время, прошедшее с тех безумных ночей.       Ловре не отвечает. Извиняться за травму глупо, не извиняться за несдержанное из-за нее обещание — и того глупее. Он только надеется, что Дино все поймет по его молчанию. В конце концов, он никогда не был излишне разговорчивым.       Заняться во время вынужденного отпуска решительно нечем — не назвать же делами программу реабилитации. Ловре мучительно хочется как-нибудь включить трансляцию матча «Динамо» — просто посмотреть, как там Дино. Он ограничивается инстаграмом, смеется над безумным светлым окрашиванием Перича, c болезненным удовольствием отмечая, что рядом с ним на фотографиях ни разу не оказался Петкович; пару раз лезет на спортивные сайты, закатывая глаза от интервью, который дают динамовцы перед игрой с «Осиеком»: дескать, судить гарантированно будут в пользу «Осиека», но «Динамо» справится с судейским беспределом! Почему-то Ловре обидно, что Дино имеет отношение к этим интервью, пусть сам он ничего не сказал, но сокомандники-то его наговорили! Чувство обиды иррационально, но Ловре никак не может от него избавиться.       Дождавшись, пока матч в далекой Хорватии, по идее, закончится, он пишет Дино короткую смс: «Я постараюсь восстановиться, чтобы мы все же встретились».       Ответа не приходит.       На следующее утро Ловре традиционно залезает на сайт национального футбольного союза и замирает, уткнувшись в экран. «В воскресном матче «Осиек» — «Динамо» защитник «синих» Дино Перич получил серьезную травму — разрыв передней крестообразной связки. Ему сделают операцию, последующее восстановление займет около шести месяцев». Ловре сглатывает ставшую вязкой слюну. После короткого серфинга спортивных сайтов ему хочется выть.       «Что значит «врачи несли в автобус на руках»?! Почему не отправили в госпиталь на скорой?!» — пишет он, еле попадая в буквы от ярости.       «Я волнуюсь за тебя», — пишет он чистую правду, не получив ответа.       «Если я не поеду в Катар, приеду в Хорватию, — набирает он. — Я обещал тебе март».       Это сообщение Ловре так и не отправляет.       Вместо этого звонит Даличу, подробно рассказывает о прогнозах врачей, говорит, что всеми силами постарается все же восстановиться.       — Я на всякий случай добавлю в расширенный список под вызов Иво Грбича, — говорит Златко. Он не добавляет «но лучше бы ты выздоровел», и от этого Ловре горько.       — Конечно, — вслух соглашается он. — И все же я надеюсь, что справлюсь.       После разговора с Даличем Ловре долго смотрит на неотправленное сообщение. Он стирает проявление собственной слабости и пишет совсем другое:       «В конце концов, я не сказал, до марта какого года, — Ловре задумывается, но позволяет эмоциям на мгновение взять верх над разумом. — Я готов ждать».       Сообщение отправлено.