Она будет спасена...

Сама не зная зачем, Анжелика решила пойти в замок Монтиньи. Какое-то неясное чувство гнало ее туда, чувство, которое она и сама не могла себе объяснить. Она хотела поговорить с Жоффреем в ТОЙ комнате, где все произошло. Увидеть его лицо не в лживом зеркальном отражении, а воочию, отделить его двойника, предавшего ее, от него настоящего — мужчины, который ее любил. Ведь он любил ее?.. Анжелика вспоминала слова, которые он так часто говорил ей. Как он один во всем мире умел придать любой фразе неповторимость и блеск, чтобы женщина почувствовала себя особенной, выделенной из всех, как учил ее узнавать себя, как утешал и поддерживал… Он повторял ей снова и снова: «Я влюблен в ту женщину, какой вы стали. Раньше я мог жить без вас. Теперь не могу…». Сейчас, находясь во взвинченном состоянии, ей казалось, что два противоположных, но сокрушительной силы желания разрывают ее пополам — гордость и рассудок взывали о мести, а сердце… Сердце знало, что для нее существует только Жоффрей. Он был везде, он был в ней. Все остальные — лишь мимолетные увлечения, которые ничего не значили ни для нее, ни для него. Ей пришло в голову, что не жестокость семейных законов удерживает супругов вместе, а ревность, безрассудная ревность и чувство собственности, доходящее до крайности. Только сейчас она поняла, как отчаянно хочет вернуть его любовь, то волшебство, что всегда было так сильно между ними. Возможно, еще не все потеряно? Возможно, она найдет в себе силы… простить его?.. Вечерний туман и багровые облака заката уступили место строгой торжественной ночи. Лишь одинокая луна светила на черном небосводе. Анжелика миновала Оружейную площадь, прошла через сад губернатора, в это время суток совершенно безлюдный, и направилась к подножию Мон-Кармеля, чтобы оттуда спуститься в долину Абрахама, где на отдельных холмах стояли несколько домов, окруженных небольшими рощицами. Уже совсем скоро она окажется в окрестностях Монтиньи, пройдет по главной аллее, засаженной заснеженными березами и разлапистыми елями, подойдет к замку… Они стояли на вершине холма, по которому она взбиралась: три темных мужских силуэта, освещенных лишь лунным светом. Анжелика успела бы заметить их раньше, если бы не шла, опустив глаза. Но это ничего не изменило бы в той угрожающей ее жизни ситуации; ведь она была одна посреди пустынной долины, откуда не был слышен ни звук ее голоса, ни крик о помощи. Они тем временем, должно быть, забавлялись, видя, как молодая женщина спокойно направляется к ним, погруженная в свои мысли. Расстояние между ними было слишком коротким, и Анжелика сумела распознать всех троих. Со шпагами в руках, барон Бессар и граф де Сент-Эдм в сопровождении широкоплечего лакея поджидали ее. Ее сердце бешено забилось. Руки машинально скользнули на пояс, но не обнаружили там пистолетов. «Жоффрей предупреждал меня, чтобы я брала с собой оружие! Какая же я дура!». — Помогите! Помогите! — что есть сил закричала она, инстинктивно пятясь назад. — Не утруждайтесь, сударыня, — злобно ухмыльнулся Бессар, — вокруг никого. Никто вас не услышит, вы умрете! Какая невероятная удача — своим вчерашним исчезновением и шумными розысками, которые устроил ваш муж, вы дали нам прекрасный шанс расправиться с вами, не навлекая на себя подозрений. Ансельм, — он кивнул в сторону лакея, — следил за домом мадам Гонфарель долгие часы, пока, наконец, вы не появились там. А дальше нам оставалось только дождаться удобного момента, который вы так любезно нам предоставили. — Но… Что я вам сделала? Как вы осмелились пойти на преступление? Вы ответите за это зло! — Кому? — Королю! — бросила она, зная, что упоминание о нем напугает их. — Дьявол помогает нам и не дает вам приблизиться к королю. Мы здесь, чтобы помешать вам сделать это. Он сделал шаг по направлению к Анжелике. За его спиной темным пятном маячила громада Монтиньи, где ее ждало спасение, но ни докричаться, ни добежать туда у нее не было никакой возможности. Единственным выходом для нее сейчас было спуститься в губернаторский сад, откуда она пришла, а оттуда попробовать добраться до резиденции графа де Фронтенака, замка Святого Людовика… Господи, помоги! Резко развернувшись, Анжелика бросилась бежать вниз с холма. Ее преследователи кинулись за ней, но тут произошло то, что позволило ей немного оторваться от них: она споткнулась о снежный бугорок, упала и съехала вниз на своем плаще, как на санях, по ледяному склону. Вставая на ноги, Анжелика испугалась, что вывихнула лодыжку, но, попытавшись пройти несколько шагов, с облегчением поняла, что все в порядке. Теперь нужно было убедиться, что ее враги далеко. И действительно, обернувшись, она заметила, что в стане ее преследователей царит некоторое замешательство: они не решались проделать такой же путь. Наконец они продолжили погоню, решив обогнуть ледяной склон. Это давало ей неплохой шанс на спасение. Подобрав свои юбки, она бросилась бежать, не переставая кричать: — На помощь! Но уже совсем скоро Анжелика услышала за своей спиной неотвратимо приближающиеся глухие шаги. Когда они буквально наступали ей на пятки, она остановилась и развернулась к преследователям. Что ж, если ей суждено сейчас умереть, то лучше встретить смерть лицом к лицу, а не получить подлый удар в спину… Увидев, что Анжелика ждет их, барон де Бессар и лакей, прибежавшие первыми, замерли, задыхаясь, в нескольких шагах от нее. Они не спускали с молодой женщины глаз, почему-то не решаясь приблизиться. — Пора с ней кончать, — раздался скрипучий голос графа де Сент-Эдма. — Ну же, чего вы ждете! Этот окрик вывел всех из минутного оцепенения. — Прощайте, мадам, — медленно потянул шпагу из ножен барон и занёс над Анжеликой смертоносный клинок. Она вновь закричала что было сил, но тут раздался звук выстрела. Де Брессар с растерянным лицом рухнул к ее ногам. Следующим упал граф де Сент-Эдм, нелепо взмахнув руками. Лакей развернулся и побежал, но третья пуля настигла и его… Анжелика, как в тумане, различила высокую фигуру мужа, приближающуюся к ней, и несколько силуэтов, следующих за ним. Он коротко отдал им какие-то приказы, а потом подошел к ней. — Благодарение Господу, я подоспел вовремя, мадам, — Жоффрей склонился в изысканном поклоне, и она поняла, что он не узнал ее. — Эти негодяи не успели причинить вам вред? — Нет, мессир, — проговорила Анжелика и откинула с головы тяжелый капюшон, скрывающий ее лицо. Насладившись минутным замешательством, которое увидела в его темных глазах, когда он, наконец, понял, кто стоит перед ним, она продолжила: — Вы подоспели как раз вовремя… *** Дом казался почти пустым, лишь в кухне наблюдалось небольшое движение, да из трубы поднимался дым. В комнатах первого этажа, где обычно к концу дня собирались офицеры, они не встретили ни единой живой души. В одной из столовых обнаружился накрытый стол и следы оставшегося ужина, говорившие о том, что обитатели замка лишь недавно поднялись из-за стола. В учебном классе Анжелика увидела разбросанные по столу перья, карты, свернутые в трубки, бумаги и измерительные приборы, которыми Флоримон пользовался для своих изысканий, но его самого там не было. Они с мужем молча поднялись на второй этаж, в комнату, которую он называл «командным пунктом» и в которую не допускал никого. Кроме, как оказалось, Сабины де Кастель-Моржа… — Я разожгу камин, — проговорил Жоффрей, опуская руки ей на плечи, чтобы помочь снять плащ. Анжелика непроизвольно вздрогнула, ощутив прикосновение его пальцев, и он отступил назад. — Налейте себе выпить, — он скинул свое пальто на стоящий у дверей стул. Немного поколебавшись, она положила на него сверху накидку Польки и свои перчатки. Вид их лежащих вместе вещей немного успокоил ее, словно в этом было доброе предзнаменование. — Да, это было бы очень кстати, — она подошла к столу, на котором стоял поднос с бутылкой рома и несколько хрустальных бокалов. Наполнив один из них, она сделала смелый глоток и тут же закашлялась, настолько крепким оказался напиток. — Господи, что это? — хрипло проговорила Анжелика, когда кашель перестал раздирать ей горло. — Прекрасное средство, чтобы согреться, — отозвался Жоффрей, подкладывая в камин поленья. — Действительно, — пробормотала она, делая новый, более осторожный глоток. Напиток огнем прошел по пищеводу, разлив блаженное тепло по ее телу. Анжелика налила в другой бокал еще рома и протянула его мужу. — Благодарю вас, мадам, — он принял фужер из ее рук и тяжело опустился в кресло около камина. Она осталась стоять, не решаясь сесть напротив него. Их диалог напоминал ей сцену в театре, где актеры старательно произносят свои реплики, строго следуя заданной роли. Она не знала, как начать разговор, и размышляла, а стоило ли им вообще разговаривать и выяснять отношения. Вряд ли муж потерпит упреки в свой адрес. И он только что спас ей жизнь… Надо ли после этого обращать внимание на ничего не значащую интрижку, которая никогда не получит продолжения? Не глупо ли будет ворошить осиное гнездо подозрений и ревности? Анжелика сделала несколько шагов по комнате и застыла перед зеркалом, в котором вчера видела отражения обнимающихся Жоффрея и Сабины. Несколько бесконечных секунд она стояла перед ним, разглядывая свое бледное, заплаканное лицо в обрамлении рассыпанных в беспорядке белокурых прядей, и вдруг с силой запустила в него бокалом, чтобы избавиться, наконец, от ужасных воспоминаний, которые сводили ее с ума. Стеклянные осколки водопадом хлынули из рамы ей под ноги, а молодая женщина обхватила себя руками за плечи, словно боялась, что и она сама сейчас, вслед за своим отражением, разлетится на части. В то же мгновение Анжелика почувствовала, как сильные руки мужа обнимают ее, прижимают к своему телу, услышала его голос, полный волнения и заботы: — Все уже закончилось, любовь моя, вам не о чем больше волноваться… Ну же, успокойтесь… Я здесь, я с вами, я никому не позволю причинить вам зло… — Спасибо… Спасибо, что спасли мне жизнь, — запинаясь, словно у нее внезапно сковало язык, проговорила Анжелика. Жоффрей обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть себе в глаза. — Это вы спасли мне жизнь, — серьезно проговорил он. — За эти сумасшедшие сутки я трижды думал, что потерял вас. Трижды… — повторил он и коснулся губами ее волос. — И каждый раз говорил себе, что если с вами что-то случится по моей вине, то я никогда не прощу себе этого. — Вы искали меня… — Конечно, — он снова пылко привлек ее к себе. — Неужели вы могли подумать, что мне безразлично, где вы, особенно во время этой ужасной бури? Всю ночь мы прочесывали равнины Абрахама и обходили дома ваших друзей и знакомых… — он глубоко вздохнул. — А утром мои люди отводили глаза, потому что боялись произнести вслух, что, возможно, вы погибли… — его голос дрогнул. — Онорина должна была сказать вам, что я приходила домой, — прошептала Анжелика. — Честно говоря, — он немного поколебался, прежде чем произнести это, — я подумал, что она все придумала. Она так переживала за вас, бедный ребенок… А кроме того, я не мог поверить в то, что вы настолько возненавидели меня и не хотите больше видеть, что сбежали тайком из собственного дома. Анжелика отстранилась от него и посмотрела прямо в глаза. Жоффрей не отвел взгляда. — Я действительно… не хотела вас видеть. Точнее, — поправилась она, — не знала, как вести себя с вами, о чем говорить… Я боялась этой встречи и не была к ней готова. — Я тоже… опасался, — проговорил он. — Вы убежали так внезапно, я не успел вас остановить и все объяснить… А потом не мог вас найти и с каждым часом бесплодных поисков все больше впадал в отчаяние. — Вы? — удивленно переспросила она. — Дорогая, — он улыбнулся краешком губ. — Вы, верно, убеждены в том, что я с головы до ног покрыт непроницаемым панцирем, что всегда держу себя в руках и могу усилием воли усмирить любой порыв своего сердца?.. Отчасти вы правы. Но только не тогда, когда дело касается вас. Тогда я теряю свою обычную рассудительность и совершаю подчас весьма несвойственные мне поступки. Можно сказать, что вы единственная моя слабость, моя неизбывная боль, моя вечная любовь… — Что не помешало вам вчера сжимать в своих объятиях госпожу де Кастель-Моржа, — резко сказала Анжелика и замерла. Вот она и произнесла это вслух. Все, назад пути не было. Теперь они или выяснят все до конца, или же разойдутся навсегда. — Как же это было низко с вашей стороны — воспользоваться тем, что меня нет в городе! Он немного помолчал. — Я сейчас мог бы найти себе тысячи оправданий, уверить вас в том, что ваши глаза вас обманули, но я не буду этого делать. Вы — моя жена и вы заслуживаете правды. И хоть наша встреча с Сабиной не была преднамеренной, а состоялась только вследствие стечения не зависящих от меня обстоятельств, я виноват перед вами в том, что решил ответить на ее чувства в ущерб вашим. Но в тот момент я действительно не думал о том, что могу причинить вам боль. Для мадам де Кастель-Моржа, которая ворвалась ко мне в кабинет вчера, как ураган, речь шла о жизни и смерти, и я видел только одну возможность удержать ее на краю пропасти. Я заплатил слишком дорогую цену за свое решение, — он тыльной стороной ладони провел по щеке Анжелики, и она не отстранилась, — заставил вас страдать. — Что… случилось с Сабиной? — проговорила Анжелика дрогнувшим голосом. — Почему вы решили… пожалеть ее? — Я разбил ее мечты, — он взял Анжелику за руки и нежно пожал их. — Но я не мог исполнить их, поскольку никогда не интересовался теми тайнами, что скрывает ее сердце. Намного больше меня интересовали тайны, которые хранит ваше. Но в моих силах было вернуть ей веру в себя, показать, что она достойна любви и восхищения, и что она может стать счастливой, избавившись, наконец, от своих разрушительных фантазий. — Как вы благородны, — с горечью произнесла Анжелика. — Нет, отнюдь, — он покачал головой. — Напротив, я чувствую себя человеком, который взял на себя слишком большую ответственность и не справился с ней. Теперь я пожинаю плоды собственной недальновидности. Словно откликом на слова мужа в памяти Анжелики возник строгий облик шевалье де Ломени, и Анжелика буквально кожей ощутила его ласковый и пылкий взгляд, которым он встретил ее в своей келье, где пытался укрыться от неизбывного чувства к ней. «Я не отрекаюсь. Я склоняюсь перед вами, безрассудное счастье овладевает мной при мысли, что я был причиной ваших волнений, что вы грустили в разлуке со мной. Но мы должны быть скромны, скромны и непритязательны! Что я буду для вас значить как человек, как любовник, как просто друг, когда рядом с вами тот, кого вы любите, кто владеет вашим сердцем, вашим телом, даже если вы разлучены с ним. Он живет в вас, он непоколебим и неразрушим как гора!», — шептал он ей, а ей хотелось умолять его быть менее строгим, остаться его другом, не отвергать ту хрупкую связь, что помогает им жить. Хотелось снова прижаться губами к его губам, пить его дыхание, как тогда, около водопадов Монморанси, вернуть то легкое и безоблачное чувство, похожее на небо неправдоподобной голубизны в сочетании с победным сиянием солнца, которое он будил в ней. Как прекрасно было бы отдаться силе и нежности его рук, грезя о последнем рубеже, который им обоим так хотелось перейти… Тогда она поняла, что в тот момент это было невозможно… Но все равно томительное желание не угасло в ней, а лишь уснуло на время, ожидая того часа, когда бастион целомудренности прекрасного рыцаря наконец-то сдастся перед неодолимой силой ее изумрудных глаз. А вчера, когда Николя де Бардань так пылко говорил ей о любви, отогревая в своих объятиях, и сегодня, когда его руки ласкали её почти обнаженное тело, разве не хотелось ей пойти навстречу его желаниям? Разве ей не льстила его неподдельная страсть, не опьяняла власть над его сердцем? А если бы она отдалась ему, мучили бы ее сейчас угрызения совести?.. Она бросила быстрый взгляд из-под ресниц на мужа, который с пристальным вниманием следил за чуть заметными изменениями в ее лице. Ожидая ее ответа, он испытывал всю ту гамму чувств, что переживала она, отчаянно пытаясь вернуть его расположение этим летом в Голдсборо. Не слишком ли быстро стерлась из ее памяти история с Коленом, которая едва не разлучила их с Жоффреем навсегда? И правильно ли было легкомысленно уступать мимолетным капризам плоти, считая их несущественными с сравнении с той всепоглощающей любовью, которую будил в ней ее непостижимый супруг? А может, именно эта любовь и та власть, что он имел над ней, власть безраздельная, иногда пугающая, толкала ее в объятия других мужчин? Ведь, по сути, она перестала принадлежать себе в тот момент, когда карета с гербом графа де Пейрака увезла ее из величественных лесов Монтелу, где она была свободна, как ветер, в загадочный розовый замок на жарком Юге, хозяином которого был этот чародей, сумевший навсегда завладеть ее сердцем. Анжелика внезапно поняла, что своей квебекской жизнью мстит Жоффрею за то, что так безумно любит, и впервые задумалась, а желала ли она такой судьбы? Ослепленная своим бескрайним, словно океан, чувством к мужу, не потеряла ли она саму себя — ту почти позабытую девочку, которой когда-то принадлежал целый мир? И нужен ли был ей этот мир без Него? Глаза Жоффрея, устремленные на нее, были тем самым зеркалом, в которое Анжелика боялась взглянуть, не желая признавать той простой правды, что она хотела быть свободной, жить полной жизнью, беря от нее все удовольствия, будь то поклонение воздыхателя или нежность, рожденная страстью; эти быстротечные любовные мгновения были так же естественны, как принятие пищи. Она никогда не чувствовала себя виноватой в этом легкомыслии, это было частью ее натуры и, возможно, в этом и была суть ее дара очаровывать мужчин, становясь предметом их неистовых желаний… И не поэтому ли Жоффрей избрал ее себе в возлюбленные, лучше нее самой осознавая, какую жертву она принесла на алтарь их любви, ни на секунду не задумываясь о цене, что придется заплатить? И не платил ли он сам сейчас по счетам своей безрассудности? Анжелика опустила голову. — Да, это тяжелое испытание — быть предметом чьих-то мечтаний, — наконец проговорила она. — Думаю, вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, — он положил руки ей на талию. — Не скромничайте, господин де Пейрак, — первый раз за весь день она слабо улыбнулась. — Вам ли жаловаться на отсутствие пылких поклонниц, сражающихся за ваше расположение? — Мне нет до них никакого дела, — прошептал он, покрывая легкими поцелуями ее лицо. — Ведь моя мечта — это вы, — и он на мгновение замер, чтобы увидеть ответ в глубине обращенных к нему глаз жены, прежде чем прижаться губами к ее губам в примиряющем поцелуе… — Монсеньор! Монсеньор! На Силлери напали, есть раненые, — буквально ввалился в комнату Жан ле Куеннек. — Нужно немедленно выезжать. — Подожди в коридоре, — отрывисто бросил граф. Он все еще не выпустил Анжелику из своих объятий, и сейчас, когда реальность так грубо ворвалась в их — еще такой хрупкий! — мир, он мысленно послал к дьяволу всех тех, кто, словно нарочно, отрывал его от нее. — Я никуда не поеду, — наконец решительно произнес Жоффрей. — Я не могу оказывать помощь всем, кто меня об этом попросит, забывая о себе и о тех, кто мне дорог, — он прикоснулся губами к ее виску. — Если и дальше так пойдет, то у нас совсем не останется времени друг на друга, любовь моя. — Раненые, — взволнованно проговорила Анжелика. — Мы не можем бросить их там! Господи, Жоффрей, а если кто-нибудь из них умрет? Он пожал плечами. — Эти моряки не боятся ничего — ни страданий, ни смерти. Они привыкли исполнять свой долг и не ждут ничего, кроме новых приказов, таких, как «Ты должен жить!». Это помогает им лучше, чем любое лекарство. — Но ведь кто-то же должен отдать им этот приказ! — возбужденно проговорила Анжелика, сверкая глазами. — Вы так сильно желаете отделаться от меня? — он взял ее руку и прижал к своим губам. — Вы все еще сердитесь? — Как вы можете думать о таких глупостях сейчас, когда в Силлери умирают люди? — она даже притопнула ногой от негодования. — Я поеду с вами, разве вы еще этого не поняли? — В этот ужасный холод! Даже если бы дорога была очень короткой, я бы не подверг вас подобному путешествию. А потом, дорогая моя, разве не вы сами решили сделать передышку в вашей деятельности сестры милосердия? Мы же с вами обо всем договорились… Вы чересчур щедро раздариваете свое сердечное богатство направо и налево. Но Анжелика уже распахнула дверь в коридор. — Жан, пошлите ко мне домой за сменой одежды и моей сумкой с медикаментами — Сюзанна знает, где что находится, и побыстрее, — она обернулась к стоящему посреди комнаты мужу. — За эти два дня я столько всего передумала, но мне удалось понять главное — нам нельзя расставаться. Никогда. Слышите? Никогда… — Жан, — Жоффрей подошел к двери и обнял Анжелику за плечи. — Проследи, чтобы в сани положили несколько медвежьих шкур для госпожи де Пейрак и распорядись на кухне собрать нам провизии на три дня, — он посмотрел на жену и тихо добавил: — Мы едем в Силлери. Вместе.