Она будет спасена...

Анжелика вошла в свой дом с заднего хода и быстро поднялась по лестнице вверх, не встретив никого из домочадцев. Пробежав последние несколько шагов, она очутилась в их с мужем спальне, как в убежище, где смогла наконец-то дать волю чувствам. «Хороший урок для тебя! Хороший урок для тебя!» Прислонившись к стене, она все повторяла эту фразу с горькой иронией. Обведя мрачным взглядом комнату и кровать, на которой она познала столько опьяняющих ночей с Жоффреем, Анжелика почувствовала, как ее сердце снова поразили тоска и боль. Самым ужасным во всем этом она считала свою собственную глупость. Ее предали. Теперь она все потеряла. Слепая ярость уступила место страданию. Схватив хрупкий сосуд, где они часто готовили себе превосходные напитки и утоляли жажду в минуты любви, она бросила его на пол и разбила вдребезги. — Мама, — раздался снизу звонкий голос Онорины, — ты здесь? Что случилось? Анжелика постаралась взять себя в руки. — Ничего! — спокойно ответила она. — Просто разбилась одна вещь. И, пытаясь сдержать свою ярость, она что есть силы сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. «Да, — подумала она, — просто разбилась одна вещь. Это разбилось мое сердце». Она прижалась лбом к оконному стеклу. «Жоффрей и Сабина… Нет, это невозможно! Это неправда! Да нет же, правда! Это правда!» — Мама, мама, отец искал тебя всю ночь! — запыхавшаяся Онорина возникла в дверном проеме. — Все искали — и Кантор, и Флоримон, и старый Элуа! Где ты была? — Зачем меня искали? — непонимающе посмотрела на дочь Анжелика. — Отец сказал, что вчера потерял тебя. У него был такой расстроенный вид, мне было его очень жалко, — Онорина топнула ногой. — Зачем ты потерялась? — Иди ко мне, мое сокровище, — Анжелика стиснула в объятиях подбежавшую к ней дочь. Прикосновения маленьких ручек, сладкое дыхание Онорины лили бальзам на незаживающие раны ее сердца. Боже, ну почему в жизни все так сложно? Почему нельзя просто выкинуть все из головы и быть такими же чистыми и светлыми, как дети, которые не знают греха? Лишь они заслуживают любви, эти маленькие ангелы. — Просто вышло… недоразумение. Я не хотела, чтобы ты переживала из-за меня. — А отец? — глазенки Онорины, казалось, заглянули ей прямо в душу. Анжелика отвела взгляд. — И отец… тоже, — ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы эти слова прозвучали искренне. На улице раздались голоса, приближающиеся к дому. — Мы прочесали все окрестности Монтиньи, обошли всех ее знакомых — госпожу никто не видел. Я отправил гонца на остров Орлеан, к колдунье — быть может, мадам де Пейрак решила вернуться к ней?.. — на одном дыхании выпалил кто-то, видимо, один из слуг графа. — В такую бурю, пешком? — раздраженный, еще более хриплый, чем обычно, голос Жоффрея пробрал Анжелику до мурашек. — Нет, она не могла далеко уйти, — молодая женщина осторожно выглянула в окно и увидела, как муж с силой проводит ладонью по серому от недосыпа, с заострившимися чертами лицу, а в уголках его упрямо сжатого рта пролегли горькие складки. — Мы будем искать ее, пока… Он не закончил фразу и сжал челюсти так, что на щеках заходили желваки. Анжелика отпрянула от окна. Нет, она не хочет сейчас разговаривать с Жоффреем. Она еще не готова увидеться с ним лицом к лицу. — Онорина, я спущусь вниз, к папе, а ты будь умницей и жди меня здесь, — как можно беспечнее сказала она, обращаясь к дочери. Ей удалось выскользнуть из дома через погреб, из которого можно было попасть к лачуге Баннистеров. Пробираясь впотьмах, она чувствовала запах фруктов: яблок, груш, различных видов орехов, аромат сидра и вина, связок лука и чеснока, заплетенных как косы флорентийской принцессы. Запах хорошо устроенного любимого дома… Из которого она бежала, как из тюрьмы. Выбравшись наружу, она устремилась в сторону Нижнего города. Только один человек мог сейчас ей помочь — Полька, ее заклятая подружка по Двору чудес… *** — Почему ты плачешь? — спросила Полька. — Я не плачу. — Ты думаешь, я ничего не вижу?! А ну-ка, сядь. Поешь! Выпей! Я приготовила тебе телятину. Мысль о телятине нисколько не обрадовала Анжелику, и она покачала головой. — Маркиза, ни один мужчина в мире не стоит того, чтобы из-за него отказаться от такого блюда. Все они одинаковы, эти мужчины. Ты должна бы это знать. Анжелика сделала протестующий жест рукой. Ей совсем не хотелось слушать философские рассуждения Польки о мужчинах, и она не могла смешивать Жоффрея со всеми остальными проходимцами. — Маркиза, будь осторожна. Вспомни о бревне в своем глазу, когда ты заметила соломинку в глазах твоего возлюбленного. — Что тебе известно? — Анжелика схватила ее за руку. — Ничего! — улыбнулась Полька. Ага, она оказалась права! — Но я не сомневаюсь в том, что говорю. Перестань наконец изводить себя и подумай: ты бы простила себя, будь на его месте? Анжелика задумалась. Она вспомнила, в какой опасной близости была сегодня утром от возможной измены мужу с Николя де Барданем, который ничего не значил для нее и был всего лишь одним из поклонников, возможно, чуть более приятным, чем другие, но совершенно точно не тем, кто мог бы затмить в ее сердце образ Жоффрея. Но какими доводами руководствовался он, когда решил сделать Сабину своей любовницей? Не было ли это признаком того, что он охладел к ней, Анжелике? Она помнила его отстранение после аквитанской ссоры, помнила, с какой страстью защищала его в тот вечер мадам де Кастель-Моржа… Быть может, их связь зародилась еще тогда? Анжелике стали приходить на память некоторые фразы о любви, что говорил ей сегодня ночью Николя. «Вы любите… Но любовь уходит от вас». Теперь она понимала его страдания. Мысль о том, что любовь Жоффрея ушла от нее, сроднила Анжелику с ее поклонниками, внушила ей жалость к ним. — Я не смогу пережить это! Я могу умереть! Умереть! — Я не понимаю тебя, — покачала головой Полька. — Я не думала, что ты можешь так все усложнять. К чему все эти рыдания? Чего ты боишься? Ты считаешь, что легко бросить такую женщину, как ты? Это было бы забавно, но на моей памяти такого не случалось. Ты всегда будешь пленять, всегда… Это идет от твоих губ, глаз, твоей кожи… Для него ты — женщина, которую невозможно забыть, и он никогда не излечится от этого, уж поверь мне. — Разве я все еще красива? — с таким несчастным видом проговорила Анжелика, что Полька от души расхохоталась. — Ты сама знаешь ответ, маркиза, не заставляй меня нахваливать тебя. — Но он предпочел мне другую! — чтобы не закричать в голос, она с такой силой закусила губу, что почувствовала вкус крови у себя во рту. — Это был порыв тела, а не души, — равнодушно пожала плечами Полька. — И тебе ли не знать, как они возникают, эти порывы. Особенно у мужчин. — Но Жоффрей не такой! — Анжелика яростно замотала головой. — Нет! Он прекрасно умеет владеть собой и все продумывает наперед. И он специально подгадал свое свидание с… — она не стала произносить имя Сабины, настолько ей было неприятно иметь в соперницах женщину, которую она всегда жалела и которая меньше всего подходила на роль любовницы такого человека, как ее муж, — этой женщиной, когда я уехала к Гильомете на остров Орлеан. — Может быть ты и права, а может быть и нет, — задумчиво протянула Полька. — Тебе нужно поговорить с ним. — Нет, нет, я не могу, — испуганно проговорила Анжелика. — Но ты же не можешь вечно бегать от него, тем более, что этой ночью он перевернул вверх дном весь город, разыскивая тебя. — К тебе он тоже приходил? — Собственной персоной, — подбоченилась Полька. — И вид у него, скажу я тебе, был очень потерянный. Умная женщина смогла бы извлечь большую выгоду из его раскаяния, — и она, словно невзначай, качнула пальцем тяжелую коралловую серьгу у себя в ухе. — Полька, ты не понимаешь, — в отчаянии выкрикнула Анжелика. — Мне не нужны подарки, мне нужен только он, нужна его любовь! Без него я не могу жить, не могу дышать! Без него я ничто! — и застыла, осознав, что только что сказала. — Тогда борись за него, маркиза, сражайся изо всех сил! — серьезно сказала Полька. — Если ты всерьез возьмешься за дело, от твоей соперницы не останется мокрого места. *** Уходя от Польки, Анжелика одолжила у нее плащ, чтобы посланные графом де Пейраком на ее поиски люди не смогли узнать ее. Закутавшись в него поплотнее, она опустила как можно ниже опушенный мехом волка капюшон и решительно зашагала по направлению к церкви. Если она не может найти утешения и поддержки в близких ей людях, то, возможно, ей следует обратиться за помощью к Богу. Своей юбкой она поднимала пушистый снег, и, кружась в воздухе, легкие снежинки медленно опускались на землю. Все вокруг сверкало, кусты и деревья вдоль дороги казались стеклянными. Вдали звонил колокол. Снег поскрипывал под ногами. Но Анжелика не замечала ничего вокруг себя. Ее, словно коконом, окружили пустота и отчаяние. Одинокая часовня на пересечении дорог утопала в снежном букете запорошенных деревьев. Деревянная колокольня укрывала маленький колокол, в центре фасада была дверь с полукруглыми сводами, а наверху — два окна. Анжелика подняла щеколду и вошла. После яркого света, режущего глаза, ее окружили сумерки. Мало-помалу она привыкла к этой мягкой темноте и различила, как струится золото дарохранительницы и как дрожат огоньки свечей в стеклянной купели. Анжелика перекрестилась, прошла немного вперед и только тогда увидела женскую фигуру, которая истово молилась, стоя на коленях перед алтарем. Это была Сабина де Кастель-Моржа. Несколько долгих секунд Анжелика неверящим взглядом смотрела на эту женщину, которая причинила ей столько зла и по вине которой она все последние часы провела в Аду, а потом решительным шагом направилась к ней. Обернувшись и увидев ее, Сабина так поспешно вскочила, что едва не опрокинула алтарь. Анжелика со злорадным удовольствием наблюдала, как искажается страхом ее лицо. Приблизившись к ней вплотную, она схватила ее за плечи и что есть сил встряхнула. — Только не вздумайте мне лгать! Сабина стала белая, как снег, лежащий за порогом церкви. — Я так рада, что с вами все в порядке, — наконец выдохнула она. — Вас искали всю ночь, и если бы с вами что-то случилось, я никогда бы себе этого не простила! — она изо всех сил сжала перед собой руки, поднеся их к лицу. — Очень сомневаюсь, — ядовито проговорила Анжелика. — Ведь представилась бы такая прекрасная возможность прибрать к рукам моего мужа! Бесстыдница! Как вы осмеливаетесь смотреть мне в глаза и говорить о том, что переживали за меня? Я видела вас, когда вы… Вы… — она задохнулась от негодования. — Но это правда, Анжелика, — Сабина умоляюще посмотрела на нее. — То, что вы видели вчера… Все не так, как вы подумали… — По-моему, я все поняла правильно, — оборвала ее Анжелика. — Вы и мой муж… Вместе… Интересно, вы продолжили ваши милые забавы, когда я ушла? — Да выслушайте же меня! Я не помню, что предшествовало моему вторжению в Монтиньи, все как будто заволокло туманом. Знаю только, что я была на грани безумия. Я не могу помешать себе считать его действия спасением для меня. Для женщины унизительно признавать это, но в его поступке главной действующей силой была доброта… Анжелика расхохоталась. Вся ее боль вылилась в этом жутком, отдающем истерикой смехе, когда тело выкручивает наизнанку, а из глаз градом катятся слезы, и невозможно остановиться, пока полностью не обессилишь. — Он вовсе не добрый человек, — наконец, отдышавшись, произнесла она. — Вы плохо его знаете, хоть и смогли пролезть к нему в постель. Он может быть очень жестоким. — Анжелика! — Сабина схватила ее за руки и умоляюще заглянула в глаза. — Между нами ничего не было! — Я все видела собственными глазами! — Анжелика приблизила свое лицо к лицу мадам де Кастель-Моржа. — Как он ласкал вас перед зеркалом, как целовал… В голове с оглушительным шумом взорвался салют. Анжелика на мгновение словно оглохла и онемела. Она идет по коридору к кабинету Жоффрея… Нет, она бежит к нему, взволнованная встречей с Эфрозиной и Анн-Франсуа… Что с ним, почему ее не хотят пускать к нему? Возможно, он ранен? — Жоффрей, — еле слышно произносит она, поскольку горло перехватывает от страха, и касается створки приоткрытой двери, чтобы войти в его комнату. — К чему говорить о прошлом, ведь сейчас я вижу вас, — глубокий, чуть хрипловатый голос мужа она узнала бы из тысячи. Сейчас в нем слышались особенные ласкающие нотки. С кем он говорит? Анжелика застыла перед дверью, не решаясь распахнуть ее. — Нет, — голос женщины был полон отчаяния. — Сейчас уже слишком поздно. Я перестала существовать. Мое тело перестало существовать. Жоффрей расхохотался. — Позвольте, мадам, как человеку со вкусом, поспорить со столь нелепым утверждением, — вкрадчивые интонации его голоса приобрели интимный оттенок. — Мне трудно поверить вам, ведь я держу вас в объятиях. Я вижу огромные черные глаза, волосы испанской кобылицы, нежную талию, красивую грудь. Анжелика, сама не понимая, что делает, нажала на дверь, и та начала медленно приоткрываться. — Так о чем вы еще хотите сказать, мадам, чего вы, по вашим утверждениям, лишены? Вы говорите, у вас больше нет тела? Я бы хотел убедиться в этом… Щель становится все шире, и вот уже стало видно зеркало, стоящее в углу комнаты, а в нем отражаются два тесно прижатых друг к другу силуэта — мужской и женский. Они оба смотрят в глубину зеркального отражения, словно ведя через него свой диалог. Мужчина стоит позади женщины и удерживает ее за плечи. Волосы гостьи — длинные, черные, как смоль, падают ей на лицо, полностью скрывая его. Пышная грудь бурно вздымается над краем корсажа, и мужчина не отказывает себе в удовольствии любоваться ею через зеркало. — Вы боитесь любви, мадам? — снова услышала Анжелика голос Жоффрея, а мужская фигура в зеркале властно обняла женскую за талию. — Да, я боюсь ее и ненавижу ее, — ответила женщина, задыхаясь, и откидывая голову назад, на плечо мужчины. Анжелика смертельно побледнела. Она словно воочию увидела себя двадцатилетнюю, сидящую у окна в Отеле веселой науки, и Жоффрея, склоняющегося к ней, чтобы запечатлеть на ее шее поцелуй… «Я жаждал изучить все самое трудное — естественные науки, словесность и еще — женское сердце, — звучал в ее голове отголосок того голоса, который уже нельзя было воскресить. — Да, я с упоением постигал эту пленительную тайну. Смотришь в глаза женщины, и тебе кажется, что за ними ничего нет, а в действительности там целый мир. Бывает и наоборот: ты воображаешь, будто там целый мир, а там — одна пустота… Не душа, а погремушка. Но что скрывается за твоими зелеными глазами, вызывающими в памяти безмятежные луга и бурный океан?». Настоящее пыталось украсть у нее прошлое, и вот уже мужчина в зеркале склоняется к женщине, его пышные черные кудри касаются ее оголенного плеча, а губы приникают к красиво изогнутой длинной шее… Этот поцелуй, кажется, продолжается бесконечно, по крайней мере, Анжелика тысячу раз успела умереть от разрывающей ее душу боли, пока Жоффрей наконец не произнес: — Сестра моя, землячка, чем я могу помочь вам? И тут Анжелика узнала женщину в зеркале! Боже, этого просто не может быть! Эта невероятная красавица с копной иссиня-черных волос, со спущенным с плеч платьем — Сабина?! Анжелика закрыла глаза и медленно попятилась назад, пока не уперлась спиной в противоположную стену. Сердце грохотало у нее в ушах. «Надо скорее уйти отсюда, куда угодно, только бы не видеть… Только бы не слышать…». В проеме полуоткрытой двери показался Жоффрей. Она невидящим взглядом смотрела на него, словно не узнавая, а потом развернулась и опрометью бросилась прочь. До нее, как сквозь вату, донесся голос Сабины. — Да, я совершила этот ужасный грех, сладострастный грех! Я шагнула в огонь и разрушила стену, о которую билась долгие годы, и как будто солнце засияло в моем сердце, душе, во всем теле… — Сабина улыбалась, но по щекам ее лились слезы. — И я стала свободна. — Замолчите, — грозно шепнула Анжелика. Сейчас она была готова убить ее. — Всю свою жизнь я мечтала о таком поцелуе, поцелуе страсти; поцелуе, который превратит меня в женщину, настоящую женщину… Такую, как вы… — Сабина с надеждой искала ее взгляд. — Вы очень сильная, Анжелика, а я была такой слабой и беспомощной… Если бы не он, сегодня я была бы мертва… «А сейчас мертва я», — отстраненно подумала Анжелика, а сердце ее ухнуло куда-то вниз. — Он спас меня: от меня самой, от безумия, от самоубийства и от падения в собственных глазах, — Сабина, казалось, так хотела выговориться, что не замечала состояния Анжелики. — Но то, что я пережила с ним, никогда не повторится. Для него существуете только вы… — Сабина наконец отпустила ее руки, которые до этого нервно сжимала, и сложила ладони на груди в молитвенном жесте. — Поверьте мне, Анжелика, я поняла, как глупо было мечтать о старой любви и строить на подобном фундаменте свою жизнь. За последнее время я много испытала. И если это вас успокоит, то поверьте мне, любовь эта исчезла из моего сердца. Я по-прежнему с уважением отношусь к господину де Пейраку, но будьте спокойны, я не люблю его больше. — Вы ошибаетесь, — резко сказала Анжелика, — и я вам не верю. Сабина опустила голову.  — Да, вы правы. Такую любовь не так-то просто вырвать из сердца, тем более, что предмет вашей любви своими достоинствами лишь усилил вашу привязанность к нему. Мне только хотелось бы сказать вам, и уж в этом вы мне поверьте, что надо мной не довлеют навязчивые идеи, я вырвалась из плена этого чувства. — И какое это имеет значение для меня? — одними губами проговорила Анжелика и, оттолкнув Сабину, пошла прочь.