1
18 октября 2019 г. в 22:06
Брейнсторм посмотрел на собравшихся перед ним ученых и поймал внимательный взгляд алых линз с другого края стола. Ему мгновенно стало не по себе. Он не до конца понимал, что не так: Персептор всегда безукоризненно вежлив, несмотря на пристальное внимание. Он – отличный специалист. Инженер, химик, изобретатель самого широкого профиля. Он – лучшее приобретение для «Кимии» за последние тысячелетия.
И он пугал Брейнсторма.
Персептор редко улыбался, и сейчас тоже был совершенно серьезен. Шло контрольное совещание по распределению ресурсов. Ученые представляли свои проекты и обсуждали финансирование. Так как Брейнсторм – директор научной станции, ему предстояло затыкать тех, чьи идеи неприемлемы, и поощрять выгодные предложения.
Он уже больше миллиона лет занимал эту должность. А вот Персептор прибыл недавно и, в отличие от других подчиненных, пока оставался загадкой для Брейнсторма. Непонятно было, чего от него ждать.
Они познакомились при странных обстоятельствах: однажды Персептор вышел с ним на связь, вежливо поздоровался и представился, а потом сказал, что отбывает срок во «Врекерах» и нуждается в консультации по оборонным технологиям, чтобы выжить. Это звучало столь нелепо, что Брейнсторм решил, будто над ним подшутили. Во-первых, врекерам не полагается связи. В штрафбате только руководителям позволено поддерживать контакт с внешним миром. Во-вторых, что совершенно небоевой единице делать среди штрафников?
Брейнсторм на всякий случай навел справки и узнал, что его не дурачат. Персептор – оружейник и химик автоботов – и правда стал врекером.
Не было причин ему не помочь, тем более что задача звучала интересно и перспективно. Персептор мог поддерживать только голосовой и текстовый обмен, без пересылки тяжелых файлов, моделирования и трансляции эмоциональных логов. Сначала они обсуждали конкретное исследование – индивидуальные настройки защитных полей. Со временем они стали общаться и на другие темы. Когда Персептор закончил свою разработку, то продолжил иногда звонить.
Беседы с ним превращались в насыщенные научные диспуты, для Брейнсторма – который переквалифицировался из ученого в административное звено, с тех пор как возглавил «Кимию» – очень приятные. Они увлеченно обсуждали новейшие исследования, теоретизировали, спорили…
Праул не сказал, за что именно Персептор получил такое суровое наказание. Но его талант и глубина мысли завораживали Брейнсторма. Слухи при этом рисовали его сущим маньяком, оскверняющим дезактивы, но Брейнсторм не особенно доверял россказням Физитрона. Все врекеры безумцы, однако Персептор производил впечатление крайне рационального и уравновешенного меха.
В любом случае, он был далеким собеседником, с которым Брейнсторма ничего не связывало. Пока однажды Персептор не заявился на «Кимию» с новым назначением: теперь он поступил в распоряжение Брейнсторма. Прайму надоело, что целая станция простаивает без дела, и он приказал соорудить на ней огромную пушку. Директора «Кимии» поставили перед фактом: теперь на станции появятся военные, а часть помещений будет отведена под обслуживание орудия. Праул уточнил, что в исследования вмешиваться никто не будет. Просто придется потесниться.
Давным-давно Брейнсторму пришлось покинуть Кристалл-сити: Прайм обратил его в руины, чтобы десептиконам ничего не досталось. Нынешнее решение звучало куда мягче. Жить на самой большой в Галактике космической пушке Брейнсторм никогда не желал, но его мнение не учитывалось.
С тех пор в его жизни появился Персептор. Разработка оружия – долгосрочный проект, никто не рассчитывал, что достаточно щелкнуть пальцами. Поначалу Брейнсторм скорее обрадовался новому собеседнику и исполнительному специалисту, которого и он тоже мог загружать параллельными задачами, но потом начал замечать… странное. Персептор смотрел на него постоянно – пристально, восхищенно, но в то же время очень спокойно. Уверенно. Уйти от разговора с ним было практически невозможно, он оказывался всюду, где Брейнсторм появлялся. Он не всегда заговаривал, иногда просто смотрел, как сейчас.
Брейнсторм не считал себя сильным в этических нюансах. Но такой взгляд он считывал как… хозяйский.
Персептор часто хвалил его работы. Бескорыстно помогал в проверке расчетов – по крайней мере, сначала Брейнсторму так казалось. А потом он понял, что в компании бывшего врекера ему неуютно не из-за его неведомых старых грехов, а из-за того, как он ведет себя сейчас. Он был вежлив, сдержан, рассуждал только на научные темы, но его настойчивое присутствие быстро утомляло.
Брейнсторм оказался в смешном положении: он – лидер «Кимии», начальник Персептора, и он стремится убежать от своего подчиненного, лишь бы не проводить с ним больше времени. Тот словно ничего не замечал. Продолжал регулярно заглядывать в кабинет, хотя Брейнсторм дал ему понять, чтобы появлялся, только если вызовут. Делился наблюдениями по исследованиям – как назло, всегда по существу! Осыпал Брейнсторма очень точными научными комплиментами, которые были бы, шлак, приятны, если бы не эта оптика.
Персептор смотрел на него, как на добычу. Очень ценную добычу.
За все время у них не было ни одного физического контакта, кроме рукопожатий и случайных касаний во время работы. У Брейнсторма было бы больше поводов волноваться, заподозри он домогательства, но Персептор будто и не стремился его трогать. Он хотел обсуждать теоретическую физику и деформацию силовых полей, восхищался выводами и стройной теорией. Он повторял, что Брейнсторм – гениальный исследователь, и что «Кимии» повезло иметь такого начальника. Лесть из его вокалайзера звучала очень странно: как очередная научная выкладка.
Брейнсторм первым делом проверил гипотезу, что Персептор собирается украсть его наработки и, возможно, сместить с поста главного инженера. Но тот не интересовался финансовыми вопросами, занимался только своими задачами, а в свободное время синтезировал что-то – явно для себя. Его химические опыты и расчеты не имели ничего общего с работой Брейнсторма.
Он перестал понимать, в чем дело. Радость от существования непривычно неагрессивного и очень умного собеседника переросла в настороженность, а из настороженности – в опасливое недоумение. Не зная, как вести себя с Персептором, Брейнсторм свел общение к минимуму, но тот словно не заметил. На взгляды и высказывания это не повлияло.
Персептор, как оказалось, прочитал все работы Брейнсторма, даже самые ранние. Он был осведомлен о карьерных шагах своего директора, откуда-то узнал, какие Брейнсторму нравятся инструменты и программы для расчетов, и сам пользовался только такими же. Впрочем, в подражание это не переходило, скорее, он словно продлевал присутствие Брейнсторма рядом, пока тот наоборот всячески открещивался. Учитывая, что общаться им приходилось регулярно, это было непросто.
На общих собраниях, подобных этому, Брейнсторм должен был контролировать эмоции еще лучше, чем наедине с Персептором. Не то чтобы он сильно скрывал, что не хочет никак с ним контактировать, просто Персептор его игнорировал, отчего возникали неловкие ситуации – вроде этой. Одухотворенные взгляды через стол сбивали Брейнсторма с толку, когда предполагалось, что он держит себя в руках.
Половина его подчиненных – мехи, которым только дай волю, и все кругом взорвется. Он вынужден был строго отмерять их активность. Контролировать, чтобы в статьях расходов не было переплат. Прайм редко вызывал его, обычно Брейнсторм обо всем докладывал Праулу, более лояльному к незначительным поправкам в планах. Но что распускать ученых на «Кимии» нельзя, Брейнсторм понимал отлично.
Его предшественник, Кварк, справлялся лучше. У него был огромный опыт. Он бы и на Персептора нашел управу… Брейнсторма ставило в тупик то, что экс-врекер не нарушает никаких правил. Нет законов, запрещающих смотреть! Преданно и безумно поглощать взглядом, ловя каждый жест и каждое слово. Персептор словно ждал от него откровений на каждом совещании.
Сегодня вместо откровений разразилась очередная перепалка с Ромплаудом. Как изобретатель он Брейнсторма устраивал – смелые идеи, энтузиазм и изворотливость. Правда, к ним прилагались скандальность и небрежность, но последнее нивелировалось обязательными повторными проверками всех расчетов. Брейнсторм прогонял через них даже тех, кому доверял больше. И свои открытые, не частные проекты – тоже отдавал на перепроверку; именно поэтому Персептор, внимательный и дотошный, показался таким полезным сотрудником для «Кимии». Прежде чем почуять неладное, Брейнсторм с радостью скинул на него часть рутины.
С непримиримым самомнением Ромплауда справляться было сложнее. Он рвался отстаивать каждую свою идею, даже когда Брейнсторм припечатывал окончательное «нет». И делал это громко, демонстративно и бросаясь оскорблениями.
Когда-то под пристальным взглядом Оптимуса Прайма ученые из Кристалл-сити поклялись в верности фракции автоботов. Кварк принял решение за всех – сохранив своим коллегам жизни и определив судьбу. И Кварк же выплавил и установил им инсигнии – позаимствовав материал из камер их искр. Некоторые из старого состава потом сбежали, но Брейнсторм остался. По правде, он не думал, что разница так уж велика: развивать технологии для Сената или для автоботов. Крен в военные исследования – безусловно, неизбежен; но никто не заставлял его браться за пушку или насильственно прописывать жестокость в эмоциональный контур. Он спокойно работал под началом того, чьему мнению доверял. И кем дорожил.
Пока Кварк не сгинул во время одного из своих исследований, оставив «Кимию» без руководителя, Брейнсторм не чувствовал потребности меняться. Но чтобы разыскать пропавшего меха, которого он – тайно и беззаветно – любил, ему требовались ресурсы, влияние и власть. Он вступил в борьбу, вырвал место директора главного научного центра автоботов, а теперь бывшие равноправные коллеги, агрессивные новички и загадочные врекеры каждый день пытались навязать ему свою игру. А он ставил их на место.
Задачи перед «Кимией» ставил сам Прайм, за тем, чтобы они соблюдались, следил Праул, и тратить время на экспрессивные смелые разработки Брейнсторм позволить не мог. Новая идея Ромплауда была как раз такой.
Прайм был недоволен тем, какими темпами десептиконы развивали космические силы. Долгое время перевес был на стороне автоботов; перевес грубый – за счет численности однотипных кораблей, гигантских, мощных «разрушителей миров». Разумеется, десептиконы выбрали скорость и мобильность. Учитывая, что киберформирование все еще требовало уйму времени, враг частенько успевал спланировать диверсию. Преимущество флота Прайма оказалось под вопросом.
Мог ли Брейнсторм представить, что бывший коллега, Старскрим, станет его постоянным незримым оппонентом? Когда-то одна мысль о джетах в научном сообществе подвергалась осмеянию! Теперь они возглавляют исследовательские центры воюющих сторон и соревнуются в инновационности, изворотливости и точности расчетов. У Брейнсторма было больше ресурсов, но на Старскрима наверняка меньше давили. И вряд ли ему устраивали истерики на совещаниях.
О, да. Кварк и правда был успешней на должности главного инженера. Миниатюрный, тонкий, со стационарным альтмодом, он умел так себя поставить, чтобы никто ему не перечил. Он никогда не сомневался в собственных решениях, а других подминал под себя. Брейнсторм старался следовать его примеру, но признавался себе: при Кварке даже Ромплауд тише выражал недовольство. Сколь бы жестко Брейнсторм ни держался, его авторитет всегда как будто чуточку колебался. Другие автоботы чуяли, что его все-таки можно сломать, и пытались, раз за разом.
Однажды он дал своим подчиненным глотнуть свободы. Он отправился на поиски Кварка, надеясь, что возвратится с ним и снимет с себя обязанности руководителя. Но он вернулся один, «Кимия» осталась в его руках, а всякие Ромплауды считали, что вправе повышать на него голос.
Брейнсторм не был мягок. То есть – когда-то – может, и был. Но уж точно не после всего, что довелось увидеть. Поле, в котором Прайм пытал Санстрикера в плавильне, разработал он. Он помогал Рэтчету сделать Джазза неуязвимым для взлома; тот ужасно мучился – а даже когда пытаешь ублюдков, чувствуешь себя дикарем. Система хранения данных для Хромдома – головы самых вместительных флешек, первая из которых принадлежала conjunx endura мнемохирурга – тоже его рук дело. Брейнсторм делал реальными проекты, повергавшие его в ужас в глубине искры. Пожалуй, ему не хватало фантазии изобретать зверски жестокое оружие, но с этим отлично справлялись другие.
Прайм желал, чтобы сама идея автоботской экспансии вновь внушала ужас как десептиконам, так и другим мирам. Сегодня Брейнсторм выслушал немало предложений, некоторые пришлось отмести, включая пару его собственных. Принятый в финале совещания список Ромплауда не устроил.
– Это пустая трата времени! – надрывался он. – Ты в любой момент можешь тестировать свой нейтринный передатчик, Брейнсторм! К победе над десептиконами это отношения не имеет!
Из всех взглядов Брейнсторм остро чувствовал только один – Персептора. Его присутствие здесь – почти формальность, уж для личного задания от Прайма ему условия обеспечат. Пушка, которую он строил, отвечала всем стандартам гигантоманов и жрала уйму ресурсов, но Брейнсторм на них и не претендовал. А вот вкладываться в идею Ромплауда, в генератор черных дыр, которым тот собирался вооружить флот, было опрометчиво.
– Если мы спроектируем антенну, принимающую нейтринные передачи без потерь, то обеспечим мгновенную связь между кораблями флота.
– Я говорю об оружии, которое может обездвижить вражеский корабль любого типа! Отправить его за горизонт событий – и для десептиконов он будет потерян! – Ромплауд вскочил, вдавил ладони в стол и подался вперед. Прозрачные дверцы, вздернутые за спиной, качнулись, чуть не задев сидевшего рядом Бэттлскрича, который кивал, поддакивая.
Ромплауд собрал кучку единомышленников, увлеченных разрушительными идеями. Автоботы падки на все разрушительное. Значит, Брейнсторм тем более не имел права забывать о защите и снабжении.
Все собравшиеся здесь мехи ужасно боялись конкуренции – каждый хотел блистать единолично. Если они будут бесполезны, то сами попадут «за горизонт событий» – конечное мерило пользы и успешности любого их исследования все-таки не мнение Брейнсторма. Прайм, к счастью, редко обращал взгляд на конкретных ученых, но Брейнсторм умел отводить его гнев с себя на тех, кого было в тот момент безопасно подставить. Иначе он не удержался бы во главе «Кимии». Правда, именно ему приходилось потом исправлять чужие ошибки.
В предложенном Ромплаудом плане работ «черных дыр» было всяко больше, чем позволили бы сгенерировать придуманные им пушки. Идея влиять на материю Вселенной и заставлять естественные преграды работать на автоботов заманчива. Вот только она требовала прорвы времени на реализацию. У Ромплауда пока получилась неубедительная математическая модель, ему не хватило времени довести ее до ума перед совещанием. Он считал, что сможет. Брейнсторм не полагался на пустословную веру в себя.
– У «Кимии» достаточно мощный ядерный реактор, чтобы использовать его для образования высокоэнергетических частиц. У нас есть все для старта моего проекта!
Брейнсторм наклонил голову набок:
– Прежде чем диктовать Вселенной свое видение фундаментальных законов, нужно соразмерить собственные силы. Не похоже, что твои расчеты уберегут нас от взрыва, – намекнул он на слабую подготовку, вызвав скрежет когтей по столешнице. – Я не ставлю крест, Ромплауд, но тебе явно требуется больше времени. И я не позволю проводить этот эксперимент на станции. Наша задача – не привязать Кибертрон к мощному стационарному источнику гравитации, а повысить мобильность флота.
– Я продемонстрировал, что мы сможем управлять массой и даже сроком жизни черной дыры, – процедил Ромплауд. – Кибертрон в безопасности.
– Предоставь модель, в которую я поверю, и в следующем квартале я выделю тебе тестовую площадку подальше от Кибертрона. А пока твоя группа понадобится мне для тестов передатчика. Освобождайте расписание.
Ромплауд выпрямился и ткнул в его сторону пальцем:
– Ты упорно тормозишь прогресс, Брейнсторм! Я начинаю подозревать, что дело не в узости взглядов!
– Довольно, – отрезал он. – Расходитесь. Холдфаст и Флоу Аут, вашего подробного бюджета я жду.
Голос не дрогнул. Ромплауд выкрикнул обвинение в ярости, не подозревая, что попал в точку. Брейнсторм не мог допустить, чтобы автоботы обрели власть над самим космосом. Безумие, усугублявшееся и развивавшееся на протяжении их войны, кто-то должен был контролировать. Он обещал Кварку…
Ромплауд, конечно, не заткнулся. Те, кому сегодня больше повезло, избегали разговора с ним, и он избрал новенького, Персептора, жертвой. Гневно размахивая дверцами, он вскользь задел локоть Персептора, привлекая внимание, и зашипел:
– Тебе повезло, что твое финансирование не рассматривается. Брейнсторм жадный трус и все норовит забрать себе! А я теперь должен горбатиться на его бесполезном проекте!
Персептор смерил его взглядом.
– Теоретические выкладки Брейнсторма заслуживают большего доверия, – ровно сказал он.
– Выбился в любимчики, вот и все. Еще при Кварке вечно тендеры выигрывал… – разгоряченный Ромплауд готов был вывалить на Персептора все наболевшее. Его не смущало даже, что Брейнсторм все еще здесь, читает в стороне датапады и прикидывает собственный график.
Правда, Персептор слушать не стал.
– Твоя работа менее качественна и не отвечает требованиям безопасности. То, что ты этим пренебрегаешь, раздражает! – пока Ромплауд хлопал ртом, он с заметной неприязнью отстранился: – Брейнсторм твой босс, – слово из лексикона врекеров прозвучало чуждо в стенах «Кимии». – Выполняй его указания, а не напрягай вокалайзер. Ты даже на треть не настолько дальновиден, и я не собираюсь тратить время на критику твоих выкладок.
Он развернулся и ушел. Ромплауд смотрел ему вслед и так рьяно дергал дверцами, будто собирался трансформироваться в вертушку. Брейнсторм сделал вид, что ничего не слышал. Но на короткий диалог обратили внимание другие – и еще будут судачить. Любые словесные стычки имели значение в тесных коллективах. Можно представить, какие поползут слухи…