Слово за словом

Он смотрит на фараона издалека. Скользит неприлично долгим взглядом по роскошным одеждам и золотым украшениям; наблюдает за изящными руками, тонкими пальцами, цепко удерживающими драгоценную скрижаль; следит, как любезно улыбается Акменра посетителям и с легкой ностальгией делится фактами из своей недолгой жизни. Он всегда с готовностью разъясняет мельчайщие подробности по десять раз, с воодушевлением отвечает на самые нелепые вопросы, будто экскурсовод с десятилетним стажем и чемоданом дословно заученных буклетов. — Я слежу за его безопасностью. Это моя работа, — говорит Ларри, настойчиво игнорируя понимающий, а от того и сочувствующий взгляд Тэдди. Кто здесь и знал о том, как наблюдать за предметом своего воздыхания из затаенных уголков музея, так это был двадцать шестой президент. — Работа, — твердо отрезает он, поставив на этой теме жирную точку. Теодор осуждающе качает головой, но внезапно удерживает себя от нотаций и пафосных речей. Это так удивительно, что становится неловко. Насколько же он должен быть безнадежен, что даже Рузвельт не поделится наставительным словом и не подтолкнет его на верный путь? Ларри вновь поворачивает голову в сторону Акменра и перехватывает взгляд антрацитовых глаз. За ребрами что-то сладко сжимается, когда улыбка фараона, скидывая с себя пласт сухой вежливости, становится искренне теплой. А затем налетает новая волна посетителей, с интересом таращащихся на ожившие экспонаты, и между ними снова возводится крепкая стена. Свободная минутка позволяет в который раз украдкой любоваться точеным профилем, отбивающими свет ламп цветными стеклышками и уловить напряжение на загорелом лице. Неочевидно, но Ларри давно научился различать его эмоции. И раскусить напускное дружелюбие — плевовое дело. Очередной собеседник доставлял Акменра ощутимый дискомфорт. Им оказывается парень европейской внешности с копной темных, словно деготь, волос. Он кокетливо хлопает длинными ресницами, обнажает ряд белоснежных зубов и привлекает к себе ямочками на щеках. Дэйли до побелевших костяшек сжимает ручку фонаря, когда надоедливый посетитель бесцеремонно хватает фараона за руку. Тактильный жест, призванный расположить к себе собеседника. Но в этот раз он работает с точностью наоборот. Ох, как же в этот момент не хватало Макфи с извечными замечаниями в сторону зарвавшихся людей. Парочка саркастичных фраз здесь точно бы не помешали. Акменра вырывает кисть, с холодной величественностью говорит что-то такое, отчего парень кривится так, словно проглотил горсть гвоздей. Человек нервно ведет плечом, втупив пристыженный взгляд в дощатый пол. Момент — и он спешит затеряться в толпе. Факт того, что Акменра мог позаботиться о себе, вызывает у охранника слабую улыбку. Он позволяет себе расслабленно выдохнуть и сделать перед Тэдди вид, что занят очень важными делами музея, а не снова глазеет. Президент же не спешит притворяться, что в самом деле в это поверил. Медленно, но уверенно стрелка часов двигалась вперед, извещая, что скоро ночная программа подойдет к концу. Ларри устало трет глаза, стараясь не думать о том, насколько мягкая его постель и как приятно будет укутаться в одеяло, пропахшее стиральным порошком с ароматизатором «лаванда». Мужчина растерянно оглядывается, когда вдруг понимает, что Акменра не попадался ему вот уж последние полчаса. Дэйли обходит опустевшие коридоры музея и срывается с места, когда видит знакомую фигуру, бесспардонно зажатую у колонны. Тот самый мистер-я-флиртую-с-ожившей-мумией упирается в стену рукой, нависает над фараоном, опускает ладонь на неприкрытую никакой одеждой талию. Ларри пышет гневом, желудок сворачивает от обжигающей внутренности злобы, лицо кривится от желания отдать этого проходимца на раздирание львам из африканского зала. Но он не успевает преподать ему урок, когда Акменра ошарашивает надоеду ударом под дых и крепко дает по голове скрижалем. Парень стонет от боли, трет пострадавшую макушку и выкрикивает «придурок». А завидев сторожа, так и спешит скрыться с глаз долой. — Ларри! — просиял Акменра, одаряя коридор ослепительной улыбкой (казалось, даже древние артефакты заблестели ярче, а в соседнем доме расцвели фиалки). И не скажешь, что кое-кого недавно пытались облапать. — Ак, ты в порядке? — обеспокоенно произносит мужчина, в секунды оказываясь рядом. Он со злостью смотрит в ту сторону, в которой скрылся ненавистный посетитель и мысленно желает ему попасть Атилле в руки. — Он ничего с тобой не сделал? — Все хорошо, я не хрупкий мальчик, — уверяет его фараон и практически с любовью поглаживает символы на своей защитнице-пластине. — Надеюсь, боги помогут образумиться тому человеку и даруют ему силу понимать простое «нет» с первого раза. Удар скрижалью — это меньшее, что он мог получить. — Его больше не пустят на территорию музея, — обещает Ларри и заметно теряется, когда Акменра протягивает ему руку. Фараон с весельем замечает опасливый взгляд в сторону пластины и мягко смеется. — Этот прием останется только для тех, кто мне не нравится, — подмигивает он. Ларри пропускает улыбку и сжимает теплую ладонь.