Правда?

— Ты уверена? — обеспокоенно спросила квами, наблюдая за противоречивой Маринетт. Она никак не могла определится: снимать плакаты Адриана, которые разукрасили почти всю ее комнату, или нет? — Я не знаю, Тикки, — честно призналась она. — С одной стороны, мне жалко их снимать или выкидывать, ведь он был частичкой моей души более полутора года… — она и сама не заметила, как перешла с плаката на личность, — но с другой стороны… Я, думаю, должна убрать лишние воспоминания с ним. Если уж я решила полностью его отпустить, то мне нужно наоборот всё, что связано с ним, как с не другом… Ну, может не все… Оставить пару плакатов и подарки на следующие тридцать два года на его день рождения… И обои не убирать на компьютере… И с телефона его фотки… — с каждой секундой Маринетт пополнила список. Тикки обреченно вздохнула. — Послушай, Маринетт. Ты можешь не убирать ничего с ним, ведь ты по-прежнему его подруга, а не враг. Для друзей свойственно хранить совместные фото на обоях или стенах, скачивать фотографии на телефон и все прочее… Просто ты должна забыть о нем, как о парне, если, конечно, не хочешь причинять ему боль и враждовать с Кагами. Возможно, тебе лучше признаться Адриану в своих чувствах, ведь они еще не ушли до конца, так? — когда хозяйка неуверенно кивнула, Тикки продолжила. — Если ты озвучишь свои чувства и услышишь невзаимное отношение к тебе, то ты саму себя убедишь в этом. В том, что никогда не сможешь быть с ним. А потом, с чистой совестью, сердцем и душой пойдешь к Луке, — Маринетт вмиг стала пунцовой. Их отношения еще не были ясны, и потому было все запутаннее. Глядя на нее, Тикки хихикнула. — Ну, а что, представь, он будет играть на гитаре, когда ты будешь шить костюмы для своей линии одежды или придумывать новые дизайны, зарисовывая их в скетчбук. Дюпен-Чен наконец мечтательно прикрыла глаза, отправившись в мир желаний. Убедившись, что она перенастроила Маринетт на нужную волну, квами откусила еще теплое печенье.

***

— Лука? Ты здесь? — Да, Маринетт, — за ее спиной зажглась свеча в руках Куффена. — О! В честь чего темнота на палубе? — она повернулась к другу. — У нас с мамой и Джул традиция: целый день каждого месяца жить не как современные люди, — Лука усмехнулся. Дюпен-Чен улыбнулась и неловко сцепила ладони в замок. — Как насчет угощения? Мне сегодня было очень скучно, ведь гитарой тоже пользоваться нельзя. Первую гитару изобрели в 1936 году, а мы должны прожить день так, как жили в примерно 18 веке и раньше. Лука взял левую руку Маринетт и потихоньку пошел вперед, правой освещая дорогу. Темноволосая лишь успела улыбнуться и почувствовать, как стало тепло в душе. Они аккуратно спустились вниз по лестнице и прошли в правую комнату. Вокруг царил полумрак. Войдя в правую комнату, Маринетт увидела на полу ужин со свечами вокруг. Три пустые тарелки, одна большая посередине с бутербродами, другая чуть глубже с салатами. Вокруг были расположены ложки и вилки. — А где Анарка и Джулека? — спросила Маринетт, осмотрев все вокруг. — Скоро подойдут. Она села напротив Луки и посмотрела на стоящую рядом гитару. — Ты не сыграешь? Пока никого нет, — слегка улыбнулась Маринетт. — Ну конечно, Маринетт. Для тебя — что угодно. Дюпен-Чен смущенно улыбнулась и кивнула. Куффен взял на руки гитару и провел пальцами по струнам, вновь погружаясь в музыкальную атмосферу. Мелодия была прекрасна, будто расцветший цветок, как ясное небо и солнечный день. Она и вправду была создана для Маринетт. — Ты знаешь, я решил немного изменить ее, — закончив композицию сообщил он. — По-моему, она и так идеальна, — удивленно пробормотала Маринетт. Лука улыбнулся и повторил практически все ноты, попутно добавляя еще несколько. Именно они будто дополняли и без того прекрасную музыку. Эти ноты он в основном использовал, описывая в музыке себя. — Ух ты, это потрясающе, нет, это чудесно! — воскликнула восхищенная брюнетка. — Спасибо, Лука… — Не за что, Маринетт.