Мирная ночь

Прислушиваясь к звукам, когда Эмма убирает лагерь, и к песне, которую она напевает сама себе, но по большей части заглушенную быстрой водой, Реджина обхватывает себя руками. Сейчас на удивление холодно для середины августа, и она не чувствовала такого холода, пока они ели. Здесь, рядом с водой, воздух прохладнее, предполагает она. Они, должно быть, находятся на более глубоком участке ручья. Поверхность более гладкая, чем та, что она видела в других местах. Это дает лунному свету что-то отражать, и она теряется, наблюдая, как искажается изображение, как будто на разбитом зеркале. Разрозненные кусочки света так и пляшут в потоке, который проходит под ними. Это очень красиво. Вся ночь была прекрасна. И Эмма знала, как сильно ей это нужно. Тихая ночь только для них, вдали от всего. Несколько часов, в течение которых Реджина могла бы провести время в подобном месте с любовью всей своей жизни, а не теряться в своих мыслях. Но когда она сидит здесь одна, рядом с этим спокойным ручьем, танцующий лунный свет вводит ее в транс, и оставляет беспомощной перед вечно крутящимися мыслями, которые поднимаются и затягивают ее вниз. Слова Эммы навязчиво кружатся в ее голове. Сначала медленно. Так, чтобы она не заметила. До тех пор, пока их невозможно будет игнорировать. «Я не могу вспомнить, когда в последний раз мы делали что-то большее, чем чмокали друг друга в губы перед сном.» Это не более чем просто небрежный комментарий, брошенный в оцепенении блаженства после поцелуя. Реджина это знает. Эмма никогда не будет винить её в какой-либо близости. Но это не та возможность, которой Эмма могла бы воспользоваться, чтобы заставить её сломаться. Она хотела бы думать так, но никогда не может найти способ исправить ход своих мыслей и направить в нужную сторону. Эти мысли как будто складываются в верхней части груды причин, которые доказывают, что Реджина терпит неудачу в своей семье. Это вишенка на вершине адской недели, и в этот день она отдала бы почти все, чтобы начать заново. Она уже давно знала, что дни, предшествующие ночевке Хоуп, будут для нее тяжелыми. Поэтому изо всех сил старалась подготовиться к этому, но с течением недели характер Реджины становился все хуже и хуже. Неконтролируемая ярость наполнила ее против воли. Несмотря на то, что она годами училась справляться более здоровыми способами, некоторые вещи, казалось, всегда вызывали его, независимо от того, что она делала. Определенное стоит беспокоиться. Она прекрасно знает причину, по которой это накапливалась внутри. Страх и гнев, осознание того, что все находится вне ее контроля. Это прекрасно отражало то, что она пережила два лета назад. Первый для Хоуп день в школе. У ее ребенка был еще один первый день, когда она не могла быть частью этого дня — кризис, вызывающий ее на пограничный спор, знаменующий, что она даже не могла приготовить дочери специальный завтрак, не говоря уже о том, чтобы проводить ее до дверей школы. И эта тревога заставила ее наброситься на «виновного» с кулаками. Реджина не очень то беспокоится, когда жертвой ее гнева становится какой-нибудь несчастный житель Сторибрука, который проходит слишком близко, или дворяне, с которыми она вступает в конфронтации через день. И она все еще получает болезненное удовольствие, когда неуклюжие ошибки Снежки дают шанс её нотациям, возможно, гораздо более обвинительным, чем необходимо. Но сегодня утром она перешла черту. Та, о которой сожалела большую часть дня, когда ее тревога по поводу ночевки Хоуп давала ей время подумать о чем-то еще. Теперь эти слова звучат в её голове так же ясно, как и несколько часов назад, когда они произносились. «Так ты работаешь? Ты специально запланировала свою работу на тот день, когда знаешь, что нужна мне здесь? Мы должны были провести день вместе, как семья, прежде чем отправим Хоуп, как это могло ускользнуть от твоего ума? — Реджина кипела от злости, не думая о том, что дочка может услышать этот разговор из другой комнаты, не заботясь об извинениях, которые Эмма, заикаясь, пыталась пробормотать. — Нет, просто уйди. Идите играть в Спасителя, так как город, по-видимому, намного важнее, чем семья, о которой вы, кажется, больше не заботитесь. Я уверена, что мы прекрасно справимся и без тебя.» Ей хочется плакать. Ей хочется закричать и швырнуть что-нибудь в луну, которая продолжает медленно танцевать по воде, издеваясь над ней, когда она распадается на части в футе от нее. Как Эмма вообще может смотреть на нее? Эмма садится рядом с ней, и Реджина вздрагивает. Ее приближение прошло совершенно незамеченным, несмотря на то, что Эмма была одной из наименее скрытных людей, которых она когда-либо знала, даже если и пыталась вспомнить кого-то ещё. Без сомнения, шаги ее обутых в сапоги ног были тяжелыми и всегда сопровождались звуками ломающихся веток и отскакивающих, и возможно Эмма даже спотыкалась о собственные ноги. Реджина ничего не слышала. — Прости, — бормочет Эмма. Между ними есть заметное расстояние, которое Эмма всегда держит, когда Реджина нервничает. Она одновременно благодарна и раздражена этим. Никто раньше так не задумывался о её физических границах. Тем не менее, ей не нравится, что с ней нужно обращаться так деликатно в таких незначительных вещах. Неважно, что она чувствует себя как быстро разгорающийся фитиль в очень большой связке динамита или, вероятно, может что-нибудь сделать с некоторым дополнительным пространством. Она делает глубокий вдох. Все еще глядя на отражение света в воде, кладет руку на бедро Эммы, впитывая текстуру джинсовой ткани, и позволяя отдающемуся теплу успокоить ее. — Я в порядке, — говорит она, — Просто немного растерялась. — Тебе хочется о чём-то поговорить? Эмма немедленно подвигается ближе. Она развернула одеяло, которое принесла с собой, и обернула его вокруг них, а рука обхватила плечо Реджины вместе с ним. Прикосновение заставило в ответ сократить эти оставшиеся дюймы между ними, пока они не прижались друг к другу боками. Через несколько секунд тепло тела Эммы просачивается через нее, удерживаемое одеялом. Она чувствует себя в безопасности в этот момент; обоснованной, любимой и настоящей. Она опускает голову на плечо жены и кивает. Она знает, что им нужно поговорить. Она хочет выбросить эти мысли из головы. Никто, как Эмма, не может сказать, о чем она думает, что ей нужно, без того, чтобы ей не приходилось много говорить, но даже Эмма не может знать все то, что происходит в ее голове. И Реджине необходимо, чтобы она знала о них, что бы ни случилось. Их так много, что она не знает, с чего начать. Но Эмма, кажется, понимает, и перестраивается так, чтобы Реджина устроилась рядом с ней поудобнее. Рука, поглаживающая ее волосы, заставляет вздыхать, изо всех сил стараясь сдержать слезы еще немного. Это трудная задача, поскольку они сидят тихо, наблюдая за тем, как танцует лунный свет. — Я была так беспорядочна в последнее время, — говорит Реджина шепотом. Через несколько минут под рукой Эммы она снова чувствует себя спокойно. Достаточно спокойно, чтобы сказать то, что она хотела, хотя слова застряли у нее в горле. — Я была напряжена, встревожен и слишком много думала о каждой мелочи. И ты со всем этим миришься. Ты это делаешь, когда я не могу, делаешь всю эту дополнительную работу, чтобы убедиться, что у Хоуп есть все, что ей нужно. — Я ни с чем не собираюсь мириться! — Эмма кажется встревожена тем, что Реджина вообще могла так подумать. -Ты же знаешь, я с удовольствием поддерживаю порядок в доме, пока ты занята работой или своими обязанностями Королевы. Мы же партнеры, это не так уж и важно. — Но это так, Эмма! Это важные дела, и я ненавижу, что ты застряла в них — говорит Реджина. Она знает, что в подобных случаях они часто пропускают слова друг друга мимо ушей. И знает, что не говорят того, что на самом деле имеет в виду, поэтому дает себе передышку, выпрямляется, чтобы дать время подумать. -Дело даже не в том, что ты должна делать, совсем нет. Дело в том, что меня нет рядом с тобой, и я… хочу быть. А даже когда бываю в последнее время, не отношусь к тебе так, как ты того заслуживаешь. Речь идет о том, как я постоянно вымещаю на тебя свои тревоги и беспокойство о своей самооценке. Эмма, Я… — Глаза Эммы кричат, что отчаянно она хочет не согласиться, но знает, что это не то, что Реджине нужно услышать прямо сейчас, поэтому проглатывает слова, делая заметным комок, который они образуют в ее горле. — Я очень сожалею о том, что сказала тебе сегодня утром, Эмма.- она давится словами. С каждым произнесенным словом имя Эммы прилипает все сильнее, как будто оно слишком хорошо для губ Реджины. — Они были непростительны. Даже если ты знала, что именно я имею ввиду под ними, ты никогда, никогда не должна была услышать эти слова от меня. — А потом, — продолжает Реджина. — ее голос слегка срывается. -А потом мы поедем домой и ты подаришь мне самую чудесную ночь. Я буду помнить её всю оставшуюся жизнь. Даже если я ничего не сделала, чтобы заслужить это. При этих словах глаза Эммы распахиваются, и она хватает Реджину за руки. Она сжимает их, когда полностью поворачивается к ней лицом. — Эй, эй, эй! Я не знаю, о чем ты думаешь сегодня вечером, — говорит Эмма хриплым голосом.- Но дело не в том, что ты сделала, чтобы заслужить времяпровождение со мной. Я же твоя жена! Я люблю тебя больше всего на свете. Я всегда буду хотеть делать хорошие вещи для тебя, несмотря ни на что. — Поняла? — И да, все было не так уж хорошо в последнее время. То, что ты сказала сегодня утром, задело меня. Очень, — говорит она, и ее голос смягчается. Затем она одаривает Реджину одной из тех глупых, самоуничижительных полуулыбок.- Я также, вероятно, могла бы справиться со всей этой ситуацией намного лучше, если бы знала, насколько ты была напряжена. Это не оправдание ни для кого из нас, мы же просто люди, Реджина! Она отпускает руки Реджины, чтобы погладить ее по щеке и видит улыбку, которая появляется от этого прикосновения. — Время от времени мы будем все портить. Затем мы будем говорить о том, как облажались, и работать над этим, чтобы сделать всё лучше. Как и всегда, да? — Да, это так, — шепчет Реджина. Эмма притягивает её к себе, чтобы поцеловать ее в лоб, и держит так довольно долго. — Я всегда ненавидела эти выступления Спасителя и то, что от меня ожидали слишком много. Как будто все видят в тебе некое всемогущее, благожелательное божество. И это, возможно, лучше, чем думать, что ты злой и хочешь, чтобы кто-то умер, но, честно говоря, я думаю, что в этом вопросе побеждает ничья. Реджина хихикает, прежде чем соединить их губы в долгом, целомудренном поцелуе. Она знает, что слова никогда не смогут выразить, как она благодарна за то, что Эмма есть в ее жизни. — Прости меня за сегодняшнее утро, — снова говорит Реджина. Она не думает, что когда-нибудь этих слов будет достаточно. Но когда Эмма устраивается поудобнее и снова заворачивает их в одеяло, она понимает, что прощена.- Я никогда не хотела, чтобы ты думала, будто тебе нет места в этой семье. Ты делаешь нас единым целым, Эмма. Создание семьи с тобой- это самое лучшее, что я когда-либо делала в своей жизни. Она слышит, как Эмма шмыгает носом, но этот звук быстро перекрывается смехом. — Даже если это означает, что нужно постоянно иметь дело с моей матерью? — Эмма дразнится. Она слышит усмешку в ее голосе. — Не пытайся соврать мне, сказав, что ты все еще не планируешь ее гибель хотя бы раз в месяц. Регина сдерживает фырканье, которое инстинктивно хочет выйти.Чего стоят даже секунды. Одного толчка Эммы достаточно, чтобы из нее вырвался смех. — Даже если твоя мать продолжает быть одной из самых раздражающих людей, с которыми я сталкивалась во всех королевствах, — говорит она с непроницаемым лицом. — И все же, это небольшая плата за твою компанию. — Мою компанию, да? — Ммм, твою восхитительную, сексуальную компанию, — отвечает Реджина. Она целует Эмму в шею, наслаждаясь каждым вздохом и дрожью. — На самом деле большую часть времени, когда твоя мать соблазняет меня на убийство, я позволяю себе думать обо всех замечательных, сексуальных моментах, которые я провожу с ее дочерью, и это значительно улучшает мой день. — О Господи! — говорит Эмма, и Реджина не может сказать, возмущение ли это тем, как она ведёт себя с её матерью, или потому, что она заканчивает своё заявление, кусая её за мочку уха. — Пожалуйста, скажи, что ты никогда ей не говорила. — Миссис Свон-Миллс! — Реджина просто в ужасе от одной мысли об этом. — Я никогда не хотела бы делиться с твоей матерью всеми грязными подробностями того, что происходит в нашей спальне. Или всего того, что мы могли бы сделать на кухне, или в гостиной, или в моём кабинете… — Или тот единственный раз в патрульной машине? — предлагает всегда такая услужливая Эмма. — Конечно, нет, дорогая! Хотя это было гораздо веселее, чем я ожидала. Может быть, нам стоит сделать это снова. — Только если мы найдём более удобное положение, потому что в тот раз мое запястье свело судорогой. — Бедняжка, — говорит Реджина. Она надувает губы, чтобы соответствовать Эмме, когда поднимает упомянутое запястье для поцелуя. Эмма хихикает и использует эту руку, чтобы поднять ее лицо вверх, после чего затягивает в долгий поцелуй. — Боже, я люблю тебя, — говорит она в губы Реджины. — Я тоже тебя люблю.- Реджина целует ее еще раз, прежде чем отстраниться и улыбнуться ей.- Здесь так красиво и так спокойно. Это именно то, что мне было нужно. — Спасибо. — Я очень рада. Папа однажды привез меня сюда, чтобы я занялась рыбной ловлей. Он совсем не помогал, — говорит Эмма, морща нос. Безусловно, при мысли о рыбьих потрохах.- Но я правда наслаждалась тем, что была здесь, и впитывала это спокойствие вместе с ним. Я часто приходила сюда, ну понимаешь… в те годы. И Реджина действительно понимает. Через несколько лет после первой свадьбы Эммы. Те годы, о которых они не говорят, но, вероятно, они должны означать время, когда Эмма закрылась от всех остальных. Когда они не знали, как быть в одной комнате вместе, и Реджина пыталась притвориться, что ей все равно. — А потом, когда ты уехала помогать Генри, я стала приходить сюда еще чаще. Начала представлять, как ты идешь сюда со мной.- От грустной, задумчивой улыбки, которую дарит ей Эмма, захватывает дух.- Это вроде как помогло мне понять, чего я на самом деле хочу от жизни, понимаешь? Прости, что потребовалось семь лет, чтобы наконец привести тебя сюда. — Ждать годами, чтобы сделать то, что мы действительно хотим — это вроде как наша специализация. — Наверное. Реджина может сказать, что она думает обо всех потерянных впустую годах, когда они могли бы быть вместе. Она может сказать, потому что делает это слишком часто. — Мы уже здесь, и это замечательно. Вот что для меня важно. Эмма улыбается ей и кивает. Но Реджина не может не думать, что это и ее вина. Что если бы она не была постоянно занята сотней дел вместо того, чтобы уделять время своей семье, делала бы то, что хотела делать больше всего на свете, Эмма привела бы ее сюда много лет назад. — У тебя опять плохие мысли, — шепчет Эмма. Ей не нужно отвечать. В данный момент нет смысла отрицать это. Она только сильнее прижимается к тёплому боку, глядя на звезды. По небу проносится звезда, и Реджина не чувствует себя глупо, загадывая на нее желание. Это идеальная ночь для того, чтобы загадывать желания на падающие звезды. Еще одна полоска света пронзает темноту через несколько секунд. Она собирается предложить Эмме тоже загадать желание, когда мимо вспыхивает другая. И еще одна. И еще одна. Она тяжело дышит. — Эмма.- это едва слышный шепот, когда она ищет руку Эммы, не отрывая глаз от неба. Она совсем забыла об этом. — Да, — говорит она. Ее губы улыбаются, когда она целует Реджину в щеку. — Это все Персеиды.