Всё лучшее умножается на три

      Тот день не был особенным. Особенными нельзя назвать и все те прошлые дни, разве что некоторые события, запомнившиеся так ярко и так сильно, что, казалось, никогда не наступит тот день, когда о случившемся можно будет забыть.       В то утро, когда конец истории был явным, Наташа собралась и навсегда покинула дом Сэма. Она не оставила ни записки, ни адреса, по которому можно было бы её найти. Поговорив с Баки, Сэм уяснил одну важную вещь: иного и быть не могло. Наташа, привыкшая заботиться о Шэрон больше, чем о самой себе, не стала бы оставаться с ними. Она позволила себе немного расслабиться, немного узнать другую жизнь, но остаться в этой самой жизни было не для неё.       Сэму было жаль. Но говорить об этом вслух он бы не решился. У него оставался Баки, а у Баки оставался он сам. Любая концовка, будь она даже самой счастливой, всё равно веет печалью. Поначалу кажется, что всё исправимо, но как только наступает конец — исправлять становится нечего.       И тем хорош тот момент, что история не подходит к концу. Подходит к концу только тот самый случай знакомств, событий, из которых вытекает теперь вот такая картина: кухня, вечер, Баки и Сэм.       Где-то в другом конце города Тони и Стив всё ещё пытаются выяснить, в каких отношениях им стоит быть. И они так и не приходят к однозначному ответу, а вот у Баки с Сэмом всё совсем иначе.       Кухня. Вечер. Сэм и Баки. А ещё — тот самый мусорный бак.       — Нам точно не стоит её останавливать?       — Я это точно знаю, Сэм. Она никогда не оставит Шэрон.       В тот момент Сэм ещё не знает, насколько сильно Джеймс прав. Он узнает об этом после, когда Ник Фьюри заявится к нему в дом (но это другая история) и где-то между словесным перебранками, он узнает, что Шэрон на важном поручении в Вашингтоне и где-то там рядом тенью следует за ней Нат.       — Странно…       Сэм подходит к Баки, стоящему у окна, наблюдающему за одной привычной и давно известной картиной. За мусорным баком.       — Что такое?       — Мусорный бак… Как? Он ещё стоит на месте?       Сэм вспоминает о том, сколько раз он слышал этот вопрос. Сэм усмехается.       — Нет. Он, определённо, сдвинулся.       И плечи у Баки сначала становятся каменными, напряжёнными, а потом опускаются ниже и ниже, пока Барнс не расслабляется и не зашторивает окно. И где-то снаружи, там, где ветер всё ещё колышет ветви деревьев, где-нибудь в тени или, может, спрятавшись в кустах, стоит человек.       Его зовут Райли. Он живее всех живых. И он наблюдает за тем, как Сэм обнимает незнакомого человека, и он так и не решается подойти ближе, постучать в дверь и рассказать свою историю.       Он разворачивается и уходит. А вместе с ним уходит и то прошлое, которое Сэм решается отпустить. А за ним решается и Баки.       И это конец случая. Конец истории. Конец всего и начало чего-то нового, о котором никто так и не узнает.