Звезда моего моря

      На следующий день я шел на утес с зажатым в руке сборником стихов. У меня, собственно, не было никакого выбора, так как в домике, где я жил, было довольно скудное количество книг, а библиотеки в этом городке и вовсе не было, что, признаться честно, меня немало огорчило. Впрочем, я все же нашел то, что мало-мальски подходило моим предпочтениям – небольшой сборник стихов на тему, кажется, свободы. Книжонка была старая, потрепанная настолько, что буквы в названии уже были стерты, и я так и не смог разобрать, что было написано прежде на жесткой обложке из черной кожи, однако содержание ее сохранилось на удивление хорошо, а потому было решено взять ее с собой.       Когда я пришел, Махаон уже был там – он сидел на камнях и смотрел, жмурясь от бьющих в глаза солнечных лучей, куда-то вдаль, в море. Я не был уверен в том, сколько же он времени провел за этим занятием, но юноша, очевидно, услышав посторонний звук с той стороны, откуда я шел, тут же поднялся с явной неуклюжестью от того, что долго не шевелился. Его внимание тут же привлек предмет в моих руках, так как он, даже толком не поздоровавшись – он лишь коротко кивнул мне в знак приветствия, - произнес: - Это ваша книга? - Нет, это, собственно, то, что я нашел здесь… - начал было я, но он тут же разочаровано вздохнул и произнес: - Так и думал. Но не страшно, не страшно.       Впрочем, судя по тому, как сменилось выражение его лица, он был все же немного расстроен. Немного помолчав, Махаон все же добавил: - А я думал, что Вы все же привезли сюда что-то с собой. Вы производите впечатление начитанного человека, а такие обыкновенно носят книги с собой…       Вряд ли он задумывал меня укорить этим, однако я не мог не почувствовать стыд после его фразы, а начать оправдываться, говоря, что я приехал сюда, взяв с собой материалы для работы, было бы просто непозволительно. Махаон ведь меня бы попросту не понял. Я чувствовал себя провинившимся школьником, не иначе, а потому лишь смущенно смотрел вниз на свои ноги, обутые в сандалии, и пытался сохранить на лице признаки хоть какого-нибудь равнодушия. Это было даже смешно – в конце концов, разве можно было ему смущать меня? И все же у него это отлично получалось. - Но Вы ведь зачем-то взяли ее сюда… Стало быть, Вам нравится, - он опустился прямо на камни, похлопав ладошкой по месту рядом с собой, приглашая меня сесть – и я сел, - что же у вас тут?       И мы начали говорить о том, что же за книжку принес я с собой. Разузнав, что это стихи о свободе, у него даже глаза загорелись каким-то странным чувством, после чего он попросил меня негромко прочитать ему что-нибудь, что мне самому более всего нравится из всего сборника. И я прочел.       Он сидел рядом со мной и смотрел мне прямо в лицо своими большими голубыми глазами, молчал, слушал, дышал тихо через чуть приоткрытый его аккуратный рот. Мне же было лестно, что он уделяет мне столько своего внимания и что проводит столько времени со мной, а потому я чувствовал себя наилучшим образом, словно бы мой новый знакомый был не просто жившим на побережье юношей из местного населения, а уж обязательно чем-то необыкновенным. Впрочем, он и был чем-то необыкновенным, только вот в ту минуту я этого понять не мог – чувствовал, но понять решительно не мог. - Знаете, а я вам верю, что Вы не просто так эту книгу принесли. Вам ведь действительно нравится, раз Вы с таким чувством рассказываете, - произнес он. - Да как же с чувством? – я стихов читать не умел, а потому такая похвала была для меня не только неожиданной, да и вовсе сомнительной, - У меня голос крайне невыразительный. - А это неважно. Я же слышу, что с чувством, - произнес он, улыбнувшись вновь с каким-то снисхождением, словно бы я это и так понимать должен был, без пояснений. Я же в ответ лишь кивнул, чувствуя, что я действительно мог бы и понять.       Легкий порыв ветра коснулся моих волос, мягко перебрал кудри, затем же прошелся по волосам моего собеседника. Я пригладил волосы рукой, дабы они не совсем уж топорщились в разные стороны. Он же, наоборот, внезапно растрепал с явным наслаждением и без того небрежно лежащие волосы. Махаон никогда и не отличался опрятностью – даже сейчас рубашка его была крайне неаккуратно заправлена, так, что кусок ее торчал очень неживописно наружу. Впрочем, я в этом ничего отвратительного или неуместного отчего-то не находил, словно так было и нужно. - Все про свободу… это нарочно? Или вы вообще все стихи любите такого рода? – уточнил он, с интересом заглядывая мне в глаза. - Нарочно, - подтвердил я, - нет ничего лучше чувства свободы.       Тогда-то в нем и заиграло гордое южное начало – щеки его белые внезапно налились румянцем, на глубине его обыкновенно спокойных глаз внезапно разжегся огонь. Он с воодушевлением покивал головой и произнес взволнованно: - Вы и сами не представляете, насколько правы. Свобода это самое важное, самое ценное. Нет ничего лучше, чем, проснувшись по утру, выйти на улицу, вдохнуть полной грудью воздух и понять, что никто тебе не в праве запретить дышать им, никто не сможет запретить смотреть на цветы, море, наслаждаться всем этим и…. Ты можешь идти куда хочешь и делать что хочешь, целый мир открыт для тебя!       Говоря это, он даже поднялся с камней и подбежал ближе к воде, ступая пальцами ног в жидкое стекло у берега. Он говорил с вдохновением, но все же чего-то ему явно не доставало до южного народа – даже сейчас голос его был хоть и уверенный, но мягкий, даже немного спокойный.       Затем же он обернулся. Посмотрел на меня внимательно и, подойдя ко мне и вновь усевшись на камни прямо напротив меня, начал вновь глядеть на меня так, словно бы видел в первый раз в жизни. Я молчал, смотря на него в ответ. А затем он вдруг произнес, едва справляясь с воодушевлением в подрагивающем голосе: - Я вам должен показать кое-что. Вы же понимаете меня, понимаете, что я сейчас говорю, правда?       Я лишь ошеломленно покивал, а он, коснувшись кончиками пальцев моей рубашки в районе груди, уточнил вкрадчивым голосом: - Вот здесь понимаете, так? Не вздумайте смеяться, это обязательно.       Когда же он получил мой короткий кивок головой в ответ на свой вопрос, то он тут же порывисто поднялся с камней и, посмотрев куда-то вдаль, при этом замерев и закусив губу, внезапно развернулся и, посмотрев на меня, произнес нетерпеливо, при этом перепрыгнув с ноги на ногу: - Тогда идемте скорее, идемте же!       Он даже не стал меня дожидаться, просто скорым шагом направился куда-то вдоль берега пружинящей походкой. Я, поспешно поднявшись и отряхнув штаны от пыли с камней, поспешил за ним, однако все же не осмелился попросить помедлить – мне почему-то показалось это чем-то постыдным. Как мог я попросить об этом, притормозить его, когда он летел куда-то на крыльях вдохновения и увлекал меня за собою? Это было бы кощунством.       Мы шли куда-то вдоль берега, по направлению от города – здесь я не был ни разу, а потому не знал, куда меня может привести Махаон. Впрочем, я не мог не доверять ем, ведь невозможно было не довериться, смотря в эти чистые глаза, вспыхнувшие желанием показать мне что-то крайне важное. В тот момент я даже не думал о том куда я иду и насколько, потому как внутри меня родилось что-то вроде точно такого же порыва. Я, давно не испытывавший подобных чувств, просто решил последовать за ним, стараясь не спугнуть это чувство ожидания чего-то удивительного.       Идти пришлось не так уж и долго, однако вскоре полоса берега кончилась, ибо начались камни – отвесные, острые, уходящие куда-то вверх. Я поднял глаза и увидел огромную каменную глыбу, напоминающую чуть ли не часть от самой настоящей горы. Она выглядела крайне неприветливым образом, настолько, что вряд ли бы кому взбрело в голову подняться вверх по этим породам – риск разбиться был слишком высок, ведь и в воду можно было упасть с достаточной высоты для того, чтобы ушибиться и более не всплыть. Да и в целом впечатление от этого места у меня сложилось не самое благоприятное, а потому я даже остановился, с сомнением взглянув на своего спутника и начав уже раздумывать над тем, чтобы повернуть назад – пути далее не было, мы могли пойти только вперед, взбираться на эту громадину. Желания делать это у меня, конечно, не было никакого. В голове моей даже успела проскользнуть мысль о том, что я зря так слепо поверил своим чувствам, ведь подобное мне было не свойственно. -Это здесь, здесь, еще немного, - он развернулся и, столкнувшись взглядом с моим, внезапно замер, поняв, что я уже надумал поворачивать назад. Несомненно, он прочитал это лишь по одному моему выражению лица и по одному лишь взгляду. - Зря вы, - произнес Махаон негромко, немного помолчав. Он не стал меня отговаривать, лишь покачал с сожалением головой и все. В его глазах не было упрека, только лишь легкая тень разочарования, однако мою душу это настолько задело, что я тут же поспешно добавил: - Нет, пойдемте.       Махаон вновь начал смотреть мне прямо в глаза. Долго. Внимательно. И все же в итоге молча развернулся и направился к скале, поманив меня за собой, а я вновь покорно последовал за ним, решив не противиться и довериться судьбе в лице хрупкого юноши.       Однако карабкаться по камням нам не пришлось – он повел меня по дорожке, петляющей меж камней. Взбираться по ней было трудно, но явно не настолько же, насколько трудно было бы ползти по, не побоюсь этого слова, скалам, хотя избранный Махаоном путь, разумеется, был много длиннее и идти нам пришлось дольше. Впрочем, я был благодарен за то, что нам не пришлось лезть по этим острейшим темным камням– затея эта меня нисколько не вдохновляла.       Мы шли, очевидно, куда-то вверх, а потому идти было с каждой минутой все труднее, и я уже порядком устал, когда он, остановившись вдруг, развернулся и произнес: - Мы почти здесь.       Очевидно, он хотел, чтобы я приготовился, потому как на губах его заскользила невольная тень улыбки. Я же был слишком уставшим для того, чтобы показывать хоть какую-то радость, потому я лишь вздохнул тяжело и продолжил идти.       Мы прошли еще немного и, обогнув особенно выдающуюся вперед породу, внезапно очутились на небольшой неровной каменной платформе. Шли мы каких-то минут десять, но мне это явно далось тяжело с непривычки, так что теперь дыхание мое было сбитым и я хотел только лишь немного отдохнуть. В Махаоне же не было совершенно никаких признаков усталости – было понятно, что он не раз и не два подымался сюда, а потому ему это было нетрудно.       Он тронул было меня за руку, но я лишь отмахнулся, жестом требуя уделить минутку на восстановление дыхания – юноша кивнул с пониманием и плюхнулся тут же на каменный пол, подперев рукой щеку и уставившись куда-то вдаль. Я же, отдышавшись, перевел взгляд туда же. - Видите? Ну, как оно? – спросил он, вновь изучающее заглядывая мне в глаза.       Я перевел взгляд на своего собеседника. Ничего необычного я и не увидел толком, только лишь море, простилающееся до горизонта, но его я мог видеть и с берега. Я не особо и понимал, что же здесь такого удивительного. Махаон посмотрел на меня со снисхождением. Затем поднялся и, подведя меня ближе к краю, произнес терпеливо: - Нет, вы дольше смотрите, внимательнее. Не так, как сейчас.       И я посмотрел.       Бесконечная глубина. Плотный, такой насыщенный, сочный синий цвет. Молочные полоски пенки от волн, такие тонкие и неровные. И все это простиралось вдаль, настолько, что я не мог видеть края – да я и представить себе не мог, что у этого всего есть край. Пара парящих над морем чаек, качающихся в воздухе, временами пикирующих вниз, на воду. Небо, пронзительно голубое, отражение его тонуло в синеве воды под ним. Все это я уже видел, казалось бы, много раз, но теперь я смотрел на все это иначе. Стоило подняться на другой уровень – и я увидел. Внизу была пугающая высота, но я не боялся, стоя почти на самом краю. Страшно не было, лишь чувство восхищения схватило меня внезапно за горло и сжало, не собираясь отпускать, отчего я мог только лишь дышать еле-еле и смотреть широко раскрытыми глазами на вырисовавшийся передо мной гордый пейзаж. В груди наливалось какое-то странное ощущение, толкающее все мое существо куда-то вверх, словно бы мне самому можно было полететь, прямо как этим двум чайкам, в вышину цвета анютиных глазок. - Свобода, - но негромкий голос его не отвлек меня от созерцания, - видите? - Вижу. - Так выглядит свобода.       И я смотрел и понимал, что он прав. В этом заключается счастье. Это и есть та самая свобода.