Друзья лорда, присутствовавшие на его свадьбе, на следующее утро встречают того в борделе и с изумлением спрашивают, что он здесь делает. Лорд, посмущавшись, всё же отвечает: — Да понимаете, сэры, проснулся я с утра с определённой потребностью, глянул на молодую жену — так она сладко спит! Жалко стало будить её из-за каких-то ста фунтов, ну вот и…
Сумрачная, давящая тишь галереи перед тронным залом навевала обычные завистливые мысли — что не к рукам старшему братцу вся эта сила. Днём здесь готовилось торжество в честь вчерашнего бракосочетания, но сейчас слабое освещение еле рассеивало тьму у подножия золотых атлантов, подпирающих своды. Стоя на высоком постаменте рядом с ногой скульптуры, Локи был меньше атлантова мизинца. Заколебался было, подняв голову — знакомые с детства лица титанов, еле различимые в потёмках, казалось, хмурились, осуждая очередную пакость. Но госпожа Мурасаки, отправленная шпионить, возникла рядом, мимоходом потёрлась шелковистым боком о сапог, мурлыкнула: — О блистательный принц, никого в округе, и ничьё внимание не направлено на галерею, самое время… — и, Локи, решительно натянув перчатки, с осторожностью достал из пространственной кладовочки горшок. Зелёный от прорастающей на глазах плесени, он побулькивал и нехорошо подрагивал в руках. По идее, заклинание не должно было затронуть творца, но Локи всё равно опасался и предохранялся, как мог. Даже сквозь перчатки чувствовался холод выступающей на пузатых боках влаги. Уже очень хотелось выпустить горшок из рук, но пока было рано: требовалось произнести заговор. Говорить нужно было в размеренном темпе, не сбиваясь — и Локи, привычно усилием воли подавив ужас, взял себя в руки и забубнил. Увлёкся ритуалом и страх ушёл, остались профессиональный интерес и живое подлое любопытство к последствиям. «А я молодец. Расту, сам себя бояться начинаю, это прогресс», — подумал с самодовольством и наконец разжал пальцы. Горшок полетел вниз и бухнулся, с хрупаньем расколовшись и как будто даже с облегчением выпустив влажно шмякнувшее содержимое, тут же расползшееся зеленоватым туманом по галерее — и тихо, без спецэффектов, истаявшем. Осколки горшка Локи испепелил, и утренний сквознячок развеял пепел в воздухе. Постоял, подумал. Госпожа Мурасаки, отиравшаяся рядом, внимательно глядела вниз, но спускаться не спешила. Локи тоже решил не торопиться и подождать, удостовериться, что всё прошло, как надо — тем более, рассвет близился. Утреннее солнце, проплавив малиновую дыру в сизых тучах, осветило галерею. Локи внимательно присмотрелся — ничего, никаких следов. Дело было сделано, можно было и кофейку попить.***
Проходя мимо спальни Сиф, остановился. Постоял, помялся — и решительно толкнул дверь. Она безмятежно спала, раскинувшись и сбросив одеяло на пол. Вспыхивая, с удовольствием подумал: «Всё-таки развратил я её. Кожа нежная стала, аж светится — и спит моя тёмная богиня, ухом не ведёт; не то, что в походе бывало, когда на любой шорох просыпалась… Интересно, она удивится? Рассердится?» — а сам уже срывал одежду. Войти в расслабленное тело удалось легко — оно как будто ждало его, но вот проснувшаяся Сиф не так уж обрадовалась: — Ваше высочество, у вас брачная ночь! Какого… вы тут делаете! — настолько изумилась, что солдатский лексикон прорвался сквозь куртуазность изнеженной наложницы. Локи, которого такой поворот только возбудил, внятно, хоть и с придыханием, разъяснил — и что он здесь делает, и что будет делать, и как ему это нравится, а что кричать и сопротивляться смысла нет, он уже там — и достал ещё поглубже, чтоб прочувствовала. — Больно! — она дёрнулась и зашипела, действительно как следует прочувствовав его неравнодушие, и от этого ещё больше негодуя, — да ведь невозможно же! Неприлично! От этих выкриков, с учётом того, что она становилась всё мокрее и начинала тяжело дышать — то ли от возмущения, то ли ещё от чего, он потерял дар речи и уже делом два раза доказал, что нет ничего невозможного для принца Асгарда. Сиф не смогла противостоять, забылась и сладко стонала в его объятиях. Целовал, смеясь, просил не сердиться, что разбудил, и поспать ещё. У Сиф и правда слипались глаза — восстановление после болезни шло хорошо, но от любовных упражнений она поотвыкла, и сейчас клонило в сон. Локи же, наоборот, взбодрился. Выходя из покоев наложницы, довольно думал: «Две женщины, конечно, лучше, чем одна… Небо, хорошо-то как было! И кстати. Надеюсь, они только не забеременеют разом… от судьбы ведь любой подлости можно ожидать».***
Фригг в одиночестве пила кофе в Кремовой Гостиной — что с ней бывало редко, компанию за столом она любила, и одна оставалась, только если была сильно не в духе. С беспокойством подметив бледность королевы и тени у неё под глазами, Локи почтительным сыном подошёл к ручке, спросил: — Плохо спалось, матушка? — она взглядом указала на стул напротив, и он присел. Королева, не спеша изучая его лицо, молчала. Локи принял у возникшего как будто ниоткуда слуги крохотную, из невесомого фарфора чашку с кофе и изящной серебряной ложечкой начал насыпать сахар. На пятой ложке королева посмотрела ещё внимательнее: — Не думала, сын мой, что в первую брачную ночь, которую ты так рвался консумировать, — пауза после этих слов была крохотной, но неодобрение принц прочувствовал хорошо, — увижу тебя в своих покоях ранним утром. И, судя по количеству сахара, ты успел где-то наколдоваться… Рассеянно подтвердил: — Да, и это тоже… Королева продолжила строго отчитывать за вчерашние художества: людоедский незапланированный десерт и похищение своей собственной невесты на глазах у придворных. «Матушка меня ругает, как дворцовый кухарь поварёнка, заподозренного в воровстве печенья… уместно ли это? Ей стоило бы сдерживаться», — кисло, с раздражением думалось принцу. Вслух же он успокаивающе сказал: — Сигюн спит, а мне не спалось. Я не мог… слишком сильно беспокоить её, поэтому оставил досыпать, — и, проникновенно глядя Фригг в глаза, положил свою руку на её, — мама, ну что ты… я же врач, я всё понимаю. Не переживай так, всё будет хорошо. В моём замке она в большей безопасности, чем где бы то ни было. Фригг молча отняла руку, только губы поджала. Локи помолчал, размешивая в чашке сахар — этикетно, ни разу не звякнув ложечкой. Сухо добавил: — Учитывая, что я наполовину ледяной великан и, скорее всего, своим рождением убил мать, Сигюн стоит рожать в моём Месте Силы — там я смогу всё проконтролировать и помочь ей. «Не смотрит на меня… Гневна», — принц встал, выигрывая время, и отошёл к окну. На подоконнике, на свежевыпавшей с утра нежданной пороше, отчётливо отпечатались следы: «Крупные какие, вот во́роны парковые в этом году разожрались… — и вдруг понял, — а ведь это кто-то из воронов папеньки, Хугин или Мунин. Что-то он здесь делал… никак, мама на меня отцу жаловалась?» — и порадовался, что кстати ввернул про опасную беременность жены и своё непременное участие в родах. Если дошло до того, что мать нажаловалась отцу, вечно занятому делами империи, значит, дела плохи и ждать можно всего. «Могут и услать куда-нибудь, очередную чумную дыру затыкать. Дыр-то в нашей империи хватает, да…» Однако прямо сейчас всё обошлось, хоть Фригг и не оттаяла. В Мервин Пик Локи успел как раз к пробуждению Сигюн, и ещё один день прошёл в довольно скучных церемониях. Но сегодня Локи улыбался старательно, аж лицо трескалось — лишь бы матушку не злить сильнее, чем есть. Под вечер, нальстив матери и её придворным дамам, наговорив всего хорошего неприятным личностям из свиты брата и наумилявшись на проклятого кота на три года вперёд, Локи еле выдрал жену из цепких рук королевы, пояснив, что всё-таки ночевать они с Сигюн будут вместе, и никак иначе, и был неохотно отпущен. Какие-то подвижки были: жену не порывались отнять и увести, но вот хлыщи из братниной свиты вызывали недовольство. Локи улыбался, скрывая глухую ярость и адское раздражение. Голова гудела после тяжёлого дня — даже к жене приставать не стал, только погладил по плечу, засыпая. Проваливаясь в сон, думал: «Ничего, что-то завтра будет».