2
4 октября 2019 г. в 22:07
Они лежали на широкой кровати, затянутой тонкой сатиновой простынёй оливкового цвета. Хью нравились яркие цвета в одежде, но вот в интерьере он предпочитал нейтральные, натуральные оттенки. Ни что в этом доме не раздражало взгляд. Всё было призвано успокоить, умиротворить и дать отдохновение его хозяину. Роберту нравилось, как обустроен этот дом - незамысловато, но со вкусом. И много Хью, во всём. В том, как висит эта картина на стене - старомодно, немного криво, но так к месту; эти блеклые простыни, дарящие потрясающий комфорт всему телу, соприкасающемуся с ними; этот нелепый английский светильник с кружевным абажуром, от которого на потолке и стенах расцветают загадочные узоры теней.
- Ты красиво отшил Кэти, так трогательно и романтично - заявил он, поглаживая протянутую к нему руку.
- Подсматривал?- Хью перестал жмуриться от удовольствия, которое ему доставляли эти неспешные ласки, и убрал руку.
- Не только подсматривал, но и подслушивал. На мой взгляд, сцена была слегка затянута. Надо делать подобные вещи быстрее. Как хвост щенку купировать.
Роберт вернул руку Хью на место и накрыл её ладонью, слегка сжимая. Хью недовольно поморщился.
- Ты опытен в этих делах. Я - нет. Сделал, как считал правильным. Она мне нравится. Хочу, чтоб мы остались друзьями - рука вновь дёрнулась в попытке скрыться, но безуспешно, Роберт лишь сильнее сжал ладонь.
- Не строй из себя правильного английского мальчика. Ты вовсе не такой. Ты очень, очень испорченный мальчишка, Хью.
С этими словами Роберт придвинулся ближе и забрался под простыню, которой был накрыт Хью. Он положил согнутую в колене ногу на бедро своего любовника и сделал несколько лёгких толчков, неотрывно глядя ему в глаза. Затем, положил ладони на лицо Хью. Палец, скользнув по щеке, неспешно обвёл контур губ и, проникнув между ними, тут же оказался прикушенным.
- Ай,- вскрикнул Роберт, отдёргивая руку.
Хью притянул к губам пострадавший палец и, подув на него, поцеловал.
- Мы можем, для разнообразия, просто поспать?
- Мы уже делали это прошлой ночью.
- Ты хоть когда-нибудь от этого устаёшь?
- С тобой? Нет.
- У меня нет сил - лениво водя пальцами по спине Роберта, Хью пытался изобразить крайнюю степень усталости.
- Повернись – прошептал Роберт - Я не требую многого.
Положив ладонь на внутреннюю поверхность бедра Хью, он медленно повёл руку вверх. Язык и губы его, тем временем, скользили по нежным соскам, ныряли в мягкую ямку под шеей, взбирались на широкие гребни ключиц, гася последние очаги сопротивления. Хью медленно перевернулся на живот. Роберт потянулся к прикроватному столику.
Еле слышное сбивчивое дыханье, легкое шуршание простыней. Прошло совсем немного времени.
- Как быстро, не мог сдержаться… ммм ...с тобой всегда так - Роберт уткнулся лбом в шею Хью, пытаясь выровнять дыхание - Прости.
- Я всё, я тоже всё - сбивчивый шёпот в ответ.
Запустив руку под живот любовника, и ощутив там тёплую густую влагу, Роберт довольно улыбнулся.
- Ну, это меняет дело — прошептал он, неторопливо целуя влажную солёную спину.
***
- Я поговорил с ней. Я всё ей рассказал. Я это сделал, Роб!
Он стоит напротив меня, с неизменным рюкзаком за спиной. Вокруг нас шумная, вечно спешащая, суетливая вокзальная публика. А мы в центре этой суеты и на нашем островке время остановилось. Беру его руку и сжимаю тёплую ладонь. Подхожу ближе, непозволительно близко, непозволительно для такого места. Но, на удивление, никому нет дела до нас. Его, кажется, тоже не особо волнуют люди.
Он изменился - больше нет этого вечного сомнения, этих виноватых глаз. Уверенный, радостный, страстный. Он целует мои губы, и тело привычно реагирует на эту ласку. Я пытаюсь скрыть своё возбуждение от посторонних, плотнее прижавшись к Хью. Но в этот миг он резко отступает назад. Выражение его лица меняется. Отстранённый, чужой. А меня ослепляет яркий свет софитов и за спиной раздаётся громкий крик Дэвида: «Отлично, парни. На сегодня достаточно. Все свободны».
Хью подходит ко мне и хлопает по плечу: «Расслабься, Роби. Хочешь, я помогу тебе?» И он начинает расстёгивать мои брюки. Я убираю его руки, оглядываясь на по-прежнему равнодушную толпу, снующую вокруг нас. «Мы же друзья, мне не сложно, правда»: твердит Хью.
«Нет, я не хочу, я не этого хочу!»
Роберт проснулся от собственного крика. Он понимал, что это всего лишь сон, но на душе было гадко ещё долгое время. И, самое неприятное, что этот сон, уже в который раз повторяется в различных вариациях. В одном из снов Хью стягивал с него штаны прямо на глазах почтенного семейства Леонардов, в полном составе, включая троюродных тётушек, мирно обедавшего за круглым столом. Это было ужасно. Но, сны имеют обыкновение забываться уже к полудню, в пику сомнениям, тревогам, тоске, и прочим прелестям, наполняющим нашу голову во время бодрствования.
Летний перерыв тянулся непростительно долго. Роберт пытался отвлечь себя - новая роль в театре, несколько поездок в Европу. А ещё было много, очень много книг. Он удивлялся своей всеядности, глотая без разбору попадавшиеся под руку томики, не зависимо от жанра и автора.
Были дни, когда игнорировать навязчивое желание услышать Хью, становилось уже не возможно. Роберт сам набирал заветный номер, получая в ответ неизменное: «Роб, я перезвоню, прости. Мы тут с моими ребятами: на яхте, на скейте, на стадионе, в кафе и т.д. и т.п.»
«Да, конечно. Рад, что ты в порядке». И уже, вторя отрывистым гудкам: «Я скучаю по тебе. Я ОЧЕНЬ по тебе скучаю, бесчувственная ты деревяшка».
***
Я выхожу из самолёта, направляюсь к терминалу, там меня встречают люди, много людей. Они показывают на меня пальцами и смеются, выкрикивая скабрёзные шуточки. Некоторые подходят совсем близко и тычут руками мне в живот. Мой живот - он огромный. Я пытаюсь закрыть его курткой, но это не возможно, он как гигантская тыква. И вдруг я осознаю, что на месте моего, когда-то вполне подтянутого живота, не какое-то пивное брюхо, а нечто совершенно невообразимое. Нечто живущее отдельно от меня, но являющееся мной. Во мне ребёнок. Я же беременный. Господи, я должен спрятать это от всех, защитить моего ребёнка от этих наглых рук, от этих любопытных глаз. Я бегу по длинному коридору, по обеим сторонам которого множество дверей. Я пытаюсь открыть их, но часть из них заперты, а в тех, что открыты, оказываются всё те же кричащие, смеющиеся уродцы, тянущие к моему животу свои кривые лапы. Я кричу им, чтоб они шли прочь, чтоб не смели касаться меня, чтобы оставили, наконец, в покое. Я кричу, и слёзы душат меня, слёзы стыда и жалости, и отчаяния.
- Мистер Лори, с Вами всё в порядке?- стюардесса трясёт меня за плечо, возвращая в монотонно гудящую реальность - Через несколько минут мы заходим на посадку, пристегнитесь, пожалуйста.
Хью машинально проверил живот. Приснится же такое. Незаметно вытер ладонью влажные щёки. Пожалуй, стоит повторить курс антидепрессантов.
В голове всё крутились слова Джо, которые та бросила ему в спину уже на пороге. Хью чувствовал, что угрюмое настроение жены, язвительные шуточки в его адрес и вечно остывшая еда закончатся чем-то подобным. И Джо прорвало, на последней минуте перед выездом в аэропорт: «Ты должен это прекратить. Пока о вас не стали писать в газетах. Ты же не хочешь, чтобы твои дети читали о папочке такое. Ты не Стивен, тебе это популярности в их глазах не прибавит. Они и так-то не особо тебя ценят».
Что он мог на это сказать? Что всё это лишь сплетни? Или, что совершил ошибку и очень сожалеет? А может быть так: всё, что твоя сорока принесла на хвосте - чистая правда.
Попросить прощения, или свободы?
Так размышлял бы нормальный человек, и нормальный человек выбрал бы один из трёх вариантов. Нормальный, обычный, мало-мальски честный с собой человек, а значит - не Хью. Не обернувшись, он перешагнул порог дома и сел в автомобиль. Так удобно. Он ничего не ответил, потому, что ничего не услышал. И не надо принимать решений, не надо ничего менять. А Джо, она непременно позвонит. И тоже сделает вид, что ничего не произошло. Так уж у них заведено. Уже много лет.
***
Третья неделя съёмок второго сезона. Короткий перерыв. В огромном, удобно обставленном трейлере, на высоких стульях у барной стойки сидят двое. В руках у одного дымится сигарета. Руки второго нервно скручивают синюю бумажную салфетку.
- Ты же не сможешь без меня.
- Я не собираюсь быть без тебя.
- Ладно, я всё это уже видел и слышал. Было охрененно хорошо, будем друзьями и прочее. Но я не Кэти. Меня ты так просто не выбросишь.
- Я не бросаю. Но мы не можем так больше. У нас тормоза сорвало - Хью не отрывал глаз от сигареты.
- Ты о вчерашнем? Признаю, я был не прав. Но ты не очень-то сопротивлялся - Роберт пытался произнести последнюю фразу шутливым тоном, но получилось как-то жалко.
- Я тебя не виню, Роб. Я говорю, что мы больше не можем это контролировать. О нас уже болтают. Не хочу скандала.
- Только не надо снова этих банальностей - прервал Роберт, неожиданно серьёзным тоном - Тебе стыдно? Перед кем? Детьми, женой, родственниками? Ты что, кого-то убил, обокрал? - окончательно разделавшись с салфеткой, Роберт сложил её обрывки в пепельницу.
- Ты не поймешь. Ты никогда не оглядываешься. У тебя никого нет - Хью, бросив на друга короткий взгляд, вновь уставился на сигарету, пепел с которой, осыпаясь, покрывал тёмными пятнами столешницу.
- Да, это я уже понял - Роберт отвернулся, нервно ёрзая на высоком стуле, пытаясь сглотнуть комок, сдавивший горло.
- Я не то имел в виду. Нет людей, за которых ты нёс бы ответственность - затушив остаток сигареты, Хью потянулся к пачке.
- Если они так дороги тебе, что же ты бегаешь от них по миру - Роберт вырвал у него из рук пачку и отшвырнул подальше.
- Тебя это не касается - огрызнулся Хью.
Роберт протянул руку и положил ладонь на колючую щёку Хью. Грим меняет не только его лицо, но и характер, подумалось Роберту. У Хью не бывает таких холодных глаз, Хью никогда не принимает окончательных решений и Хью любит его.
- Не бросай меня. Больше никаких глупостей.
- Роб, я решил. Мы больше не трахаемся. Никогда. Как ты там говорил нужно с хвостом - отрубать быстро.
Резко отдёрнув руку от лица Хью, Роберт собрался было что-то сказать, но, передумав, вышел из трейлера, громко хлопнув дверью.
Сцены с Хью были уже отсняты, и можно было отправляться домой. На душе было тяжело, да и уверенность в правильности принятого решения куда-то улетучилась. Перед глазами было растерянное лицо Роби, нервные движения рук, ссутулившиеся плечи. А в голове продолжала звучать заученная мантра: «Так будет лучше, так всем будет лучше».
На следующее утро была читка нового сценария. Они, как обычно, сидели рядом. И ни что не выдавало в этой паре только что расставшихся любовников. Обычные действия и сложившиеся ритуалы: по чашке крепкого кофе с утра, по сандвичу в перерыве, с неизменными шутками в адрес Лизы, жующей крошечный кусочек тофу; по сигарете после эпизода, в небольшой дымной курилке, с анекдотами и байками.
Всё как всегда, кроме: горячих рук под рубашкой, пока гримёрша уходит за кофе; записки в заднем кармане джинсов, после прочтения которой горят и щёки и глаза; предвкушения дневного перерыва, когда Роб, как опытный разведчик, незаметно проникнет в трейлер и безнадёжно испортит тщательно наложенный грим; редких выходных, когда не надо никуда спешить, когда тебя будит не визгливый будильник, а его шёпот и мягкие руки.
Но больше ни слова, ни взгляда, того, в котором проскальзывало бы что-то от них прежних. Будто и не было всего этого сумасшествия, будто никогда не вздрагивали их тела от первого робкого прикосновения, не разлетались фейерверком пуговицы на их рубашках, не разносились в тишине огромного дома их тихие стоны, переходящие в громкие крики.
Время - парадоксальная вещь. Оно может легко и не заметно пролетать для одного человека, и мучительно тянуться для другого, при том, что оба они сосуществуют в одной реальности, бок о бок - делают одно дело, общаются с одними и теми же людьми, дышат одним воздухом. А ещё, время лечит, затягивая раны, притупляет боль, стирает воспоминания.
Роберт завёл интрижку с милой девушкой - помощником сценариста. Вот уже месяц, как все с удовольствием и умилением обсуждают эту новость, строя матримониальные планы и пророча парочке симпатичное и талантливое потомство.
Хью, как всегда, очарователен, остроумен, трудолюбив как вол, а, временами, задумчив и отстранён, но к этому все давно привыкли.
Так просто и ясно, так надёжно и безопасно. Не надо бояться, оглядываться, ждать неприятностей.
Чистые и безупречные. Хорошие, правильные и….. несчастные.