Двуликая мать

Поиски Норы ни к чему не привели. Каждая нить оканчивалась трупами, и следы, которые удавалось найти, обрывались в бесконечном лесу, где люди пропадали без вести. Прошло много дней, контроль ускользал сквозь пальцы водой, и Данс понимал, что надежды всё меньше, однако упорно отказывался сдаваться. Он и раньше попадал в безвыходные ситуации, терял хороших солдат… и наблюдал, как лучшего друга разрывал на части и собирал в монстра вирус ВРЭ, однако сам всегда оставался невредим. Узнай местные жители его прошлое, наверняка подсели бы на уши с байками об избранности. Только героями всегда были выходцы из Убежищ, а не жестянки, поверившие, что у них есть душа. Данс возвращался в Фар-Харбор, чтобы отоспаться, подлатать броню и пополнить запасы, а затем снова уходил вглубь острова. Когда ощущение родства со стариком Лонгфеллоу, вечно ожидающим чего-то в компании бутылки, становилось навязчивым, он уходил и с ночёвкой. Присмотренные для поселенцев участки населяли одни дикие гули, на заправках и в старом кинотеатре, где приходилось коротать ночи, тоже не находилось следов. Попутно он всё-таки помог дяде Митча укрепить оборону, посчитав, что встретит Нору там. Тщетно. Оставались удалённые населённые пункты — Акадия, полная беглых синтов, и Ядро, где мирно самоубивались Дети Атома, однако в их помощь Данс верил ещё меньше, чем в дружбу с синтами. Встреченные им однажды паломники галдели о своей загадочной Матери, а на имя Норы пожимали плечами. Зилоты недвусмысленно преградили дорогу, мешая расспросить фанатиков поподробнее. — Дорогой мне человек, возможно, мёртв, — выплюнул он в лицо самому старому из бойцов, который, судя по чистой коже и невозмутимому виду, не стремился лезть в радиоактивное пекло. — Почему вы отказываетесь помочь? — Вот моя помощь: лучше не задерживайся в лесу после заката, парень, — буркнул тот и ушёл вслед за паломниками. Руки, сжимающие штурмовой карабин, чуть дёрнулись вверх, однако Данс подавил в себе первый тёмный порыв. Ярости хватило бы не только на Детей Атома, по чьей вине сейчас старик Лонгфеллоу уходил в себя, теряя связь с настоящим — он попросту не смог бы остановиться. Странный всплеск жажды крови ушёл в пустоту обратной дороги и парочку вышедших на охоту заглотов. Данс и раньше пересматривал собственные взгляды из-за Норы, но заранее подозревал, что знакомство с себе подобными кончится плохо, поэтому едва ли шёл на контакт в Акадии. Чем дольше он вглядывался в подвалы, полные затравленных синтов, неотличимых от людей, тем больше уверялся, что валить нужно в скором времени, однако помощь пришла от беглого институтского охотника Чейз, которая о Дансе даже не слышала. Нора никогда не рассказывала о нём посторонним — и тем, кому доверяла, — сдержав клятву, данную в день его разоблачения перед Братством Стали. Данс же никогда не расскажет ни одной душе, что Нора подарила жизнь не только директору Института, но и всем синтам, пусть не догадываясь об этом. Столь весомые секреты носить следовало на двоих — и никак иначе. Чейз не обращала внимание на стремление Данса отделить себя от синтов, а искренне желала помочь, веря, что в этом её новое предназначение. Она походила на Нору — и внешне, и внутренне, — наверное, поэтому он не взял её с собой… Быть может, Данс просто обречён видеть черты Норы в каждом её «потомке». Синты Акадии собрали ему поисковый маячок на основе институтской технологии поиска беглых синтов, но настроенный на частоту пип-боя, с которым Нора не расставалась. Поначалу Данс метался вслепую, стараясь держаться известных дорог, затем плюнул на безопасность и углубился в лес, по-настоящему потеряв контроль. В силовой броне было тесно, порой он застревал между деревьями и терял снаряжение — ветки, словно руки ушлых воришек, срывали поясные сумки с патронами, батареями и провиантом. Однако когда маячок поймал первый сигнал — слабый, едва различимый писк, — Данс позабыл обо всём; стекло в шлеме запотело от тяжёлого дыхания. Он крутился на месте, как умалишённый, в страхе, что звук — лишь злая игра воображения. Сигнал повторился; Данс замер, а затем побежал. Если бы все мутанты бросились следом за шумом, он вряд ли бы обратил на них внимание. Встроенная в визор карта показывала неподалёку отметку «Туристический центр — хижина Кена», и Данс первым делом отправился туда, чтобы застать следы прошедшей бойни: почти размывшиеся подтёки крови, чёрные кляксы от разорванных гранат и остовы лазерных турелей. Сигнал маячка верещал на всю округу — «33 фута до цели». Данс скинул шлем на землю и заорал: — Нора! Отзовись! В голове все здравые мысли загородило красной стеной; он продолжал метаться, облизывая пересохшие губы, а сигнал, точно издеваясь, твердил: «Вы достигли места назначения». Тогда он опустил взгляд вниз и понял, что земля под ногами рыхлая, будто недавно кто-то копал здесь — Данс судорожно сглотнул, — но для могилы яма не годилась. Так они похоронили голову беглого синта. Грузно упав на колени, он зачерпнул землю перчатками силовой брони и быстро раскопал тайник — модифицированную им же лазерную винтовку, перламутровую ракушку с сорванной верёвкой и выключенный пип-бой. Дансу пришлось выйти из брони, чтобы надеть его на руку. Экран мигнул, данные загрузки быстро сменились изображением улыбающегося Волт-боя, а затем компьютер пустил в главное меню. Данс никогда не интересовался технологиями жителей Убежищ, считая их не сильно полезными, но помогал Норе перепрошивать пип-бой для удобства — сама она часто забывала пользоваться большинством функций. В заметках и аудиозаписях не было ничего личного — лишь вырванные истории из чужих жизней, в которые время от времени им приходилось лезть из-за расследований. Только точка телепорта «Институт» автоматически попала во вкладку «часто используемое». — Ох, Нора, — выдохнул он. — Шон умер от старости. Ты пережила своего сына. «Подземка» обставила всех: опередила Братство Стали в гонке за Институтом и проникла внутрь хитростью, а не силой. Как сообщало «Радио Свобода», директор к тому времени уже был мёртв, главы отделов боролись за его место, поэтому утратили бдительность. Старейшина Мэксон наверняка рвал и метал, но вряд ли собирал чемоданы обратно в Столичную Пустошь — война в Содружестве продолжалась. Дансу же не находилось места ни с одной из сторон; он был счастлив здесь, если задуматься, с Норой — вместе и в одиночестве. Хруст веток выдал наблюдателя, и, действуя на инстинктах, Данс решительно вскинул штурмовой карабин. В другое время, будь они вместе, он тут же разрядил бы обойму и подумал после, но сейчас страстно желал увидеть впереди Нору, живую и невредимую. Сухую кору разворотило пулями, однако существо, притаившееся за деревом, казалось невредимым и больше напоминало тень, как те, что оставили после себя ядерные взрывы на кирпичных стенах в Вашингтоне — зарисовки с безымянных довоенных людей. — Стой на месте, — Данс сам не понимал, почему не стрелял: машина тут же бы просчитала угрозы, а он просто стоял как остолоп, позволяя дрожи овладеть руками. — Её больше нет, верно? Он нашёл, что искал: оружие, созданное для неё, и безделушку, с которой он подарил собственное сердце, — ведь иначе Данс никак не мог выразить чувства, — вернулись обратно; пип-бой на его руке — большая часть жизни Норы, её воспоминания и цели. Хотелось верить, что таким образом она сохранила память о нём. Существо низко пропело и ринулось в лес, оставив его с найденными сокровищами и похолодевшей кровью — абсолютно свободным. Туман укрывал прибрежную деревню, лениво клубился на узких улочках и в разрушенных под действием стихии магазинах. Без людей время остановилось, надёжно законсервировав прошлое. Тревожное чувство гнало быстрее прочь; сквозь рокот сервоприводов Данс прислушивался к каждому шороху и следил за окнами, словно оттуда в любой момент могли выглянуть голодные до жизни призраки. Точно в бреду, едва поспевая мыслями за собственными ногами, он позорно бежал в провонявший рыбьими потрохами Фар-Харбор — и был в этом не одинок: под закрытыми воротами сидел человек, которого Данс точно никогда не видел на острове. Бледный и худой почти до полуобморочного состояния, больше похожий на учёного Института, неудачно выпавшего из подземного рая — правая рука была зафиксирована шиной и подвязана чем-то напоминающим некогда белый халат, — он всё же как-то прошёл туман и населяющий его кошмар, и Данс заранее проникся к незнакомцу симпатией. — Что случилось? — строго спросил он часовых на посту. Данса не ставили во главе ополчения, однако его боевой опыт и дисциплина вызывали у местных жителей уважение — или же инстинктивный страх. Хоть какая-то деятельность поубавила навязчивое эхо пронесённой из глубин острова тишины, и на душе немного отлегло — так казалось. — Сэр, капитан Эйвери запретила его впускать: слишком подозрительный, ошивался на острове не пойми где… — Я сообщил этим джентльменам, что просто хочу убраться с острова, — беззаботно объяснился незнакомец и поправил съехавшие на переносицу очки. Взгляд остановился на свисающем с плеча карабине Норы. — Хоть мешок на голову наденьте, чтобы сохранить свои секреты, — странная ремарка тут же поубавила пыл первого впечатления, — мне всё равно. — Под мою ответственность, — резко отрезал Данс. — Никто не заслуживает смерти под закрытыми воротами. Я сам отвезу его на материк. Их встречал Аллен Ли вместо капитана Эйвери, своей извечной соперницы по спорам о тумане — как всегда подозрительный и враждебно настроенный ко всему необычному. Незнакомец настолько ярко выделялся среди грязных рыбаков, что скрыться не представлялось возможным. — Обычно мы не пускаем чужаков, но раз ты хочешь сразу уплыть, то под конвоем отправишься к лодке, — Аллен кивнул в сторону безучастного Данса. Сломанная рука и полуживой вид не смягчали настороженность. На этом проклятом острове выживал сильнейший, и слабость считалась либо тратой энергии, либо чем-то вроде обмана. Сам остров преподал людям урок: заманчивый огонёк — не всегда цветок или светлячок, скорее всего, это притаившийся в иле удильщик. — Tempora mutantur et nos mutamur in illis [1], — вздохнул незнакомец. Аллен переглянулся с собравшимися зеваками и грозно рявкнул: — Чего? — Я просто рад вашему внезапному гостеприимству. Чтобы не оказаться в центре очередного конфликта, Данс специально прошёл перед Алленом, толкнув пару зевак мощными механическими руками и выпирающими сумками — в силовой броне он на пару голов возвышался над мелкими, но крепкими островитянами. В баре «Последний приют» всё кардинально поменялось: незнакомец, имя которого Данса ни капли не интересовало — у такого замороченного человека и имя должно быть под стать, — чинно уселся за столик в углу и проводил официантку Дебби голодным, звериным взглядом. Данс не стал спрашивать, есть ли у него крышки на обед, а сразу заказал бифштекс из болотника — самое нежное мясо, — вышел из брони прямо посреди зала и устало рухнул напротив, застыв в полоборота. Скопившиеся и не отданные в лесу эмоции не накатывали, а медленно отступали, как вода перед цунами. Мышцы одеревенели; хотелось уронить голову на руки и… Данс пока не знал, что вообще чувствовал. В выражении эмоций он всегда не поспевал, однако Нора не заслуживала молчания. — Ты из Убежища? — Данс растерянно оглянулся. Незнакомец сидел ровно, словно копьё проглотил, и буравил озабоченным взглядом его правую руку с пип-боем. Странная была штука, не сказать что лёгкая, и Нора так легко постоянно её поднимала, будто кожей срослась — машинально он провёл пальцами по наручу, к которому крепился сам компьютер, и почувствовал тепло. — Нет, он… не мой. Я не хочу об этом говорить. Обычно резкий тон отпугивал излишне любознательных, и Данс был этому рад, однако интерес его нового знакомца был вызван отнюдь не праздным любопытством или желанием выпотрошить чужие скелеты из шкафа. Холодный взгляд продолжал скользить по рукам и брошенному у брони, усыпанному песком карабину. Затянувшееся ожидание и запахи, долетавшие с кухни, стали для него настоящим наказанием. Когда же Дебби поставила перед ним аппетитный бифштекс во всю тарелку, незнакомец замер с занесённой вилкой в единственной действующей руке. — Резать за тебя не стану, — буркнул Данс, чем вывел его из мистического транса. Во взгляде читались растерянность и почему-то — страх. Маска равнодушия стекала с проступившими каплями пота. Он явно не был левшой, поэтому усердно ковырял кусочек мяса с добрую минуту, в то время как рядовой житель пустошей давно бы вгрызся в бифштекс зубами и помогал себе руками. Данс знал об этикете и тем более ценил дисциплину, но даже он в походных условиях позволял себе вольности; Нора — никогда. Наконец, когда вилка победила и сорвала кусочек мяса по волокнам, этот чудак с подозрением оглядел его, понюхал и только потом положил в рот. Данс закатил глаза, ожидая гору критики, однако снова оказался в замешательстве: в глазах напротив проступили слёзы. В ожидании парома возвращалось спокойствие. Цунами так и не явилось; волны разбивались о камни под тихую музыку из проигрывателя на барной стойке, кошка Тинк, лёжа на боку и прикрыв глаза, вылизывала лапу. Люди всё ещё раздражали, как и сочувствующие взгляды, но сейчас, развалившись на потрёпанном стуле и глядя в окно на готовящийся к отплытию корабль, Данс находил в сердце мир. «Чем бы ты хотел заняться, когда закончится безумие на материке? Только честно, без утайки…» — Поселился бы в море, — он даже не понял, что прошептал ответ Норе — только по скошенному изучающему взгляду напротив. Незыблемое молчание, впрочем, было нарушено на причале, когда Данс, уже в силовой броне, грузил сумки с припасами, батареями и вещами первой необходимости, которые купил у Митча — возвращаться в лодочный сарай было бы смерти подобно. Он даже не сразу увидел протянутую склянку с подозрительно тёмно-красной бурдой, похожей на… — Возьми и не спрашивай, из чего сделано — личный рецепт, открытый слишком дорогой ценой. Возьми, — незнакомец сделал шаг вперёд, — за твою помощь. Ars longa, vita brevis. [2] Поверь, ты сейчас увозишь с острова не только дерьмовые воспоминания. Взгляд был решительным, без тени злой иронии — в нём плескался пережитый страх, над которым грешно смеяться, поэтому Данс принял подарок, но не спешил выпивать. Впрочем, незнакомца обмен устроил, и только потом он уселся на скамью у борта, бережно баюкая повреждённую руку. На остров он не глядел, да и Данс тоже: он знал, что в кошмарах ещё увидит спрятанный в тумане остров и снующую между погибшими деревьями тень с узнаваемыми очертаниями и ядовито-зелёными, но человеческими глазами.