* * *
Жрецы потушили почти все храмовые светильники, оставив только те, которые горели перед статуей Тира, но Зал Справедливости так и не погрузился в благостную сонную тишину, нарушаемую стуком дождя по витражам. Дверь в приемную судьи Олеффа была закрыта, но из-за нее, несмотря на поздний час, доносился гул голосов. Иногда он нарастал так, что получалось разобрать отдельные слова, и почти всегда это был голос инспектора Кормика, резкий и злой. Алисма изнывала под дверью, была готова царапать ее, словно кошка, которую не пускают на улицу, но беседа на повышенных тонах все не заканчивалась. — Может, мне стоит постучаться и вызвать инспектора? — тихонько поинтересовалась она у сэра Касавира. — По-моему, они собираются ругаться всю ночь! Алая мантия, казалось, через сумку жгла ей бок, а предположения сэра Касавира — язык. Да что там, Алисма была готова бежать к Грулле и вывалить свои открытия ей на голову, но здравый смысл подсказывал, что Кормик такого не одобрит. Сэр Касавир тоже ничего не одобрял. — Не думаю, что это будет разумно. Я узнаю голоса госпожи Сарптил и госпожи Челдарсторн. Полагаю, это крайне серьезный разговор. Возможно, в поместье Ходжа отыскалось что-то важное; от этой мысли Алисме еще сильнее захотелось оказаться за дверью, а не перед ней. — А мадам Офала в самом деле такая важная особа в гильдии Звездных Плащей? — поинтересовалась она, пытаясь отвлечься. — Да. — Подруга лорда Нашера и могущественная волшебница, ну надо же. Интересно, зачем ей вообще понадобилась «Маска»? Она могла жить припеваючи и без такой работы. Сэр Касавир не ответил. Теперь уже Алисма не сомневалась, что тема ему неприятна. Сконфуженная, она потянулась к нему, желая и не решаясь коснуться его руки. — Простите. Я иногда такую чушь несу, когда мне нечем заняться. Мне надо помнить, что вы не такой, то есть… Сэр Касавир сам сжал ее руку. Ладонь у него была теплая, с твердыми царапающими мозолями от молота; рука Алисмы совсем утонула в ней. В этом жесте не было ничего интимного, соблазняющего, и все же Алисма какое-то время могла думать только о соприкосновении чужой кожи с ее собственной и сглатывать внезапно пересохшим горлом. Но стоило перевести взгляд на лицо сэра Касавира, и от его болезненного выражения все глупости вылетели из головы. — Не говорите так, Алисма. Не вздумайте чувствовать себя за что-то виноватой. Если вы считаете, что я безупречный рыцарь, которого оскорбляют ваши казарменные ухватки... Нет, нет и нет. В моей жизни было куда больше грязи, чем вы можете вообразить. — Вам тоже не нужно передо мной оправдываться, — пробормотала она. — Рано или поздно вы все равно узнаете. Дверь распахнулась; инспектор Кормик шагнул наружу, все еще что-то сердито договаривая: — …отобрать Грулле? Всем-то она нужна! — Дайте себе волю, инспектор: скажите прямо, что видите в девушке только вещь! — наклонив увенчанную высокой прической голову, из комнаты вышла госпожа Эльтура. — Не то что ты, милая! Твое человеколюбие вдохновляет всех нас… — Мадам Офала, похоже, был первой, кто заметил, что в зале есть кто-то еще. — Сэр Касавир? Рада вновь видеть вас в Невервинтере. Эти простые слова мадам Офала исхитрилась произнести так, словно напудренной пуховкой прошлась по щеке сэра Касавира, оставляя облако приторного аромата, — у Алисмы даже нос зачесался и захотелось чихнуть. И пусть он только молча склонил голову в ответ, Алисма вдруг отчаянно пожалела, что он больше не держит ее руку в своей — так, чтобы хозяйка «Маски» видела это. — Хоть раз в жизни побудь не лицемерной сукой, Офала! — громко и раздраженно заявила госпожа Эльтура. — Кричишь, что никто не смеет трогать твоих девок и пальцем, а когда тебе предлагают достойную альтернативу, тут же поджимаешь хвост! Может, девушке есть что рассказать и про тебя, ммм? — Попрошу не разговаривать в подобном тоне! — судья Олефф встал на пороге; выглядел он совершенно измотанным. — Обитель бога — не место для мелких дрязг! Есть приказ, подписанный лордом Нашером, и не вы ли, как верноподанные, должны немедля последовать его воле? Интонации у него сейчас были совсем как у школьного учителя, но, может быть, это и возымело эффект: госпожа Эльтура, задрав подбородок, направилась прямиком к тюремному крылу, и мадам Офала после короткой заминки последовала ее примеру. Она улыбалась, но веселости в этой улыбке не было ни на грош. Остался только Кормик, и вид у него был как у проколотого бычьего пузыря — сдувшийся. Он устало взглянул на Алисму, и она с тревогой спросила: — Что происходит, сэр? — Да просто один дурак пал жертвой своей самоуверенности. Он-то думал, что выстоял против дракона, но совсем забыл о драконше. Никогда не связывайся с этой женщиной, землячка, — Кормик шутил, но как-то вымученно. — Эльтура оказалась расторопнее Нимаса и предпочла заручиться поддержкой лорда Нашера. Грулле забирают в Башню Плащей, и я ничего не могу поделать. — Но вы допросили ее? — Допросил… — Кормик скривился. — В чем-то, конечно, Эльтура права: чтобы разговорить девицу, тумаками не обойдешься, а резать ее на части я не готов. — Может, это и к лучшему, — не слишком уверенно сказала Алисма. — Сэр Касавир предположил, что Грулле могли зачаровать, так что она действительно ничего не помнит, и такие сильные маги могут вытащить из нее что-нибудь. — Что ж, поверю его познаниям в зачаровании девчонок, но вот Офала была что-то не в восторге. Сначала была готова с потрохами сожрать меня за то, что я прикоснулся к ее драгоценной девочке, а когда явилась Эльтура, немедленно встала на дыбы уже из-за нее. Меряются длиной своих звездных плащей, а я бегаю между их подолами, как будто мне больше делать нечего! — Вы думаете, они просто… толкаются локтями? — Сколько я их помню. Будь уверена: если Эльтура на заседании городского совета предложит вычистить выгребные ямы, Офала тут же заявит, что ей по душе их аромат. Но Офала хотя бы не так любит командовать, а вот Эльтура мнит себя радетельницей за судьбы Невервинтера, и радеет за него весьма шумно. Думаешь, она простила мне, что в поместье Ходжа все пошло не по ее воле? — А есть какие-нибудь новости, сэр? Удалось найти что-нибудь еще? — Похоже, лорд Ходж решил, что все впечатления должны достаться тебе, — Инспектор невесело хмыкнул. — Темномагического дерьма там залежи, но и все. Ах да, еще мы выяснили, для чего Ходж нанимал носилки перед исчезновением. Скатался… угадай, куда?.. в Башню Плащей. Что характерно, обе наши дамы отрицают, что имели с ним встречу. Хоть в чем-то они единодушны! И обе врут, что-то мне подсказывает. — А я-то как раз хотела сказать, сэр, что готова согласиться с мадам Офалой насчет второго чернокнижника. Возможно, у лорда Ходжа был сообщник в Доках. Стараясь ничего не упустить и не приукрасить, Алисма рассказала о лавке старьевщика, и лицо инспектора помрачнело еще больше. — Элмер, говоришь? Не Элмер ли Джиллс? — Не знаю, сэр. Риса и Хаген не называли его фамилии. — Было бы любопытно, окажись это Элмер Джиллс. Настолько гнилой тип, что даже зараза его не брала. Пробирался в вымершие дома, обкрадывал мертвецов, очень подозрительно интересовался освященными артефактами — вряд ли для добрых целей. Тогда мы не смогли его взять, только спугнули, и если он всплыл снова… Да, это я проверю. — Мы с сэром Касавиром уже побывали в мертвецкой, инспектор. Не нашли никого, по описанию похожего на Элмера или его жену. А вот под описание Гэвина Аннерля подходят сразу трое. Звездные Плащи ведь позволят нам отвести Грулле на опознание? Кормик вдруг смерил сэра Касавира долгим взглядом. — Это что же, ряды стражи пополнились новым добровольным помощником? — Вы возражаете? — Алисма вновь подобралась, готовая сражаться до последнего. — Сэр Касавир лично знал лорда Ходжа и вообще он многое знает, у него есть мысли… — Ладно-ладно, не продолжай перечисление его достоинств, я еще хочу поспать этой ночью без кошмаров. Я уже говорил: нам не приходится перебирать союзниками ни с орками, ни с людьми, просто… соображай своей головой, землячка, ладно? — Я никогда не забываю об этом, сэр. — Ну, лишний раз напомнить не мешает. Пусть он паладин и все такое, не надо смотреть ему в рот. Да и вообще никому не надо. Так что там у тебя самой за мысли насчет Гэвина Аннерля? — Одно предположение, сэр. Я думаю, брат Грулле тоже может быть жертвой. Он был непутевый парень: лентяй, шулер... Никто, кроме сестры, искать бы его не стал, а она впала в настоящую истерику, когда я спросила о Гэвине. Даже вопросы о Ходже так ее не взволновали. Думаю, Грулле знает, что он мертв. И если мы хотим, чтобы она заговорила, нужно давить именно на это. Показать ей неожиданно мантию. К немалому облегчению Алисмы, Кормик кивнул. — Добро! Теперь пойду-ка я любезничать с госпожой Эльтурой, пообещаю носить ее ридикюль и расчесывать собачку, даже лично отконвоировать Грулле в башню, лишь бы владычица позволила нам хоть на полшишечки участвовать в расследовании. А ты дуй домой. Алисма смолчала: планы у нее были совершенно другими, а врать инспектору не хотелось. Дождавшись, когда и он войдет в тюремное крыло, она кивнула сэру Касавира и постучала в дверь судьи Олеффа.* * *
Судья Олефф принял их холодно. Алисма могла предположить, что его измотали споры с инспектором и волшебницами, никто из которых не был подарком, но все же была удивлена, когда пожилой служитель Тира, обычно такой вежливый, даже не предложил им сесть. Она все равно пристроилась на самом краешке кресла, а сэр Касавир остался стоять, но и на это судья Олефф никак не отреагировал. Впрочем, при ярком свете Алисма разглядела, как плохо он выглядел, — будто не спал неделю. — Чем могу служить, лейтенант Фарлонг? — осведомился он без всякого энтузиазма. — Я ищу брата Брайли. — Вот как? — взгляд судьи метнулся в сторону раскрытого окна, из которого тянуло сыростью и холодом. — Для чего же он вам понадобился? — Мне хотелось бы с ним поговорить. — На какую, позвольте поинтересоваться, тему? Алисма удивленно вскинула на него глаза, пытаясь понять, с какой это стати судье пришло в голову допрашивать ее. Как обычно, встречая недоброжелательность, она начинала злиться, и пришлось снова напомнить себе о необходимости вести себя достойно — особенно в присутствии сэра Касавира. — Это дело стражи, господин Ускар. Я знаю, что брат Брайли в отлучке, но дело очень важное. Если я не могу встретиться с ним лично, то хотела бы написать ему. Лицо судьи застыло еще больше. — Мы оба служители закона, лейтенант Фарлонг, и я имею право знать, по какой причине вы разыскиваете жреца этого храма. Что-то здесь было не так. Алисма действительно не узнавала судью Олеффа. Она не могла назвать его милым стариком — для этого он был суховат, и все же никогда он не реагировал на просьбы так, словно к нему пришла преступница. Или что провинившимся был он. — Я знаю, он интересуется древностями, редкостями. Хотелось бы обсудить это с ним. Определенно, судья Олефф не мог на нее смотреть и не знал, что делать с руками, — именно поэтому Алисма постаралась встретиться с его глазами, понадеявшись, что ее собственный взгляд получается пронизывающим, а не бегающим. Она чувствовала неловкость, пытаясь на чем-то подловить, унизить уважаемого человека, — но судья Олефф вдруг проговорил, негромко и безнадежно: — Что-то появилось на рынке, так я понимаю? Какой позор… Алисма могла только надеяться, что у нее от удивления глаза на лоб не вылезли. Стараясь совсем уж не выдавать своего незнания, она осторожно сказала: — Ну, собственно, речь идет о лавке старьевщика в Доках. «Антики и раритеты», знаете? Нам известно, что брат Брайли бывал там. — Старьевщики? Перекупщики? О Тир, неужели Брайли скатился до такого? — Мы не знаем, о чем вы говорите, господин Ускар, — сказал сэр Касавир, и впервые Алисму взбесила эта нелепая паладинская правдивость. — Лейтенант Фарлонг не собиралась ни в чем обвинять брата Брайли. «А можно я скажу за себя сама?» — чуть не выкрикнула она вслух. Со жрецами Тира творилось что-то неладное, но теперь судья Олафф получал возможность захлопнуться, словно створки устрицы! — Нет уж, — заявила она, устраиваясь на кресле поудобнее, так, чтобы из комнаты их можно было вынести только вместе, — теперь я очень хочу знать, в чем могу его обвинить! И все-таки к судье Олеффу возвращалось всегдашнее самообладание; Алисма без труда могла вообразить, как сейчас он откроет рот и заявит: «Простите, лейтенант, вы неправильно меня поняли. Ничем не могу вам помочь. А теперь — доброй ночи». Поэтому она попыталась успеть первой, прежде чем ее отбреют, как нахальную соплюшку: — Или мне лучше сразу обратиться к инспектору Кормику? Мне кажется, он захочет узнать, какие такие позорные дела тут творятся без ведома городской стражи! Она не видела лица сэра Касавира, но могла побиться об заклад, что он не одобряет ее поведение. Но сейчас ей было все равно — или почти все равно. Не он ли сам нахваливал ее достоинства как стражника? Значит, должен был принять и то, что она делает свою работу. — Какой позор… — повторил судья Олефф, голос его звучал скорее устало, чем гневно. — Скандал за скандалом… нет, хуже — предательство за предательством! Для церкви Тира наступили жестокие времена. Вы не сможете поговорить с Брайли, лейтенант. Я сам не знаю, где он находится сейчас: ограбив Гробницу Предателей, он покинул Невервинтер. — Что? Да быть такого не может! — Алисме еще никогда не приходилось слышать в голосе сэра Касавира такой горячности. — Что ж, про вас мы тоже думали, что вы никогда не измените своему долгу, однако… Алисму поразила и язвительность тона, и неприкрытая неприязнь, с которой судья Олефф уставился на сэра Касавира. Однако тот быстро справился с собой: когда Алисма, не совладав с любопытством, оглянулась, по его лицу ничего нельзя было прочесть. Сэр Касавир кивнул, будто соглашаясь в обвинением в свой адрес, — но только в свой. — Брайли никогда не был стяжателем. Он жил историей Невервинтера — и вдруг захотел ограбить мертвецов? — Но разве не этим занимаются археологи? Раскапывают могилы и забирают все, что в них найдут? — поинтересовалась Алисма. Похоже, это заявление огорошило не только сэра Касавира, но и судью Олеффа, который смерил ее взглядом куда более холодным, чем после угрозы обратиться к Кормику. — Дело обстоит несколько иначе, лейтенант, но сейчас несколько неподходящее время для объяснения разницы между учеными и грабителями могил. Поэтому прошу просто поверить мне на слово. Но если мы говорим о Брайли, к сожалению, у меня есть основания предполагать, что он не устоял перед соблазном. Горечь, прозвучавшая в голосе судьи, показалась Алисме искренней, да и сэр Касавир теперь молча ждал продолжения. — Не знаю, известно ли вам, лейтенант, что на храм Тира возложен долг ухода за Гробницей Предателей, в которой те погребены с некоторыми из своих личных вещей — кроме оружия, конечно же. Раз в месяц, на рассвете, согласно нашим обетам, один из служителей Тира может войти внутрь и пробыть там до заката. За это время он обязан обследовать погребальные камеры, дабы убедиться в сохранности печатей на саркофагах, и вознести молитвы о благополучии и безопасности Невервинтера. Судья Олефф говорил так гладко и монотонно, что Алисма заподозрила, не репетировал ли он эту речь, а то и вовсе, может быть, повторял ее каждую ночь вместо сна? — Неделю назад Брайли отправился в гробницу. Он, как ни ужасно это прозвучит, любил там бывать и задался целью каталогизировать саркофаги, перерисовав их в мельчайших деталях. Это всегда тревожило меня по нравственным соображениям. — Простите, вы сказали… «по нравственным»? — Именно так, лейтенант. Гробница Предателей — не архитектурный памятник, по которому можно бродить, восхищаясь. Это место темной силы, которую мы сдерживаем своими молитвами, вечное напоминание о том, как один может погубить многих или же спасти, соблюдая свой долг. Брайли смотрел на гробницу только взглядом исследователя и даже настаивал на вскрытии ранних могил, дабы мы могли больше узнать о врагах Невервинтера во времена лорда Халуэта Невера. Даже заручился поддержкой госпожи Сарптил в этом безумном деле! — Я согласен, что намерения Брайли можно назвать безрассудными, но все еще не вижу в них никакой корысти, — заметил сэр Касавир. — А вот я, кажется, догадываюсь, что произошло, — сказала Алисма. — Вы заподозрили, что брат Брайли перешел от слов к делу, зашли в гробницу и обнаружили разоренные могилы? Судья Олефф, кажется, был недоволен, что у него отняли возможность посмаковать столь ужасную историю, но деваться ему было некуда. Он только поправил: — Не совсем так. Когда Брайли не вернулся в срок, я посчитал, что он пренебрег жреческими обязанностями и решил задержаться: он всегда жаловался, что работа над каталогом идет слишком медленно. Но когда он не появился в храме и через два дня, мы с Онаном зашли в гробницу. — Вы столько выжидали?! — вырвалось у Алисмы. — А если бы с братом Брайли случилось несчастье? — В прежние времена никто не переступал порог гробницы раньше, чем через месяц от назначенного времени, даже чтобы забрать останки несчастного собрата. Это не вопрос гуманности, а дело долга. И то, что мы нарушили свои обеты, на самом деле, очередное свидетельство тому, в каком кризисе находится церковь Тира. Алисма только головой покачала. Долг в представлении судьи Олеффа казался ей чем-то зловещим: острозубое существо с недобрыми глазами, которое следит за каждым твоим движением и тотчас сожрет, стоит почесаться или зевнуть, отвлекшись от его исполнения. Неужели сэр Касавир тоже так считал? На его лице застыло выражение усталого смирения, которое Алисма так не любила, но на щеках ходили желваки. — Действительность оказалась гораздо хуже, чем мы ожидали, — судья вздохнул и потер покрасневшее веко. — Нигде не было и следа Брайли, печати с погребальных камер были сорваны, а сама гробница кишела восставшей нежитью! — Но это не доказывает, что он улизнул из гробницы с награбленным, — сказала Алисма. — Может, это был несчастный случай. Или он попытался вскрыть саркофаг, а нежить разорвала его самого. Или даже кто-то другой захотел ограбить гробницу, а брат Брайли оказался меж двух огней. — Мы не нашли ни тела, ни одежды, ни инструментов Брайли. Кроме того, защита гробницы не была повреждена. Тот, кто выходил из нее последним, наложил на дверь все необходимые защитные глифы, чтобы нежить не могла вырваться наружу. Похвальные… — голос судьи задрожал от гнева, — похвальные бдительность и предупредительность! Подумал бы о таком обычный грабитель? Поразмыслив, Алисма кивнула. — Самое страшное даже не это. Что бы ни забрал с собой брат Брайли, это разрушило покой гробницы. Теперь мы не можем упокоить предателей: нежить восстает снова и снова, настолько силен гнев этих зловредных созданий! — Но почему вы просто не обратились в городскую стражу? — При всем уважении, лейтенант Фарлонг: что бы вы сделали? Арестовали бы мертвецов? Очевидно, что Брайли уже нет в Невервинтере, мы ищем его по своим каналам, и как только он даст о себе знать, — а он не сможет скрываться вечно, — то будет немедленно предан церковному суду. — Нет, — вдруг сказал сэр Касавир. — Это бессмысленно. Репутация ученого была для Брайли всем. Он не мог не понимать, что откажется от дела всей жизни, станет изгоем, если решится на подобную авантюру. Подобное совершенно не в его характере. Ни один саркофаг в Гробнице Предателей того не стоил. Судья развел руками. — Стоила ли для вас минута забытья с распутницей человеческой жизни? Сэр Касавир вздрогнул; его лицо побелело даже под загаром. Алисма попыталась что-то сказать, вмешаться, но ее как будто накрыло заклинанием паралича, и она могла только беспомощно переводить взгляд с одного мужчины на другого. Но не успела она испугаться, что сэр Касавир сотворит что-нибудь ужасное, как он произнес ровным голосом: — В моем случае было следствие. Суд. Сначала были установлены все обстоятельства, а только потом вынесен приговор. Вы обещаете это для Брайли, но на самом деле отказываете ему в справедливости. — И я предлагаю, — к Алисме наконец вернулся голос, — начать делать все как надо прямо сейчас.