Глава 1
11 октября 2019 г. в 23:59
Алисма не раз гадала, что же находилось в управлении невервинтерской стражи до войны: жилище богатого торговца, антикварная лавка, бордель? Слишком много тут было вещей, не сочетавшихся ни с ее назначением, ни с характером капитана Брелейны: резная (сплошь цветочные гирлянды и виноградные кисти) мебель, пейзажи в золоченых рамах, бесчисленные фарфоровые вазочки, статуэточки, шкатулочки, пылившиеся на полках между собранием законов от лорда Невера до лорда Нашера.
А вот удобных стульев тут не было. Как подозревала Алисма, неслучайно: всякий раз, ерзая на скользком жестком сиденье под взглядом капитана, она чувствовала себя проштрафившейся идиоткой, а не победительницей, даже когда докладывала об успехах.
В этот раз Брелейна еще и слушала чересчур внимательно — не чинила перья, не заполняла бумаги, как делала обычно, словно боясь оставить руки незанятыми хоть на минуту. Даже моргала она как будто через раз — точь-в-точь кошка перед прыжком, готовая закогтить воробья.
— И тут мы… настигли… и разоблачили… ложного посланника, подосланного лусканскими собаками, мэм! — отрапортовала Алисма нарочито бодро, но подольститься к капитану, обычно любившей уничижительные выпады в адрес лусканцев, не вышло. — Взять его живым не удалось, но настоящий посланник Иссани был найден раненым, но готовым выполнить союзнический долг… и соответствующим образом… сопровожден… в Невервинтер…
Чем меньше Алисма понимала, чем провинилась, тем сильнее сбивалась, а чем больше пыталась исправить впечатление, тем дальше ее несло. Наконец она замолчала, чтобы перевести дыхание и облизнуть пересохшие губы. По крайней мере, Брелейна смилостивилась и отвела взгляд.
— Что ж, Кормик, ваша протеже по-прежнему справляется неплохо, — обронила она.
По ее тону было невозможно понять, имеет ли она в виду именно то, о чем говорит, и Алисма украдкой взглянула на инспектора Кормика, удобно устроившегося на подоконнике: обычно его открытое лицо служило лучшим переводчиком. Он поймал ее взгляд, подмигнул в ответ, и, вдохновленная этим знаком, Алисма решилась произнести:
— Смею заметить, мэм, что сэр Касавир оказал нам неоценимую помощь в деле отбития Родника Старого Филина у орков и освобождения посланника!
Кажется, впервые за сегодняшний день с лица Брелейны исчезло бесстрастное выражение, идеально очерченные брови нахмурились. Этим ее реакция и ограничилась, но по откровенному замешательству на лице Кормика Алисма поняла, что дала маху. Похуже, чем с отбитием и союзническими долгами.
— Ах да. Так называемый Каталмач.
Капитан никогда не говорила «ах да».
— Сэр Коллум любезно предоставил нам копию своего отчета лорду Нашеру, — вмешался инспектор Кормик, и слово «любезно» тоже было новым и странным для его широкого простецкого рта, — в котором подтверждает, что отряд Каталмача пришел на помощь в самый опасный для Серых Плащей момент. Да и сотня прекрасно обученных солдат — именно то, что нужно сейчас Невервинтеру в Роднике Старого Филина. По крайней мере, эти ребята привычны к тому, что им не платят.
Губы капитана Брелейны сжались в тонкую линию, щеки слегка покраснели. Алисма знала, как болезненно она относится к тому, что городу нечем платить стражникам и солдатам, и каждая попытка навести порядок — это бесконечное затыкание дыр такими же драными тряпками.
— Что ж, в тяжелые времена не приходится перебирать союзниками, — сухо проговорила она, — но все же я хотела бы напомнить лейтенанту, что долг стража Невервинтера не подразумевает поддержку герильи.
Пока Алисма раздумывала, стоит ли спрашивать, кто или что такое эта «герилья» и каким боком она к сэру Касавиру, капитан коротко кивнула.
— Свободны, лейтенант.
Алисма нарочно замешкалась в дверях, но этим Брелейну было не провести. Она хранила молчание даже после того, как дверь закрылась, а потом заговорила так тихо, что Алисме, прильнувшей ухом к замочной скважине, с трудом удалось разобрать несколько слов:
— Я знаю… оправдан… возвращение в Невервинтер… может быть расценено…
Дальше она подслушивать побоялась, опасаясь конфуза.
Никаких распоряжений капитан Брелейна не дала, и Алисма решила считать себя свободной на остаток вечера. Ей нравилось бродить по Торговому кварталу, просто наблюдая за чужой жизнью — такой неспешной, сытой, праздничной в сравнении с суетливым существованием Доков. Там не погуляешь, да и у дяди наверняка ждет работа. Конечно, это справедливо — помогать ему в обмен на кров и стол, но все же при мысли о чужих постелях, которые придется перестелить, или башнях грязной посуды, торчащих из мыльной воды, тоска подкатывала к горлу.
Алисма вздохнула. Конечно, это ребячество — мечтать, что вот-вот прославишься и станешь героиней Невервинтера, и сам лорд Нашер одарит тебя улыбкой и мешком золота, так что дядя Дункан сможет нанять нормальную горничную, а то и купит таверну в местечке получше, и еще останутся деньги, чтобы послать в Западную Гавань, чтоб не подумали там, что она совсем загордилась в большом городе, не вспоминая о старых друзьях… Дела государственной важности, сражения с орками во славу Невервинтера, — это все, как выражается дядя, «эпизод», а настоящая жизнь — это дежурства в Доках и контрабандисты, воры, бандиты всех мастей. Что ж, еще и серебряные осколки, но, кажется, прежде чем она узнает о них хоть что-нибудь, то стопчет еще немало казенных сапог и протрет еще немало столов от пролитого эля.
Эти раздумья расстраивали и злили, и Алисма уже без особой радости поплелась по Монетной улице к городскому парку, где можно было в уединении подуться на несправедливость мира. Взгляд рассеянно скользил по вывескам и витринам, и Алисма даже не сразу узнала высокого темноволосого человека, шагнувшего ей навстречу из дверей цирюльни.
— Алисма! — окликнул он.
Даже сейчас она узнала его больше по глазам — ярко-синим, как лазуритовые бусы, которые были у нее в детстве. Лицо выглядело совсем другим: сэр Касавир сбрил бороду, которую носил в горах, и бледная кожа нижней половины лица странно выделялась на фоне темного загара. И одет он был теперь иначе — в простые бриджи и куртку вместо доспеха, но благодаря военной выправке даже в этой одежде не выглядел деревенщиной.
Похоже, Алисма слишком внимательно изучала его внешний вид: под ее взглядом сэр Касавир с неожиданным смущением потер подбородок.
— Кажется, я переусердствовал, приводя себя в порядок?
— Нет, что вы! Немного непривычно, но вам идет, очень идет, правда. Просто теперь вы похожи…
— На человека? — подсказал сэр Касавир, когда Алисма замялась, не зная, как продолжить.
Она изумленно моргнула: неужто он только что пошутил? Нет, сэр Касавир никогда не выглядел брюзгой, но все-таки Алисма не могла припомнить, видела ли на его лице настоящую, не мимолетную и не сдержанную, улыбку. Однако сейчас он стоял, чисто выбритый, с еще влажными после мытья волосами, и, кажется, настроение у него было отличное.
Алисме очень хотелось сказать, что теперь он похож на статую Халуэта Невера, с этим его чеканным профилем и строгими, будто из гранита высеченными, чертами лица, какими вечно наделяют героев незапамятных времен, но все же она постеснялась.
— Ну надо же, как удивительно, что мы с вами тут встретились, — пробурчала она, сама за себя злясь на эти детские интонации.
— Почему же? Невервинтер — город небольшой.
Алисма постаралась не показать своей зависти. Где же он успел побывать, раз городище в двадцать тысяч жителей для него «небольшой»?
— Это вы Западной Гавани не видели. Вот где улица кончится раньше, чем вы надумаете по ней пройти, а второй там и нету.
— Хорошее, должно быть, место для жизни.
— Угу.
Сэр Касавир вгляделся в ее лицо этими своими лазуритовыми глазами.
— Может быть, я задерживаю вас, Алисма?
— Нет! — выпалила она чуть громче, чем следовало. — Я совершенно свободна!
И тут же почувствовала себя такой дурой, что распрощаться и убежать прочь показалось не самой плохой идеей. Но если бы сэр Касавир сейчас взглянул на нее с недоумением и поспешил откланяться, она бы просто умерла на месте от стыда. По счастью, паладины, наверное, не могут до конца растерять учтивость, даже если им на ногу роняет молот разъяренный орк, не то что когда говорят всякие глупости.
— Позволите составить вам компанию? — осведомился он, и у Алисмы гора свалилась с плеч.
— Охотно, — ей даже удалось ответить ему в тон.
Ну, она так надеялась.
Это было странно — идти рядом с ним по обычной городской улице и чувствовать, как сердце колотится где-то в горле, лицо горит, а губы сохнут. На миг Алисма всерьез задумалась, нет ли в ней капли дьявольской крови: чем-то эти симптомы напоминали те, которые, гримасничая, описывала Нишка, — нестерпимый зуд и першение от святой паладинской ауры. Или же всему виной были дьявольские, недостойные мысли: не в силах ничего с собой поделать, она украдкой любовалась его профилем, руками, шеей в открытом вороте рубахи. Да что там, ей даже уши его нравились!
— Вы в храме Тира поселились, сэр Касавир?
— Нет. Снял комнату в гостинице. В «Сломанной печати». Вполне сносное место.
«Та еще занюханная ночлежка», — сказала бы Алисма. Сэр Касавир выглядел, как всегда, опрятно, но его одежда и сапоги видали виды. Вряд ли у него было много денег: даже в орочьих логовах он никогда не собирал трофеи.
— Лучше приходите во «Флягу». Это вам ничего стоить не будет.
— И потому обременит вашего дядю.
— Да у нас там кого только нет уже! Вы погоды не сделаете.
Сэр Касавир вновь улыбнулся, ласково и печально, как только он умел.
— Друид из Топей, юная свирепая колдунья, воинственный гном, ваша подруга тифлинг, витающий в облаках бард. Не хватает только угрюмого изгнанника.
— Именно так, не хватает, — пробормотала Алисма упрямо. — Я правда не из вежливости предлагаю, сэр Касавир.
— Прошу вас, не называйте меня «сэр». Я давно утратил право на это обращение.
— А как тогда? Просто… Касавир?
— Просто Касавир.
— Но вы не просто Касавир! То есть… я вас слишком уважаю… и… — Алисма набрала в грудь побольше воздуха. — А давайте так: я перестаю называть вас сэром, а вы перебирайтесь во «Флягу». Пойдет?
— Вы же сами знаете, это нечестная сделка.
Занятая поиском новых аргументов, Алисма перестала смотреть себе под ноги, за что чуть не поплатилась расквашенным носом, запнувшись о камень. Сэр Касавир еле успел подхватить ее.
— Вы в порядке?
Ушибленный палец зверски пульсировал, но Алисма поспешно закивала, не решаясь в присутствии паладина ни выругаться, ни разныться. Кроме того, боль могла быть и божьей карой за недостойные помыслы.
— А ведь предполагается, что это я должна вас защищать, — пробормотала она, пытаясь не думать о крепких мужских руках, только что обхватывавших ее талию. — Кто тут стражник-то?
— С вами я чувствую себя в полнейшей безопасности, — галантно заверил сэр Касавир, и Алисма вновь прокляла свой неуклюжий язык.
Они свернули в парк и теперь неспешно шагали по усыпанным гравием дорожкам. Осенний вечер быстро вступал в свои права, под деревьями было сумрачно и прохладно. Статуи белели в свете редких фонарей, да кое-где среди листвы мелькали огни богатых усадеб, выходивших окнами на парк. Алисма чувствовала себя попавшей в сказку, героиня которой проваливается на другой план, сплошь населенный крохотными эльфами и сказочными дракончиками, а не какими-нибудь там настырными гитиянки.
— Невервинтер стал совсем другим, — произнес сэр Касавир. — Я знал, что он сильно пострадал во время войны, и все же так странно не узнавать улицы, по которым ходил с детства. Здания, вывески, люди просто исчезли. А что-то появилось, как этот парк. Должно быть, его вырастили друиды, чтобы скрыть пепелища. Здесь был целый квартал, шумный, неспокойный… Возможно, сейчас мы проходим над «Торговлей клинками». Вы о ней и не слышали, так? А известное всей страже было место, приют наемников всех мастей.
— Давно вы не были в Невервинтере?
Он задумался и ответил, будто не веря сам себе:
— Семь лет.
Почти треть жизни самой Алисмы; и при мысли, что сэр Касавир уже был взрослым, когда она еще в рубашонке на голое тело бегала, ей вдруг стало грустно.
— К лучшему за это время он точно не изменился, — вздохнула она.
— Его жители выстояли против чумы и войны, — мягко возразил он, — и снова собрали свою жизнь из обломков, как смогли. Но мужества простого человека не хватит там, где что-то должна сделать и власть.
Его взгляд остановился на символе городской стражи, приколотом к вылинявшему плащу Алисмы, — тусклом исцарапанном замочке с гербом Невервинтера, с которого почти сошла позолота, — и губы вдруг плотно сжались, словно сэр Касавир боялся сказать что-то еще, резкое и недоброе.
— Благодаря таким, как вы, Алисма: молодым, полным жизни, жаждущим помогать людям, этот город уже меняется к лучшему, — произнес он вместо этого.
Наверняка сэр Касавир говорил о какой-то другой Алисме: более зрелой, умной, рассудительной… да хотя бы той, которая не ленится мыть посуду и не подслушивает у дверей.
— Вот бы ваши слова капитану Брелейне в уши! — с притворной веселостью воскликнула она, чувствуя себя не прекрасной героиней, а какой-то гусеницей.
Стоило вспомнить Брелейну, как мысли сами собой вернулись в кабинет, где инспектор и капитан будто соревновались в несвойственной им чопорности.
— Я могу спросить вас кое о чем? Может, это странно прозвучит, но… Протеже — это ведь не что-то плохое?
— Нет, совершенно нет. Это всего лишь означает, что человек находится под чьим-то покровительством.
— А герилья?
Все оживление сэра Касавира пропало в один миг — он просто потух, как задутая свеча. Как будто и не было человека, который только что так непринужденно с ней беседовал, улыбался, шутил… Словно она, Алисма, отвесила ему оплеуху, и теперь перед ней стоял прежний сэр Касавир, никогда не горбившийся, но при этом всегда казавшийся смертельно уставшим.
— Алисма, у вас неприятности из-за меня?
— Да с чего вы взяли? — пролепетала она.
— Я был дураком, когда не подумал, что мое возвращение будет иметь последствия. И моя репутация может ударить и по вам тоже.
— Погодите, сэр… то есть Касавир, то есть… — Алисма с досадой потрясла головой. — Я не понимаю. Какая еще репутация? Вас ведь уважают все в Роднике Старого Филина, слова плохого о вас не сказали! И даже Коллум…
— Коллум хороший друг. Но скажите, Алисма: вас упрекнули за общение со мной?
— Капитан Брелейна просто сказала, что мне не стоило поддерживать какую-то там герилью. И все!
— Она имела в виду мой отряд.
— Ну, значит, ей не понравилось, что вы воевали с орками без указки сверху. Для капитана очень важно, чтобы все делалось как положено, по правилам…
— Дело не только в этом, Алисма. Думаю, вы должны знать: я оставил службу Невервинтеру при непростых обстоятельствах. Самовольно. И это расставание не было добрым.
Они сделали круг по парку и теперь возвращались назад. Алисма мучилась от того, что сэр Касавир может принять ее молчание за осуждение, но ей опять не хватало духу сказать, что он, наверное, просто себя накручивает, и на самом деле никто не думает о нем плохо. Как такое может быть, если Коллум — Коллум, который состоит в Девятке Невервинтера и служит самому лорду Нашеру! — просил приглядеть за сэром Касавиром, а не держать с ним ухо востро? Наконец она все-таки решилась:
— Я вот как думаю: даже если вы и наломали каких-то дров по молодости, то с тех пор сотню раз все искупили. И я не собираюсь от вас шарахаться, понятно? Я даже от Нишки не шарахаюсь, а ей вообще хоть на улицу не выходи, вечно кто-нибудь прирезать хочет…
Сэр Касавир остановился. Он не улыбался, но — насколько она могла разглядеть при свете фонаря — хотя бы не выглядел печальным.
— Ох, Алисма, Алисма… — Он протянул руку, будто хотел коснуться ее щеки, но так и не сделал этого. — Хорошо. Мне понятно.
…Но так получалось всегда: стоило душе улететь в звездные выси, как на земле обязательно подстерегала подлянка. После дневной беготни ноги начинали болеть, а под ложечкой посасывало от голода, что могло обернуться бестактным оглушительным рычанием в самый неподходящий момент.
— Мне, наверное, домой пора, — спохватилась Алисма.
— И в самом деле, время позднее. Позвольте, я вас провожу.
Небо мрачнело, обещая дождь, лавки закрылись, и горожан на улицах почти не встречалось. Но Алисме это было по душе: она любила именно такой Невервинтер, малолюдный, темно-синий, сливочно-желтый и жемчужно-серый в красках позднего вечера. Он как будто принадлежал ей одной, и ее взгляд по-хозяйски скользил по зданиям, похожим сейчас на жестяные коробочки с зажженными внутри свечами — темные стены и льющийся изнутри теплый свет. Дома стояли золотисто-коричневые, как пряники, в окнах двигались фигуры, слышались голоса: хозяйки собирали грязную посуду со столов, отказывались идти спать дети, хозяева попыхивали трубками в темное небо, прежде чем запереть на ночь ставни. Окна магической лавки были темны, но за стеклами переливались зеленые и пурпурные огоньки, холодные и таинственные. Из таверны свет сочился только через прорези в ставнях да дверь, впускавшую или выпускавшую очередного клиента, но вместе с ним на улицу выплескивались то взвизги скрипки, то взрывы хохота, то пьяный вопль, — и снова все стихало. Невервинтер будто бы готовился ко сну: еще ворочался, но уже умолкал, начиная дышать размеренно и глубоко.
Так было, пока мирную тишину не разорвал пронзительный женский крик. Он поднялся до немыслимых высот и неожиданно оборвался, чтобы после недолгого перерыва зазвучать вновь, еще более отчаянно и тонко. В этот краткий период тишины Алисма и сэр Касавир застыли, прислушиваясь, но вокруг царила та же вечерняя тишина, не хлопнули ни одна дверь или окно, не зачастили шаги — невервинтерцы четко различали свое и не свое дело.
— Похоже, слева, — выдохнул Касавир.
— Да… кажется, не очень близко… на соседней улице?
Алисма не очень хорошо знала этот район, который ей не приходилось патрулировать. Дельфинья улица вела прямиком к мосту; параллельно ей шла улица Колесников или Тележников, сильно пострадавшая в войну. Днем там кипела стройка, дварфы возводили новые дома, но по вечерам, должно быть, там ни одной живой души было не встретить…
Все это Алисма додумывала на бегу. Она шарила по карманам: на дежурстве полагалось всегда иметь при себе фонарь и свисток, но сегодня-то она была не на дежурстве. Свисток все же оказался при ней, и Алисма позволила себе остановиться, перевести дыхание и дунуть три раза. Какой на этой неделе условный сигнал, она тоже не знала, но узнаваемой резкой трели должно было хватить.
Что-то небольшое — вспугнутая кошка или крыса — выскочило из проулка и большими скачками унеслось вниз по улице. До этого же проулка добежал сэр Касавир, заглянул и повернул к Алисме показавшееся белым пятном лицо.
— Там и стойте! — запоздало крикнула она. — Стража Невервинтера должна осматривать место преступления первой!
И почти наяву услышала голос Дребблена, стражника, погибшего вместе с лейтенантом Ро: «Отгадай-ка загадку, почему стража Невервинтера никогда не дремлет? Да потому что она беспробудно спит!»
Сэр Касавир умел подчиняться приказам; вся его поза выражала нетерпение, но он ждал, пока подбежит Алисма.
Место оказалось не настолько жутким, как она ожидала: может, обнаженная девственница с мешком золота и не решилась бы сюда свернуть, но все же Торговый район, в сравнении с Доками, был действительно приличным. Окна и двери недостроенных домов от детишек и воров закрывали деревянные щиты, фонари горели. Немного света проникало и в проулок, заглянув в который, Алисма увидела два ярких пятна — цветастое платье девушки, прижавшейся спиной к стене, и светлую куртку упавшего мужчины. Во всяком случае, Алисма предположила, что это был мужчина: тело лежало лицом вниз, головой от нее, раскидав костлявые ноги. Лежало в луже свежайшей, наверняка еще горячей, крови.
Лицо девушки было абсолютно пустым: ничего не выражающий блин с темными провалами глаз и полураскрытым ртом, все в алых, лаково блестящих, разводах. Голубое, в веселеньких цветочках, платье тоже было залито красным от шеи до подола. Кровь покрывала и руки, намертво вцепившиеся в ткань юбки.
Алисма была уверена, что мужчина мертв, но все же шагнула вперед, чтобы пощупать пульс на его шее. Ее движение будто разбудило девушку, и та завопила снова. Казалось, этому надрывному, на одной ноте, звуку не будет конца, и Алисма переборола желание заткнуть уши.
Сэр Касавир коснулся ее плеча.
— Возможно, вы позволите мне ее успокоить? Такая истерика может быть опасной.
Алисма невольно опустила взгляд на плавающее в крови тело.
— Только в лужу не вступите. И… будьте начеку, ладно?
Она боялась, что приближение сэра Касавира обратит девушку в бегство, но та продолжала кричать надрывно и бессмысленно, ничего не замечая вокруг себя. Сэр Касавир осторожно вклинился между ней и трупом.
— Тише, тише! — сказал он спокойным уверенным тоном, точно говорил с напуганным животным. — Туда не смотрите. Смотрите на меня. Вот… Все кончилось. Тихо, тихо…
То ли подействовали его увещевания и паладинская аура, то ли в легких девушки наконец закончился воздух, но она затихла. Впрочем, ненадолго, но теперь из ее груди вырывались только судорожные всхлипы. Разом ослабевшая, она ткнулась головой в куртку сэра Касавира. Он обернулся, кивнул Алисме, и та заметила, что он без грубости, но крепко держит девушку за запястья.
Алисма вновь наклонилась над жертвой, коснулась уже холодеющей шеи и заметила еще кое-что — рукоять небольшого оружия, кинжала или стилета, придавленного телом. Она замерла, раздумывая, стоит ли сейчас переворачивать тело, и услышала за спиной звон амуниции: ближайший патруль откликнулся. Трое мужчин и женщина неровной трусцой бежали со стороны моста. Сержант был знакомый, но ни малейшей радости Алисма не ощутила. Он, кажется, тоже.
— Ну, что стряслось-то, Фарлонг? — спросил он с ленцой.
Алисма сосчитала до одного и рявкнула:
— Как разговариваешь со старшей по званию, сержант?!
Прекрасно она знала, что он сейчас думает: сопля, девка болотная, пытается помыкать им, который в страже служит больше лет, чем она землю топчет! да она ж в лейтенанты выбилась лишь потому, что инспектор Кормик подсобил землячке: не успели лейтенанта Ро из углей выкопать, выбил мокрощелке повышение…
Поэтому Алисма сверлила сержанта взглядом, пока он не вытянулся по струнке и не отсалютовал:
— Виноват, лейтенант Фарлонг, мэм! Разрешите обратиться?
— Вольно, сержант. У нас убийство.
Заглянув в проулок, сержант понимающе щелкнул языком:
— Цыпуля не сговорилась с клиентом о цене и сама стальной монетой расплатилась? Что ж, выводите ее осторожненько, добрый господин, вязать будем.
Голова девушки моталась, как у тряпичной куклы, а руки пришлось держать, чтобы обмотать запястья веревкой. Не среагировала она даже на обыск, когда сержант бестрепетно запустил руку ей под юбку и за корсаж.
— Ух, кровищи-то сколько! — скривился он. — Ну, разберемся, разберемся, куда уж денемся…
Самый молодой стражник вгляделся в лицо девушки и присвистнул:
— Да это же Каприз!
— Каприз? — повторила Алисма.
— Одна из девочек мадам Офалы. Чего это она вздумала работать на улице?
Про «Маску лунного камня» Алисма была наслышана. Ребята любили болтать, что подопечные мадам Офалы Челдарсторн сложены, как богини, одеваются, как принцессы, и трахаются, как суккубы. А принимают они, лежа на шелковых простынях под зеркальными потолками, и в каждой комнате по мраморному бассейну с подогретой водой, в которой плавают лепестки роз.
Как подозревала Алисма, все это была брехня: на жалованье стражника не приходилось мечтать о лишнем пирожке с уличного лотка, не то что о развлекушках с шикарной куртизанкой. Может, кому и удалось одним глазком заглянуть в святая святых, но наврал об увиденном он явно от души. С фасада, конечно, «Маска» выглядела представительно, что твой дворец: лепнина, балкончики, стрельчатые окна со множеством разноцветных стекол, — но если приглядеться, можно было заметить, что стекол кое-где не хватает, а желтая облицовочная плитка осыпается.
Да и девушка не выглядела шлюхой — ни дорогой, ни дешевой. Платье она носила совсем простенькое и скромное: ситцевое, закрытое, с обтрепанным подолом, под которым виднелись старушечьи мягкие туфли. Правда, тонкая ткань туго обтягивала аппетитные округлости, а толстая каштановая коса не без кокетства была уложена красивым кольцом вокруг головы, но все-таки у нее был вид женушки ремесленника, решившей сбегать в лавочку на углу, а не уличной девки. Только вот женушки ремесленников в это время посапывали в постелях рядом со своими муженьками, а не околачивались по безлюдным проулкам.
— Каприз внизу часто танцевала. Ничего этакого, просто под музыку кружиться любила. Хохотушка… — со странной смесью мечтательности и отвращения добавил стражник.
На лицо Алисмы упали первые капли дождя, и она досадливо поморщилась.
— Займемся трупом. Все тут грамотные?
— Так точно, мэм!
— Значит, ты, — она указала на молодого, — пишешь под мою диктовку. Ты, — кивнула она женщине, — осмотри проулок, нет ли там еще чего. А ты, — досталось третьему, — глаз с задержанной не спускай!
Она сильно сомневалась, что Каприз, или как ее там, притворяется беспомощной, но рисковать тоже не хотелось.
Стражники запалили и расставили на месте преступления фонари; в беспощадно ярком свете зрелище стало особенно отвратительным, но делать было нечего. Наклонившись над телом под все усиливающимся дождем, Алисма принялась перечислять:
— Труп мужчины, предположительно человеческой расы, волосы темные с проседью, ростом около пяти футов трех дюймов, сложения худощавого. Одет в куртку суконную светло-желтую, прошитую золотой нитью, штаны темно-синие суконные до колена, чулки черные… шелковые, похоже, чулки. Слово «похоже» не записывать. На ногах туфли коричневые…
После этого пришлось переворачивать труп вверх лицом — вдвойне неприятная работа из-за ворчания сержанта, что надо осторожненько, а то отвалится голова. В свете фонарей нос мертвеца казался особенно длинным, и острым, зубы под тонкими губами оскалились, придавая лицу такое выражение, словно покойник решительно не одобрял все, что с ним сейчас проделывали.
— На шее рана резаная, поперечная, глубокая…
Лицо немолодого уже мужчины заросло неопрятной седой щетиной, но при этом в его левом ухе поблескивала крошечная золотая серьга, а шесть перстней с самоцветами украшали — иногда по двое — фаланги его худых пальцев. Ногти, несмотря на грязную кайму, были розовыми и аккуратно подстриженными, а ладони — мягкими и гладкими. На поясе мужчины висел короткий меч в простых ножнах, но едва ли покойный часто брался за него холеными, изнеженными руками.
— Знаете его? — с надеждой спросила Алисма у сержанта, но тот замотал головой.
— Никак нет!
Молодой стражник тоже ответил отрицательно. И только сэр Касавир, наблюдавший за происходящим с расстояния, вдруг напрягся и подошел ближе. Алисма не смогла понять, с каким чувством он взглянул в лицо покойнику изначально — удивлением или неприязнью, но их быстро сменили жалость и недоумение.
— Я знаю его. Это лорд Никлас Ходж.
— Лорд Ходж? Этот самый, черноозерский? — уточнил сержант недоверчиво. — Да что он забыл-то здесь?
Сердце Алисмы ухнуло вниз. Снова убитый аристократ! Если их начали убивать и в Торговом районе, что будет дальше? Запрут и его? Выгонят всех аристократов из города? Так или иначе, возможность попасть в клятый район казалась все менее реальной.
Алисма взяла в руки орудие убийства. Кинжал не выглядел магическим и ничем не был украшен, только у крестовины виднелись следы тщательно затертого знака — возможно, клейма оружейника. Не заметив больше ничего примечательного, она завернула кинжал в кусок мешковины.
— Тело — в мертвецкую, а задержанную…
Алисма задумалась. В управлении были камеры, но все же ей не хотелось оставлять Каприз, вялую, как растаявший студень, на попечении дежурного стражника. Определенно, требовалось как можно быстрее привести ее в чувство и допросить.
— В Зал Справедливости, — решила она. — Пусть ею займутся жрецы Тира.
Вместо носилок труп уложили на плащ, и Алисма прикрыла лицо и шею покойника собственным носовым платком. Невозможно было смотреть, как дождь льется в мертвые глаза, заливает рот и рану: сразу вспоминалась Западная Гавань, выложенные рядком мертвецы, измученная Ретта, накидывающая на Эми, в ее праздничном платье, найденную возле свинарника дерюжку.
Алисма обхватила плечи руками и заставила себя не смотреть вслед импровизированным носилкам.
— Вы хорошо знали Ходжа? — спросила она сэра Касавира.
— Признаться, не очень. Встречал несколько раз у общих знакомых. На меня он производил впечатление человека желчного и неуживчивого, со склонностью к злым розыгрышам и сумасбродным выходкам, но я могу быть предубежденным. Его репутация бежала впереди него самого, и лорд Никлас, в силу характера, любил ее преувеличивать… Позволите? — продолжая говорить, сэр Касавир снял куртку и набросил ее на Алисму. — Вы вся дрожите.
Ей не хотелось объяснять, что ежится она вовсе не от холода, и еще больше не хотелось оставлять человека под проливным дождем в одной рубахе.
— Вы простудитесь и заболеете!
— Ничего подобного. Божьей милостью паладины никогда не болеют.
Он был абсолютно серьезен, но именно поэтому в душе Алисмы закопошился червячок сомнения. А не кривят ли душой паладины, когда думают, что это ложь во благо? Должно быть, подозрение отразилось на ее лице, потому что сэр Касавир добавил:
— Даю слово, — и отвлек новой интересной подробностью: — Практически все скандальные истории Ходжа были связаны с женщинами. Он был завсегдатаем борделей. Мог шокировать весь район Черного Озера, появившись в театре с проституткой из Гнезда Нищего, или для путешествия за город нанять охрану из десятка полуобнаженных чалтианских девушек.
— А с жестокостью какие-нибудь истории были связаны? Может быть, он бил или принуждал этих женщин?
Сэр Касавир нахмурился.
— О таком в Черном Озере посчитали бы неинтересным злословить. Подразумевается, что благородный господин может развлекаться с публичной женщиной, как пожелает, если это не закончится убийством или нарушением общественных приличий. Сам лорд Никлас, могу сказать, ничем подобным не хвастался, но сколько лет прошло с тех пор…
Так куртка осталась на Алисме.
— Мне тоже надо в Зал Справедливости, — сказала она с неловкостью. — Ну, поглядеть, как там устроят эту Каприз.
— Пойдемте, — как само собой разумеющееся, сказал сэр Касавир.
Они зашагали в центр города, держась чуть поодаль от стражников, волочивших задержанную под локти: она переставляла ноги, но совершенно не замечала неровностей мостовой.
— Наверное, вы совсем не так представляли себе возвращение в Невервинтер?
— Я представлял, что совершенно не буду знать, что делать этим вечером. Поэтому если я смогу хоть чем-то вам помочь, это будет для меня большой радостью.
До этих слов Алисме даже в голову не приходило, что сэр Касавир оказался в Невервинтере совсем один — и ему от этого неуютно. Она не знала и стеснялась спросить, есть ли у него здесь семья, что с его друзьями, но никаких счастливых воссоединений, похоже, он не ожидал. Алисма попыталась представить, что делала бы вечерами сама, окажись в Невервинтере в полном одиночестве. Может, шаталась бы по улицам допоздна, с завистью заглядывая в освещенные окна, а может, сидела бы в каком-нибудь клоповнике и думала-думала-думала…
— …Правда, боюсь, немногое из того, что я знал о лорде Никласе, может представлять для вас ценность.
— Ценность, — машинально повторила Алисма. — А ведь странно, что при нем был меч, а кошеля не было. Правильней было бы наоборот, он ведь не выглядит бойцом. Да и странно, что в деле есть шлюха, а денег нету. Ни у него, ни у нее.
— Знаете, что удивило меня? Он носил хорошее сукно и шелк, золотые перстни на пальцах, и при этом не брился несколько дней и надел коричневые туфли к синим штанам, да еще светлую куртку. Возможно, лорд Никлас переживал не лучшие времена.
— А с туфлями и штанами что не так?
— Это вульгарно. Во всяком случае, так вам скажут в Черном Озере.
— Сложно-то как!
— Поверьте, Алисма, некоторые репутации быстрее убивались пятном на чулке, чем недостойными поступками.
— Ну, наверное, аристократы и должны быть немножко ненормальными, чтобы чувствовать себя особенными?
— Некоторые из них, пожалуй, именно так и думают.
Алисма вновь заметила на лице сэра Касавира промельк улыбки. Мокрые волосы облепили его голову, капли воды стекали по шее, соскальзывали за ворот. Ткань липла к телу, и стоило Алисме представить, как будут выглядеть эти мускулы, когда рубаха совсем промокнет, как ее бросило в жар под холодным дождем. Смущенная, она прибавила шагу, от души радуясь тому, что белые стены Зала Справедливости уже виднеются впереди — не только потому, что это означало конец неловкому пути и укрытие от дождя: ей просто нравилось там бывать. Вокруг храма Тира располагались суд, тюрьма и больница, но здание оставалось светлым, чистым и приятно пахнущим, не то что управление стражи. И, главное, такими же умиротворенными и приятными были служители Тира, — даже когда их поднимали среди ночи.
Сегодня, к удивлению Алисмы, в храме бодрствовало больше людей, чем обычно. Старый Сергол не молился перед статуей Тира («Бессонница укрепляет праведность!», как любил он говорить), а в сопровождении преподобного судьи Олеффа Ускара и молодого Онана мерял шагами просторный зал. Они о чем-то возбужденно, даже нервно, разговаривали, и появление Алисмы явно им помешало. На сэра Касавира судья Олефф и вовсе кинул такой взгляд, словно тот собирался добить его одним немилосердным ударом, но когда стражники втащили внутрь окровавленную безучастную Каприз, судья обрел свой обычный любезный тон.
— Вам требуется помощь, лейтенант Фарлонг?
— Ну да… — Алисме не сразу удалось справиться с растерянностью от такого приема. — Эта женщина обвиняется в убийстве, а еще она не в себе. Нам бы совсем не помешала помощь жрицы, чтобы… ну… духовно полечить ее. Вывести из этого состояния.
— Я пришлю к вам сестру Лакринн, — Олефф отвернулся, явно торопясь вернуться к прерванному разговору.
— А вам помощь не нужна? Что-то не так? — ошарашенно сказала она ему в спину.
Жрецы переглянулись. Самый старый и самый молодой уже открыли рты, собираясь что-то сказать, но судья успел первым:
— Нет-нет, не беспокойтесь. Это храмовые дела.
По крайней мере, он действительно послал помощника за жрицей, и сестра Лакринн, худощавая благообразная женщина средних лет, помогла Алисме довести Каприз до койки в тюремном крыле, такой же опрятной и застеленной чистым бельем, как любая из больничных постелей. Совместными усилиями стащили с тела девушки мокрое платье, и Алисма в изумлении открыла рот, увидев, что было под ним.
Конечно, ее познания о том, как должна одеваться шлюха, отправляясь на промысел, были несколько поверхностными, но Алисма никогда не думала, что кому-то придет в голову затянуться в корсет, сверху донизу исписанный защитными знаками. Некоторые из них она узнавала: простые, наивные символы, которые жители Топей чертили на домах, защищаясь от дурного глаза, злого слова и жестокой руки, а еще святые символы Тиморы, Латандера, Валкура, Селунэ, Хелма, Чонти… Казалось, Каприз вспоминала без разбора всех божеств, способных обеспечить защиту. Это странно контрастировало с прочим ее бельем — дорогим, кокетливым, украшенным зелеными атласными ленточками.
Сестра Лакринн, тоже удивленная, покачала головой.
— Я видела нечто подобное всего пару раз, и только у суеверных стариков, которые призывали благословение богов даже на свои подштанники. Похоже, эта девушка очень боялась.
— Когда мы обнаружили ее, она была вообще невменяемая. Кричала и кричала… а потом стала такой тихой.
— Вы говорите, она совершила убийство?
— Мы обнаружили ее возле мужчины с перерезанным горлом, который буквально плавал в собственной крови.
Жрица прошептала короткую молитву, прежде чем продолжить раздевать Каприз.
— Думаю, будет лучше, если вы поговорите с ней завтра, лейтенант. Девушка находится в глубоком шоке; я дам ей снотворное зелье и буду молиться, чтобы Тир успокоил смятенный ум. Возможно, к утру она придет в себя.
— А она может и не…?
— К сожалению, мне приходилось видеть разное. Помрачение рассудка может длиться долгое время. Иногда больные проводят в таком состоянии недели, не реагируя даже на боль, а порой теряют воспоминания, если их память не в силах вынести столь тяжкий груз.
— Вот чудесно-то… — пробормотала Алисма, нервно пробегая пальцами по коротко стриженным волосам. Они уже высохли, а вот сырая одежда в тепле храма ощущалась особенно неприятно. Больше всего Алисме хотелось, чтобы ей тоже дали снотворного зелья и уложили спать на чистые простыни с наказом не тревожить до утра, но на такую милость стражники рассчитывают реже, чем те, кого они ловят. — Спасибо за помощь, сестра.
Она вернулась в храм и отпустила патрульных. Жрецов уже не было видно, но из-под неплотно прикрытой двери в приемную судьи Олеффа виднелась полоска света: похоже, он тоже не собирался спать. Алисма решила, что сэр Касавир тоже ушел, но потом заметила его перед статуей Тира, погруженного в молитву. Почувствовав взгляд, он немедленно поднялся, готовый следовать за Алисмой, и она обрадовалась этому от всей своей уставшей души. Она даже позволила себе помечтать, что так будет всегда, но тут же себя одернула — не собаку же она объедками прикармливала, чтобы заполучить постоянного спутника!
— Я возвращаюсь в «Флягу», — сказала она вместо этого. — Буду рапорт писать.
— Вам бы поспать.
— Да какое там! Капитан меня спозаранку к себе потребует, уж будьте уверены. Мало было убийств в Черном Озере, так еще здесь аристократов стали убивать? Представляете, какой переполох поднимется?
Они вышли в холодную сырость; небо очистилось, но ночной Невервинтер враз растерял для Алисмы все очарование. Она брела, загребая ногами воду, пока не вспомнила, что точно так же делала Каприз.
По молчаливому соглашению, до Дельфиньего моста они с сэром Касавиром дошли, по широкой дуге обогнув улицу Тележников.
Насколько тихим — пусть и обманчиво — был Торговый район, настолько оживленными выглядели Доки. Сошедшие на берег матросы спешили получить все доступные удовольствия, и, провожая взглядом шумные компании в сопровождении уличных девок, Алисма невольно думала, не кончится ли дело к утру еще парочкой перерезанных глоток, мужских или женских.
«Утонувшая фляга» сияла огнями и, казалось, подрагивала от нестройного пения, слышного еще с улицы. Кто-то водрузил Гробнара на бочку, и гномский бард, с лицом бледным и вдохновенным, прилипшим к потному лбу клоком волос, без устали играл одну мелодию за другой. Алисма не сомневалась, что он наяривает свои странные песни, но за топотом и гоготом моряков его слабого голоска не было слышно: пожалуй, это был один из тех редких случаев, когда творец и толпа нашли друг друга.
В дверях сэр Касавир остановился.
— Все же пожелаю вам доброй ночи, Алисма. Поберегите себя.
— А вы?
— Вернусь в «Сломанную печать».
От усталости Алисма уже не побоялась показаться навязчивой.
— Да куда вы пойдете среди ночи в Доках?! Вы тоже себя поберегите!
— Благодарю вас, но…
— Я сейчас все устрою, вы только подождите здесь!
Ее позволение уйти или остаться не значило ничего, но почему-то Алисма знала — он послушается, и это было сладкое ощущение. Почти бегом она кинулась к дяде: на пару с Сэлом он еле успевал откупоривать бутылки и подставлять кружки под кран бочонка с пивом. Впрочем, увидев Алисму, Дункан тут же оторвался от дел.
— Тяжелый вечер? — осведомился он, и когда Алисма с несчастным видом кивнула, немедленно раскрыл ей навстречу объятия. — А ну-ка иди сюда, мой цыпленочек!
Зажмурившись, она с благодарностью уткнулась лицом в дядину грудь. Определенно, Дункану стоило почаще стирать свой фартук и не злоупотреблять чесночными хлебцами к элю, но это было сущим пустяком в сравнении с его ласковым объятием и воркотней.
— Дядя, нам нужно найти комнату для хорошего человека.
Она указала на сэра Касавира, и подвижная бровь Дункана изогнулась смешливой дугой.
— А не староват он для тебя, цыпленочек?
— Дядя, это сэр Касавир из Родника Старого Филина!
— Колоть дрова он ведь сможет? — Практический ум Дункана уже оценивал клок шерсти с нового бесплатного постояльца.
— Может размалывать их в щепки молотом, — буркнула Алисма. — Пожалуйста, устрой его получше. Тут убийство случилось. Аристократа! В Торговом районе, представляешь? Грязнючее во всех смыслах дело.
По дядиным глазам было видно, что он ждет подробностей, но у Алисмы не было ни сил, ни желания ими делиться. Она просто покачала головой, и Дункан, с легким разочарованным вздохом, потрепал ее по щеке.
— Ладно, иди к себе, цыпленок, я со всем разберусь. Подогреть тебе вина с пряностями?
Алисма сумела только благодарно кивнуть; как никогда ей хотелось снова прижаться к дяде, но это являлось уже непозволительной роскошью. Прихватив с блюда пару холодных пирожков, она прошмыгнула в свою комнату. Кровать так и манила к себе, но Алисма решительно повернулась к ней спиной и засветила свечу на письменном столе. Потом сдвинула в сторону письмо к приемному отцу, которое не могла написать — да что там, даже начать, — уже почти год. Ее хватило на бодрое «Привет, пап!», а любое продолжение, приходившее на ум, начиналось как: «Я знаю, тебе насрать, но…». И об это «насрать» все новости разбивались, как корабль о рифы.
Прямо под ее комнатой продолжали горланить и требовать от Гробнара новых песен моряки, но сейчас Алисма была рада этому. По крайней мере, это напоминало, что в жизни есть что-то помимо трупов в проулках и уличных девок в залитых кровью платьях. Не заботясь о правописании, сажая кляксы, она составляла рапорт, а в голове уже крутился список дел, которыми следует заняться прямо с утра: доложиться Брелейне, заглянуть в мертвецкую, узнать, пришла ли в себя Каприз…
Глядя в предутреннюю серость за окном, Алисма пробормотала:
— Ну, и как ты со всем этим разгребаться-то будешь?