This Is Halloween

Эллисон знала, что пялиться неприлично, но это было выше ее сил. Было в Романе Годфри что-то по-роковому притягательное, что-то нездоровое и темное, что приковывало к себе внимание будто стальной цепью. Посмотрев в его почти прозрачные голубые глаза однажды, уже никогда не откажешься от соблазна ловить его взгляд снова и снова — особенный, иногда такой застывший взгляд, что он мог бы принадлежать мертвецу. Эллисон Арджент проваливалась в бездну первой любви с упоением и приятным, возбуждающим страхом — Годфри ни разу не намекнул на взаимность, Годфри ни разу не назвал ее даже по имени, но Годфри пялился на нее так же пристально и бесцеремонно, как и она на него, от чего у Эллисон в животе скручивался тугой узел какого-то неземного волнения и тревожного предвкушения. Это должно было закончиться либо чем-то восхитительным, либо чем-то кошмарным. Впрочем, кто сказал, что одно исключает другое? В то самое сонное школьное утро, когда Годфри бросил на ее стол записку с предложением пойти вместе с ним на вечеринку в честь Хэллоуина, Эллисон сама уже была на грани того, чтобы сделать первый шаг. «Вечеринка у Руманчека, старый трейлер в осеннем гулком лесу, алкоголь и лунный свет — скажи да, я хочу быть там с тобой». Она не была робкой девочкой, не способной проявлять инициативу — наоборот, все женщины Арджент обладали в известной мере стальной хваткой, просто рядом с Годфри Эллисон ощущала себя куда менее защищенной и уверенной в себе, чем обычно. Ее тайная — хотя и очевидная для окружающих, — привязанность к Роману делала ее уязвимой, но Эллисон это даже нравилось. Никогда прежде не ощущала она того сладкого головокружения, как от близости Годфри — стоило ему пройти мимо нее в классе, с подчеркнутым равнодушием задев ее плечом, как ее прошибал разряд электрического тока. Быть слабой и податливой в его объятиях — вот о чем грезила Эллисон, и вечеринка в честь Хэллоуина могла сделать эти мечты реальностью. «Я буду готова в девять». Эллисон подождала, пока Роман развернет ответную записку и прочтет то, что она написала. Годфри поднял на нее свой прозрачный, невыносимо жгучий взгляд и едва заметно кивнул, выражая свое согласие. Эллисон пришлось спрятать улыбку за волосами, опустив голову — отчего-то не хотелось вот так сразу демонстрировать ему свою радость, еще вообразит себе, будто он для нее особенный. Он и был особенным, конечно — но Эллисон надеялась, что скажет ему об этом позже, после того, как он сделает аналогичное признание.

***

От Романа пахло дорогим виски и сигаретами — такой взрослый запах, который прежде у Эллисон ассоциировался с друзьями отца, которые носят деловые костюмы и ведут приглушенные беседы за запертыми дверями кабинета. Роман в костюме тоже выглядел бы прекрасно — ничуть не хуже тех мужчин, запах которых он похитил и присвоил, а наверняка даже лучше. Но в ночь Хэллоуина он предпочел не костюм, а длинный бархатный плащ графа Дракулы — Эллисон уже представляла себе, как он укутает ее в этот плащ и в свои объятия, и как его губы скользнут по ее шее, как дразняще он прикусит нежную кожу, изображая вампира, и как с ее собственных губ сорвется легкий, но такой чувственный стон, а потом… — Отличный костюм, Арджент, — ворвался в пикантные мечты девушки голос Романа и Эллисон мгновенно встрепенулась, улыбнувшись ему чуть растерянно в полумраке салона движущегося по лесной дороге автомобиля: — Спасибо, твой тоже ничего. Но парочка из нас странная, ты не находишь? — Китнисс Эвердин и граф Дракула? Да, не самый очевидный союз, но точно не банальный, — усмешка обнажила зубы Романа. Конечно же, никаких клыков у него не было и быть не могло, ведь он был не настоящим вампиром, но Эллисон поймала себя на том, что не особенно удивилась бы, будь у него все-таки клыки. — Значит, Питер Руманчек твой друг? — спросила Эллисон, потому что молчать ей казалось неловко. Хотелось как-то наладить контакт, создать какую-то связь между собой и Романом помимо того физического напряжения, что уже существовало. — Нет, — отозвался Роман беспечно. — Он просто нищий цыган, который живет в убогом трейлере на границе моих земель и которого я считаю зазорным даже презирать. Но вечеринка в лесу на Хэллоуин это забавно, так что сегодня я сделаю исключение и буду с ним любезен. — Ты… Серьезно? — Эллисон почувствовала, как вытянулось ее лицо от неприятного удивления. Снобизм, которым пропитаны были слова Романа, ей совсем не понравился. — Серьезно ли я? — Роман повернулся к ней, забыв о дороге на несколько долгих мгновений, и выражение его лица было пугающе непроницаемым. В тот самый миг, когда Эллисон уже хотела было перехватить у него руль, Годфри внезапно расслабился и рассмеялся, вновь сосредоточившись на вождении: — Да прикалываюсь я, конечно же Питер мой друг. Видела бы ты свое лицо, Арджент! — Ты спятил, — пробормотала Эллисон нервно, но через мгновение заразительный смех Романа успокоил ее и она тоже засмеялась. — Ты чокнутый, Годфри!

***

Трейлер Руманчеков и в самом деле был старым и порядком обшарпанным, но лунной ночью в неровном свете тусклого фонаря, тонущий в громких звуках музыки и чужого смеха он казался отличным пристанищем для всех и каждого. Кто-то сунул Эллисон в руки стакан с пуншем, основным ингредиентом которого являлась водка — кажется, это была кузина Романа, Лита в костюме ангела, или, быть может, это был кто-то другой. — Тебе не холодно? Могу попросить у Руманчека куртку для тебя. — Нет, мне хорошо, — ответила Эллисон. Роман стоял у нее за спиной, немного сбоку, так приятно близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. — Пунш просто убийственно крепкий, моя кровь, наверное, такой горячей еще никогда не была, как этой ночью. — Дело только в пунше? — рука Романа легла ей на талию и Эллисон прикрыла на мгновение глаза от удовольствия. Как она и предполагала, прикосновения Романа были головокружительно властными, почти собственническими. Сила в его пальцах была такой манящей и соблазнительной, что не хотелось думать больше ни о чем, кроме того его рук на своей коже. — Пытаешься выудить из меня признание, что я без ума от тебя? — укорила она шутливо Романа, ощущая, как слегка заплетается язык. Да, этот пунш был чертовски крепким, но благодаря ему Эллисон ощущала себя смелее и даже чуточку развязнее. — Если хочешь, я признаюсь первым, — как змей-искуситель шепнул Роман ей на ухо, Эллисон спиной ощущала исходящий от него жар, желание коснуться его было таким нестерпимым, что она не стала истязать себя. Развернувшись в его объятиях, Эллисон взглянула Роману в глаза, ее пальцы коснулись его лица с трепетной нежностью и не дрожали они от волнения только благодаря расслабляющему действию алкоголя. — У меня от тебя голова кругом, Годфри. — У меня тоже от тебя давно слюнки текут, Арджент, — усмехнулся Роман. — Может, уединимся? Вернемся к этим шумным придуркам позднее, у нас вся ночь впереди. Здесь рядом есть одно жуткое местечко, в самый раз для свиданий в Хэллоуин… Заброшенный сталелитейный завод Годфри наводил на людей жуть даже средь бела дня, ночью же здание казалось зловещим призраком, жаждущим выпить твою душу до дна. Но рядом с Романом Эллисон страшно не было — он держал ее за руку и говорил всякие милые пошлости, от которых слабели коленки: с ней такое было впервые, бушующие гормоны напрочь заблокировали инстинкт самосохранения. Кажется, они блуждали по каким-то бесконечным коридорам целую вечность — или всего лишь миг, после которого его руки наконец были на ее обнаженном теле, а его губы неистово терзали ее жаждущий рот. Бархатный плащ послужил им вместо пледа — брошенный на грязный пол, он точно уже не смог бы стать гордостью графа Дракулы, но из него вышел чудесный безмолвный свидетель первой страсти Эллисон Арджент. Роман был нетерпелив и почти груб, но именно это и приводило Эллисон в состояние, близкое к эйфории — жадность, с которой Годфри приникал ей, была своего рода властью, и она этой властью упивалась сполна. Кажется, где-то снаружи выл волк — но Эллисон очень быстро отбросила прочь эту мысль, сосредоточившись на губах Романа, обжигающих ее бедра поцелуями. Кричать его имя в порыве страсти, содрогаться в конвульсиях чистого блаженства. цепляясь за его плечи, ощущать на собственных щеках слезы восторга — о, этот Хэллоуин Эллисон Арджент совершенно точно никогда не забудет.

***

Они вернулись к трейлеру Руманчека ближе к рассвету, нетвердо пробираясь сквозь гулкий и стремительно теряющий листья лес и держась за руки, то и дело обмениваясь заговорщицкими улыбками и теми особыми секретными взглядами, которыми обмениваются все счастливые любовники мира, уверенные в том, что это только их прерогатива. У трейлера все еще тусовалась небольшая компания из самых стойких гуляк — хмурый Руманчек был среди них, за его плечом маячила Лита, то и дело льнущая к цыгану, но тот отмахивался от нее, будто от назойливой мухи. — Твой друг что-то не в духе, — подметила Эллисон, так и не находя в себе сил стереть с губ счастливую улыбку. — Эй, Питер, все хорошо?.. — Замерз, как дьявол, шастая по лесу, пока искал вас, — мрачно отозвался Руманчек, но его пристальный взгляд прикован был к Роману. — Мы же договаривались оставаться на виду и не забредать далеко. — Мы были предельно осторожны, дружище, не стоило переживать, — холодно ответил на это Роман. — Просто планы немного изменились. — Ты мог бы предупредить. — Мог, но не счел нужным, Пит. Планы изменились в самый последний момент. И давай ты заткнешься на этом, просто прими, как данность. — Как скажешь, мудак, — буркнул Руманчек. — Счастливого Хэллоуина… Ребята, кто хочет гребанный стейк? Я голоден, как волк. — Это было странно, — не удержалась от комментария Эллисон, когда Питер и еще несколько человек с ним отправились в трейлер для того, чтобы вынести мясо и гриль. — Почему у меня было такое чувство, что вы говорили о чем-то очевидном, но совсем не о том, что имелось ввиду? — Не заморачивайся, Арджент, — отмахнулся Роман, обнимая ее за плечи и прижимая к себе. — Просто у нас с Питером есть хэллоуинские традиции, которые я нарушил ради тебя. — Ого, значит, я особенная? — Я почти в этом уверен, — улыбнулся ей Роман и наконец впервые произнес ее имя: — Эллисон… Ради тебя мне хочется изменить многие свои привычки. Прежде такого не случалось. Эллисон ощутила, как ее щеки заливает румянец — она была польщена и так чертовски счастлива. Руманчек и его странные обиды не имели никакого значения, важно было лишь то, что они с Романом теперь вместе.